Сокровище Беаты

Владимир Иволгин (2024)

Сюжет книги разворачивается в средневековье, в вымышленном королевстве Квитония и повествует о судьбе девочки по имени Беата Эклунд, которая проживает на городской окраине со своей матерью. Неподалёку от города расположен старинный замок. Его могущественные хозяева вторгаются в безмятежное течение жизни Беаты, разрушая её. На пути к справедливости главная героиня и её друзья соприкасаются не только с коварством злых людей, обитающих за стенами замка, но и с проявлением холодного безразличия, малодушного страха и прочих неприглядных сторон всех тех, кто окружает их в повседневности. Жителям города и невдомёк, что за ними пристально наблюдают, отслеживают каждый их шаг. И совсем ещё юной Беатрис предстоит раскрыть страшную тайну о невещественном мире помыслов и желаний, сокрытом от человеческого глаза, свести знакомство с его владычицей и вступить в непримиримое противостояние с ней. Эта история о настоящей дружбе и верности. О том, что ищет каждый из нас, но не всегда обретает.

ГЛАВА 4. Перед началом турнира.

— Ну наконец-то нашлась! — торопясь к своей помощнице, с укоризной проговорила горничная. — Что это на тебе надето и где это ты так выпачкалась? Ну-ка, скорее переодеваться.

Она ухватила Беату за руку и потащила за собой в кладовую. Стоеросовый болван-лакей проводил их ничего не выражающим взглядом и снова застыл, будто примерочный манекен. Прикрыв дверцу, тётка Агата усадила помощницу на скрипучий стул, зажгла свечу и сама уселась напротив.

— А теперь рассказывай, как тебя угораздило так вымазаться и где твоя одежда? — обеспокоенно спросила она.

И Беата, не в силах больше сдерживать рвущуюся наружу обиду, выплеснула всю свою боль, содрогаясь от сдавленных рыданий. Добрая миссис Хадзис, видя этот внезапный приступ отчаяния, прижала маленькую головку своей сподручницы к груди и принялась её утешать, ласково, по-матерински приговаривая:

— Ах ты, девочка моя… Кто же тебя так обидел? Неужто эти аспиды, королевские детки? — Беата в подтверждение догадки горничной закивала головой. — Да знаю-знаю… — участливо проговорила она. — Платье-то, поди, принцессино. Наслышалась я давеча от королевского повара об их проделках. Они у себя во дворце почище проказы учиняют. А верховодит своим братцем эта рыжая бестия.

— Да… это… это всё она, — всхлипывая, жаловалась Беата. — А он… он хороший. Я знаю, это она его надоумила.

Утирая слёзы платком, Беата поведала своей наставнице о том, что с ней случилось. Миссис Хадзис, сердечно вздыхая и покачивая головой, выслушала всю историю до конца и, обняв своими тёплыми ладонями опухшие от плача детские щёки, серьёзно сказала:

— Послушай, что я тебе скажу. Не смей искать ему оправданий! Он и есть самый настоящий подлец. Ведь принц поступил с тобой подло вовсе не потому, что его кто-то подначил на это. Он так поступил, потому что в нём эта подлость уже была. А принцесса, я думаю, хотела тебе отомстить за то, что её мамаша при всех пристыдила свою дочь-неряху и поставила тебя ей в пример. Ведь ты такая опрятная умничка. Вот в ней ядовитая злоба и закипела. Это ж какими управителями они станут, когда вырастут?! Перегрызутся между собой за трон, да изведут один другого.

— Прав был Николас, когда говорил, что этот замок всем приносит только несчастья, — заикаясь, выговорила Беата, подрагивая худенькими плечами. Проникновенные слова горничной коснулись её доверчивого сердца и подействовали, словно успокоительные капли. Давно известно, что доброе слово — это тоже дело.

— Кто такой Николас? — спросила миссис Хадзис.

— Это мой давнишний приятель, — ответила Беата.

— Не прав твой приятель. Сам по себе замок — всего лишь груда слепленных камней. Всё то добро и зло, что происходят в стенах Каймангрота, совершают его обитатели. В былые времена, когда всем заправляли прежние хозяева, жизнь здесь текла по-иному. В коридорах часто слышался звонкий смех доброй госпожи. Благородный герцог никому и никогда не отказывал в помощи. Я помню, как незадолго до своей кончины, герцогиня стала привечать у себя одну маленькую девочку. Она очень привязалась к этой крохе и даже как-то откровенно поделилась со мной, что мечтала бы иметь такую дочку. А в последнюю ночь, уже в бессознательном бреду всё повторяла: «Моя девочка! Разыщите мою девочку! Я обещала…» Вот, что она обещала, я уже не смогла разобрать. — Агата умолкла, устремив свой неподвижный взгляд на мерцающий огонёк свечи.

«Так вот, значит, как всё было на самом деле, — размышляла Беата над словами горничной. — Оказывается, миссис Ллойд сама просила разыскать меня. А люди злословили, будто мне запретили видеться с ней. Распускали грязные слухи о моём отце… Зачем? Кому это было нужно? Почему те, кто был с нею рядом, ослушались и не выполнили последнюю волю своей хозяйки?»

— На следующий день, когда госпожи не стало, — печально проговорила миссис Хадзис, — наш городской портной Майер привёз сшитое им платье для той маленькой девочки. Но Готлиб тогда прогнал его прочь со двора. А платье то было шикарное — я видела. Не чета этой безвкусной тряпице. — Миссис Хадзис кивнула на заляпанный наряд Беаты и вдруг спохватилась: — Между прочим, а где ты оставила своё?

Беата вспомнила, что оставила платье за ширмой в покоях принцессы.

— Кажется, я его позабыла в той комнате, — ответила она.

— В какой? — переспросила Агата.

— В комнате принцессы.

— Хорошо, сиди здесь и никуда не высовывайся, а я постараюсь отыскать твою одёжку.

Миссис Хадзис поднялась с «ворчливого» стула и, пробормотав под нос что-то невнятное и сердитое, вышла из кладовки, притворив за собой дверцу. Беата осталась одна. На столике стояло небольшое, треснутое зеркальце. Она поднесла к нему свечку и стала внимательно разглядывать себя при тусклом, колеблющемся свете. Эта привычка появилась у неё давно. Когда комната маленькой Беаты Эклунд погружалась в поздние сумерки, она подолгу всматривалась в её зеркальное отражение. При таком напряжённом разглядывании начиналось казаться, что мир по ту сторону зеркала оживает. В его отблесках из-за игры света и тени предметы искажались, принимая иные очертания и формы, а их привычное назначение обретало новое магическое толкование. К примеру, большой платяной шкаф в дальнем углу детской представлялся ей широкоплечим, угрюмым великаном, каменным стражем на своём посту. Невысокая вешалка у входной двери, на которой всегда висели её теплая курточка и дождевая накидка, от чего-то казалась согбенной, костлявой старухой, и поэтому Беата поглядывала на этот тёмный силуэт с опаской. Закатившийся в угол мячик, сшитый из кожи и набитый изнутри гусиными перьями вперемежку с соломой, походил на свернувшегося в клубок чёрного кота, дремлющего на тёплом полу. Это потустороннее бытие всегда влекло её своими загадками. Вот и сейчас, в попытках прогнать от себя навязчивые мысли об оскорбительной каверзе, что подстроили королевские отпрыски, Беата снова вспомнила свою детскую забаву и самозабвенно погрузилась в иллюзорный мир, пытаясь разглядеть в самых обыкновенных предметах таинственные силуэты и знаки. Но этой забаве не суждено было продлиться хоть сколько-нибудь долго — разыгравшуюся фантазию прервали чьи-то шаги. Хлопнули входные двери и в гостиной послышались гулкие голоса. Похоже, управляющий Меро отдавал распоряжения прислуге. Вскоре снова всё стихло, и Беата вдруг ощутила невероятную усталость. «Удивительно, как же тяжело находиться в этом доме, — подумала она. — Всего нужно бояться, перед хозяевами гнуть шею, приказчику заглядывать в зубы, каждому натужно улыбаться, даже если улыбаться совсем не хочется. А меня ведь здесь ничто не держит, и в любую минуту я могу просто собраться и уйти. Да мне и собирать-то нечего». И чем дольше Беата рассуждала, тем больше склонялась к мысли, что ей тут не место. Слишком многое изменилось с той поры, когда она приезжала в этот дом, как гостья…

А в это время управляющий Жак Меро торопливо и бесшумно семенил по петляющему коридору на встречу со своим хозяином. Вильгельм Готлиб ожидал его в своём кабинете. Под благовидным предлогом граф ненадолго оставил Королеву в обществе бургомистра и своей супруги.

— Я подал тебе сигнал ещё пятнадцать минут назад, — высказал он провинившемуся слуге.

— Прошу простить меня, мой господин, но этот чёртов кузнец пропил последние мозги, — протараторил приказчик, пытаясь оправдать своё опоздание. — Мало того, что подобрал жеребцам подковы не по размеру, ещё и перепутал передние с задними. Благо, всё обошлось, и никто из наследников не свернул себе шею. Смею предположить, что принц и принцесса остались довольны. Я давно говорил вам, что надо прогнать этого негодяя со двора.

— Ты же знаешь, что прогонять кузнеца нельзя. Здесь он изолирован, а там, за стенами… — граф поднялся из-за стола. — Кто знает, что взбредёт в эту глупую голову. А ну как развяжет свой пьяный язык и начнёт трепаться в кабаке — ниточка далёко потянется… И без того по городу бродят слухи.

— Может, тогда просто избавиться от этой занозы в з… Отвезти в лес и дело с концом.

— Пока не ко времени. Ну и как ты находишь её величество Клотильду Неумолкаемую?

— Не в моих правилах отзываться о начальстве дурно.

— Ты мудр, чего не могу сказать о нашей дорогой гостье. Дорогой во всех смыслах, ибо её пребывание в Каймангроте обойдётся мне недешево. Редкостная дура. Во время беседы за столом я сказал, что хорошо знаю их придворного наставника по верховой езде. Королева была сражена наповал моей осведомленностью.

— Откровенно говоря, для меня это тоже загадка? Вы с ним знакомы?

— Ты шутишь? Я его в глаза не видел. Это всё Пепито.

— Кто, простите?

— Пепито Серрано. Мои глаза и уши при дворе. Лоренцо Де Роса — его вымышленное имя.

— Кто-то отыгрался на парнишке, — съехидничал приказчик. — Похоже, нежеланный был ребёнок в семье. Нелегко было с таким именем за дамочками ухлёстывать.

— Тут ты ошибаешься. Он гениальный мошенник. Когда мы впервые встретились, этот авантюрист был известным на всю округу повесой и карточным шулером. Я сразу понял, что такой человек мне пригодится. Серрано умел расположить к себе, знал светское обхождение. Он прирождённый франт и волокита: всегда опрятен, одет с иголочки, с красивым лицом, слыл задирой и в искусстве фехтования был на высоте. Кроме того, отлично управлялся с лошадьми. Словом, мы заключили с ним договор. Я снабдил Пепито новыми документами, деньгами, чёткими инструкциями и спровадил в столицу. Ему удалось устроиться конюхом в королевские конюшни, соблазнив дочку одного придворного лакея. Так он и стал моим осведомителем. В своих письмах этот плут подробно описывал мне всё, что происходит при дворе, до мельчайших деталей. Разумеется, за определённую плату. Он сообщал обо всех интрижках и скандалах, о привычках и дурных наклонностях придворной знати. Даже о том, что наследники предпочитают на завтрак, обед и ужин. С его слов, я узнал, что принц и принцесса не выносят друг друга. Что принцесса самолюбива до спеси и втайне помышляет о королевском троне, а принц глупый и трусоватый мальчишка, который больше всего на свете боится собственной матери. Все эти обстоятельства могли бы в последствии сыграть мне на руку. Единственный недочёт, который допустил мой соглядатай, это болезненная реакция Королевы на цветочную пыльцу. Благо, всё удалось уладить вовремя.

— А где вы с ним познакомились?

— Это давняя история. Он в ту пору перебивался временным заработком, объезжая лошадей у одного графа, мир его праху.

— Да-а, забавный тип. Как ему удалось возглавить службу королевской охраны, ума не приложу.

— Эту должность он получил двумя годами позднее. Я ничуть не сомневался, что такому пройдохе удастся обратить на себя внимание Клотильды. Как я уже сказал, он был молод, подтянут, красив и имел репутацию опытного ловеласа — мог вскружить голову даже самой неприступной аристократке, а потом запросто обчистить её шкатулку с драгоценностями или, на худой конец, выкрасть из трапезной столовое серебро. Я не ошибся в своих расчётах: вскоре из простых лошадников Серрано перевели в королевскую охрану. Как-то ему удалось отличиться на одном из рыцарских турниров, регулярно устраиваемых во дворце в честь её величества. Пепито, он же Лоренцо, одержал триумфальную победу, чем и сразил одинокое сердце вдовствующей Королевы. Немногим позже он отписал мне о планах этой распутной куртизанки, о том, что вскоре она собирается в длительную поездку инспектировать свои владения на северо-западе. По моей настойчивой инициативе наш страстный фаворит склонил государыню сделать по пути остановку в Каймангроте. Правда, для страховки пришлось повредить участок дороги, чтобы та не передумала. Вот и вся комбинация.

— Не перестаю удивляться вашей дальновидности. Но так ли глупы королевские министры?

— Не думаю, что они глупы. Скорее, каждый нашёл своё место при дворе и, прикрываясь королевской мантией, ведёт тайную игру, извлекая для себя всяческие выгоды. Но в этом их слабость. Они слишком дорожат своим положением, потому малодушны и трусливы. А искусство использовать слабости — это и есть дипломатия, мой друг. И я овладел им в совершенстве. Думаю, что мне удастся справится со всей этой придворной утлостью и таким образом подобраться к Королеве. Если уж карточному шулеру удалось… Кстати, о королевских слабостях: ты разослал городской знати приглашения на бал в честь прибытия её величества?

— Да, мой господин, всем гостям доставлены лично мною. Правда, кое-кто не желал открывать двери, пришлось проявить настойчивость.

–Очевидно, они свыклись с той мыслью, что твои визиты не приносят им добрых новостей, — сказав это, граф снисходительно улыбнулся. — Ну ничего. Если дело выгорит, мы скоро покинем это захолустье. Столичные злачные заведения с лёгкостью развеют твоё уныние.

— Меня нисколько не заботит мнение местных «ослов» с благородными фамилиями и их жён-пустобрёх, — ответил Меро с тенью затаённой обиды в голосе. — Беспокоит другое: эти кутежи разорят вас окончательно. Бог знает, что ещё взбредёт в голову Королеве: охота, скачки, фейерверк, пир на весь мир… Теперь понятно, почему казна опустошена. Удастся ли нам компенсировать затраты? Местные ремесленники и фермеры выпотрошены до дна. У них уже нечего отбирать.

— Средства действительно изрядно поубавились. Тем не менее, всё должно быть подготовлено тщательно и безукоризненно. Следи за лакеями — как бы чего не стянули… Повторюсь, слишком многое поставлено на карту. Я не азартен, ты знаешь, но сейчас игра идёт ва-банк. Мы можем или всё обрести, или всё потерять. Мне опротивели и этот грязный городишко, и этот чёртов замок, в котором даже скрипящие ступени на лестнице непрестанно напоминают о прошлом. Впрочем, я начисто лишён предрассудков и призраки минувшего меня не тревожат. Хотя, поговаривают, будто тот, кто построил этот замок, много душ загубил в своём подземелье. Суеверные слуги до сих пор забавляют друг друга небылицами о безутешных духах, что бродят по подземному лабиринту и не могут обрести покоя.

— Я не раз слышал эту чушь от нашего кучера. Да и стража пыталась заверить меня, что по ночам из-под земли доносятся хрипы и стоны. Видимо, сквозные ветры гуляют по подземелью и издают эти странные звуки.

— Хорошо, что ты не суеверен. Если доверять словам Серрано, Клотильда обожает всякого рода мистификации. Её причуды, вера во всевозможные приметы и знаки давно уже стали поводом для насмешек среди придворной знати. Например, сегодня, за обеденным столом, после сумасбродной выходки наследника она поведала, что спустившееся на руку насекомое сулит денежный прибыток и потому весьма довольна такой благоприятной приметой. Шалость избалованного отпрыска для неё предвестник денежного достатка, а не признак его дурного воспитания. Ну за что? За какие-такие заслуги Небо посылает этим людям богатство и власть? Разве по праву они владеют ими.

— Это несправедливо.

— Я должен вернуться к Королеве, а то как бы этот напудренный пудель Флэнеген не сконфузил её величество какой-нибудь нелепицей. Ты же позаботься о том, чтобы всё было готово к вечернему балу.

— Сделаю всё необходимое, мой господин.

Управляющий откланялся и, выйдя из кабинета хозяина, сразу же направился во двор, где Королева в компании графини и губернатора, под навесом летней веранды коротала время за бокалом игристого вина. Наследники, разогретые состязанием по верховой езде, испросили разрешения у матушки на прогулку за стенами замка. Расчувствовавшаяся маман позволила детям отлучиться ненадолго в сопровождении своих гвардейцев. Спускаясь в холл, приказчик, как и его хозяин, задержался на верхних ступенях лестницы и потоптался на месте — доски, поскрипывая, продавливались под его ногами. Меро скривил губы в язвительной ухмылке. Уж он-то, как опытный тюремщик-дознаватель, знал, что преступников часто тянет на место преступления, где память отчётливо воскрешает подробности совершённого ими злодеяния, и Готлиб в этом смысле не был исключением. Беата боялась шелохнуться, с замиранием сердца вслушиваясь в поскрипывание ступенек над головой. Её рука так и застыла неподвижно, держа свечу. «Может, это снова граф… — размышляла она, — прислушивается, есть ли кто в кладовке. Будто пританцовывает на месте. Ему бы ещё бубен или колотушку в руки… и на голову мой чепчик в придачу. Он вполне мог бы сойти за какого-нибудь шамана или колдуна». И вдруг капелька расплавленного воска упала ей на ладонь. Беата непроизвольно дернула рукой и задела блюдце, которое предательски зазвякало по столу. Поскрипывания сверху тут же прекратились, и почти сразу послышалась торопливая поступь вниз по лестнице, а ещё через несколько секунд дверь в кладовку распахнул Жак Меро. Сузив щёлки глаз, он пристально вглядывался в полумрак, но в кладовке было пусто. На столе стояли треснутое зеркальце и погасшая свечка на заляпанном блюдце. Пошмыгав ноздрями, в надежде учуять запах растаявшего воска, приказчик тихо произнёс: «Только мышей здесь не хватало» — и с этими словами захлопнул дверцу. Беата, дождавшись, пока стихнут шаги, одёрнула пыльный занавес, за которым недавно обнаружила затаившихся от матушки наследников и за которым теперь спряталась сама от всевидящего ока дошлого смотрителя. «А чего я, собственно, испугалась? — подумала она. — Ведь это место отведено для горничной. И потом, раз уж мне довелось подслушать разговор Готлибов, в котором они упомянули моего отца, теперь я просто обязана выяснить всю правду. От начала и до конца!» Страх внезапно исчез, и неведомая до сего часа решимость наполнила сердце Беаты. Ежедневные тяготы и заботы, постоянная нужда, унизительная бедность приучили девочку-батрачку, живущую на задворках города, мириться со своим положением. На её долю выпали испытания, которые превосходили опыт взрослых людей. Она привыкла к грубости рыночных торговцев и претензиям недовольных покупателей, привыкла сносить обиды и унижения от богатеньких отпрысков, когда мыла полы в их игровых комнатах и опочивальнях, привыкла чистить, скрести, натирать и выгребать в домах местной знати. В ней давно уже погас тот задорный огонёк, который когда-то не давал покоя маленькой непоседе, манил её в дальние странствия, волновал грёзами о зелёных островах и заморских странах. И вот теперь Беата снова вспомнила то забытое ощущение. Она почувствовала себя сильной и решительной, способной на отчаянный поступок, как в тот запомнившийся день, когда отважилась на тайное свидание с отцом в городской тюрьме. Она забыла о принце, принцессе и их подлой выходке. Забыла о Королеве и её придворной стае, которым было велено во всём угождать и низко кланяться при случае. Сейчас Беату беспокоила только одна мысль: если ей не удалось удержать отца в тот злополучный вечер, когда они виделись в последний раз, то теперь, спустя столько лет, её священный дочерний долг состоял в том, чтобы вернуть ему доброе имя. Даже если для этого потребуется отправиться в самую глухомань мёртвого леса, она не спасует ни перед какими трудностями и опасностями.

Настал тот момент, когда следует сделать небольшое отступление с тем, чтобы поведать читателю о загадочном месте под названием «Deadwood» или «Мёртвый лес». Когда-то это был густой зелёный бор, опоясывающий город с его западной стороны. Старожилы рассказывали, что в давние времена много всякого зверья водилось в его тенистых зарослях и охотники никогда не возвращались оттуда без добычи. Били и перепелов, и кабана, и косулей, и даже лося. Местная ребятня собирала орехи, дикий тёрн, сочный ранет, лакомилась сладкой земляникой. Пасечники на цветочных лужайках ставили ульи и качали душистый мед, а женщины без опаски заблудиться отправлялись по грибы в его глухие дебри. Самые удачливые доверху наполняли свои плетёные корзины шляпистыми груздями, солили их и продавали после на базаре. Знахари запасались целебными травами для изготовления снадобий. Лес щедро делился своими дарами с людьми, был надёжным убежищем для животных и кормушкой для птиц. Но с некоторых пор с ним стали происходить необъяснимые перемены. Сочная трава пожухла, пышная листва деревьев и кустарников вдруг стала вянуть и опадать. Стволы могучих ясеней и клёнов облепили бугристые трутовики, а их раскидистые ветви высохли и превратились в корявые сучья. Ягодные поляны покрылись желтоватыми мхами. Синее лебяжье озеро в глубине лесного бора заболотилось и заросло тиной. Воздух стал затхлым и удушливым. Ни с того-ни с сего лес поразила какая-та необъяснимая болезнь. Недуг расползался дальше и дальше, пока не поглотил до предела всё его пространство. По городским улицам поползли слухи, что в чаще стали пропадать люди: приезжие торговцы, торопившиеся в Валенсбург к базарному дню и потому решившие срезать путь по лесной просеке, собиратели хвороста или же просто загулявшие трактирные повесы. Среди местного населения быстро нашлись те, кто начал заражать умы земляков и заезжих гостей сплетнями о всякой нежити и нечистых духах, что поселились в лесу, заманивали путников, сбившихся с дороги, в непролазные дебри и путали следы, не давая им выбраться. Кому-то даже пришла в голову идея спалить это гиблое место, но удивительным образом огонь в чаще не разгорался и тотчас угасал. В конце концов, бургомистр Флэнеген издал указ, по которому жителям города запрещалось пересекать границу Дедвуда под угрозой большого денежного штрафа. Родители строго-настрого наказывали своим детям не приближаться к заболоченному и отравленному ядовитым дурманом глухолесью. Вскоре укатанные просеки и натоптанные тропы некогда зелёного шумного бора заросли мхом и лишайником. А однажды сильный, ураганный ветер пронёсся сквозь сонм его увядающих, сохнущих деревьев и превратил гибнущий лес в непролазный бурелом. С той самой поры за ним окончательно укрепилось это зловещее название…

Миссис Хадзис застала Беату в глубоких раздумьях. Она держала в руках сложенные платье и фартук своей помощницы.

— Королевские спиногрызы оказались не такими подлыми, как я о них подумала, — сказала горничная и развернула белый фартук, изрезанный в лохмотья. — Они ещё хуже. С платьем та же история. Я нашла твои вещи под кроватью принца. Значит, это сделал он, когда переодевался, а потом зашвырнул их подальше. А ты сомневалась.

— Я не хочу больше говорить о них, — резко оборвала разговор Беата.

— Пожалуй, ты права. На сегодня с тебя хватит. Раз уж так получилось, отправляйся-ка домой и на завтра возьми выходной. А я постараюсь раздобыть тебе другую форму. Есть у меня одно старенькое платьице, вполне сносное. Малость ушить и будет тебе новый наряд.

Она испытующе посмотрела на свою подопечную и осторожно спросила:

— Ещё хочешь здесь остаться?

— Не хочу. Но останусь, — твёрдо ответила Беата.

— Вот и чудно, — заулыбалась приободрившаяся миссис Хадзис. — А я-то, грешным делом, решила, что снова мне тут куковать одной. Где я ещё такую способницу найду. День клонился к вечеру. Конное представление давно закончилось и сановные гости, утомлённые затянувшимся торжественным приёмом, разбрелись по своим покоям. Беата, накинув на себя вязанную кофту поверх подаренного принцессой платья, в сопровождении горничной миновала холл и вышла во двор, который к тому времени уже пустовал. Проходя мимо веранды с королевской монограммой, она заметила там двух лакеев: один из них был поставлен служить снаружи, у парадного входа, а другой — тот самый туповатый холуй с утиным лицом, что не пускал её в гостиную. Они оба копошились возле стола, подъедая с тарелок остатки трапезы именитых господ, при этом азартно соперничая и упрекая друг друга в непомерной жадности. Охранника в тяжёлых доспехах, обессилевшего за день от напряжённого бдения, сморило, поэтому из его сторожевой будки доносился забористый храп. Он пускал сквозь пересохшие губы пенистые пузыри, а приютившийся рядом облезлый кот испуганно подрагивал кончиком хвоста всякий раз, когда его хозяин издавал очередной утробный рык. Королевская охрана несла дозорную службу на стенах замка. Беата лязгнула тяжёлым железным засовом, приоткрыла массивную дверь и, попрощавшись со своей начальницей, вышла за ворота. По вечерней равнине стелился сладко-горький аромат полевых трав, а блуждающий тёплый ветерок доносил его внезапно и порывисто, ласково касаясь загоревшего лица утомлённой путницы. В городских окнах уже загорались первые одинокие огоньки. В склонившихся травах перекликались между собой жаворонки и вовсю стрекотали цикады. Долина медленно остывала от палящего летнего зноя. По дороге домой Беата вспоминала, как Мартин и его отец, Маттиас Кристенсен, подвозили её на своей двухколёсной тележке, и как смешно подшучивали над своим мерином, редкостным лентяем и притворой. Печальные мысли развеяло свежим воздухом и Беатрис, бодро шагая по проселочной дороге, негромко затянула любимую песенку о незадачливом пастухе, который растерял всех овец. Это песенка была хитрой уловкой для маленьких детей, не желающих засыпать, в конце которой пастуху всё же удалось собрать своё стадо и, чтобы убедиться в этом, он должен был пересчитать найденных им овечек. Считая вместе с отцом, который часто напевал ей эту песенку, Беата не замечала, как засыпала. Мурлыкая себе под нос незатейливый мотивчик, она вдруг услышала странный шорох в сухом, высоком тростнике, что сплошным, непроглядным частоколом тянулся вдоль дороги. Подозрительная возня происходила в его густоте, справа от обочины. Загадочное нечто, давя стебли и шебурша листвой упрямо продиралось к пологой насыпи. Каково же было её удивление, когда буквально в трёх шагах из зарослей высунулась рогатая физиономия злодейки Марго.

— Я подозревала, что этот день просто так не закончится! — заключила Беата, с опаской взирая на козу старухи Сайл Кнокс. — Вот только тебя мне и не доставало.

Коза издала свой воинственный, дребезжащий клич, чем-то смахивающий на ехидный смех, и угрожающе наклонила морду, недвусмысленно намекая о своих намерениях.

— Ну и чего ты ко мне прицепилась? — стараясь сохранять спокойствие, сказала ей Беата. — Думаешь напугать меня? А я вот, видишь, нисколечко не боюсь.

Марго впервые столкнулась с таким поведением, и эта неясность сбила её с толку. Возникла заминка — обе стороны терпеливо выжидали. Отъявленная бандитка с большой дороги натужно соображала, отчего эта двуногая не трепещет перед грозным видом её кривых рогов. Уверенный и спокойный человеческий голос подействовал на козу, как укрощающий хлыст старухи Кнокс, при виде которого она всегда пасовала. Беата попыталась нащупать кармашек на юбке, чтобы достать оттуда припрятанный кусочек сахара, который она всегда носила с собой, чтобы при случае полакомить своего Пегаса, и тут вспомнила, что на ней платье принцессы. Марго насторожилась, стараясь понять, чего добивается загадочная прохожая.

— Что за невезение, — досадно прошептала Беата. — Случится же такое.

Вероятно, решив, что пауза слишком затянулась, рогатая разбойница отважилась сделать шаг вперёд. Беата, не зная, что ей теперь делать, отступила на полшага назад, прекрасно понимая, что шансов удрать никаких. Марго продолжила наступление на дрогнувшего противника, провоцируя двуногую на побег. Следуя привычной тактике, она всегда издавала грозный, боевой клич, тем самым вынуждая испуганную жертву спасаться бегством. А уж догнать наивного «гладкомордого» и боднуть рогами в мягкое место было проще простого. Она задрала кверху голову и блеющим голоском затянула противную «серенаду». В эту же самую секунду из-за поворота показалась двухколёсная повозка. Услышав позади протяжное и громкое «Н-н-о-о!», коза испуганно обернулась. Примерно в двадцати ярдах, по дороге на неё мчался огнедышащий вороной конь, запряжённый в огромную колесницу, которой правил лихой наездник, размахивая плетью в руке. Увидав кнут над головой ещё одного двуногого, Марго проблеяла на своём козлином что-то обидное в его сторону и, в три резвых прыжка покрыв расстояние от середины дороги до насыпи, скрылась в сухом тростнике так же внезапно, как и появилась. Повозка остановилась рядом с Беатой. Спасителем оказался её давешний попутчик, сын нового городского портного Мартин Кристенсен.

— Добрый вечер! — улыбнувшись во весь рот, поприветствовал он свою знакомую. — Кажется, я кого-то здорово напугал?

— Да. И это как нельзя кстати! — улыбаясь ему в ответ, проговорила Беата. — Проказница Марго, похоже, снова взялась за свои проделки.

— Так это не ваша коза?

— Нет. Её хозяйка несчастная Сайл Кнокс.

— И почему же она несчастна?

— Кто-то продал ей эту рогатую бестию, и теперь она наводит страх на всю округу. Наши лесорубы уже грозились пустить Марго на мясо, но жалеют бедную старушку — коза это всё, что у неё есть. Если б не ваше появление, не знаю, чем бы вся эта история закончилась. А вы направляетесь в замок?

— Да. Нужно снять мерку с участников турнира.

— Турнира? — с удивлением переспросила Беата.

— На городской площади состоится рыцарский турнир в честь визита её королевского величества. Об этом сегодня объявил секретарь бургомистра на городской площади. А вы разве не знаете?

— Я слышала только про бал, который устраивает граф Готлиб в Каймангроте.

— Я тоже об этом знаю. Отца и дядюшку завалили заказами приглашённые дамы. Все торопятся обновить свои наряды: каждой нужно что-то ушить, подлатать, подогнуть. Словом, работы непочатый край. Я только сейчас освободился. — Мартин обвёл внимательным взглядом Беату. — А у вас красивое платье. Вы тоже приглашены на бал?

— Это подарок одной знатной особы, — ответила она.

— Немного широковато, я бы чуть-чуть ушил его в талии, — с точностью прирождённого портного подметил Мартин.

Беата, помрачнев, отвела взгляд в сторону. Уловив внезапную перемену в настроении своей знакомой, он решил, что ляпнул лишнего и поспешил объясниться: — Вы меня не так поняли? Просто, как портной, я всегда подмечаю недочёты в одежде, но не для того, чтобы высмеять, а наоборот — посоветовать или поправить.

— Вы тут не причём, — ответила Беата. — Просто… Пустяки. Всё уже в прошлом. Нет худа без добра.

— Может, тогда доедем вместе в Каймангрот. Я там пробуду недолго, а потом подвезу вас домой.

— Нет, благодарю. Тут уже недалеко. Я и так задержалась, матушка наверняка волнуется. Спасибо, что спасли меня от этой вреднючей козы. От Марго редко кому удавалось уйти просто так.

— По счастью, мне ещё не доводилось с ней пересекаться. Теперь буду знать. А чем вы планируете заняться завтра? Снова на службу?

— Нет. На завтра я взяла выходной. Буду помогать матушке в оранжерее, а потом… потом не знаю. Честно говоря, я ещё не думала об этом — некогда было.

— В таком случае, может, прокатимся куда-нибудь. Заодно покажете мне здешние места.

— Кажется, это хорошая идея. У нас есть, на что посмотреть.

— Стало быть, решено, — обрадовался Мартин. — Остерегайтесь рогатого чудовища!

Он дёрнул за поводья и Титан, превозмогая «усталость» невероятным усилием воли, потащил опостылевшую скрипящую колымагу к воротам замка.

— Счастливого пути, — попрощалась Беата и помахала вслед приятелю.

«Удивительно, как легко у него получается поднимать настроение, — подумала она. — Будто и не было вовсе этой гадкой истории с принцем и принцессой. Наверное, Мартин в своего отца. Однако, надо поторапливаться, а то как бы Марго не надумала вернуться, тогда-то уж точно не отвертеться. Да и это мерзкое платье хочется скинуть поскорее». И прибавив шаг, Беата заспешила в сторону дома.

Утро следующего дня выдалось ясным и безветренным. В саду звонко щебетали птицы, а в густой траве гудели сердитые жуки и суетливые пчёлы. Повсюду кипела работа, заполняя хлопотливой вознёй весь садовый участок. Беата после тяжёлого рабочего дня спала без задних ног, а когда, наконец, пробудилась ото сна, ощутила заметный прилив бодрости. «Кажется, сегодня погода запрещает хандрить, — подумала она, приветливо улыбаясь новому дню. — И раз уж выдалось такое прекрасное утро, надо потратить его с толком».

— Уже проснулась?! — послышался снизу матушкин голос. — Могла бы сегодня поспать подольше.

— Как можно спать, когда на улице такая чудесная погода! — откликнулась Беата из постели.

Она уже откинула одеяло и теперь сладко потягивалась, подставляя лицо под ласкающие ладони утреннего солнца. Надев мягкие тапочки, в одной ночнушке шустрая на подъём Беатрис с растрёпанными волосами сбежала вниз по лестнице. Матушка сидела в гостиной возле окна и что-то подшивала. Комнату заливало золотистым тёплым светом. Дочь подошла к матери и, нежно обняв её за плечи, спросила:

— А ты почему поднялась так рано?

— У меня появился заказ, — ответила София, не отрываясь от работы. — Наш новый портной, мистер Кристенсен, попросил помочь ему. Им не хватает рук, чтобы со всем управиться. Надо успеть к вечеру, тогда удастся подзаработать.

— Он, что, был здесь?

— Нет, был его сын. Мартин, кажется. Он объяснил, что на завтра намечается большой праздник по случаю приезда Королевы, и им необходимо сшить поздравительные ленты для участников рыцарского турнира. Сами ленты уже готовы, но их нужно обметать и кое-где…

— Я знаю, — перебила её Беата, усевшись рядом на скамейку. — Турнир состоится на нашей городской площади. Королева их обожает.

— Он оставил для тебя что-то, какой-то свёрток. Можешь взять его на кухонном столе. Я не стала спрашивать, что там. — Сказав это, матушка загадочно улыбнулась и слегка подтолкнула дочь плечом. — Ну, иди же скорее.

— Мама! — с укором произнесла Беата, и щёки её густо покраснели, словно два наливных яблока. — Ты же знаешь, я терпеть не могу всякие-такие намёки. Мы всего-то два раза виделись.

Делая вид, что ей абсолютно безразлична эта новость, она как бы нехотя сползла с лавки и медленно, в развалку прошлёпала в кухню. На самом деле, её просто распирало изнутри от любопытства. На кухонном столе лежал небольшой свёрток из грубой ткани, перевязанный тонкой тесьмой. Беата взяла столовый нож и аккуратно её перерезала. Развернув ткань, она обнаружила внутри аккуратно сложенное платье малинового цвета с белой кружевной оторочкой на горловине. На юбке со сборками красовалась узорная вышивка в виде переплетающихся цветов, а длинные, расклешённые рукава, как оказалось при раскладывании, по краям были так же отделаны белоснежным кружевом. Позади раздался голос матери:

— Мне кажется, его нужно срочно примерить.

Беата обернулась — в дверном проёме, прислонившись к потрескавшемуся косяку, стояла София Эклунд и замысловато улыбалась. С самых ранних лет маленькая Беатрис не выносила туманных намёков и двусмысленных фраз, потому, прижав к груди платье, в смущении выбежала из дома. По каменной дорожке она просеменила в мастерскую отца и, войдя внутрь, заперла за собой дверь на щеколду. Затем отыскала плоский и гладкий лист железа: когда-то Ларс Эклунд выковал его и отполировал до зеркального блеска так, что в нём можно было увидеть собственное отражение. Со временем отражающая поверхность железного зеркала потускнела и покрылась слоем пыли. Беата протерла его ветошью и придвинула ближе к окну, чтобы получше разглядеть себя в новом одеянии. Скинув с себя ночнушку, она облачилась в подаренное платье. Удивительно — оно пришлось ей впору. Беата нигде не ощущала неудобства или стеснения, двигалась в нём свободно и легко. «Неужели его сшил Мартин? Но как он мог на глаз угадать мой размер? — ощущая себя в непривычной роли новоявленной модницы, размышляла она. — Ведь любой портной прежде, чем взяться за работу, снимает мерку. Да и как можно уложиться в такой короткий срок?» Отбросив все свои вопросы и догадки, Беата вышла в сад, где матушка из берестяного короба на поясе кормила пшеном пушистых жёлтеньких цыплят, обступивших её со всех сторон. Увидев дочь, София застыла в изумлении: перед ней стояла сказочная фея, спустившаяся в сад на лёгких, прозрачных крылышках. Зёрнышки продолжали сыпаться из её разжатой ладони прямо под ноги, где чивикали неугомонные, пушистые комочки. Беата покружилась сперва в одну, затем в другую сторону.

— Ты похожа на самую настоящую принцессу, — светясь от восторга, проговорила матушка, поражённая тем, как вдруг преобразилась её дочь.

— Только не на принцессу, — запротестовала Беата. — Вот уж кем я никогда бы не хотела быть.

— А разве ты не мечтала о своём принце?

— Размечтала!

Беата так и не рассказала матери о том, что случилось в замке, опасаясь её гнева. Узнав о такой унизительной и подлой выходке, миссис Эклунд больше ни за что не отпустила бы свою дочь в Каймангрот.

— Ну тогда на королевскую фрейлину.

— Если б ты знала, мама, как они глупы, то не стала бы так говорить.

— Тогда на сказочную фею.

— Их не бывает.

— Тебе не угодишь. На кого же в таком случае?

— На твою дочку, — ответила Беата и, подойдя к матери, прильнула к ней своей головкой. — Одного я не возьму в толк: как Мартину удалось попасть в мой размер. Будто он снимал с меня мерку.

— Так и быть, открою тебе маленькую тайну, — сказала матушка, — только пообещай, что не будешь дуться. Мартин мне обо всём рассказал. Вчера, когда вы расстались, он отправился в Каймангрот, где встретил миссис Хадзис. И она ему поведала о том, что случилось с твоим платьем. Твой друг попросил принести его, предполагая, что сможет починить. Но, как оказалось, оживить платье было невозможно. И тогда он решил сшить тебе новое. Но, по-моему, Мартин явно перестарался. В таком шикарном платье только с кавалером на бал идти, а не пыль с канделябров смахивать.

Беата стыдливо зарделась, благоговейно разглаживая складки на юбке.

— А рукава следовало бы сделать поуже, — придирчиво заметила она.

— Ну, знаешь, дарёному коню в зубы не смотрят, — упрекнула дочь миссис Эклунд.

Их разговор неожиданно прервал стук в калитку.

— Кого это ещё в такую рань принесло? — удивилась хозяйка дома и поспешила к воротам.

Оказалось, принесло Николаса. Вид у него был, как обычно, взъерошенный и запыхавшийся, потому как перемещаться по городским мостовым пешком для неутомимого разносчика новостей было занятием несвойственным. Он везде старался поспеть, схватывал налету все свежие известия и слухи, и набитый ими, как старый бабкин сундук, быстрее почтового голубя доставлял «ценные» сведения знакомым, родственникам и приятелям, независимо от того, нуждались они в этом или нет. Вот и теперь его ранний визит мог означать лишь одно — в городе очередная сенсация!

— Доброе утро, миссис Эклунд, — выпалил скороговоркой ещё не успевший отдышаться Николас. — А Беата уже проснулась? Просто я хотел застать её перед тем, как она отправиться на службу.

— Проснулась твоя подружка, — ответила хозяйка, с добродушной улыбкой взирая на нечёсаного Флетчера младшего. — И, кстати, ты сегодня уже не первый посетитель. До тебя заезжал Мартин Кристенсен, сын нового портного. Проходи уже.

София проводила Николаса в сад. Тот, увидев Беату в непривычном образе, даже слегка опешил.

— Что это на тебе? — спросил он, с любопытством разглядывая подружку.

— А ты как думаешь? — сияя от счастья, хвастливо произнесла Беата. — Это подарок моего нового знакомого по имени Мартин. Он племянник нашего кутюрье Томаса Майера.

— Хм… Ничего особенного, — пренебрежительно хмыкнул Николас. — Прежнее было лучше.

Улыбка тут же опала с лица барышни-кокетки, и она с обидой в голосе осадила невежду:

— Что ты в этом понимаешь!

— В женских тряпках, признаюсь, ничего не понимаю, — криво усмехнулся Николас.

— Так, по-твоему, выглядит тряпка? — Беата расправила юбку, демонстрируя вышитый на ней узор.

— Да шут с ней. То есть, с ним. Слышала новость?

— Ты про бал или про турнир? — опередила она приятеля, давая понять, что его новость уже не новость — то было маленькое отмщение за нелестный отзыв об её новом наряде.

Беата знала, как Николас не любит, когда его обставляют, да ещё там, где ему нет равных. Иногда она великодушно подыгрывала своему другу, делая вид, что сильно удивлена доставленной вестью. Но сейчас ей захотелось проучить грубияна за такую откровенную беспардонность.

— Откуда ты…? А, ну да… Ты могла узнать в Каймангроте, — разочарованно произнёс Николас. Ещё бы: полночи проворочаться без сна, потом вскочить ни свет-ни заря с постели, пересечь целых три квартала за десять минут и всё это для того, чтобы услышать «А я всё знаю!» — Или это заезжий портной успел проболтаться? — вдруг осенило его.

— Это уж ты сам додумывай, — безразлично бросила в ответ Беата.

Потоптавшись молча на месте и соображая, чем бы ещё удивить расстроенную подружку, Николас поинтересовался:

— А ты слышала, что в рыцарском турнире будет участвовать непобедимый воин, которого ещё никому не удалось сразить в поединке. Говорят, он носит чёрные усы и отлично управляется с конём.

— Что ещё о нём говорят? — спросила Беата.

— Что он такой же могучий, как и наш фермер Бен Добсон.

— Кажется, я догадываюсь, о ком говорит Николас Всезнающий, — не переставала ёрничать уязвлённая модница. — Ты сильно ошибаешься по поводу этого «могучего великана». И вовсе не с конём, а с придворными фрейлинами он управляется резво. Так что из всех собранных тобою слухов правдивый только про усы.

— Чего ты дуешься? — теперь уже насупился Николас. — Обиделась из-за платья? Но я, правда, ничего не понимаю в этом.

— Ты мог хотя бы промолчать.

— Ладно, признаю: ляпнул, не подумавши. Ты же знаешь, что меня иногда несёт. Просто я хотел спросить…

— О чём?

— Пойдёшь со мной на турнир?

— Нет, покорнейше благодарю, мне уже приглашения на бал вполне хватило, — резко отрезала Беата.

Николас растерянно посмотрел на подружку. Он ожидал чего угодно, но только не такого решительного отказа. Видя немой вопрос на лице приятеля, Беата поняла, что тоже немного перегнула, поэтому попыталась обратить в шутку назревавшую на пустом месте размолвку:

— И потом, мне ведь завтра на службу. Неужели ты не слышал, что в наш город переехали родственники портного Майера. Ты меня сегодня удивляешь. Я тебя уже дважды обскакала. Ты же быстрее всех узнаёшь о том, что происходит в Валенсбурге. Соперничать в скорости с Николасом Флетчером могут только его крылатые почтари — это все знают.

Николас и правда уже без малого три года разводил голубей самых разных мастей на крыше деревянного сарайчика посреди небольшого земельного надела, доставшегося Флетчеру старшему по наследству от его родителей. Дом, в котором жили старики, стал заваливаться набок и его пришлось разобрать. А вот сарайчик держался по-прежнему крепко. Он был набит всяким хламом, от которого постоянно хочется избавиться, и с которым всякий раз почему-то жаль расставаться. Николас долго раздумывал, какое ему найти применение и, в конце концов, решил собрать из древесных остатков разобранного дома высокую и просторную клетку для своих пернатых питомцев. Это страстное увлечение всерьёз покорило мальчишеское сердце, что могло показаться странным, ведь ни одна привычка не приживалась в нём надолго. Иногда Беата напоминала приятелю о его прежних занятиях, на которые он истрачивал уйму своей неистощимой энергии, и о том, как в скором времени остывал к начатому делу, так и не завершив его. Вот и теперь, заметив знакомый упоенный блеск в его глазах, она догадалась, что скрывается за этим восторгом.

— Ты не представляешь, какое это будет зрелище! — погружаясь в собственные фантазии, предвосхищал события Николас. — Отец рассказал, что мастерам из их артели поручили соорудить на городской площади длинные скамьи в три яруса, как в древнеримском Козюлее.

— Колизее, — поправила его Беата.

— Ну да, — отмахнулся рукой Ник, недовольный тем, что его сбивают с толку. — Площадь превратится в самую настоящую арену для сражений. Участником может стать каждый, кто пожелает. Это же здорово!

— Думаю, ты, как всегда, преувеличиваешь, Николас. В нашем городе нет ни одного рыцаря. Кто будет сражаться? Стражники Каймангрота? На них даже доспехи не налазят.

— А ты знаешь, какие крепкие руки у наших лесорубов, и они отлично управляются с топорами. Мой отец запросто железную кочергу в узел завязать может. Так что — только не спеши насмехаться — я твёрдо решил стать рыцарем. Я даже выстрогал себе деревянный меч, чтобы тренироваться. Осталось только щит сколотить. Когда подрасту, то запишусь в гвардейцы её величества и тоже буду участвовать в королевских поединках.

— Для чего? — полюбопытствовала Беата.

— Как это, для чего? Чтобы одерживать победы. — Николас горделиво задрал кверху свой ноздрястый нос.

— Боюсь, к тому времени, когда ты вырастешь, от твоего нового увлечения не останется и воспоминаний. Сколько их уже было. Вспомни, как ты разводил рыбок в деревянной бочке. Потом тебе наскучило наблюдать за немой рыбой, и ты решил стать фермером, но до тех пор, пока один гусь из стаи не ущипнул тебя за ногу. После знакомства с Питером тебе захотелось варить ягодный джем, чтобы объедаться им изо дня в день. Ты не простоял у раскаленной плиты и часа. Это, пожалуй, было твоим самым коротким увлечением.

Возразить Николасу было нечем. Таков уж был склад его характера: за что бы он ни брался, в скором времени терял к этому интерес, впадая в безразличие и скуку.

— Теперь всё будет по-другому, вот увидишь! — убеждённо заверил он. — Ты же помнишь, как твой отец учил меня правильно держать молот в руках. Ещё тогда я сказал ему, что мечтаю ковать мечи и топоры. Просто я отвлекался на всякую ерунду, а теперь понял, к чему на самом деле стремилась моя душа.

— Развлекать богатых дамочек на рыцарских турнирах и прислуживать им, открывая дверцы золочёных карет?

— Причём тут дамочки? Я же говорю, сражаться и побеждать.

— Но во имя чего?

— Чтобы стать несокрушимым, как этот рыцарь из королевской гвардии.

— Ну-ну, поглядим, — хитро улыбнулась Беата.

— Жаль, что ты сегодня не сможешь пойти со мной. Вчера вечером на площади соорудили судейскую трибуну и сегодня уже спозаранок кипит работа. Мой отец тоже там.

— А у меня сегодня выходной.

— Так это же здорово! Тогда чего мы медлим? Заскочим по пути к Питеру.

— Хорошо, только мне надо переодеться.

— Да, пожалуй, — Николас снова окинул сомневающимся взглядом малиновое платье подружки. — Ты в нём похожа на какую-то… принцессу.

— И ты туда же! — вознегодовала Беата. — Вы, что, сговорились? Не хочу я быть похожей на принцессу. И на фрейлину тоже не хочу.

— Так я и не против, — ответил Николас, недоумевая, чем это он опять вызвал раздражение.

Беата торопливо вбежала в дом. Она была не из тех, кто тратит чужое время, заставляя себя подолгу ждать. Николас присел на скамейку. «Как же такое могло случиться? — не унималось его уязвлённое самолюбие. — У старика Майера объявились родственники, а я ни сном-ни духом. Это всё из-за визита Королевы. Я отвлёкся и перестал замечать, что происходит вокруг». Вскоре отворилась дверь, и на пороге показалась Беата в своём привычном, узнаваемом обличье: на ней было надето невзрачное льняное платьице с тонким пояском, прикрывавшее ноги почти по щиколотку, из-под которого выглядывали потёртые кожаные башмачки с закруглёнными носочками.

— А теперь я похожа на даму сердца? — шутливо спросила она.

— Теперь ты похожа на Беату Эклунд, — ответил Николас, довольный тем, что от противного кокетства, с которым его подружка демонстрировала свой новый наряд, не осталось и следа.

— И что это значит?

— Не знаю, что именно, но это многое упрощает. Терпеть не могу, когда девчонки начинают выделываться. Уж ты-то точно никогда такой не была.

Они вместе вышли за ворота и по стёртым камням мостовой потопали в заведение Макбет Досон, надеясь застать там Питера.

— Слушай, Беата, — первым нарушил молчание Николас, — а откуда ты узнала о приезде этого портного в наш город?

— Тебя все ещё беспокоят утерянные лавры лучшего гонца Валенсбурга? — спросила она, улыбаясь. — В таком случае тебе явно не достаёт шляпы с высокой тульей и плаща с гербом нашего города. Ты можешь обратиться за помощью к Мартину. Уверена, он не откажет и сошьёт тебе такую накидку.

— Хватит подшучивать надо мной. Просто интересно, с чего этот Мартин делает такие щедрые подарки?

— Ты про моё новое платье? Это длинная история и я бы не хотела пересказывать её. Мне кажется, он просто очень добрый человек, как и его отец. А познакомились мы в Каймангроте. Мартин любезно предложил подвести меня домой, и я согласилась. Кристенсены оказались очень милыми людьми. Мы всю дорогу шутили и смеялись. Дело в том, что Мартин много путешествовал по разным городам и странам и у него в запасе столько забавных историй. Я бы хотела вас познакомить. Что ты на это скажешь?

— Ну не знаю, — заважничал Николас. — А вдруг он окажется болтуном и половина его историй — просто выдумка.

— Мартин вовсе не похож на лгунишку, — возразила Беата. — Какой ему был смысл меня обманывать, если рядом сидел его отец.

— А, по-твоему, его отец не может быть лгунишкой? Уж поверь мне, таких среди взрослых немало. И если отец болтун, то и сын болтун!

— Да с чего ты это взял? — Беата возмущённо посмотрела на приятеля. — Вы ведь даже не знакомы.

— А с чего вдруг ты взялась защищать этого болтуна? — никак не успокаивался Николас.

— Потому что это несправедливо, не зная человека, обвинять его во всякой чепухе. Никогда не думала, что ты станешь таким же, как наши торговки на базарной площади. Только увидят едва знакомое лицо, такого насочиняют про беднягу, что, когда тот подходит к прилавку, над ним уже весь торговый ряд хохочет.

— Бойтесь данайцев, дары приносящих! — процитировал Николас запомнившуюся ему фразу из воскресной проповеди пастора местной церкви по имени Огюстен Куксак.

— Это ты к чему сейчас? — спросила его Беата.

— Да так… Что-то навеяло.

Над друзьями вновь нависла мрачная туча очередной затяжной ссоры, вот-вот грозившая исторгнуть громы и молнии. Николас, как ни старался, не мог утихомирить в себе необъяснимую неприязнь к этому пришлому незнакомцу, который взялся из ниоткуда и ни с того-ни с сего принялся щедро раздаривать милости. Дальше друзья шли молча. Беата понемногу начала отставать, что означало лишь одно — обида её не отпускала. Обдумав свои слова, Николас решил, что, возможно, и впрямь хватил лишку и потому первым отважился на перемирие. Для этого он всегда применял один и тот же проверенный способ: непринуждённо, как бы не замечая причины раздора, хитрец поворачивал разговор в иное русло, при этом нисколько не обременяя себя терзаниями совести.

— Интересно, а твоему новому приятелю доводилось бывать на рыцарских турнирах? — обернувшись, спросил он у Беаты, которая нехотя брела позади с потускневшим взглядом.

— Вот ты сам его об этом и спроси, — обиженно отозвалась она.

— Я же не просто так спрашиваю. Меня навели на мысль твои слова: если этот портной и правда так хорош в своём ремесле, может, он сконстралит мне накидку для моих боевых доспехов.

Беата ничего не ответила.

— Ну, хватит дуться. Я же серьёзно. Может, нам пригласить его на прогулку. Ты, я, Питер и… Мартин. По-моему, выйдет неплохая компания. Правда, ума не приложу, о чём эти двое будут трепаться. Питер о том, как отдирал ботву с морковки на тёткином огороде, а потом под её подзатыльники пересыпал клубнику сахарным песком. А портной — из чего лучше ткать ночные сорочки?

Беатой овладел внезапный приступ смеха и вопреки всем стараниям не поддаваться этому заразительному влечению, она всё-таки не устояла и, отвернув голову, прыснула сдержанным хохотком.

— Ты же сам когда-то хотел стать кондитером? — обратилась она к Николасу, в миг забыв про ссору. — Ох, смотри, как бы ночные сорочки не стали твоим новым увлечением.

— Хотел… Затмение у меня в голове случилось что ли? Зато, когда расхотел, тут же перестал этим заниматься. А он не хочет, но продолжает пахать на свою тётушку, потому что боится её пуще нежити в мёртвом лесу. И постоянно достаёт меня своим нытьём о том, как ему всё надоело.

— Зато Питер всегда угощает меня своими вкусными пирожными и ароматными булочками.

— Вообще-то, меня он тоже частенько угощает конфетами, — почёсывая облезлый нос, признался Николас. — Но я ни разу не видел, чтобы Питер ел их сам. Наверное, он терпеть не может все эти сласти, потому что каждый день батрачит, как каторжный, чтобы их приготовить. С другой стороны, его стараниями мои карманы никогда не пустуют.

Николас запустил руку в глубокий карман своих штанин, выудил оттуда сложенную конвертиком тряпицу и бережно развернул её на ладони. Внутри оказалась липкая овальная карамель тёмно-синего цвета.

— Моя любимая, вишневая, — сладострастно проговорил он, протягивая последнюю конфету подруге.

— Благодарю, не сейчас, — вежливо отказала Беата, глядя на подтаявшую карамельку. В её воображении сразу возникла изящная бомбоньерка на тесьме, доверху набитая мармеладом и леденцами, которую Питер всегда приносил с собой на базар с тем, чтобы угостить свою подружку и её соседок по торговому ряду. Она обожала тот момент, когда можно было запустить пальцы в разноцветные сладости и с удовольствием в них покопошиться, выбирая ту самую.

— Ну как хочешь, — брякнул в ответ Николас и, подкинув конфету вверх, словил её при падении широко раскрытым ртом, из чего становилось ясно, что в этом деле он не новичок. — Знаешь, что я тебе скажу, — коверкая слова болтающейся во рту карамелькой, выговорил заядлый сладкоежка. — Всё-таки здорово, что Питер наш друг и у него такая тётка. А то держала б какую-нибудь молочную лавку, торговала бы творогом и простоквашей. Меня от этого кислого запаха с младенчества воротит.

— Иметь такого друга, как Питер, здорово, потому что он добрый и не жадный, — разъяснила Беата.

— А я разве что говорю? — согласился Николас. — Кто ещё может спереть у такой скряги, как мадам Буланже, столько вишнёвой карамели.

За беззаботной болтовнёй они не заметили, как добрели до пекарни. Перед тем, как войти, Николас застрял у самого порога. Видя его нерешительность, Беата поинтересовалась:

— Ну и чего же ты медлишь? Хочешь, чтобы я вошла первой?

— Знаешь, лучше ты зайди одна, а я обожду здесь, — ни с того-ни с сего выдал он.

— С чего бы это вдруг? Ты же сам обещал Питеру зайти за ним. Или я чего-то не знаю? — Я тебе так и не дорассказал. Понимаешь, Питер тут немного провинился перед своей тёткой.

— Ну-у, договаривай.

— Я и говорю. В общем, он протирал пыль на кухне, забрался наверх, не удержался и рухнул вместе со всей посудой на мешки с мукой.

Беата испуганно прикрыла рот ладонью. Зная суровый характер миссис Досон, она могла только догадываться о тех последствиях, которые ожидали бедного Питера. Пожизненное заключение в застенках тётушкиной пекарни — самое малое из того, что ему грозило.

— Не хотелось бы угодить под её горячую руку, — признался Николас. — Миссис Досон и без того меня недолюбливает. Считает, что я дурно влияю на её племянника. А тут, сама понимаешь, такая прекрасная возможность спустить на меня всех собак.

— Каких собак?

— Это я так, для сравнения. Ну а к тебе она всегда хорошо относилась… В общем, у тебя больше шансов его вызволить.

— И как же ты собираешься участвовать в рыцарских турнирах? Рыцарю негоже заслоняться дамой, как щитом? — шутливо поддела его Беата.

— В бою надо уметь выстраивать тактику, а лезть на рожон глупо, — выкрутился Николас.

И это было резонно, ибо, зная горячность тётки своего приятеля, подставлять свой лоб под её медный, звенящий половник совсем не хотелось, тем более в преддверие предстоящего праздника. Этот печальный опыт он усвоил для себя раз и навсегда, когда впервые, без спроса осмелился пересечь границы священного кухонного алтаря миссис Досон. Но, с другой стороны, Беата была тоже права: прятаться за её спиной выглядело, прямо скажем, недостойно гордого звания гвардейца её величества.

— Ладно, — промямлил нерешительно Николас, — пойдём вместе.

Отворив дверь, он переступил порог заведения. Внутри, как всегда, было сухо и тепло. Воздух, напитанный приторной помесью из запахов корицы, яблок, ванили и прочих ингредиентов для приготовления вкусностей, мгновенно пробуждал зверский аппетит. Невысокий прилавок, сплошь заставленный плетёнными корзиночками со всевозможным лакомствами, притягивал детский взор, будто магнит. Чего тут только не было: пышными боками румянились сдобные булочки со сладким изюмом и щедро политые белоснежной глазурью., хрустящие завитушки, посыпанные тёртым орехом, золотые крендельки с джемом внутри., нежные пирожные со взбитыми сливками и с торчащей на верхушке вишенкой. При виде такого изобилия у обоих сладкоежек потекли слюньки и заурчало в животах. Вдохнув пленительное благоухание шкворчащего на кухне земляничного джема, Беата расплылась в счастливой улыбке, а Николас с наслаждением закатил глаза — этот аромат он, как опытный охотничий пёс, различил бы даже в пахучей аптеке Одри Бейли среди сотен других острых запахов. Из кухни вышла дама позднего среднего возраста, объёмной комплекции, с лицом таким же румяным, как и свежая сдоба мадам Буланже. Николас знал, что это было лучшая подруга и завсегдатай заведения Макбет Досон по имени Дороти Льюис. Неожиданно из-под прилавка показалась голова Питера и снова исчезла.

— Эти уложи сверху, — строго указала ему дама. — А то ещё ненароком помну по дороге.

Закончив обслуживать покупательницу, Питер ухватил её корзину, накрытую крышкой, и осторожно понёс к выходу.

— Миссис Льюис, когда придёте домой, не накрывайте выпечку слишком плотно до тех пор, пока она не остынет, иначе товар отсыреет, — посоветовал Питер.

— Скажите, пожалуйста, — с умилением взирая на радеющего племянника своей давней подружки, кокетливо проговорила дама.

Она достала из сумочки кошелёк, выложила из него несколько монет на прилавок и, обращаясь к хозяйке заведения так, чтобы та наверняка расслышала, пилящим ухо голосом прокричала:

— Спасибо, дорогая! Завтра непременно загляну снова. А сегодня… — не докончив фразу, она загадочно блыснула своими влажными глазками на Питера, у которого от этого взгляда почему-то густо покраснели уши.

— Милости просим. Всегда рады видеть вас в нашем заведении, — раздался из кухни знакомый голос и вслед за ним в клубах сизого пара в торговый зал выплыла Макбет Досон. — Питер, проводи миссис Льюис. — Распорядилась она.

Питер, не замечая друзей, с корзиной в руках проскочил мимо и скрылся за дверью. Следом пронесла свой колыхающийся стан бочкообразная Дороти Льюис. Как только за ней захлопнулась входная дверь, хозяйка пекарни, очевидно, пребывающая в радушном настроении, обратилась к приятелям своего драгоценного племянника:

— А вы чего застыли в дверях, голубчики? Признаться, я ожидала вас к вечеру. Но раз уж зашли, усаживайтесь за стол. Пирог уже на подходе. Николас, не заставляй даму ждать. Поухаживай за ней.

Услыхав заветный пароль «пирог», у Николаса напряглись глаза, как у ворона при виде добычи. Не выясняя лишних подробностей, он выдвинул два тяжёлых стула из-под массивного дубового стола.

— Что с ней сегодня? — прошептал он подружке, усаживаясь рядом.

Тут звякнул колокольчик, и вошёл Питер.

— Вы даже не представляете, как вовремя занырнули, — выдал он прямо с порога. — Это спасение!

— От чего? — полюбопытствовала Беата.

— От этой несносной Дороти Льюис. Похоже, вы её спугнули.

— Она, что, тоже собиралась тебя схрумкать? — с усмешкой спросил Николас.

— Уж лучше бы схрумкала. Они с тётушкой пытаются меня кое-кому сосватать.

— Кому же это? — спросила Беата с оживлённым интересом.

— Её дочери Элизабет.

— Толстушке Льюис? — изумился Николас. — Вот умора! Представляю, как бы вы смотрелись вместе.

— Тебе смешно, а они уже поговаривают о будущей свадьбе, — сконфуженно пробормотал Питер. — Ладно, вы пока располагайтесь, а я принесу чашки и тарелки. Спустя пару минут он вернулся с ворохом посуды в руках и принялся расставлять приборы напротив гостей. Среди них почему-то оказались и белоснежные чашки, которые миссис Досон разрешала доставать только по праздникам — Беата знала об этом со слов самого Питера. Вскоре появилась и сама хозяйка с вишнёвой кростатой на подносе. Расставив чашки и тарелки, племянник принял поднос из рук тётки и торжественно водрузил его на середину стола.

— Неси конфеты, именинник, а я пока спущусь в подвал за клубничным морсом, — сказала миссис Досон, доставая из-под прилавка круглую вазу, с горкой наполненную сладостями.

Питер перенёс вазу на стол, и Николас, созерцая этот волшебный ассортимент, почувствовал, как у него язык прилип к мёбу. Лицо Беаты вспыхнуло алым пожаром обжигающего стыда. Как она могла забыть? Ведь сегодня у Питера именины. «Какая же я эгоистка! — корила она себя в мыслях. — И платье переодела… И что самое ужасное, не приготовила подарок. Это всё Николас со своим турниром — заморочил мне голову. Да Клотильдины чада… Я бы непременно вспомнила… Нет! Не ищи себе оправданий. Ты сама во всём виновата». Никогда прежде с Беатой подобного не случалось. Напротив, она помнила наизусть все дни рождения своих близких и друзей и всегда спешила первой их поздравить. «Самое обидное в такой день знать, что о тебе забыли. Ведь главное не подарок, а внимание… Ладно, ещё не вечер!» — успокаивала она себя. Питер откинулся на спинку стула и уставился на блюдо с кростатой. С тех пор, как преставилась его матушка, он не любил этот день и всегда хандрил, даже несмотря на все тётушкины старания и роскошное пиршество, которое та устраивала по такому значимому поводу. Беата поднялась из-за стола и с волнением произнесла:

— С тех пор, как мы познакомились с Питером, прошло три года. И все это время он был добр ко мне. Когда я грустила, он всегда поднимал мне настроение тем, что угощал сладостями.

— Надеюсь, эта традиция сохранится, — шутейно вставил Николас.

— Которые, правда, не всегда доходили по адресу, — добавила Беата, намекая на недобросовестного курьера.

— Было дело, — потупив взор, признался Николас. — Каюсь, грешен.

— Пусть мой подарок тебе пока останется в тайне. Ведь у каждой тайны свой час. Но мне кажется, что самым главным подарком является наша дружба. Я рада, что у меня есть такие друзья, как вы. Как ты, Питер.

Беата нагнулась и чмокнула именинника в щёку. Уши Питера снова зарделись, выдавая его смущение. Макбет Досон, наблюдая за этой трогательной сценой в проходе под аркой, украдкой смахнула слезинку и поставила на прилавок большой кувшин с ягодным морсом. Затёртые ежедневной тяжёлой работой трепетные чувства к единственному племяннику, похоже, снова обрели прежнюю силу, и в порыве горячей любви к сыну своей давно почившей кузины она подошла к имениннику и крепко его расцеловала в обе щеки. Бедный Питер, ненавидевший до дрожи все эти «телячьи нежности», от смущения и мальчишеского стыда перед своим закадычным другом сморщился, как сушёный инжир — мол, это не я, они сами лезут со своими мокрыми лобызаниями.

— Кажется, наступила моя очередь целовать именинника, — подтрунивая над приятелем, объявил Николас, на что Беата отозвалась весёлым смехом.

По правде сказать, миссис Досон уже давно была одинока. Всех своих близких она потеряла много лет тому назад, когда повсюду лютовала «чёрная смерть». Сама же чудом уцелела. Питер оставался единственной живой «кровиночкой» в её судьбе. Поэтому, как бы суровая тётушка ни старалась держать себя в строгости по отношению к племяннику, дороже его для Макбет Досон не было никого на всём белом свете. Было ещё одно важное обстоятельство, о котором сам Питер знал, но никому не рассказывал. А узнал он об этом совершенно случайно, когда в бессонную ночь стал невольным свидетелем тёткиного разговора с её давней подругой, Дороти Льюис. В то тяжёлое время, когда скончалась его матушка, миссис Досон была замужем. Узнав об её решении взять племянника на воспитание, муж воспротивился появлению в их доме чужого ребёнка. И тогда смелая и волевая Макбет указала на дверь своему неуступчивому супругу, о чём потом, конечно, втайне горевала. Но поступить иначе она не могла. Характер у этой стойкой женщины был прямолинейный и вспыльчивый — если уж чего не легло на душу, она выкладывала всё как есть и больше никогда этого в свою жизнь не допускала. С тех самых пор так они и жили вдвоём. Жили — не бедствовали, занимались огородом, разводили гусей-уток, заново обустроили заброшенную пекарню, и вскоре свежий хлеб и ароматные сладости «мадам Буланже» прославились на весь Валенсбург и далеко за его пределами. В повседневной круговерти хозяйка знаменитой пекарни валилась с ног от усталости, да и у Питера хлопот хватало. И хотя это беспокойное хозяйство изрядно поднадоело томящейся мальчишеской душе, всё же огорчать тётушку было не в его правилах. По этой причине Питер безропотно исполнял все наказы своей неутомимой попечительницы. И делал он это вовсе не из боязни быть наказанным за ослушание, как ошибочно считал Николас. Просто Питер любил и жалел свою родную тётку не меньше, чем она свою «кровиночку». К тому же чувство вины не давало ему покоя: ведь это из-за него Макбет Досон осталась одна, без хозяина в доме.

— Питер! — обратилась тётка к племяннику, скрадывая свой ранимый темперамент за резким командным тоном. — По такому торжественному случаю ты мог бы сегодня надеть свою праздничную сорочку с жабо, которую тебе подарила…

— Тётушка, — тут же перебил её Питер, — я никогда в жизни не напялю на себя это мерзкое жабо. Хотите, чтобы вашего племянника арлекином прозвали? Я прекрасно себя чувствую и в этой рубашке.

— Ну хорошо-хорошо, угомонись, — попыталась она успокоить вспыхнувшего именинника. — Прими-ка кувшин, а я присмотрю за коржами.

Хозяйка подала племяннику глиняный кувшин с ягодным морсом и удалилась на кухню. Питер, разливая по чашкам прохладный напиток, вполголоса сообщил:

— Тётушка по случаю надумала праздничный торт испечь. Так что к вечеру будет настоящее угощение.

— Здорово! — возликовал Николас, потирая ладони. — Я тоже приготовил для тебя сюрприз. Только покажу его чуть позже.

— Вы не обидитесь, если я скажу, что лучший подарок для меня — долгожданный выходной, — произнёс Питер, усаживаясь за стол на своё почётное место именинника.

— Как славно получилось, — обрадованно молвила Беата. — Я ведь тоже сегодня свободна.

— А я всегда свободен, — беззаботно откинувшись на спинку стула, самодовольно заявил Николас.

— Итак, какой на сегодня план действий? — поинтересовался у друзей виновник торжества.

— Николас зовёт нас на городскую площадь, посмотреть на подготовку к рыцарскому турниру, — ответила Беата.

— А может, мы отправимся на наше место? — предложил Питер. — Мы уже давно там не собирались.

— Слово именинника — закон! — охотно разделила его идею Беата.

— Да нет же! Вы не поняли, — настаивал на своём Николас. — Я хочу вам кое-что показать. Это и есть мой сюрприз.

— Извини, Ник, есть одна небольшая сложность во всём этом, — вдруг призналась Беата.

— Какая ещё сложность?

— Дело в том, что вчера я договорилась о встрече с Мартином — ну сыном нового портного, о котором я тебе рассказывала. Он попросил показать ему наши места, и я пообещала.

— М-м-м… — задумчиво промычал Николас. — А что, если мы захватим с собой твоего приятеля, и он доставит нас на своём тарантасе прямо на площадь. Всё лучше, чем пешкодралом туда плестись с набитым животом. Отличный повод познакомиться. Ты ведь хотела этого. Правда, придётся потом его тортом угощать…

— Не переживай, — успокоил приятеля Питер, — торта хватит на всех. — И он руками описал в воздухе окружность, намекая на размеры праздничного угощения.

— Ого! — удивился Николас. — Вот это тортище!

— А откуда к нам приехал этот портной? — спросил у Беаты Питер.

— Мартин рассказывал, что до того, как приехать в Валенсбург, их семья вела кочевую жизнь, часто переезжала с места на место. Думаю, у него в запасе очень много интересных историй. А ещё у него меткий глаз и золотые руки.

— Подумаешь, сшил какую-то тряпку, — снова дал волю своей необоснованной неприязни Николас. — Видели бы вы меч, который я выстрогал из дерева.

Судя по всему, он воспринял слова подружки, как давешний упрёк в свой адрес, ведь Беата уже не единожды высказывала Флетчеру младшему, что пора бы перестать фантазировать и выбрать себе, наконец, занятие по душе.

— Смотрите! — вдруг воскликнул Питер, указывая пальцем под стол.

— Что там? — спросил Николас и нырнул головой под скатерть.

Беата настороженно посмотрела на приятеля.

— Тут никого нет, — прозвучал из-под стола недоумевающий голос Николаса.

— Между вами снова чёрная кошка пробежала, — пошутил Питер, перекладывая кусок ягодного пирога на тарелку Беаты. — Не хватало ещё, чтобы вы в мой день рождения поссорились. Между прочим, пирог остывает.

— Пожалуй, ты прав, — откликнулся Николас, вылезая из-под стола. — Когда мой рот набит вкуснятиной, всяким ерундам из него уже не выбраться.

— Значит, набивай свой рот поскорее, — посоветовала ему Беата, — только не подавись.

— И поосторожнее с зубами, — предостерёг Питер. — А то получится, как в прошлый раз. Случайной вишнёвой косточкой отломить половину зуба — это ж надо умудриться.

— Это потому, что у меня челюсти, как охотничий капкан. Что в них попадает, уже никому не вырвать, — с гордостью подметил Николас, оттянув пальцем свою нижнюю губу: справа, в нестройном зубном ряду торчал острый осколок сломанного коренного резца.

— Похож на змеиный, — морщась, сравнила Беата.

— Не на змеиный, а на драконий, — поправил подружку Николас.

— Какая разница. Главное, чтоб не болел, — подытожил Питер и с аппетитом откусил кусок пирога.

Друзья с наслаждением налегли на угощение. Расправившись с пирогом и запив его прохладным морсом, они живо опустошили вазочку с пирожными и конфетами. Всё это время за столом не смолкали хруст и смачное чавканье. Наевшись досыта, они решили взять передышку. Мало-помалу между приятелями затеялся оживлённый разговор. Питер и Николас дотошно расспрашивали Беату обо всех подробностях пребывания Королевы в замке. Питера интересовало всё до мелочей — сказывался хронический недостаток событий в его пресной и однообразной жизни. Да и сама хозяйка, миссис Досон, привыкшая узнавать о жизни в городе со слов покупателей, не выходя из-за прилавка, незаметно пристроилась на табурете под аркой и с любопытством вслушивалась в несмолкаемую ребячью трескотню. Вскоре количество съеденного сладкого дало свои плоды и шумный разговор сменила вялая зевота.

— Что-то меня в сон потянуло, — тяжело дыша, выдавил из себя Николас.

Его надутый живот, обтянутый серой льняной рубахой, выпирал из-под стола, словно огромный, перезрелый гриб-дождевик, который, если по нему ударить ладошами, лопнет дымным хлопком, испуская облачко зеленоватого праха. Беата сладко зевнула, подперев щёку сжатым кулачком. Непроизвольно подхватив эту заразительную повадку, широко растянули свои рты в затяжном зевке Николас и Питер.

— Что-то уже идти никуда не хочется, — лениво пробормотал Николас.

— А как же твой сюрприз? — напомнила Беата.

— А… да… сюрприз… — нехотя отозвался он. — Приподнимите меня со стула. Мне кажется, я к нему прирос.

— Нет уж, — возразила Беата, — поднимайся сам. На тебя надави ненароком, ты возьмёшь да и лопнешь. Не вешай на нас с Питером вину за своё обжорство.

Друзья выбрались из-за стола и медленно, вперевалку направились к выходу. На штанах Николаса топорщились карманы, доверху набитые конфетами.

— Всё равно ведь это было для нас, — ответил он на придирчивый взгляд Беаты. — День впереди длинный, пригодятся.

— И как в тебя всё это влезает, ума не приложу. — Пожала она плечами.

— Для меня самого это загадка, — сказал Николас и громко икнул.

Из кухни показалась миссис Досон.

— Спасибо за угощение, — поблагодарила её Беата. — Всё было очень вкусно.

— Так вкусно, что мы, кажется, опустошили все ваши запасы, — прибавил Николас.

— Чтобы опустошить мои запасы, тут потребуется дюжина таких, как вы, — добродушно отозвалась хозяйка.

— Или трое таких, как Николас, — подчеркнула Беата, шутливо погладив приятеля по надутому, круглому животику.

— Тётушка, я прогуляюсь с друзьями? — спросил разрешения Питер.

— Только не задерживайся допоздна. Не забывай про праздничный торт и нашу гостью, — напомнила племяннику миссис Досон.

— Какую гостью? — насторожился он.

— Элизабет Льюис вспомнила, что у тебя сегодня именины и решила зайти поздравить.

— Я вас умоляю, тётушка, скажите ей, что я слёг с лихорадкой или уехал в мёртвый лес на чёртову ярмарку, — взмолился «новорожденный».

— Значит, у тебя сегодня ко всему вдобавок ещё и смотрины, — кольнул ранимого приятеля Николас.

— Ну вот, уже началось, — с досадой произнёс Питер, глядя на улыбавшуюся тётушку, и от этой замысловатой улыбки ему сделалось совсем тошно.

Николас хорошо знал, о ком идёт речь, потому и подтрунивал от души над приятелем. Все в городе знали эту неразлучную парочку по фамилии Льюис: мать и походившую на неё, как две капли воды, дочь. Младшую Льюис звали Элизабет. Уже в столь ранние годы талия девочки заметно округлилась, за что она получила среди уличной детворы обидное прозвище «Перина». Жили они на те средства, что достались им от главы семейства, ныне покойного мистера Льюиса, когда-то державшего кожевенную мануфактуру. Сама миссис Льюис деловой хваткой не обладала, потому очень скоро была вынуждена продать дело своего мужа. Жить вдова привыкла с размахом и несмотря на то, что средства стремительно таяли, она продолжала баловать свою деточку бесконечными нарядами и покупкой сладостей, от которых талия малолетней барышни, понятно, не становилась уже. Случалось, что во время пеших прогулок дворовая ребятня наперебой дразнила Элизабет, поэтому она была нелюдима, никуда не выходила и ни с кем не дружила. А если куда и отправлялась, то непременно в сопровождении своей матушки. Питер знал об этом и втайне жалел её. Когда парочка заглядывала в заведение миссис Досон, он старался быть обходительным и вежливым в разговоре с Элизабет. Пожалуй, он один в городе. С тех самых пор Дороти Льюис начала воспринимать внимание Питера к своей дочери как-то иначе и их визиты в пекарню заметно участились. Кроме того, от родной тётушки посыпались полупрозрачные намёки, всякий раз сопровождаемые лукавым подмигиванием и загадочной улыбкой. Видя такой напор со стороны женского лагеря, Питер начал откровенно стыдиться этого знакомства и избегать назойливых встреч с Элизабет.

— Тётушка, вы как-то спросили меня, что бы я хотел получить в подарок на свои именины. Не рассказывайте ей обо мне ничего! Хотя бы в этот день. Это и будет ваш самый дорогой подарок, — раздражённо высказался Питер.

Возможно, это прозвучало слишком резко, потому что улыбку с лица Макбет Досон, как сквозным ветром, сдуло. Даже Николас уловил, что его закадычный приятель сильно не в духе от всей этой истории и решил, что на сегодня, пожалуй, достаточно. Нарастающий с каждой новой фразой конфликт предотвратил дверной колокольчик, который возвестил о новом посетителе. В заведение вошёл высокий, широкоплечий мужчина в длинном, полинявшем плаще, что было довольно странно, учитывая жаркую июльскую погоду. Левой рукой он опирался на тонкую сучковатую жердь. Впечатление незнакомец производил диковатое. Худой овал его лица зарос густой, неровной щетиной, а на впалых щеках отпечатались болезненные серые тени. Постриженные на морской манер бакенбарды спускались до самого края остро очерченных скул. Из-под старой, затасканной шляпы с широкими полями наружу выбивались тёмные с проседью, длинные волосы, собранные сзади в хвост. Высокие сапоги его напоминали капитанские ботфорты с отвёрнутым голенищем чуть ниже колен и сильно стоптанными каблуками. Глядя на измождённый вид этого человека, миссис Досон с уверенностью про себя заключила, что он бродяга и что путь его лежит издалека. Мужчина приветливо снял с головы шляпу и улыбнулся во весь рот, обнажив закопчённые зубы.

— Бог в помощь тому, кто трудится в этом славном заведении, — проговорил он прокуренным, сиплым басом.

— Благодарю, вас, — ни с того-ни с сего раскрасневшись, застенчиво произнесла хозяйка. — Чем могу быть вам полезна?

— Я впервые в этом городе. Хотелось бы узнать, где усталому путнику можно утолить жажду с дороги.

— Простите, не знаю, как к вам обращаться, мистер… — сказала Макбет, в смущении оглаживая свой фартук.

— Зовите меня сеньор Кортес, — ответил странник с алчущим блеском в глазах.

Он держался уверенно и немного отстранённо.

— Сеньор Кортес, я могла бы предложить вам прохладный ягодный морс, но, чаю, вас мучит иная жажда. Мой племянник Питер и его друзья сейчас отправляются на городскую площадь. Если вам будет угодно, они могут проводить вас. По пути вам встретится таверна. Там вы и найдёте то, что ищете.

— Это было бы великолепно. Благодарю вас, очаровательная хозяйка.

Пышные щёки миссис Досон снова заалели, охваченные жаром кокетливого смущения.

— А я благодарю вас за комплимент. Примите от меня в подарок это. — И миссис Досон кинула посетителю румяную булочку. — За счёт заведения.

Кортес, закрыв глаза, жадно втянул ноздрями аромат сдобы и так же хрипло пробасил:

— Что может быть прекраснее запаха свежеиспечённого хлеба? Так может пахнуть только в одном месте — у домашнего очага.

— Красиво, сказано, сеньор, — ответила Макбет.

Она явно заискивала перед незнакомцем. Питер, конечно же, сразу подметил эдакую странность в поведении тётки, давно позабывшей о мужском внимании.

— Ну что, господа матросы. — Посетитель повернулся ко всей честной компании, не сводившей с него глаз. — Вам штурвал в руки. Ведите старое судно в пристань затонувших кораблей.

На выходе из пекарни приметливый Николас успел разглядеть на руке странника татуировку в виде корабельного якоря, который опутывала то ли морская гидра, то ли русалка. На его ременной железной пряхе красовался потемневший компас с указанием четырех сторон света. Эти знаки указывали на то, что их загадочный попутчик принадлежал к племени мореходов. Так же он обратил внимание, что рослый господин слегка прихрамывает на левую ногу — по-видимому, для этого ему и понадобилась самодельная трость. «Интересно, кто он, — размышлял про себя Николас. — На рыбака точно не похож. На рядового матроса тоже. Может, он служил боцманом на королевском флоте? Или…» Его догадки прервал хриплый голос незнакомца:

— Скажи-ка мне, сынок, что за суета царит в вашем городишке? Я повидал много провинциальных захолустий и везде жизнь течёт одинаково скучно.

— Как, разве вы не знаете? — изобразил удивление Николас. — Наш Валенсбург почтила своим визитом сама Королева. Она сейчас гостит в замке Каймангрот. По приказу её величества на главной площади вовсю трудятся плотники и лесорубы.

— И что же они готовят — эшафот? Не успела прикатить и уже раздаёт королевские милости? — сказав это, сеньор Кортес криво усмехнулся.

— Нет. Они строят арену. Завтра состоится рыцарский турнир в честь её прибытия, — пояснил Питер.

— Сеньор Кортес, позвольте задать вам один вопрос? — снова заговорил с попутчиком любопытный Николас. — Вы пришли к нам издалека?

— Нет, — угрюмо ответил незнакомец. — Это место ещё дальше.

— Вы служили на флоте?

— С чего ты взял?

— У вас якорь на руке и пряха на ремне морская.

— У тебя зоркий глаз, малец, как у заправского юнги. Я когда-то тоже был таким. Теперь уж зрение не то.

— А в каком чине вы служили?

— Начинал я с самого младшего чина на судне — юнги. Потом был старшим матросом, боцманом, старпомом. Так с годами дорос до капитана.

— Капитана?! — с неподдельным восхищением произнёс Питер.

— Что, не похож? — спросил попутчик.

— И что вас привело в наш город? — продолжал допытываться дотошный Николас.

— У тебя слишком много вопросов в голове, — грубо оборвал почти завязавшийся разговор Кортес.

— Простите, сеньор, — извинился хитрец Николас, решив поменять тактику. — Просто не могу понять, чем так привлекает наш город путешественников. Вот и Королева заглянула. А уж она-то точно не заблудилась.

— Ваше захолустье ничем не хуже тех мест, где мне довелось побывать, — ответил капитан. — Если в самом захудалом, провонявшем рыбой портовом городишке есть заведение, где продают настоящий карибский ром, он заслуживает право на существование. На кой чёрт нужен город, где нет приличной выпивки!

Они подошли к одноэтажному, каменному строению, у входа в которое висела потрескавшаяся деревянная вывеска с изображением двух рачков, скрестивших клешни, а под ними пенилась пузатая кружка. Снизу, под забавной картинкой едва просматривалась полинявшая с годами надпись «Таверна Дно». В своё время завсегдатаями этого заведения были рыбаки, которые после удачного улова частенько захаживали в тесный полуподвал, где вечерами с круглой сцены звучала задорная музыка и подавалось к столу свежесваренное пиво с глазастыми раками, выловленными со дна Седого озера. Потому-то хозяин применил эдакую коммерческую хитрость и назвал свою таверну «Дно», на которое промысловый люд погружался охотно и до полного порой утонутия. Из полуоткрытой двери наружу доносился басовитый, хмельной гул, вперемежку с надрывными напевами.

— Таверна… Как? — пытаясь прочитать вывеску, сморщил лицо капитан.

— «Дно», — пояснил Николас. — Её так назвали в честь нашего озера. Там всегда водились вот такенные раки. — Добавил он и располовинил ребром ладони свою правую руку.

— Ну и горазд же ты заливать, братец, — ухмыльнулся сеньор Кортес. — Такими бывают только лангусты, те, что обитают в тёплых морях. А теперь, что же, не водятся?

— Не знаю. Приказом бургомистра рыбная и всякая другая ловля на озере запрещена.

Дверь в таверну распахнулась и на улицу вывалился взъерошенный гуляка в изрядном подпитии.

— Чаю, на судне беспорядок, коли команда вензеля ногами выкручивает, — заметил капитан, и на лице его засияла располагающая улыбка, какая бывает у всякого, кто окунулся в родную стихию. Он как-то сразу ободрился, повеселел, а в глазах его забегали озорные огоньки. — Горе тому кораблю, где забыли о капитане. Честь имею, господа! — приподняв шляпу, простился со своими провожатыми Кортес и исчез за дверью таверны.

Николас проводил капитана восторженным взглядом.

— Вы тоже это почуяли? — обратился он к друзьям.

— Что? — спросил Питер.

— От него будто морским ветром повеяло. Вот бы стать таким, как он. Бороздить безбрежные моря и океаны, заходить на своём судне в бухты и гавани. Поднимать на мачте флаг и салютовать из пушек…

— А как же королевская гвардия и рыцарские турниры? — припомнила ему Беата недавний разговор. — Её величество не перенесёт такой потери.

— Да что гвардейцы: всё время на привязи, как сторожевые псы, — отмахнулся рукой Николас и мечтательно добавил: — А тут вольный ветер, пенистые волны, солёные брызги и крики чаек над палубой.

В эту же самую минуту прислонившийся к стене выпивоха попытался выдавить из себя слова какой-то песни, но вместо этого вышло смешное кряканье.

— А вот и крики чаек, — сказала Беата.

— Да-а, — протянул Питер, — бедолагу штормит. Пора двигать отсюда, а то как бы из него солёные брызги не полетели.

И друзья зашагали дальше по направлению к городской площади.

— И всё равно, это здорово! — ещё находясь под впечатлением от встречи с капитаном, сказал Николас и вдохнул полной грудью нагретый городской воздух. — Вы же знаете, как я люблю ветер.

— Знаем, — ответила Беата. — Поэтому тебе матушка так часто в аптеке настойки покупает.

— А как на ветру парят мои голуби! — погрузившись в свои возвышенные грёзы и не слыша подколов подружки, созерцал в небе бесплотные призраки своих пернатых питомцев Николас. — А мои воздушные змеи, будто огнедышащие драконы с разноцветными крыльями и длиннющими хвостами. Там высоко они свободны.

— Николас, не забывай, что они тоже привязаны к твоей верёвочке, — приземлила размечтавшегося приятеля Беата.

— Я вам вот, что скажу, — вмешался в разговор Питер, — у меня сегодня выходной день, и я не хочу провести его, мечтая о дальних странствиях. У меня и так вся жизнь в мечтаниях проходит. А завтра опять с утра на кухне горбатиться. Да ещё потом на площади торговать — тёткина затея. «Народу будет много, это сулит хороший барыш. Храни Бог Королеву за то, что послала нам такой благословенный день!» — передразнил он миссис Досон. — Так что мне не видать турнира, как своих ушей.

— Не горюй, дружище, — подбодрил товарища неунывающий Николас, привычно хлопнув его по плечу. — Что-нибудь придумаем! Я мастер на выдумки.

Городская площадь была уже совсем близко. Оттуда доносились глухие удары топоров и молотков. Нанятые градоначальником плотники мастерили смотровые места — длинные скамьи в четыре яруса, собирая их из брёвен и струганных досок, которые подвозили на подводах лесорубы. Николас уже издали разглядел коренастую фигуру своего отца, который, сидя верхом на бревне, лихо орудовал топором, снимая с него ровным слоем смолистую кору. У здания ратуши возвышалась деревянная трибуна с ограждением на верхней площадке.

— Видите то сооружение, — указал на неё Николас друзьям. — Нам туда.

Обогнув площадь по краю, они подошли к ратуше. Николас погладил ладонью отструганные, плотно сколоченные доски задней стенки трибуны и с гордостью сообщил:

— Это мой отец построил! Видите, шляпки гвоздей торчат наискосок — это для лучшего скрепления. Так только он умеет. — Осмотревшись по сторонам, Флетчер младший кивнул на широкую доску, помеченную нацарапанным крестиком. — Вот она, наша волшебная дверца. — Затем аккуратно отклонил её в сторону, показав друзьям потайной лаз.

— Это и есть твой сюрприз? — спросила Беата.

— Да-а, — самодовольно ответил Николас, — это наша смотровая ложа. Отсюда мы будем наблюдать за турниром, как самые настоящие короли. Вся площадь, как на ладони! Я проверял. Полезли.

Николас первым стал протискиваться сквозь щель, но неожиданно застрял посередине.

— Странно, — прокряхтел он. — Вчера вечером свободно пролазил.

— Вчера в твоём животе не плескался клубничный морс с вишнёвым пирогом, — сказала Беата. — И что теперь будем делать?

— Может, позвать кого-нибудь на помощь, чтобы разобрали доски, — предложил Питер.

— Не вздумай, — натужно прохрипел Николас, упрямо пытаясь пропихнуть свой раздутый живот сквозь отверстие. — Если узнают, заколотят проход. Я вчера, когда помогал отцу, специально оставил эту доску неприбитой.

— Тогда тебя придётся тянуть назад или проталкивать внутрь, — предупредил его Питер. — Выбирай.

— Если мы его протолкнём, то обратно он уже не вылезет, — справедливо заметила Беата. — По крайней мере, до тех пор, пока снова не похудеет.

— Значит, остаётся тащить его на себя. Другого выхода нет. Ты готов, Николас? — спросил Питер.

— Сейчас, только выдохну, — ответил тот и, выдув со свистом весь воздух, что был у него в лёгких, просипел. — Тащите!

Питер и Беата ухватились покрепче за его запястье и что есть силы потянули на себя. Николас вылетел наружу, как пробка из бутылки, и повалил собой обоих спасателей наземь.

— Скажи на милость, — недоумевал он, разглядывая щель.

Друзья молча поднялись на ноги и отряхнулись. Беата, смахивая остатки пыли со спины Питера, на которого пришлась вся тяжесть падения, заботливо поинтересовалась у него:

— Как ты себя чувствуешь?

— Пришибленно, — ответил тот. — Я ещё не успел отойти от мешков с мукой, а тут опять…

— Между прочим, ты так и не рассказал, чем всё закончилось, — напомнил ему Николас про давешнюю историю.

— Да всё обошлось. Когда тётка узнала, с какой высоты я грохнулся и чем меня придавило, она так испугалась, что, вместо оплеух и причитаний, наоборот, со слезами расцеловала. Не поймёшь этих женщин.

— А тут и понимать нечего, — сказала Беата. — Любит она тебя, потому и опасается, как бы с тобой чего не вышло.

— А тебе, Беата, ничего не отдавил этот «кувшин с морсом»? — спросил Питер.

— Да, вроде как, цела, — ощупывая себя, ответила она. — Но мне больше повезло, чем тебе. На меня рухнул только он, а на тебя завалились мы оба.

— Вот и отлично, — заключил Николас. — Значит, вас обоих подо мной сплющило и теперь вы просквозите через эту щель, как голубиные пёрышки.

Беата подошла к лазейке и легко пробралась сквозь неё в чрево трибуны.

— Теперь твоя очередь, Питер. Давай, не дрейфь, — подбодрил именинника Николас.

— Ну не знаю, — засомневался тот, топчась на месте.

— Что опять не так? Ты отличаешься от Беаты только ростом. Поэтому сначала просунь голову, а всё остальное подтянется.

— Думаешь, надо?

Николас, призывая на помощь терпение, закатил зрачки под веки, уткнул кулаки в бока и согласно качнул головой, но товарищ, несмотря на это молчаливое увещевание, так и не отважился переступить черту.

— Послушай, — видя колебания Питера, негодующе сказал он. — Я этот лаз готовил, можно сказать, лично для вас. Не понимаю, чего ты артачишься. Беата уже там.

— Не обижайся, Ник. Я знаю, ты хотел, как лучше. Как бы тебе объяснить… Дело в том, что у меня боязнь тесных и запертых комнат, — неожиданно признался Питер. — Поэтому у тётушки нет дверей на кухню.

— Чего-чего? — Николас смерил приятеля недоверчивым взглядом.

— Помнишь нашего лекаря? Когда тётушка пыталась расспросить его об этом, он сказал, что, оказывается, такое часто встречается, и даже назвал эту боязнь каким-то труднопроизносимым словом… Не помню, каким. Такой страх встречается и у взрослых.

— Тогда зажмурь глаза, — посоветовал Николас.

— Ну что ты к нему привязался! — вступилась Беата за Питера. — Это его дело, лезть сюда или нет.

— Вы не по-ни-ма-ете! — израсходовав остатки терпения, выговорил по слогам взведённый Николас. — Завтра тут соберётся половина города. Охрана оцепит площадь. Нас и близко не подпустят к трибуне. Хотите пропустить такое событие? Я — нет!

— Ты, что, предлагаешь заночевать здесь? — удивлённо спросила Беата.

— А почему бы и нет. Я уже и соломы натаскал на всякий случай. Флягу с водой попрошу у отца.

— Ты же слышал, завтра тётка отправляет меня сюда торговать. Вот что я ей скажу? — озадачил друга Питер.

— Скажешь, как есть. Что хочешь увидеть состязание. Будь мужчиной.

–Эй, вы там! — вдруг раздался сердитый голос сверху. — Вы чего здесь слоняетесь? А ну, марш отсюдова!

Все трое одновременно задрали головы и увидели, что с балкона ратуши на них взирает упакованный в доспехи стражник.

— Ну вот, докочевряжились, — с досадой проворчал Николас. — Теперь точно лаз заколотят. Ещё и охранника приставят. Всё прахом. — Он в отчаянии махнул рукой и, понуро свесив голову, побрёл в ту сторону, где, не помня себя, колошматили молотками и топорами плотницких дел мастера.

Питер и Беата молча переглянулись и двинули следом за своим предводителем.

— Паршиво получилось, — тихо сказал Питер. — Он ведь для нас старался.

— Николас иногда бывает очень упрямым и часто старается осчастливить помимо желания, — разъяснила Беата. — И каждый раз это заканчивается одинаково.

Они пересекли площадь и подошли к тому месту, где в поте лица высекали древесную стружку плотники и лесорубы. Кто-то перекатывал брёвна, а кто-то тесал их топором. Двое елозили двуручной пилой, располовинивая на козлах объёмный ствол неподатливой лиственницы. Отец Николаса был занят тем, что собирал заготовленный брус в прочную четырёхъярусную конструкцию, которая должна была стать опорой для сидячих мест. Завидев сына в сопровождении друзей, Генри Флетчер прервал работу и воткнул топор в стойку.

— С наступающим праздником вас, жители славного города Валенсбург! — бодро поприветствовал он невесёлую компанию, смахивая с волос стружку. — Позвольте спросить, отчего это у вас такие кислые лица?

Беата и Питер угрюмо поздоровались. Николас, не сказав ни слова, присел рядом с отцом. Флетчер старший положил руку на плечо сыну и притянул его к себе.

— Что стряслось? Никак поссорились? — полюбопытствовал он. — Беата, ну хоть ты расскажи.

Но не успела она и рта открыть, как вдруг, откуда ни возьмись, в сплетении бревенчатых подпорок возникла нелепая инсталляция из бряцающих рыцарских доспехов. Кряхтя и чертыхаясь, стражник в болтающемся на голове металлическом шлеме, походящем на перевёрнутое колодезное ведро с крестовидной прорезью посередине, предстал во всей красе очам хохочущих лесорубов и трёх напуганных друзей.