Прядь

Владимир Масленников

Закавказье, Х век. Побережье Каспийского моря подверглось набегу северян-русов. Ингвар, юноша славяно-скандинавского происхождения, оказывается вовлечён в войну армянских царей из династии Багратидов за независимость от слабеющего Арабского халифата. И если на поле боя у Ингвара нет сомнений, им найдётся место в его душе. Сможет ли юный язычник постичь чуждое для него христианство? Смягчит ли его сердце любовь к армянской девушке? История каждого – прядь, что вплетается в единое полотно судьбы.

Глава II

Тер-Андраник стоял на крепостной стене Багарана, крики петухов возвещали о начале нового дня. Взгляд его приковала к себе пышная кавалькада, медленно отдалявшаяся от города вдоль скалистого берега Ахуряна. То были люди католикоса Иованнеса — святейший владыка покидал город последним из многочисленных съехавшихся сюда со всех концов страны гостей.

Пожав плечами и усмехнувшись себе под нос, тер-Андраник развернулся и зашагал в сторону лестницы. Дозорные, до этого расслабленно опиравшиеся на защитные зубцы, завидев его, спешно прервали свою беседу и вытянулись по струнке. Он же, проходя, махнул им рукой, после чего шагнул в дверной проем под тёмные своды башни и спустился вниз.

Это был сухой, но крепкий мужчина средних лет, волосы его поседели почти на треть, и у лба уже виднелись залысины, зато борода его была густой и опрятно подстриженной, хотя и ей не удалось уберечься от седины. Задумчивые карие глаза прятались под толстыми бровями, крючками загибающимися вниз возле висков. Одна бровь всегда была чуть-чуть приподнята, что придавало его лицу легкий оттенок удивления. Одет мужчина был в потрёпанную коричневую рясу, что вкупе с висящим у него на груди деревянным крестом, украшенным резными узорами, выдавало в нём христианского священника.

Тер-Андраник происходил из древнего нахаррарского рода Аматуни, его отец Хамам был вассалом владыки Васпуракана Гагика Арцруни, теперь самочинно провозгласившего себя царём в своём княжестве. Впрочем, Хамам Аматуни этого уже не застал: он давно покоился в семейном склепе, оставив свои земли и титул старшему сыну — Ваану. Младшего же Андраника ещё до вхождения в возраст готовили к делам духовным, отчасти из-за набожности родителей, но в большей степени из-за возможностей, открывающихся священникам и монахам. Андраник, одарённый юноша, уже в детские годы мог цитировать наизусть обширные отрезки из «Истории Армении» Мовсеса Хоренаци и псалмов царя Давида, но душа его тяготела к воинскому ремеслу и государственным делам. Тем не менее, не желая противиться воле отца, он поехал учиться сперва в Эчмиадзинский монастырь, а затем в город Двин, где его, к тому времени уже возведённого в сан дьякона, заприметил католикос Иованнес.

Католикос, будучи одним из самых образованных людей своего круга, да ещё и не лишённым внутреннего чутья, сразу понял, что в молодом человеке скрыты таланты, которые нельзя похоронить в обычном приходском служении, и взял его к себе как помощника и келейника. После он отправил молодого иерея ко двору царя Смбата II своим доверенным лицом, и там тер-Андраник впервые увидел, что такое власть вблизи. Давая Смбату взвешенные и разумные советы, тер-Андраник в скором времени завоевал и его доверие, после чего государь попросил католикоса оставить священнослужителя в своей свите. Войдя в ближний круг царя, молодой человек с успехом использовал обретённое прежде знание воинской науки, умение хорошо ездить верхом и выносливость. Он стал начальником над исполнением особых царских поручений, а такое положение требует от лица, его занимающего, идеального сочетания развитости умственных и физических способностей. Ему отчитывались соглядатаи, возвращающиеся из арабских или ромейских владений, и отряды воинов, нёсшие дозор на неспокойных границах. Вместе с царём тер-Андраник строил замыслы военных кампаний и ездил мирить повздоривших нахарраров.

Когда повзрослел наследник престола Ашот, царь определил тер-Андраника ему в наставники. При государевом дворе в Еразгаворсе сложно было найти человека, в котором опытность в политических и военных делах сочеталась бы с верностью и безукоризненным прошлым. Священник служил царевичу хорошо; после того, как Смбат встретил в арабском плену свою гибель и Ашот взошёл на престол, тер-Андраник по-прежнему оставался рядом с ним. Ведь задачи, стоящие перед молодым монархом, были ещё сложнее, чем те, что приходилось решать его отцу. Страну раздирали противоречия горделивых князей, а соседи — саджидские эмиры — подливали в огонь междоусобиц всё больше масла, попутно прибирая армянские земли к своим рукам.

Однако новый царь, несмотря на свой молодой возраст, проявил недюжинную воинскую отвагу и умение в государственных делах, сплотив вокруг себя влиятельные роды и заключив союз со многими окрестными христианскими правителями, включая даже ромейского императора. Это дало истерзанной стране силы приготовиться к борьбе и с иноземным игом.

Сам Тер-Андраник пользовался всеобщим уважением, хотя некоторые полагали, что подобный образ жизни не к лицу Божьему служителю. Ведь всё это время он оставался священником, а в перерывах между поездками и походами даже совершал таинства в церкви небольшого селения близ Вагаршапада, где он поселил семью. Также встречались и те, кто не мог простить ему васпураканского происхождения, близости его брата к Арцрунидам, коих почитали предателями и основными противниками Багратуни в деле объединения армянских земель. Тер-Андраник, впрочем, большого внимания ни тем, ни другим не уделял, иногда только замечая, что желал бы тихой жизни простого священника рядом со своей семьей и подальше от политических игрищ. Конечно же, это были только слова, потому что, несмотря на все усилия, дел при государевом дворе меньше не становилось.

Прошедшая неделя имела для короны особенную важность: в Багаран съехались люди, без которых мир в стране был просто немыслим. Среди них — великий ишхан Сюника Смбат, ишхан княжества Геларкуни Васак, владыка Гардмана Саак Севада и многие другие влиятельные люди, способные выставить на поле боя не одну тысячу воинов. Приехал даже дядя и тёзка царя Ашот сын Шапуха, прозванный Деспотом. Он приходился внуком первому царю из династии Багратуни, и эта генеалогическая деталь стала поводом для его всё крепнущего желания потеснить младшего родственника на царском престоле.

Дядя и племянник едва не рассорились безвозвратно, потому как первому было тяжело принять превосходство сына своего брата, но тут положение спас католикос Иованнес, своевременно решивший почтить съезд своим присутствием. Пристыдив родичей, он добился хотя бы видимости их примирения и даже взаимных объятий. Однако дальше дело не продвинулось: никаких конкретных договоренностей достигнуто не было и меж собой оба Ашота держались довольно сухо.

— Вражда между ними ещё долго не остынет, но, по крайней мере, сегодня она не будет смущать остальных нахараров, — сказал тогда тер-Андранику католикос.

— Зато иначе нам бы открылось, что в головах у остальных. Сын Шапуха выражает своё недовольство не таясь, а что скрывается за улыбками и добрыми речами других князей, нам неизвестно… — ответил священник, не разделявший благодушия своего духовного отца.

За исключением этой сокрытой ссоры, остальные встречи прошли хорошо: князья со всех концов страны принесли клятвы и положили свои мечи к ногам царя Ашота, признав его своим владыкой. Царь же в свою очередь щедро одарил каждого из ишханов подарками и с каждым попытался установить дружеские отношения, пользуясь помимо титула своим природным обаянием.

Тер-Андраник опасался, что страстность характера и вспыльчивость, отличавшие молодого государя, могут помешать переговорам. Но напротив, эти качества убеждали собеседников в искренности монарха и располагали их к нему. А тот, в свою очередь, сумел обуздать свой буйный норов и ни разу не пустил в ход кулаки — уж не молитвами ли католикоса Иованнеса?

Погрузившись в осмысление событий минувших недель, тер-Андраник направился от ворот Багарана в сторону царского дворца. На самом деле дворцом это строение называли скорее из-за того, что он принадлежал правящему роду, на вид это был обычный крепкий каменный дом, просторный, с высокими сводами, но всё-таки без изысков. Когда тер-Андраник впервые его увидел, то подивился скромности своего повелителя, ведь этот дом ни в какое сравнение не шёл с хоромами, которые строили для себя прежние государи в Двине или тот же Гагик Арцруни на острове Ахтамар. Тер-Андраник уже давно не бывал в родных краях и чувствовал, что теперь его дом здесь, во владениях рода Багратуни, однако сам Гагик не покидал его мыслей. Владыка западноармянских земель вот уже несколько десятилетий оставался головной болью для тех, кто мечтал объединить все христианские территории нагорья и окончательно разделаться с тягостной зависимостью от магометан.

«Если твоего господина одновременно попросят о ночлеге и пропитании сам Иисус Христос и десятитысячное арабское войско, то он предпочтёт того, кто заплатит ему больше», — такими словами тер-Андраник ответил своему брату, когда тот в последний раз уговаривал его вернуться на родину.

Гагик всегда умело использовал попытки арабского востикана вбить клин между влиятельными армянскими родами в свою пользу. Сейчас он был уже стар, но ни тер-Андраник, ни другие царские советники не верили, что возраст может смирить горделивого и жадного до власти владыку Арцрунидов.

⠀

* * *

Город просыпался, тер-Андраник шёл по главной улице; вокруг ремесленники уже открывали свои лавки, купцы завтракали на постоялых дворах, готовились к торговым встречам. Несмотря на неспокойные времена, жизнь в городе била ключом и торговцы прибывали сюда каждый день — в основном арабы, греки и персы. Военные дела властителей мало влияли на желание этих предприимчивых людей получить прибыль, поэтому, как только на дорогах становилось спокойнее, караваны и обозы вновь тянулись из разных концов Армянского царства и от его соседей. Конечно же, Багарану было далеко до Двина или Карса, но выгодные торговые сделки нередко заключались и здесь.

Дойдя до дворца, тер-Андраник поднялся в небольшую комнату, которую ему выделяли, когда он гостил в этой государевой обители. Там он прочитал утренние молитвы, после чего, отклонив предложение слуги о завтраке, проследовал прямо в близлежащую церковь святого Иованнеса к обедне. Его встретил настоятель храма тер-Аваг — уже немолодой священник с одутловатым лицом и длинными ухоженными волосами. Он только что закончил совершать проскомидию и, увидев тер-Андраника, первым делом спросил:

— Святейший владыка не почтит нас сегодня своим присутствием?

Тер-Андраник заметил, что в церкви всё готово для богослужения с епископом: постелены ковры и поставлены специальные деревянные троны. Да и служить отцы начали по недавно переведенному с греческого чинопоследованию литургии ромейского святого Василия — все знали, что католикос любит новые богослужебные опыты.

— Нет, владыка уехал ещё до обедни, но передал, что его святые молитвы всегда пребудут с вами отец Аваг, — тер-Андраник ответил расхожей фразой, потому что в своём последнем разговоре с католикосом они не вспомнили о тер-Аваге ни разу. Было множество куда более важных тем, а обещание святых молитв тот просил передать молодому царю. Но тер-Аваг — хороший человек, да ещё и очень тревожного характера, поэтому тер-Андранику хотелось его успокоить.

— Мы так надеялись, что он ещё раз удостоит нас чести сослужить ему за литургией… и трапезу прощальную для него подготовили… — грустно покачал головой тер-Аваг.

— Его святейшество выехал раньше, потому что ему предстоит длинный путь и ему хотелось одолеть хотя бы часть его до наступления дневной жары. Но не беспокойтесь, он был глубоко тронут вашим приёмом и обещал, что ещё обязательно посетит Багаран.

Лицо тер-Авага по-прежнему выражало обеспокоенность, но голос теперь звучал бодрее:

— Что ж, нам остаётся только смиренно ждать.

Тер-Андраник кивнул, взял из рук мальчика-пономаря расшитую золотом фелонь, надел её и пошёл к престолу. Было время начинать литургию.

Народу в церкви собралось немного по причине буднего дня. Тер-Андраник пытался оставить все мирские тяготы за пределами богослужения, но мысли всё равно лезли в голову. Царь двумя днями ранее уехал менее чем с двумя сотнями воинов в страну Гугарк к братьям Гнтуни — Васаку и Ашоту. Братья Гнтуни присягали ещё царю Смбату и ни разу его не подвели. Сейчас они уже привыкли за долгие годы междоусобных войн к жизни, не обременённой вассальными обязательствами, но если государю удастся заручиться и их клятвами, то страна будет окончательно готова к противостоянию арабам, и ни Арцруниды, ни дядя царя уже не сумеют внести разлад среди христиан. Подошёл его черед давать возглас и, отбросив в сторону все посторонние мысли, он вознес молитву Богу за его помазанника на этой земле.

К евхаристическому канону тер-Андраник собрался волей и провёл остаток литургии в усердной молитве. По окончании богослужения духовенство отправилось к завтраку — к той самой трапезе, что готовилась для католикоса. Стол ломился от множества блюд, и аппетит святых отцов не оставлял им никаких надежд, правда, среди присутствующих было немало монахов, и те уж проявляли соответствующую их статусу умеренность. Андраник ел быстро, попутно придумывая расплывчатые ответы для донимавших его расспросами собратьев. Все они знали о его близости к царю и политическим делам; несмотря на то, что за глаза многие осуждали подобный образ жизни, интерес к подробностям прошедшего съезда князей всё же перевешивал. Устав отшучиваться и менять тему, тер-Андраник на очередной вопрос прямо ответил:

— К сожалению, ничего более не могу открыть, не нарушив государева повеления.

За столом воцарилось неловкое молчание, и его виновник уже начал искать повод выйти до завершения трапезы, но он неожиданно отыскался сам собой. — В зал вошел Айк, слуга и келейник Андраника, и сказал ему на ухо, но всё же достаточно громко, чтобы окружающие слышали:

— Вараздат вернулся.

Это было хорошей новостью. Вараздат, один из лучших разведчиков царской дружины, числился еще и старым другом тер-Андраника. Вместе их свела служба царю Смбату, а пережитые во множестве вылазки и опасные поручения привязали этих двух разных людей друг к другу.

Тер-Андраник отодвинул тарелку, поклонился собеседникам и вышел из-за стола. На улице оказалось полно народу — городская жизнь шла своим чередом.

— Где он сейчас? — осведомился тер-Андраник,

— Как всегда, у дяди Мукуча во дворе, обедать собирались.

Дядя Мукуч — хозяин небольшого постоялого двора на юге города, люди тер-Андраника всегда останавливались у него, приезжая в Багаран. От церкви до него было неблизко, поэтому священник и его спутник поехали верхом, благо Айк заранее подготовил лошадей. Комья уличной грязи разлетались под копытами, а многочисленные прохожие разбегались в стороны заранее, чтобы дать дорогу всадникам и не получить увечья самим. Дом, в котором дядя Мукуч селил гостей, представлял собой просторное трехэтажное здание, сложенное из тесанных камней. Он построил его совсем недавно, раньше тут стоял его прежний дом из дерева и глины. Гостиница никогда не пустовала, поэтому в таверну на первом этаже не редко наведывались и местные жители — порасспрашивать приезжих о новостях или просто выпить кружку ячменного пива в хорошей компании.

Мукуча на месте не было, и пришедших встретил его сын Нарек, полный краснощёкий малый с вечно жирными руками и пышной шевелюрой.

— Ну что, святой отец, соскучились по нашей жареной свининке? Уж мы-то знаем, что тебе не по нраву та еда, которой тебя пичкают монахи!

— Возможно, ты удивишься, но они неплохо понимают в готовке, особенно когда в городе католикос. В конце концов все ж мы люди!

— А, вот, значит, почему тебя было не видно всю последнюю неделю, — рассмеялся толстяк.

— Сегодня ты знаешь, зачем я здесь.

Нарек посерьёзнел и неопределенно махнул рукой в сторону таверны:

— Я провожу.

Они зашли внутрь, их сразу обдало запахом вкусной еды и хмельных напитков. Многие люди за столами здоровались с тер-Андраником — он был единственным священником, который мог встретиться в этом заведении, поэтому его знали почти все. Вараздат с четырьмя спутниками сидел на другом конце зала, и, чтобы добраться до них, пришлось долго петлять между столов. Когда они наконец были на месте, четверо молодых воинов подошли к тер-Андранику под благословение, а Вараздат крепко обнял священника:

— Ну здравствуй, брат.

— Для тебя я святой отец, — с серьёзным видом мотнул головой тер-Андраник.

— И это не мешает тебе оставаться моим братом, хотя свой священный сан ты и носишь дольше, чем я имею удовольствие тебя знать.

Вараздат сел. Среднего роста и среднего сложения, во всей его внешности не было ничего приметного, друзья и сослуживцы частенько шутили, что именно из-за этого он и стал известнейшим разведчиком царской дружины. Волосы он стриг коротко, а борода росла так, как ей вздумается — её нечасто мыли, а подстригали и того реже. На нём была кольчуга до середины бедра, перетянутая ремнем, а на скамье рядом лежал серый, явно знавший лучшие времена плащ.

— Ты не явился ко мне с вестями и первым делом отправился в кабак. Объяснишься?

— Сегодня вторник, в этот день ты никогда не отлыниваешь от литургии, поэтому я решил подождать тут, — Вараздат не поверил в строгий тон друга. — За тобой мы сразу отправили Айка.

— Тем более мы умирали от голода, — вставил один из его молодых спутников.

Тер-Андраник, никак не реагируя на сказанное, сразу задал интересующий его вопрос:

— Новости есть? Если да, то выкладывай. И я не вижу Гора, Езника и Азата.

— Новостей много… Вернее, всего одна, но важная. Не буду томить: к северу от Багарана мы видели отряд арабов, человек восемьдесят.

— Разбойники востикана?

— Не похожи, — Вараздат отхлебнул из кружки. — Те, которых востикан тайком отправляет грабить наших крестьян, всегда имеют вид мерзкого отребья, а эти выглядели серьёзно, да и двигались слаженно.

— Это интересно… — тер-Андраник почесал подбородок.

— Ещё как! Их слишком много, чтобы быть обычным разбойничьим отрядом, но и слишком мало, чтобы считаться серьёзным войском. Они едут почти без остановок и любые сёла обходят стороной.

— Вероятно, у них есть местные провожатые.

Тер-Андраника новость озаботила, судя по сообщению Вараздата, арабы ехали в том же направлении, в котором утром направился католикос, а тремя днями ранее — царь всего с сотней воинов. Хорошо вооруженный отряд мог быть отправлен для покушения на одного из них или же для удара в глубине армянских земель, где нападения не ожидают. Впрочем, для последней цели больше подошли бы обычные разбойничьи ватаги, периодически докучающие местным крестьянам с негласного одобрения арабских властей.

— У них были знамёна или знаки какие?

— Нет, оружие и одежда арабские, но никаких знамен; при желании их можно принять хоть за головорезов самого халифа.

Андраник кивнул:

— Не исключено, что это они и были.

По лицу Вараздата пробежала тень удивления.

— Думаешь, всё настолько серьёзно? Вообще, сначала у меня мелькнула мысль, что это уловка, для отвода глаз, так сказать. Но потом мы увидели, что хотя они идут не слишком скрываясь, но всё-таки и чересчур внимание к себе привлекать не хотят. Спокойствия и наглости, словом, им не занимать… Загадка!

— Как долго следили за ними?

— Двое суток, мы ушли следом по меньшей мере на несколько тысяч шагов к востоку, а потом вернулись сюда.

— Какие места они выбирали для привалов?

Беседа постепенно приобретала вид допроса, но Вараздат спокойно относился к сухости вопросов друга, когда общение касалось дела, по-другому тер-Андраник не говорил ни с кем.

— В основном это были остановки на ночной отдых. Мы примечали эти места: вдалеке от селений и удобные для обороны, хотя нечто подобное им удавалось отыскать не каждый раз, поэтому зачастую они разбивали лагерь в местах, уязвимых для хорошего удара.

— Если складывать всё вместе, — скрестив руки на груди, протянул тер-Андраник, — то единственным разумным объяснением того, что ты рассказал, может быть только одно…

В этот момент на стол поставили большое блюдо с жареной свининой. Тер-Андраник остановился и выдержал значительную паузу. Потом взял с блюда кусок мяса и отправил в рот. Вараздат и его спутники напряжённо наблюдали за движением его челюстей, конце концов разведчик не выдержал и вскричал:

— Да имей ты совесть, святой отец, мы же ждём в конце концов!

Тер-Андраник проглотил мясо, вытер пальцы о скатерть и произнес:

— Просто они очень спешили.

Вараздат возмущённо выдохнул, а его молодые товарищи всё так же с напряжением следили за диалогом старших. Тер-Андраник тем временем продолжал:

— Ты можешь возмущаться, если хочешь, но взгляни на всю эту историю как бы сверху, их крайняя спешка действительно может объяснить многое: из-за неё они поехали через наши земли, хотя цель их вероятно не здесь и можно было обойти нас стороной; из-за неё они не предприняли никаких серьёзных попыток скрыть себя; из-за неё они почти не дают себе отдыха.

— И что теперь, помахать им рукой и пожелать доброго пути, раз они просто спешат?

Тер-Андраник усмехнулся:

— Разумеется нет, — наша обязанность узнать, какое дело заставило их спешить настолько, что они бесцеремонно топчут землю, которая им не принадлежит.

— С этого стоило начинать! Хотя нам, конечно, тоже придётся поспешить — мы долго их преследовали, чтобы узнать побольше и много времени потратили на обратную дорогу до Багарана. Гор, Езник и Азат остались следить на ними.

— Мы успеем прочитать их след?

— Если поспешим. Кони наших ребят переподкованы, теперь их следы оставляют две греческих «хи», — Вараздат начертил своими жирными пальцами на столе знак Χ. — Ну и они обещали проявить смекалку и не скупиться на условные знаки.

— Добро! — кивнул тер-Андраник. — Однако теперь мы не имеем права терять времени. Выступить нужно сегодня и постараться проехать пару фарсахов до заката.

Вараздат с силой пережёвывал свинину, обдумывая слова друга.

— Сколько людей возьмём? — спросил он наконец.

— Пятьдесят, ты отберёшь из наших, местных трогать не будем — всё равно в деле они будут только мешать.

Вараздат решение поддержал. Закончив обед, общим согласием постановили, что тер-Андраник до вечера переговорит с оставшимися царскими советниками, а разведчики пока подготовят людей к выходу. Расплатившись с Мукучем — он тем временем успел вернуться — все шестеро вышли на улицу и, поскольку им было нужно в разные стороны, без особенных церемоний распрощались. Тер-Андраник ехал верхом обратно и размышлял об услышанном, в разговоре он держался уверенно, и его точку зрения поддержали, однако у него остались сомнения. Что если это действительно маневр, который отвлекает внимание государевых дозорных от подлинной опасности; или же реальная цель отряда — засада для католикоса или царя… В любом случае возможность узнать истинные цели загадочных всадников можно только догнав их, а чтобы избежать роковых последствий в случае ошибки, нужно заранее принять необходимые меры. Времени откладывать встречу с верными царю людьми не оставалось, поэтому найдя Айка, тер-Андраник приказал ему спешно собрать их в малом зале для совещаний, на втором этаже царского дворца. В Багаране к тому времени уже оставались немногие: большинство либо отправилось с Ашотом в Гугарк, либо уехали по своим делам, коих в такое неспокойное время образовалось множество. Тем не менее игнорировать оставшихся всё-таки никак нельзя, если история с арабскими пришельцами обернётся бедой (а такие истории бедой оборачивались частенько) — помощи, кроме них, ждать будет не от кого.

В условленном месте собралось четыре человека. Старший из них — государев азарапет Погос — он ведал всеми делами казны и торговли ещё с царствования Смбата. Способность короны содержать войско уже много лет зависела от его находчивости и умения находить на это средства. Также пришел владетель крепости Ахталы Ерванд Кюрикян — он одним из первых признал власть нового царя и выставлял несколько тысяч воинов для всех его военных экспедиций. Третий — Аршак Содаци — весьма уважаемый военачальник царского войска. Самым, на первый взгляд, удивительным из призванных казался Самвел Бакан — торговец и меценат, один из богатейших двинских купцов. Никого более тер-Андраник приглашать нужным не счёл — далеко не всем, даже из тех кто присягнул царю, можно доверять.

Коротко поприветствовав собравшихся, тер-Андраник передал им рассказанное Вараздатом. Поднялся небольшой шум, Содаци предложил отправить гонцов князьям северо-восточных уделов, дабы те, послав отряды обойти дозором дороги своих земель, задержали бы нежданных гостей, обезопасив этим всю страну. Тер-Андраник прервал одобрения и возражения по этому замыслу, слегка постучав по столу.

— Да сохранит всемогущий Господь тебя и твою семью, достопочтенный Аршак, однако за верность скольких северных нахараров ты можешь поручиться лично? — обратился к нему тер-Андраник.

— Многим из них я не доверил бы и бочку солёной рыбы у себя в обозе, но, узнав, что рядом с ними хорошо вооруженный арабский отряд, думаю, большинство всё-таки проявит необходимое мужество.

Тер-Андраник усмехнулся.

— В этом я не сомневаюсь, но дело в том, что нам неизвестны цели этого отряда и мы не можем утверждать наверняка причины его непомерной наглости. Они идут с запада, может быть, из Малазджирда или через него, кто знает. Может быть, кружным путём из самого Багдада. Может быть, они гостили у Гагика Арцруни… И ещё сотня возможных путей. За этим может скрываться нечто более серьёзное, чем просто отряд конницы востикана.

— Думаю, тер-Андраник прав, — вмешался в разговор Ерванд Кюрикян, — даже я, будучи по происхождению из земель к северу от Севана, не готов твёрдо поручиться там за каждого.

Под выжидающими взглядами собеседников Ерванд помолчал немного и затем продолжил:

— Тем не менее за себя и своих ближайших родичей я поручиться могу, и именно к ним мы и отправим гонцов; сам я также выеду в Ахталы двумя днями позднее — нужно закончить дела здесь. Так будет надежнее, хотя это и не обезопасит нас наверняка.

Тогда тер-Андраник рассказал о замысле, который они сообразили с Вараздатом. Все кивали, но по напряжённым выражениям лиц становилось ясно: предложение кажется им рискованным. После недолгих споров, ввиду сложности положения и отсутствия времени, с тер-Андраником согласились. Порассуждав, к тому прибавили, что люди Кюрикяна отправятся с дозором в земли у границ с иберами и ширваншахом, а Аршак Содаци отправит два десятка воинов вдогонку католикосу и посланцев к царю, чтобы тот в своей поездке не терял осмотрительности. Также условились усилить надзор за южными и юго-западными рубежами на случай, если происходящее окажется уловкой и земли царства подвергнутся нападению со стороны востикана. Раскрыть подробности дела решили лишь ограниченному кругу людей, прямо вовлечённых в осуществление задуманного. Солнце только перевалило за полдень; закончив с делом, собравшиеся стали расходиться, не тратя время на долгие прощания. Задержался лишь Самвел Бакан. Он был мало знаком с остальными участниками совета, кроме тер-Андраника, и во время обсуждения по большей части молчал, из-за этого на него посматривали с подозрением, но из уважения к тер-Андранику приняли его присутствие как должное.

Когда все покинули зал, торговец присел на скамью напротив священника и бросил на него долгий вопросительный взгляд. Самвел был человеком высокого роста, плотным, с сильно выпирающим животом, его щеки немного свисали вниз, а если же он пребывал в раздумьях, то напротив, раздувались, как кузнечные меха у оружейника в разгар рабочего дня. Преимущественно лысую голову с двух сторон обрамляли остатки некогда густых волос, а карие глаза, казавшиеся меньше из-за крупных черт лица, всегда смотрели живо и пристально. Будучи известным своим богатством и удачливостью в делах, Самвел славился ещё и истовым умением жить: завсегдатай шумных праздников и пиров, на свадьбах, несмотря на свой почтенный возраст, без отдыху танцевал вместе с молодыми и десятки раз отправлялся в далёкие торговые странствия вместе со своими караванами. Многие его любили, многие осуждали (как и тер-Андраника, чаще за глаза), однако едва ли не все искали его общества и почитали за честь принимать в своём доме.

Утомившись молчанием священника, Самвел заговорил первым:

— Ты же не просто так меня пригласил, уверен, эти уважаемые люди обошлись бы и без моего вдохновляющего присутствия.

— Верно, — кивнул тер-Андраник, — однако мне хотелось, чтобы ты услышал всё это своими ушами, и мне не пришлось бы тратить время на очередной пересказ.

— Итак, я всё слышал, что предпримешь дальше? Если хочешь моего мнения, то с вашим решением я согласен — любой, обладающий рассудком, решил бы так же.

— Если бы я охотился за парой твоих одобрительных слов, то пригласил бы тебя на свадьбу, а не на совет!

Самвел рассмеялся:

— О, там бы парой слов не обошлось, но вряд ли бы я стал тратить время на разговор со стареющим занудным священником! — затем он прибавил уже без улыбки, — У нас у обоих мало времени, скажи, что тебе нужно.

— Как обычно, друг мой, я жду от тебя сведений. Мы достаточно поваляли дурака, а теперь давай серьёзно. Кем бы ни были эти восемьдесят человек, они предвестники чего-то большего, поэтому сейчас самое время обратиться за помощью к твоим людям.

Именно поэтому Самвел и был здесь, любой купец — всегда источник сведений, они много путешествуют, легко заводят знакомства, и их любопытство никогда не вызывает чрезмерных подозрений. Однако даже тут Самвел стоял особняком: он не просто многое знал, у него была целая сеть доносчиков, которые в случае необходимости могли добыть ответы на любые вопросы. Купец берёг эту сеть и потому не пользовался ей без крайней необходимости. Тем не менее, считая себя царским подданным, он нередко делился важными сведениями или же соглашался узнать необходимое через своих людей.

— Итак, полагаю тебе нужны вести от востикана и даже из самого Багдада, это можно устроить, думаю, скоро мы собьём этот запах тайны с наших нежданных гостей.

Тер-Андраник выдержал паузу и мотнул головой:

— На этот раз я прошу тебя о большем одолжении. Мне нужны вести не только из Мараги и Багдада. Я хочу знать, о чём шепчутся при дворах Ширвана, Иберии и даже Константинополя. Мне нужно знать все тайные сплетни царского двора наших союзников абхазов и даже слухи, которые ходят по северным дорогам там, где живут дикие горные варвары…

— А как же царские соглядатаи, которые тебе же, святой отец, и отчитываются? Они свой хлеб даром едят?

— Не даром, благодаря им накануне беды мы получим предупреждение, но сейчас этого недостаточно, мы должны знать не только ответ на вопрос когда, но и ответ на вопрос как.

Самвел упёр руки в жирные бока, приняв озабоченный вид:

— Понимаю тебя, и это тоже можно устроить, но и стоить это будет недёшево, придётся потратиться… — сказав это, он многозначительно замолчал.

— Ты богатый человек, — ответил тер-Андраник, хитро прищурившись.

— А тебе не кажется странным, что я из своего кармана должен оплачивать цареву разведку? — он проговорил это с деланным возмущением, и в голосе его улавливалась наигранность.

— На служение Богу и царю я положил всю свою жизнь, а тебе жаль мешок серебра? — вскричал тер-Андраник в том же тоне.

— На заработок этого серебра я тоже положил жизнь, так что в некотором смысле ты просишь равной жертвы.

После этого многозначительного заявления оба рассмеялись — они давно знали друг друга и работать вместе им уже не впервой. Тер-Андраник знал, что Самвел всегда с неохотой расстается с деньгами, а тот в свою очередь понимал, что в разговоре со священником его всегда необходимо спускать на землю, напоминая, что столь горячее и бескорыстное государственное служение — удел немногих. В конце концов тер-Андраник похлопал Самвела по плечу и произнёс обнадеживающе:

— Не переживай об этом, государь не останется в долгу.

Самвел поморщился.

— Не притворяйся будто купился на моё возмущение, ты знаешь, что я христианин и не останусь в стороне, а царская казна сейчас не в том состоянии, чтобы отплатить мне за труды. Так что нашему соглашению придётся держаться исключительно на крепости моих христианских добродетелей.

— Ну и на том основании, что тебе как купцу наше владычество в этих землях не в пример выгоднее, чем магометанское.

— Не хотел произносить этого вслух, — усмехнулся Самвел, — на всё нужно время, но через несколько месяцев вести ты получишь, я буду сообщать по мере поступления.

— Значит, решено, — тер-Андраник встал со скамьи, — спасибо тебе.

Самвел неопределенно махнул рукой.

— А тебе удачи, святой отец, вы затеяли не самое безопасное дело.

— Бывало и серьёзнее.

После купец и священник тепло простились, вышли из зала, и каждый направился по своим делам. Тер-Андраника ожидали сборы. Дневная жара спала, и до условленного срока выступления времени оставалось мало.

Разобравшись с этим делом, тер-Андраник мог вздохнуть спокойно, теперь, отдав все необходимые распоряжения, они подстелили себе соломку на случай неудачи. В дверях его встретил Айк и отчитался, что приготовил всё к выступлению. По правде сказать, достижение не очень большое, потому как священник всегда путешествовал налегке. Его личные вещи состояли из запасной рясы, смены белья и походного плаща. Также в дорогу он брал с собой плетёный кожаный кнут с металлическим подвесом на конце — единственное оружие, которое он себе позволял. Правда, те, кто видел как он с ним управляется, знали, что другого ему и не нужно.

Походный облик тер-Андраника никогда не располагал случайных встречных думать, что перед ним ближайший советник царя и человек, много лет проведший в управлении высокими церковными делами. Более того, предположить, что у этого человека есть семья и собственный дом тоже казалось сложно. Сильнее всего он походил на странствующего монаха, не обременённого как мирскими тяготами, так и вообще наличием какой-либо собственности. В некоторой степени это соответствовало и его внутреннему настрою: семья тер-Андраника никогда не бедствовала, потому что люди, которым он служил, всегда щедро благодарили за верность, однако деньги и материальные блага волновали его куда меньше дел службы и куда меньше его пастырского служения. В селе близ Вагаршапата, где стоял его дом и жила семья, имелась и церковь, клириком которой он являлся, однако полувоенный образ жизни и постоянное отсутствие делало это служение лишь условностью. Тер-Андраник ненавидел условности в личных отношениях, и ещё большим грузом была для него условность в отношениях с Богом. Поэтому, чтобы хоть как-то оправдаться, значительную часть денег он отдавал на нужды прихода, остальное же доставалось семье, но если паства и духовенство такой образ участия одобряли или, вернее сказать, равнодушно принимали, то в семье он него ждали большего — быть мужем и отцом, а не просто источником пропитания. Тер-Андраник же, в силу своего характера, рода деятельности и сложившейся годами привычки, просто не мог и не умел оправдать таких ожиданий, мирная жизнь из-за этого начала ему казаться куда более сложной материей, нежели дела государственные, а обустройство дома и хозяйства превратилось в обременительный и скучный труд, которым он занимался нехотя. Поэтому его полумонашеский облик являлся своеобразным отражением тайных качеств его души, с которыми, впрочем, он изо всех сил старался бороться.

Помимо необходимых бытовых вещей и оружия тер-Андраник неизменно брал с собой потрёпанное Евангелие, каждый день стараясь читать хотя бы по странице, несмотря ни на какие лишения и тяготы походной жизни. Эта книга странствовала с ним с самого начала его пастырского пути; на ней не было отметок, кто её переписал, но тер-Андраник не раз поминал добром того человека и к книге относился с вящей бережностью… Так, убедившись, что вся эта нехитрая кладь собрана, он спустился вниз и вышел на улицу через низкую арку ворот дворца. Айк уже подал лошадей, все вещи легко разместились в паре седельных сумок, и священник со слугой отправились к главным городским конюшням, откуда должен был выступить отряд.

Когда они прибыли, на месте уже ожидали пятьдесят всадников, готовых к походу. Лица большинства покрывала бурная растительность, под плащами скрывались кольчуги или лёгкие стёганые доспехи. Кожа многих из них напоминала поле в пахотный период: шрамы, молчаливые свидетели былых битв, покрывали её так густо, как будто по ней с сохой прошёлся трудолюбивый крестьянин.

— Как всегда, больше похожи на свору волков, чем на царских воинов, — усмехнулся тер-Андраник и подмигнул Вараздату.

— Это ли не лучшая похвала для нашего дела? — ответил тот, гордо поглядывая на своих людей. — Да и уж воины из них получше, чем из тебя священник!

— Я бы усомнился в твоей полезности, если бы ты привел других.

— Особо отмечу, что они одинаково хорошо бьются и в конном, и в пешем строю.

Тер-Андраник ещё раз оглядел ряды, многих бойцов он неплохо знал лично, но попадались и такие, с кем ему ещё не доводилось ходить в дело — в основном молодежь. Коротко поприветствовав отряд, он изобразил руками пастырское благословление, воины преклонили головы, некоторые даже сняли шлемы; затем, повернув коней, они направились к городским воротам.

⠀

* * *

Сразу по выезде из города воины пустили лошадей в умеренный галоп, чтобы набрать скорость, пока не начало смеркаться. Этот день до полной темноты решили ехать вдоль берега Ахуряна, назавтра после короткого ночного отдыха предполагалось отыскать брод и перебраться на восточный берег реки. Солнце светило всадникам в спины, а затем его лучи срывались вниз — в тень скалистого обрыва, где на самом дне блестела полоска воды. Над ущельем парили орлы, глядя на них, тер-Андраник думал, до чего же прекрасен созданный Богом мир. В пути он всегда позволял себе отвлечься от насущных дел и предаться глубокому миросозерцанию. «Всё-таки с возрастом взгляд на природу меняется, — думал он, — молодым чувствуешь только красоту и манящую неизведанность, но чем старше становишься, тем сильнее ощущаешь во всём этом великолепии божественную тайну, тем сильнее эта красота тебя поражает, заставляет задуматься о собственной незначительности и величии окружающего мира». Видимо, в этом и есть дыхание приближающейся смерти — внутреннее чувство собственного умаления. В юношестве он нередко слышал от старших, что годы как будто отнимают у человека право на природу, и каждое прожитое лето словно шепчет на ухо: «Смотри, восхищайся, но не привыкай — всё это придётся оставить», тогда это казалось ему вздором выживших из ума стариков, теперь же он всё острее понимал их справедливость. Земное уходит, утекает быстрее бурлящего потока Ахуряна, и нельзя позволять столь непрочным вещам владеть твоим разумом. «Впрочем, — Андраник про себя улыбнулся, — я никогда такого и не позволял и, если уж быть откровенным, чаще впадал в противоположную крайность».

Солнце садилось всё ниже и готовилось вот-вот исчезнуть за горами, превратив их на всю ночь в неясные очертания-призраки. Отряд ловил последние крохи вечернего света, следопыты Вараздата отменно знали эти земли и могли провести пять десятков всадников хоть в полной темноте с зажмуренными глазами, но это бы существенно сказалось на их скорости. Тер-Андранику более правильным виделось дать людям и коням отдохнуть после наступления темноты, а с рассветом выступить вновь. Так и поступили, на следующий день до полудня переправились через реку и вновь продолжили путь. Двигались быстро, пуская лошадей то рысью, то галопом, ведь пока что не приходилось тратить время даже на поиски условных знаков, оставленных Гором, Азатом и Езником. К вечеру следующего дня разыгрался сильный ветер и небо нахмурилось грозовыми облаками, по этому случаю на ночлег решили остановиться в одной из попадавшихся на их пути деревушек, чтобы последствия непогоды не стали помехой в пути на следующий день.

Местные жители сперва встретили нежданных гостей с опаской и недоверием, но, признав в них царских воинов, да ещё и в сопровождении священника, быстро сменили тревогу на радушие и нашли для них не только кров на ночь, но и устроили маленький пир, от которого тер-Андраник с Вараздатом предпочли бы оградить своих людей. В итоге решение нашлось: чтобы не обижать хозяев и в то же время не объедать селян, воинов отправили спать ещё до полуночи, однако обильно накормленных и напоенных. Благодаря этому жесту дисциплина и боевые качества отряда не пострадали, равно как и благосостояние гостеприимных хозяев.

Пересилив острое желание лечь спать, тер-Андраник вышел из дома, сел к догорающему во дворе костру, чтобы прочитать несколько стихов Евангелия. Он не забывал делать это каждый вечер, даже в дни, когда обращаться к чтению было затруднительно. Строки, которые ему попадались, он воспринимал как откровение на будущий день и всегда старался держать их в голове до того момента, пока не удастся открыть священную книгу вновь. Ветер раздувал угли, создавая необходимое количество света. До того, как священник начал читать, он услышал за спиной шаги и обернулся. Сзади, облокотившись на грубые доски крыльца, стоял Вараздат.

— Не спится? — спросил тер-Андраник.

— Да, как выпью много пива, постоянно приходится бегать во двор, не могу нормально уснуть.

— Буду иметь в виду.

Тер-Андраник перелистнул страницу в поиске места, на котором остановился.

— Я б на твоем месте шёл бы спать, завтра у тебя будет много возможностей помолиться.

— Ты почти на моём месте, так что можешь смело идти, — тер-Андраник с намёком дернул бровями.

— Ладно, добро, но всё же побереги свои молитвы до завтра, когда мы будем искать след наших… Дай Бог, он ещё окончательно не стерся.

Священник кивнул и подумал, что да, теперь позади самая лёгкая часть их пути и с рассветом одной из важнейших задач для них станет не сбиться со следа. Опустив глаза в книгу, он чуть не рассмеялся от совпадения — со страницы на него смотрели слова 7 стиха 7 главы Евангелия от Матфея: «Просите, и дано будет вам; ищите и найдёте; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Совпадение казалось поистине удивительным — как будто в ответ их тревогам и сомнениям. Тер-Андраник едва не окликнул Вараздата, чтобы поделиться с ним своим открытием, но не стал. Потом священник напомнил себе, что данные слова в значительно большей степени касаются поисков духовных, чем военных, но это не омрачило его настроения. В такие мгновения в нём как будто просыпалось острое чувство божественного присутствия, его диалог с Ним вдруг становился живым и накатывающее вечерами чувство одиночества отступало. Теперь и правда можно идти спать, до выступления оставалось несколько часов, и надо хотя бы немного дать отдохнуть телу и рассудку.

Ветер уже давно стих, напугавшая их вечером буря прошла стороной, ночь вошла в свою самую тёмную фазу. Тишина как будто не отпускала тер-Андраника в духоту дома, сделать над собой усилие ему помогли звуки шумного разговора двоих дозорных (один убеждал другого в своём умении вырывать зубы двумя пальцами), они сразу разрушили ощущение идиллии, и желание оставаться на воздухе прошло. «Странное дело — подумалось тер-Андранику, — ночь полнится звуками природы, но ни один и них не нарушал ощущения тишины и покоя, пока не послышалась человеческая речь…». Перебирая в голове эту мысль, священник добрался до приготовленной для него постели.

Наутро верный Айк разбудил его, когда отряд заканчивал приготовления к дороге. Наскоро позавтракав с Вараздатом, тер-Андраник отдал приказ выступать, несколько следопытов отправились раньше, чтобы разведать путь.

Вскоре после выезда добрались до места, где Вараздат расстался со своими людьми. Дорога, рыхлая, словно творог, и без каменей, следы крупного отряда сохранила хорошо. Следопыты шли на добрые полтысячи шагов впереди, дабы отряд двигался без промедлений. Помимо чтения следа опирались ещё и на условные знаки, оставленные тремя разведчиками. В основном знаки складывались из камней или веток покрупнее, нередко их портила непогода и дикие звери, поэтому следопыты по мере сил быстро проверяли все возможные направления пути и в итоге находили нужный. Отряд оставил далеко позади великую гору Масис и прошёл южнее руин древнего Арташата. След показывал, что арабы сделали серьёзный круг, чтобы обойти стороной Двин, потому как, приблизься они к этому большому и богатому городу, им вряд ли бы удалось остаться незамеченными.

— Мы прочно держим их след, но вот возможность догнать их становится для нас все призрачней, — сказал на одной из остановок тер-Андранику Вараздат.

— По моим подсчётам они опережают нас примерно на два дня пути, — невесело отозвался священник.

— Да, и движутся быстро, лукавый их разбери! Нам никак не угнаться, — Вараздат только что вернулся с проверки одного из путей, не обнаружив на нём следов, и от скоростной езды слегка запыхался.

— Быстро, но петлями, не находишь?

— Да уж, я диву даюсь, как они не рехнулись выписывать такие круги, иногда кажется, что мы преследуем чересчур разросшуюся ватагу двинских пьянчуг.

— Это вряд ли, скорее всего, они не пьют вовсе, — усмехнулся священник.

— Почем знаешь?

— Они магометане, Вараздат.

— Ааа! — разведчик смутился. — Забыл об этой их странной черте, так к чему ты клонишь?

Тер-Андраник откашлялся и произнёс пониженным голосом (он не хотел посвящать в свои догадки преждевременно слишком многих):

— Они идут к южному берегу Севана, возможно, за него — в Ширван, а возможно, у них есть дела и поближе, но я убежден, что их помыслы устремлены именно в этом направлении. Иначе Двин бы они обошли с северо-запада, а то и вовсе сделали ещё больший крюк, чтобы не приближаться ни к Двину, ни к Вагаршапату. Однако они предпочли идти южнее… Теперь у них дорог не так и много, к северу — Гарни, и уж эту крепость им не пройти незамеченными, а к югу — сюникские земли, которые нынче хорошо стерегут стараниями ишхана Смбата. Поэтому им непременно придётся продираться сквозь лес Хосрова, да ещё и в самой широкой его части, что само по себе — непросто, а такому отряду — тем более.

— Я бывал на тропах царского леса. Если наши друзья едут верхом не на горных козлах, то им придётся там туго.

— То-то же, а мы можем двинуться хорошей дорогой до Гарни, потом усилием пройдём через ущелье и горные тропы — и так хоть немного уменьшим наше отставание.

Вараздат задумался.

— А что если они всё же решат через Сюник уйти в востикану Юсуфу, или же у них к сюникскому ишхану дело какое есть? Ведь он, хоть присягу царю и давал, а вот сердце-то своё не открывал никому.

— И то верно, потому и не хочу пока перед всеми эту мысль раскрывать, нам нужно знать наверняка.

— Времени в запасе у нас немного, скоро поворачивать к Гарни станет бессмысленно.

— Даст Бог, всё решится раньше.

Когда двинулись, тер-Андраник не мог выпустить из головы евангельский стих «Ищите и найдёте, стучите, и отворят вам». След нашли… И всё-таки упущенное время брало своё: они ничуть не приблизились к ответам на вопросы. Снова сказав себе, что толковать писание, исходя из сиюминутных нужд, глупо, тер-Андраник стегнул коня, обогнал отряд и поравнялся со следопытами, прокладывающими тропу. Перекинувшись с ними парой фраз, он выяснил: те тоже думают, что преследуемая ими дичь, скорее всего, серьёзно задержится в лесу Хосрова. Но прав и Вараздат — не будет ничего глупее, чем если они будут искать по ту сторону леса людей, которые в него даже не входили. Что ж, значит, нужно подождать ещё. «Терпением вашим спасёте души ваши» — промелькнуло в голове, и он снова отчитал себя за привычку примерять ко всему библейские мысли. Ему никогда не нравились лицемерно благообразные святые отцы, умеющие рассуждать исключительно цитатами, и, замечая нечто подобное в себе, он старался немедленно это выкорчевать.

Всадники поднимались в гору, не слишком большую, но достаточную для того, чтобы лошади начали уставать, однако отдыхать было ещё рано и людям, и коням. Когда подъём был преодолён, отряду открылся путь не менее чем на фарсах вперед. Отсутствие сильной растительности позволяло увидеть, что тропа их уводит вниз меж двух холмов, выступающих вверх угловато, как костяшки у сжатых в кулак пальцев, ну а за этим их наверняка ожидает ещё одно восхождение. Они на считанные мгновения помедлили на вершине горы и уже приготовились пустить коней вниз, но вдруг несколько воинов сразу заметили, как небольшая фигурка выскользнула из расщелины между холмов-костяшек и устремилась к ним. Фигурка двигалась быстро, вскоре начали угадываться очертания всадника, и, чем ближе он подходил, тем более знакомым казался его облик. Когда до него оставалась пара сотен шагов, многие узнали в нём Езника — молодого следопыта Вараздатова отряда, одного из троих, оставленных следить за движением арабов.

Тер-Андраник приказал отряду остановиться, и они с Вараздатом отправились навстречу юноше, дабы первыми услышать долгожданные новости. Езник увидел их и погнал коня ещё пуще, в десятке шагов он осадил его, поприветствовал Вараздата и склонил голову под благословение священника. Это был красивый светлоглазый юноша с правильными чертами лица и бородкой, в другие дни явно коротко подстриженной, но сейчас сильно отросшей и потерявшей опрятную форму. Под потёртым и заляпанным грязью плащом скрывался лёгкий кожаный доспех, левую руку юноша по привычке задиристо держал на рукояти меча.

— Добрая встреча! Рад, что наши знаки сослужили свою службу! — приветствовал он.

— Мы на своей земле, здесь даже голые камни помогают найти след чужаков! — торжественным тоном ответил Вараздат. — Чего расскажешь?

— Мы шли за магометанами по пятам, они двигались так быстро, что скоро стало ясно — вам не догнать их, как бы вы не торопились. Азат, будучи старшим, послал меня сразу, как мы убедились, что всем отрядом они пойдут через лес царя Хосрова, это значит…

— Что мы настигнем их с восточной стороны леса, — закончил за него тер-Андраник.

— Истинно так, святой отец, с этой вестью Азат меня и послал.

— Благослови тебя Бог, мой мальчик, — довольный священник потрепал Езника по голове, чем немало его смутил, — ты принёс самые добрые вести за неделю!

— Времени терять нельзя, — скрипуче прервал их Вараздат.

Новость сообщили отряду и немедля повернули на Гарни, до крепости вела удобная и хорошо известная каждому дорога, поэтому воины готовились скакать во весь опор. Лошадь Езника совершенно выбилась из сил за тот путь, что ей пришлось проделать, свежих лошадей в отряде не было, поэтому его отправили обратно с известием к Азату. В одиночку он мог поспеть и раньше отряда. Троим разведчикам было приказано продолжить своё дело — следовать за арабами через лес, а по преодолении этого препятствия отправить гонца-провожатого к крепости Гехи, месту встречи. По всем подсчётам чужаки выберутся из леса слегка к востоку от неё. Едва ли посланец мог успеть в срок, но раздумывать об этом было не ко времени.

Повернув коней, всадники помчались по новому пути, скакунов теперь не жалели — нужно приложить все силы и добраться до Гарни к закату. Для воплощения задуманного движение придётся продолжить и ночью. Они неслись по дороге подобно древним Сасунским храбрецам, о которых сложены сказания и песни. Никто не решался их остановить, редкие путники на дороге да работающие на полях и в виноградниках крестьяне только провожали взглядом бешеную кавалькаду. В это неспокойное время люди отвыкли удивляться, и если пять десятков суровых и угрюмых воинов летят куда-то по дороге, значит, в этом есть необходимость. А если они пролетают мимо и не вмешиваются в твои дела, то, значит, нет нужды узнавать, свои это или чужие, пусть себе летят, куда их ведёт дорога. У каждого жителя этих мест хватало своих горестей и забот, и не то чтобы они были равнодушны к бедам и проблемам других, нет, нередко собирались они в княжеские рати и ополчения, чтобы отправиться на общую битву; и всё же каждый из них понимал: беречь нужно свой очаг, начнёшь растрачивать огонь на других сверх меры, и холод вскоре доберётся до твоих домашних. Это люди, сердца которых могли гореть ярко и горячо, но разгорались очень туго, промоченные гнётом повседневных тягот и бытовых забот. Глядя на них, тер-Андранику всегда приходило в голову, что одному человеку Бог отмеряет только половину возможной ответственности. Либо ты радеешь за весь мир, соплеменников, единоверцев, но забываешь о своих собственных домашних, либо ты строишь крепкий очаг, укрепляешь его год за годом своей заботой и любовью, но чем больше сил вкладываешь в него, тем меньше в тебе готовности стоять за благо других… Многие сильные люди тщатся совместить эти два поприща, но в конце концов на одном из них всё же терпят поражение.

Усталые лошади храпели, и уши их, уныло опущенные вниз, как бы говорили: сил осталось немного. Солнце уже спряталось за холмами, и свет дарили только самые последние его лучи. Отряд оставил за спиной крепость Гарни, пройдя севернее, и, не доходя до монастыря Айриванк, свернул вниз, к резво бегущей по камням речке Азат. Теперь им предстояло пройти ущельями и горными тропами, благо путь обещал быть недолгим и у них были хорошие провожатые. Тер-Андранику случалось ходить здесь и самому, но вести отряд он всё же предоставил людям Вараздата. Темнота сгущалась сильнее, но они продолжали путь, лошадей временами приходилось вести в поводу, а те, хоть и боялись трудной дороги, но всё ж радовались возможности отдохнуть.

— Эх, всего ничего до деревни моей здесь, — вздохнул один из молодых воинов.

— Что, скучаешь, поди? — отозвался другой, постарше, дремучего вида тавушец.

— А как не скучать, кабы не наша цель, то наведались бы к ним на ночлег, встречу закатили бы похлеще, чем давешней ночью!

— Как тебя зовут? — спросил его тер-Андраник, всегда прислушивающийся к случайным разговорам солдат.

— Петрос, отче, — почтительно ответил юноша.

— Послушай моего совета, Петрос, не подкармливай в себе мысли о том, что ты сейчас не там, где должен быть, они слишком прожорливы, и рано или поздно они поглотят тебя самого без остатка.

— Все в руках Божиих, отче, — воин ответил словами, которые могли покрыть тираду любой длительности и глубины, но зато парень не растерялся, и тер-Андранику это понравилось.

— Верно сказано, сынок, напоминай себе об этом почаще.

Они шли долго, мир погрузился в ночной сон, и большинство членов отряда валились из седел от усталости. На несколько самых тёмных часов их приютила небольшая поляна на склоне одного из землистых бурых холмов. Коней стреножили, развели костер, чтобы отпугнуть змей, перекусили и отправились спать до рассвета. Вараздат, устраиваясь, обсуждая вполголоса сам с собой слова молодого Петроса о семье, вспоминал свой последний отдых дома, который случился ещё аж на Пасху. Тер-Андраник разговор не поддержал — он не возвращался и того больше. Саркис, его старший сын, служил в царской дружине, поэтому с ним он по-прежнему сохранил близкие отношения, а вот с женой, младшим сыном и дочерьми он не виделся уже полгода. Тоска по дому предательски защемила сердце, в этот вечер он дал себе твёрдое обещание после благополучного завершения дела вырваться к семье, хотя бы на неделю. Успокоив так совесть, он смежил глаза и заснул чутким сном. Позади остался безумно длинный и сложный день, но тот, что ждал впереди, отнюдь не обещал быть проще.

Утром отряд продолжил путь, длинные и пологие подъёмы закончились, теперь впереди торчали коричневые каменистые горки, не очень высокие, зато частые — пейзаж напоминал шкуру гигантского дракона. Дорог тут не было, но кони бойко шли по твёрдой почве, им дороги и без надобности. Среди воинов царило особое настроение — предчувствие крови, затянувшаяся погоня грозилась закончиться сегодня, и все несказанно тому радовались. Хотя путь и отнял у них немало сил, руки сами собой тянулись к мечам, и никто из них не предпочёл схватке ещё один день безопасной дороги.

Солнце стояло уже высоко, когда позади, с юго-западной стороны, осталась крепость Гехи, старинное родовое владение дома Багратуни. Тер-Андраник многократно бывал здесь и хорошо знал её наместника Васака — человека безоговорочно верного царю и отважного. Имей они больше времени, возможно, удалось бы договориться о совместных действиях, однако сейчас, когда на счету каждый миг, тер-Андраник просто провёл отряд в непосредственной близости от стен крепости и отправил одного из своих людей к наместнику с просьбой о помощи.

Никаких следов посланников Азата не обнаружилось, что их задержало — оставалось только гадать, но времени на ожидание уже не осталось. Пять десятков всадников мчались во весь опор к месту, где по их предположениям должен состояться исход из леса вражеского отряда. Наверняка они знать не могли, но разведческое чутьё говорило: если выберутся, то точно здесь. Так они летели наугад, пока вдруг над холмами небо не разрезал жирной бороздой столб бело-сизого дыма.

— Вот оно! Теперь сомненьям точно конец! — счастливо воскликнул Вараздат.

Тер-Андраник напряжённо кивнул, поводил бровями вверх-вниз и приказал идти на новый ориентир. Оставалась вероятность ошибки, но источник дыма находился совсем близко. Вскоре они увидели скачущего им навстречу гонца, теперь это был Гор, и его узнали сразу.

— Они свернули к югу, да так резко, что нам пришлось помедлить с вестью, — выпалил он, приблизившись.

— Что там произошло? — спросил тер-Андраник.

— Они резко повернули, вошли в ближайшую деревню и учинили там дикую расправу.

Тер-Андраник нахмурился и молча смотрел, как клубы дыма окрашивают голубое утреннее небо в цвет спелой сливы… История очень странная, вероятнее всего их пытаются обвести вокруг пальца — что ж, если и так, то теперь уже не оставалось ничего, кроме как клюнуть на наживку.

— В Гехи, думается, уже заметили дым и скоро вышлют отряд, — произнес Вараздат.

— Но покуда они выступят — может слишком поздно оказаться, мы вмешаемся раньше, — после этих слов тер-Андраник жестом скомандовал отряду двигаться дальше.

Они почти достигли цели: от горящей деревни их отделяла только гряда каменистых холмов. Забираться наверх не стали, потому что Гор показал небольшой проход к деревне, который не требовал восхождений. Когда поселение открылось их взору, тер-Андраник окончательно понял: всё происходящее — не более чем уловка для отвода глаз. Неказистая деревушка, в которой не нашлось бы и сотни жителей, горела она не целиком — несколько строений, причём амбары и хлева. Для грабежа и боя возгорание необычное, наживу чаще ищут в домах, и дома в таких случаях загораются в первую очередь. Здесь же налицо намеренный поджог того, что станет как следует дымить, причём сделанный на скорую руку.

Тут подоспели Азат и Езник, вид они имели потрепанный и усталый, но с возложенной на них задачей следопыты справились, поэтому держались спокойно и уверенно. Тер-Андраник вместе с Азатом поднялись чуть выше по склону, откуда им открылось неутешительное зрелище: на узких улочках лежали неубранные трупы — преимущественно местных; несколько десятков воинов мастерили завалы на въезде, видимо, готовились к обороне. Восточный край деревни скрывался за выступающим к середине плато холмом, но Азат сказал, что ту сторону тоже укрепляют. В середине деревни происходило движение: группу местных жителей, очевидно тех, кто уцелел при нападении и не успел скрыться после, гнали к небольшой церкви из туфа — обычное дело в таких случаях. Когда все люди войдут внутрь, церковь, вероятно, подожгут, но, возможно, их просто оставят там на время боя, чтобы не оказывали поддержки врагу. В любом случае нет никаких оснований рассчитывать на милосердие грабителей и убийц; жизни христиан теперь повисли на истончившейся бечёвке, другой конец которой держали воины тер-Андраника.

Времени разгадывать загадку этого жестокого представления священник не имел, было необходимо нанести удар. Вполне возможно, они уже упустили то, что искали, и сейчас просто вцепились в приманку с наивностью крестьянской дочки, слушающей хвастливые речи нахарраского сына, ну что ж, это их осознанная жертва. Да, существовал и другой путь: обойти деревню и отправиться на разведку дальше, вполне вероятно, что ключ к разгадке всего скрывался где-то рядом. Но за это пришлось бы здесь и сейчас заплатить жизнями десятков ни в чём не повинных людей, пределы земных желаний которых наверняка ограничивались лишь стремлением к спокойной трудовой жизни — подальше от войны. Служа царю, тер-Андраник старался никогда не забывать о том, что он священник, а священник не может пройти мимо безвинно страдающих людей и оскверняемой церкви. «Впрочем, — сказал он сам себе, — сан тут ни при чём, тот, кто сможет взять и пройти мимо такого, не имеет права называть себя ни христианином, ни мужчиной».

Вернувшись к воинам, он увидел, что в отряде пополнение в лице двух дюжин деревенских мужиков — крепких земледельцев в возрасте от пятнадцати до пятидесяти, вооруженных охотничьими луками и всевозможными подручными средствами: топорами, вилами, дубинами и рогатинами.

— А, так у нас теперь появилась пехота! — сказал он весело.

Вновь прибывшие посмотрели на него с лёгким недоумением, возглавляющий войско священник не укладывался в их представления о должном устройстве мира, но они все как по приказу обнажили головы и склонились под благословление. Члены отряда также спешились и последовали их примеру, тер-Андраник прочёл молитву — девяностый псалом царя Давида. Теперь воины готовы к бою.

Первым вступить в сражение предстояло Вараздату, его ударным кулаком стали тридцать всадников, которым поставили задачу быстро преодолеть открытое расстояние до деревни, попутно поливая врага стрелами (с ним шли лучшие лучники). Никто не надеялся, что противник проявит желание ввязаться в бой на открытой местности, поэтому, достигнув недостроенного завала, они готовились смести его защитников, ворваться в деревню и оттянуть на себя как можно большие силы магометан. После этого в бой вступала недавно приобретённая «пехота». Тер-Андраник же вместе с Азатом и ещё двумя десятками бойцов отправлялся в обход поселения, чтобы напасть на неприятеля с востока. Разделив таким образом свои незначительные силы, они собирались обездвижить вражеский отряд, не дав ему ни оказать организованного сопротивления, ни воспользоваться преимуществами обороняемого места.

Атаку Вараздат исполнил с потрясающим мастерством, его тридцать воинов рассыпались по полю, как только вошли в пределы досягаемости вражеских стрел. Мчащих намётом всадников не просто достать стрелой, поэтому они миновали плато, потеряв лишь одну лошадь. На ближних подступах к деревне Вараздат подал знак, и всадники вновь собрались воедино. Недостроенный завал не стал им серьёзным препятствием, разгоряченные кони перемахивали через него с лёгкостью. Из животных выжимали последние силы, потому что знали: без этого броска весь проделанный ими путь потеряет смысл.

Вараздат нёсся впереди всех, перескочив через преграду, он увидел, что в шею его коня вонзилось вражеское копьё, вылетев из седла и чудом избегнув смерти под копытами коней своих же воинов, он вскочил на ноги и ударом тяжёлого сапога в грудь опрокинул навзничь первого двинувшегося на него араба. После, приняв на щит несколько тяжёлых ударов, он подрубил колени здоровенному мужичине, пытавшемуся в этот момент достать боевым топором одного из его всадников. Ринувшись дальше с мечом в руках, он поверг еще двоих, а третьего обратил в бегство. Первая цепь обороны противника оказалась целиком смята, но все понимали: это только начало. От сердцевины деревни в сторону нападавших двигался отряд из двадцати пяти конных воинов, соединившись с отступающими защитниками завала, они атаковали. На узкой улочке началась кровавая свалка, конные и пешие смешались между собой и в припадке звериного бешенства кололи, рубили друг друга, едва различая своих и чужих.

Половина людей Вараздата уже лишилась своих коней, собрав таковых вокруг себя, он криком приказал остальным отступить и спешиться. В этих условиях существовало много возможностей лишиться коня, но преимуществ от нахождения в седле оставалось мало. Сомкнув щиты, армяне, не давая противнику передышки, бросились вперёд пешим строем, многие из них вооружились подобранными у павших арабов копьями — ими они наносили колющие удары по лицам и шеям, не прикрытым доспехами. Вражеский строй выдержал, и дело могло бы обернуться худо, но тут подоспели ополченцы деревни, их простое оружие оказалось как нельзя кстати в лобовой схватке пеших отрядов, а свежесть их сил удвоила и силы бойцов Вараздата.

Набрав в легкие воздуха, он что есть мочи закричал:

— Во имя Господа нашего Иисуса Христа, поднажмём, братья!

Удары участились, и напор нападавших ощутимо возрос, это сделало своё дело: строй арабов дрогнул и прорвался. Враг сделал попытку отступить, не потеряв порядка, но Вараздат допустить этого не мог. Строй арабов оказался рассечён надвое, теперь почти каждый воин сражался лицом к лицу со своим противником. В таком положении армяне смогли использовать своё численное преимущество, впрочем, так как достигалось оно с помощью необученных сражаться крестьян, цена тому была невелика. Улица покрылась телами убитых и раненых, и число их увеличивалось с каждым мигом, боковым зрением Вараздат видел, как с расколотым черепом упал Манук, молодой смешливый парень из Тайка, но в следующее мгновение его убийцу пронзил копьем Нерсес, опытный воин, шедший следом. Постепенно арабов становилось всё меньше и они отходили назад, к середине деревни. Армяне шли за ними следом, во рту каждый из них чувствовал железистый привкус крови, сердце каждого из них колотилось с бешеной скоростью, а силы их дрожали на пределе. Теперь до победы оставалась всего пара шагов, и каждый из них был готов идти до конца.

Тем временем тер-Андраник повёл свой отряд в обход деревни, вместе с ним ехал Азат, в сторону, где кипел бой, старались не оглядываться. Местами отряду приходилось вести коней в поводу, чтобы не выдать своего манёвра; вскоре они достигли восточного окончания деревни. Здесь низкорослые деревья подступали практически к самым домам, оставляя возможность ударить неожиданно. Пока что изначальный замысел взятия деревни работал: большая часть воинов противника оказалась оттянута к западному въезду, с востока дозор несли всего несколько десятков бойцов, но они были начеку. Завал и здесь остался недостроенным, поэтому, когда тер-Андраник с Азатом повели всадников на штурм, он не смог задержать их надолго. Расчистив проход, армяне схватились с бросившимися им навстречу захватчиками, которым по чёрной иронии судьбы на этот раз приходилось заниматься обороной поселения.

Тер-Андраник уклонился от летящего в него копья, приблизился к его обладателю вплотную и, схватив за плащ, резким движением вырвал того из седла вниз. После, оставив позади сражающихся, он пришпорил коня и поскакал к церкви. Руководство схваткой он заблаговременно возложил на Азата — тот, опытный не смотря на возраст воин, без сомнения справится с этим делом прекрасно. Когда священник оказался у церкви, арабы уже запирали ее тяжёлые, кованные железом двери. Атака армян немного спутала им карты, заслышав шум боя, их несчастные пленники сделали попытку вырваться, но среди тех практически не было мужчин — только старики, женщины и дети, поэтому бунт быстро подавили. Сейчас, когда все уже вошли внутрь, у входа в церковь остались лишь трое солдат; первого из них тер-Андраник поверг наземь, направив на него коня, второй схватился было за меч, но вокруг его руки обвился кнут, от резких движений из стороны в сторону араб потерял равновесие, тер-Андраник же, успев спешиться, высек у противника опорную ногу, и тот ничком упал на туфовые ступени. Последнего священник встретил мощным ударом в челюсть, чего оказалось достаточно, чтобы дорога к дверям осталась свободной. Сбросив засов, он распахнул двери, на него мгновенно устремился взгляд нескольких десятков испуганных глаз. Дети, женщины, старики — в их глазах читался страх, перемешанный с надеждой. Страх — что новый гость принёс им очередную меру злобы; надежда — что шум боя, слышанный ими ранее, принёс уже нечаянное избавление. Повисла тишина, спасённые не сразу осознали произошедшее, вид священника в дверях сперва показался им едва ли не сказочным, но с другой стороны, что может быть естественнее, чем посланный им Богом в ответ на мольбы о спасении христианский священник. Затем из дверей повалил живой поток, некоторые пытались облобызать и обнять тер-Андраника, выражая благодарность, но в основном все скорее рвались на свет — снова вдохнуть цветущий летний воздух родных краев, почувствовать жизнь и принести смерть и месть оставшимся из причинивших им столько боли за это страшное утро.

Тер-Андраник шагнул в густой полумрак опустевшей церкви, воздух её ещё хранил в себе запах недавно витавшего здесь страха. Солнечные лучи проходили от окон, как золотые ангельские клинки, и собирались воедино над престолом. Престол был в крови, заколотый на нём священник лежал рядом, загнанные в церковь люди прикрыли его наготу и положили на скамью, клочья седых волос мученика были раскиданы по алтарю. «Никогда не знаешь, какой венец готовит тебе Господь на старости лет», — подумал тер-Андраник и прочитал над убитым заупокойную молитву. «Впрочем, это нам здесь впору просить его молитв — он ведь уже созерцает лицо Отца нашего небесного». После тер-Андраник поднял напрестольное Евангелие и собрал раскиданную по апсиде богослужебную утварь. Церковь была освящена в честь святого апостола Фаддея, что ж, её настоятель сейчас вместе с главным святым его церкви, тоже мучеником, убитым язычниками в этих же землях почти тысячу лет назад. Тер-Андраник перекрестился и зашагал к выходу. На паперти взгляд священника задержался на трупах трёх арабских воинов, тех самых, что запирали дверь, когда он приехал. Он не убивал их, с принятия священного сана он даже никогда не брал в битву настоящего оружия — иерей не может отнимать чужую жизнь. Однако они мертвы, и когда-нибудь держать ответ за случившееся перед Богом придется именно ему.

Битва закончилась, люди, заполнившие улочки деревни стекались к храму, чтобы вознести Богу благодарственную молитву за дарование победы христианскому воинству. Впрочем, некоторые преклоняли колена прямо на улице. Побеждённые большей частью были мертвы, в плен удалось захватить лишь пятнадцать человек. Тер-Андраник распорядился запереть их по пятеро в нескольких разорённых домах и пристально охранять, не только чтобы не сбежали, но и чтобы исключить возможность самочинного суда со стороны жителей.

Навстречу тер-Андранику в окружении своих воинов шёл Вараздат, вид он имел весьма угрожающий: залитый кровью, но не раненый, в руках он нёс изрубленный в щепки щит, шлема на голове не было, и волосы, вымоченные смешанным с кровью потом, целыми прядями налипали на лоб. Завершала весь этот зримый апофеоз воинской доблести довольная улыбка, освещавшая лицо разведчика.

— Легко и просто, святой отец! — крикнул он тер-Андранику. — Все сработали в точности как задумано!

Вараздат потерял пятерых убитыми и ещё пятнадцать ранеными, также погибла половина ополченцев, но будучи бывалым воином он знал, что за каждую победу есть своя плата и скорбь лучше приберечь для должного времени. Тер-Андраник напротив сохранял серьёзность — он считал для себя неуместным проявлять излишнюю весёлость после битвы. Сосчитали общие потери: всего погибло восемь бойцов и два десятка получили раны разной серьёзности. Бой оказался не из лёгких. Тер-Андраника интересовали пленные, он подозвал Азата, которого назначили за них ответственным, и подробно расспросил его о сдавшихся. Выяснилось, что почти все они — из простых воинов, опытных, хорошо вооруженных, но всё же обычных исполнителей приказов, от них вряд ли можно узнать много о целях этого похода. «Кроме одного, — отметил Азат, — этот командовал обороной на восточном конце деревни, мы ударили стремительно, и в итоге некоторых всё же удалось захватить живыми». Здесь оживился и тер-Андраник:

— Вели привести его ко мне, попробуем разговорить.

— Я бы, святой отец, отвёз его в Гехи и там подвесил над воротами за то самое место, это очень быстро сделает его общительным.

— Вот, слова истинного христианина!

— А почему нет? Я христианин, поэтому люблю Христа и люблю ближнего, как заповедано, а вот этих нечестивых ублюдков просто ненавижу.

— Надо будет провести с тобой несколько душеспасительных бесед, — усмехнулся священник.

— Пустое! Если христиане разучатся их ненавидеть, то вся наша борьба не будет стоить и медного фельса.

Затем Азат вышел, священник же подумал, что нет, переживать юноше не из-за чего, христиане ещё долго не разучатся ненавидеть, причём ни здесь, ни в любом другом уголке мира.

Тер-Андраник расположился в одном из близлежащих домов, и именно туда ему привели пленного мусульманина, мужчину примерно одних с ним лет с резкими чертами лица и серо-стальными глазами бывалого воина. Приказав развязать пленнику руки, тер-Андраник отпустил стражу, после жестом указал на стул. Приглашение сесть было принято. Налив в глиняную чашку воды из кувшина, он обратился к допрашиваемому по-арабски:

— Где твои командиры?

— Мертвы, — безучастно ответил пленник.

— Тогда чьи следы уводят к востоку от деревни? Их только что обнаружили мои следопыты.

По правде говоря, то была ложь, тер-Андраник действительно дал указание обследовать восточный выезд, но доклада ещё не получал. Теперь же, заметив в лице собеседника лёгкое напряжение, он уже знал ответ на свой вопрос.

— Мы отправляли разведчиков, — воин понял, что допустил промах, и пытался поправить положение. — Они не вернулись.

— О, ну если у вас принято отправлять на разведку самых важных людей отряда, то ты, безусловно, не лжешь!

— Ты собака, и мне нет нужды убеждать тебя в своей честности, — оскорбительные слова он сказал бесстрастно, ровным голосом. «Этого и пытать бесполезно», — подумал тер-Андраник.

— Да, нужды нет, как и тебе нет необходимости хранить верность тем, кто бросил тебя на верную смерть, а сам ускользнул.

— Если бы я хотел свести с кем-то счёты, то сделал бы это без помощи христианского священника! — тон пленника по-прежнему оставался спокойным, хотя в нём уже чувствовались нотки раздражения.

— Не стоит недооценивать помощь христианских священников, — усмехнулся тер-Андраник. — Но воля твоя, у тебя ещё будет время подумать.

После он подошёл к двери и дважды стукнул в неё кулаком, появились двое стражников, вновь затянули на руках пленника верёвку и увели его прочь. Тот, кажется, немало удивился, что допрос закончился так скоро, но времени выразить свои чувства уже не имел. Как только все трое скрылись, в комнату вошёл Вараздат.

— Ну, что рассказал араб? Вы быстро закончили.

— Он не араб.

— Он так сказал?

— Нет.

— Тогда откуда ты знаешь?

— Он перс, его выдало наречие.

— Хорошо. Что рассказал перс?

— Ничего, что могло бы запятнать его честь, но достаточно, чтобы мы сделали необходимые выводы.

— Ты опять говоришь загадками! — в ответственные минуты Вараздат не переносил склонности друга к созданию тайны.

— Никаких загадок, мы настигли отряд, за которым охотились, но упустили тех, из-за кого этот отряд проделал такой путь. Кажется, теперь у меня в голове сложился общий образ дела.

— Нуу, — протянул разведчик, — выбора у нас особенно не было, мы не могли оставить деревню.

— Да, они сработали ловко, видимо, на этот случай они и тащили за собой столько воинов, чтобы, когда их обнаружат, пустить пыль в глаза как следует. Они идут на переговоры, причём, судя по их пути, в Ширванские земли. То, что они пришли с запада, должно было ввести нас в заблуждение, но я уверен, что стоит за этим афшин Юсуф — халифу и багдадским интриганам дела до нас сейчас нет, у них свои игры. А вот для востикана мы слишком давние и слишком опасные враги, чтобы он не попытался при случае сломать нам хребет. Я сомневался, пока не услышал безобразный говор этого перса, воин из Багдада или Дамаска не может говорить по-арабски так скверно, а в Мараге и Ардебиле подобных ему полно, и все истовые мусульмане, хотя и недолюбливают арабов. Даже не верится, что всего несколько поколений назад их деды пытались принудить наших поклоняться огню…

— Но стой, — Вараздат нахмурился, — если это дела Юсуфа, то тут не обойтись и без Гагика Арцруни, иначе они пошли бы в Ширван через свои земли.

— Да, вполне вероятно, что они попытали удачу и у этого старого лиса, он всегда летит на измену, как стервятник к полю битвы, а, может быть, они всё же имели дела и в Дамаске… Сказать с уверенностью сложно, но в том, что это блюдо состряпано корявыми пальцами Юсуфа, я теперь не сомневаюсь ни мгновения.

На улице тем временем усилился шум и началось движение. Заросшее тёмными волосами лицо одного из воинов просунулось в дверь и произнесло:

— Святой отец, прибыл отряд из Гехи, — затем лицо исчезло.

— Вот так неожиданность! — воскликнул тер-Андраник. — Ну всё же они вовремя, теперь не придется думать, что делать с пленными.

— Своего перса тоже им отдашь?

— Пожалуй, да, я сомневаюсь, что он расскажет нам что-то ещё, у него на лице написано, что он скорее умрёт, чем пойдёт на сделку с христианами. Да и, кажется, нам больше не нужно его знание.

— Может, я попытаюсь поговорить с ним по-своему? — глаза Вараздата зловеще блеснули.

— Ну, тут ты опоздал, Азат уже предложил свои услуги, хотя я и не склонен их принимать.

— Ладно, тебе виднее. Надо поприветствовать прибывших…

— Пожалуй, чтоб никто там не натворил глупостей.

Они вдвоём вышли на улицу, всадников из Гехи вёл некто по имени Мовсес — он был плотен, лысоват, длиннобород и сразу узнал тер-Андраника. Окинув взглядом своих людей, деревню и людей священника, он воскликнул весело:

— Тер-Андраник! Только упоминание твоего имени гонцом сдержало моё недоумение, ведь твоё имя может оправдать любую несуразицу!

Тер-Андраник тоже узнал Мовсеса: в былые времена этот весёлый, но несколько глуповатый вояка бился в дружине царя Смбата, теперь же служил наместнику его сына в крепости Гехи.

— И ты здравствуй, Мовсес, мы уж и не ждали! Что ж, вы как раз ко времени…

— Да уж, по твоим воинам это видно. Но я не могу взять в толк, откуда эти арабы здесь взялись, такого уж несколько лет не случалось!

Из-за спины тер-Андраника подал голос Вараздат:

— Был бы мёд, а пчела и из Багдада прилетит, — то была старая поговорка, которую он сказал по привычке, только потом подумав, насколько она уместна.

— Да какой тут мёд! Голодные крестьянские хижины, да и только.

Тер-Андраник с Вараздатом вкратце описали Мовсесу дело, умолчав о своих подозрениях и выводах, дав только сухой ряд событий. Тому подобного рассказа оказалось вполне достаточно, и он в свою очередь поведал, что этим утром наместник Васак в крепости отсутствовал — уезжал в монастырь Айриванк помянуть своего отца, преставившегося в этот день год назад. Вместо него командовать остался сепух Гор, человек молодой и не имеющий достаточного опыта, посему, когда на горизонте появился столб дыма, а в воротах посол от тер-Андраника, вопрос с отправкой отряда решить быстро не смогли. В итоге Мовсес привёл сорок бойцов, но к битве опоздал. Теперь же он настаивал, чтобы люди тер-Андраника остановились на отдых в Гехи, тем более что уже к вечеру этого дня ожидали приезда наместника. Тер-Андраник ответил на предложение согласием. Отряд действительно нуждался в отдыхе, люди измотаны боем и долгим переходом, не говоря уже, что после утренних событий под его рукой появилось несколько десятков раненых и единственным местом, где их можно безбоязненно оставить, была эта крепость.

Перед отъездом отслужили молебен о погибших за веру воинах и жителях деревни. Власть была вновь передана местным старейшинам. Теперь, наверное, пройдёт пара дней и для уцелевших жизнь побежит своим чередом. Но не для всех. Об этом размышлял тер-Андраник, покачиваясь в седле на том же пути, по которому они во весь опор неслись утром. Всего какие-то полдня для одних обернулись смертельным горем, а для других — нежданным спасением. Одни захотят мести, а другие — очищения души… Но нет, теперь уклад жизни этих людей прежним сможет остаться лишь внешне, внутри он будет скрывать незаживающую рану.

Ехали молча, так всегда бывает после горячки боя — когда возбуждение проходит, накатывает усталость и воспоминания о павших товарищах. Понимая это, заставил себя помолчать даже говорливый Мовсес. В Гехи прибыли незадолго до заката, с их приездом в крепости поднялась суета, созывали лекарей для раненых, отпирали темницы для пленных, накрывали столы и готовили постели победителям.

Тер-Андраник вытерпел знакомство с юным сепухом Гором, которого, видимо, оставили за главного, только чтобы тот набрался опыта. После священник поднялся в отведённую ему комнату (он всегда останавливался здесь в ней) и повалился на кровать. Последние дни его волновала только мысль об арабском отряде, и вот он уничтожен, но какой в этом смысл, если главную загадку дела они упустили. Смысл в том, что спасены многие жизни… Да только вот как бы это спасение не обернулось ещё большими смертями невинных. Он знал, на что идёт, когда принимал решение, но это вовсе не означало, что сомнений в нём не осталось.

Тут не может не быть сомнений, потому что не может быть и правильного решения — он рискнул, положившись на Божественное провидение, веря, что именно так должно поступить христианину, а как оно будет верно на самом деле — время покажет. Человек предполагает — Бог располагает. В такие мгновения тер-Андраника больше всего тяготило отсутствие собеседника, того, с кем можно было бы обсудить всё на равных и услышать взвешенный совет. Вараздат — друг, воин, разведчик, одинаково надёжный во всех этих ипостасях, в качестве советника по моральным и личным вопросам оказывался абсолютно бесполезен. Пожалуй, это одна из самых больших потерь, что повлёк переход тер-Андраника из духовной среды в воинскую. Если раньше его окружали самые образованные и вдумчивые люди эпохи, то теперь рядом были настоящие бойцы с твёрдой рукой и простым сердцем, по-своему глубокие, но всё же чаще всего даже не владеющие грамотой… Что ж, как бы то ни было, выбор уже сделан, враг ускользнул, а воинам теперь необходим отдых. Остановив таким образом поток неприятных мыслей, тер-Андраник сел, подвинулся ближе к стоявшей на подоконнике свече и раскрыл Евангелие. Так, с книгой в руках он и заснул, наутро же священник проспал и пение петухов, и литургию, проснувшись, только когда солнце взошло настолько высоко, что уже приблизилось время обеда.

Как только он подал признаки бодрствования, к нему явился Айк с докладом: наместник уже в крепости и очень хочет его видеть. Тер-Андраник спустился, на улице стояла дневная жара, поэтому и гости, и обитатели Гехи предпочитали прятаться в прохладном сумраке замка. Священник с наслаждением втянул душный дневной воздух — это аромат расслабленности и отдыха, который он позволял себе крайне редко и который радовал его душу, но только когда не становился слишком долгим.

Васак встретил священника как старого друга (впрочем, он и был его старым другом): обнял и трижды расцеловал, не сочтя нужным или забыв подойти под благословение. Пригласив гостя к столу, он принялся расспрашивать его о новостях, причём не только последних дней. Тер-Андраник, будучи близок и к светской, и к духовной властям, являлся бесценным кладезем знаний, как полезных, так и увеселительных. Поскольку сам наместник интересных новостей не имел, то его участие в беседе ограничивалось замечаниями вроде: «Его святейшество видел в последний раз в Айриванке на Успение» или же «С ишханом Григором мы бок о бок сражались в Мокке». Услышав, что царь отправился в Гугарк к братьям Гнтуни, он весело рассмеялся и отметил, что в молодые годы был дружен со «своим картавым тезкой», разумея одного из гугаркских братьев. Васак явно скучал в крепости, и приезд тер-Андраника стал для него событием. Услышав, что на следующий день уже назначен отъезд, он расстроился, но отговаривать не стал и без каких-либо условий согласился заботиться о раненых, дать необходимое количество лошадей и еду в дорогу.

Остаток дня тер-Андраника состоял из бесед со старыми знакомыми, коих в многолетней багратидской обители оставалось множество, приготовлений к отъезду и чтения книг в обширной библиотеке Гехи. Последнее занятие — обязательная часть каждого его посещения крепости, удовольствие, в котором священник не мог себе отказать. В этот вечер внимание священника привлёк том «Одиссеи» Гомера, написанный по-гречески, он вероятнее всего попал сюда в качестве подарка одному из предшественников ныне царствующего монарха. Пролистав книгу, тер-Андраник остановился на главе, в которой Одиссей входит в царство Аида. Встречи царя Итаки в потустороннем мире напомнили ему минувший день, в течение которого он так же встречал многих людей, подобно теням из прошлого, пытавшимся выведать от него хоть немного о том, что творится за стенами крепости… Тогда тер-Андраник понял, что отдохнул достаточно. Лучше быть последним подёнщиком на земле, чем царём над тенями — так сказал Одиссею погибший под Троей Ахилл. Тер-Андраник понял, что это предельно точно отражает и его состояние. Чувство незавершённого дела висело над ним, как дамоклов меч, и каждое слово, сказанное в праздных беседах, напоминало ему, что он наслаждается спокойствием незаслуженно. Отдых, казавшийся вчера необходимым, сегодня представлялся уже излишним, как будто, имея возможность действовать и исполнять своё предназначение, тер-Андраник предпочёл добровольное погружение в мир теней.

Встряхнув головой и усмирив беспокойные мысли, тер-Андраник поставил книгу на место и нашёл Азата с Вараздатом. Он отдал им последние распоряжения насчёт завтрашнего утра и отправился спать. В вечернем евангельском чтении по удивившему его совпадению попалась притча о Лазаре и богаче, в которой последний, упустив возможность для исправления своей жизни на этом свете и оказавшись на том, тяжко страдал от невозможности изменить посмертную участь себя и своих близких.

— Потому что земная жизнь — это время, когда нужно действовать, — сказал сам себе тер-Андраник и задул свечу.

* * *

Утром отряд выступил в путь. Коней направили на восток, мимо дымчатых берегов озера Геларкуни, к зелёным холмам Арцаха и землям древней Албании.