Сокровище Беаты

Владимир Иволгин (2024)

Сюжет книги разворачивается в средневековье, в вымышленном королевстве Квитония и повествует о судьбе девочки по имени Беата Эклунд, которая проживает на городской окраине со своей матерью. Неподалёку от города расположен старинный замок. Его могущественные хозяева вторгаются в безмятежное течение жизни Беаты, разрушая её. На пути к справедливости главная героиня и её друзья соприкасаются не только с коварством злых людей, обитающих за стенами замка, но и с проявлением холодного безразличия, малодушного страха и прочих неприглядных сторон всех тех, кто окружает их в повседневности. Жителям города и невдомёк, что за ними пристально наблюдают, отслеживают каждый их шаг. И совсем ещё юной Беатрис предстоит раскрыть страшную тайну о невещественном мире помыслов и желаний, сокрытом от человеческого глаза, свести знакомство с его владычицей и вступить в непримиримое противостояние с ней. Эта история о настоящей дружбе и верности. О том, что ищет каждый из нас, но не всегда обретает.

ГЛАВА 3. Визит Королевы.

Рано утром, чуть свет, Беата Эклунд, уложив в дорожную плетёную сумку свой постиранный и выглаженный белоснежный фартук, чепчик, ушитый матушкой под размер её головы, и вязанную кофточку на случай непогоды, отправилась пешком на свою новую службу в замок Каймангрот. Ей и раньше приходилось выполнять тяжёлую хозяйственную работу, особенно в трудные времена, после того как в доме не стало хозяина. Поэтому многое из того, что входило в обязанности горничной, не являлось для неё чем-то непривычным. Прилежание, с которым Беата привыкла выполнять поручения матушки, стало для маленькой девочки, с ранних лет познавшей чёрную работу, непреложным правилом в любом деле, за какое бы она ни бралась. А работа в её руках всегда ладилась, и за это горожане полюбили дочку прославленного мастера Ларса Эклунда, всякий раз повторяя, что повадкою она уродилась в отца. Взрослые, умиляясь старанием добросовестной труженицы, всячески её нахваливали и часто приговаривали: «Как же повезло матери, у которой растёт такая радетельная помощница». Частенько это звучало в укор их собственным лоботрясам, что почти всегда сопровождалось завистливым кривляньем и ехидными насмешками недовольных богатых отпрысков. Беата не раз испытывала на себе такое гадкое проявление зависти, поэтому очень не любила, когда её прилюдно начинали хвалить. «Хорошо, что кроме меня, в замке нет детей, да и новая хозяйка скупа на похвалы», — думала про себя Беата, приближаясь к большим деревянным воротам Каймангрота. На этот раз перед тем, как пропустить новую работницу, стражники тщательно её обыскали. Сами же они были при полном параде, словно готовились к торжественному смотру: с ног до головы в начищенных до блеска железных латах и обвешанные смертоносным оружием. Все это боевое снаряжение скрежетало и бряцало, напоминая Беатрис звуки, доносившиеся из кузницы отца. Всякий раз, когда до её слуха долетали звякающие металлические перестуки, любопытная непоседа пыталась дотянуться до распахнутого настежь оконца мастерской, чтобы понаблюдать за тем, как возле огромной наковальни отец и его ученик Дэйв высекают молотом искры. Беата помнила, как её лицо обдавало волной нестерпимого жара, и она недоумевала, как можно подолгу выполнять тяжёлую работу, находясь в таком адовом пекле. Глядя с усмешкой на этих ряженных увальней, изнывающих под тяжестью доспехов и обыскивающих маленькую девочку, она иронично привстала на цыпочки, чтобы одному из них не пришлось нагибаться слишком низко.

Этим солнечным утром двор замка наводнила непривычная суета. Всюду сновала празднично одетая дворня. Отутюженные и вышколенные лакеи с озабоченным видом куда-то спешили, перекликались, о чём-то нервно спорили и даже бранились. Приукрашенный двор выглядел иначе, нежели вчера, и уже не навевал такую унылую скуку. Каменные стены ограждения были увешены знамёнами с изображением королевского герба, а фронтоны зданий украшены волнообразно тянущимися шёлковыми лентами, на которых золочёными буквами были начертаны приветственные воззвания. Края этих лент венчали разноцветные банты. На входные двери прикрепили венки, сплетённые из пшеничных колосьев и лавровых листьев. Напротив колоннады была сооружена летняя веранда, накрытая лёгким тканым полотном с изображением золотой королевской короны, усыпанной красными рубинами. Под этим полупрозрачным навесом располагались составленные в ряд столы, извлечённые по случаю из завалов стариной мебели в западной башне, и мягкие стулья с высокой спинкой и цветастой обивкой. В центре выделялись своею пышностью три роскошных кресла, по всей видимости, предназначавшиеся для монарших особ. В этой суматохе, чем-то напоминающей базарную суету, Беата сумела своим зорким взглядом уловить мелькающую среди бестолково слоняющихся слуг фигурку неутомимой Агаты Хадзис. С важностью военачальника на поле брани она раздавала направо и налево разнообразные поручения, требуя их неукоснительного исполнения. Ничто не могло ускользнуть из виду щепетильной в работе горничной и понемногу хаотичные метания прислуги под её чутким руководством приобрели упорядоченную направленность. На какое-то время вся дворовая территория Каймангрота превратилась в шахматную доску, где каждой фигуре отводилась своя тактическая цель. Наконец, взгляд миссис Хадзис коснулся и Беаты, скромно дожидавшейся в сторонке своей очереди. Она шутливо поманила её пальцем.

— Ну вот, явилась и, вроде как, не запылилась, — сказала тётка Агата, оглядывая со всех сторон свою помощницу. — А я уж засомневалась — подумала, что не придёшь.

— Вообще-то, были такие мысли, — ответила Беата, улыбаясь наставнице.

И тут миссис Хадзис зачем-то обернулась. На смотровой площадке восточной башни маячил уже узнаваемый силуэт управляющего Меро. Несмотря на то, что стремительно карабкающееся в высь солнце освещало его со спины и потому разглядеть пасмурную физиономию наблюдающего было затруднительно, и горничная, и Беата нутром ощутили на себе его пронзающий взгляд.

— Всегда чую, когда он на меня зыркает, — придавленным голосом проговорила тётка Агата. — Нынче наши дворовые недотёпы вешали в гостиной на стену портрет Клотильды, да нечаянно опрокинули. Он рухнул на вазу, и та своим зубчатым венчиком проткнула её величество в нескольких местах. Граф был в бешенстве, а приказчик распорядился прогнать обоих со двора без гроша в кармане. И я под горячую руку угодила — мол, не доглядела… Вот что, Беатушка, ступай-ка в мою кладовку, переоденься и возвращайся обратно. Надеюсь, чепчик при тебе?

— Ага, матушка мне его ушила. Теперь он не так смешно висит на моих ушах.

— Королева со всей своей свитой вот-вот нагрянет, а у нас ещё дел невпроворот.

По всему было заметно, что миссис Хадзис сильно волнуется по поводу предстоящего визита, но старательно не подаёт вида. Она лишь нервно теребила пальцами свой фартук и покусывала нижнюю губу — такой навязчивой повадки раньше за ней не наблюдалось. Беата, заразившись общим беспокойством, поспешила в дом переодеваться. Войдя в холл, она обнаружила, что внутренняя декорация так же заметно преобразила пустовавшее накануне пространство. На полу лежали роскошные персидские ковры в стиле Афшан. Стены были украшены ламбрекенами из лёгкого розового шёлка и чудесными бантами в виде цветочных лепестков. А там, где когда-то красовались картины и фамильные портреты старинного рода герцога Ллойда, теперь были развешены гигантские полотна в золочённых рамах с изображением в полный рост всех представителей королевской династии на троне и в царственном облачении. Беата на цыпочках прошла вдоль стены, боясь нечаянно наступить на вычищенный ковровый ворс, и нырнула под лестницу, в узкую дверцу кладовки. Там она сняла с плеч свою сумку, достала из неё приготовленную одежду и начала переодеваться. Примерив свой головной убор, Беата ещё раз убедилась, что он и в самом деле ушит по размеру, а зубчатый фестон, который так насмешил её в прошлый раз, был отпорот, так что теперь чепчик смотрелся вполне сносно. Разглядывая себя в зеркало, она услышала сверху чьи-то быстро приближающиеся шаги. Кто-то остановился над самой кладовкой, нетерпеливо переминаясь ногами — это было понятно по скрипу дощатого пола. Вскоре послышались шаги другого человека.

— Вы, как всегда, заставляете себя ждать, — молвил раздражённый мужской голос.

— Дамам положено по этикету, — прозвучал в ответ ровный женский тембр, по которому Беата опознала графиню.

— Мы с вами не на романтическом свидании, дорогая. Это не тот случай, когда опоздание интригует. Мне хотелось бы знать, всё ли готово.

«Стало быть, второй — сам граф», — догадалась Беата.

— А разве Меро не уведомил вас?

— Жак занимался другими важными делами. Так что извольте коротко и по делу, без лишних эмоциональных подробностей.

— Да.

— Исчерпывающий ответ.

— Сами просили коротко.

— В таком случае осталось лишь умаслить августейшую особу и дело можно считать завершённым.

— Не торопитесь с выводами, дорогой.

Беата подметила, что слово «дорогой» графиня исторгнула так, будто хотела им оскорбить своего супруга. И вообще, со стороны казалось, что оба непрестанно ёрничали в разговоре друг с другом.

— Королева по слухам хоть и глупа, но самолюбива до спеси, — продолжала графиня. — Если ей вдруг что-то не покажется, то плакали все ваши усилия.

— Что значит, ваши? Наши усилия, — поправил её граф.

— Я с самого начала была против такого рискованного шага. Кому, как ни вам знать, что второго шанса у нас не будет. Угодить Королеве в этом захолустье, где вся аристократия — облезлые дворняги с дурными наклонностями, будет, мягко говоря, непросто. Здесь надо больше думать не над тем, как угодить её величеству, а следить, чтобы кто-нибудь не оскандалился или не нанёс вздор.

— Это уже моя забота. Смутить или утомить Королеву пустой болтовней я никому не позволю. Даже бургомистру. Как и не позволю разрушить мои планы. Я и так слишком долго выжидал. Или вам здесь понравилось?

— То была не моя идея. Вы купились на россказни о несметных богатствах этих старых развалин. Герцог с герцогиней, плотник, мельник, кучер — всё это немалые и рискованые издержки. Но какова награда: старый замок, заваленный барахлом и грязный городишко с его нищими обитателями.

Беата насторожилась, боясь шелохнуться. Она не могла поверить тому, что слышала. Тревожные мысли вихрем закружились в её голове: «Эти люди что-то знают о моём отце. И почему графиня упомянула семью Ллойдов, старого мельника и кучера? Неужели все они — часть одной истории? Значит, мои догадки где-то рядом… рядом с правдой». Беата изо всех сил сдерживала внезапно нахлынувший на неё чувственный порыв. Ей вдруг захотелось выскочить из пыльного чулана и закричать что есть мочи: «Вы что-то знаете о моём отце? Не смейте отпираться! Я всё слышала!» Но здравомыслие, однако же, возобладало над безрассудным желанием взволнованного сердца и она, утихомирив свой пыл, снова напрягла слух.

— Вчера я видел девочку у нас в доме. Кто это? — поинтересовался граф Готлиб.

— Это подёнщица, — ответила графиня. — Меня попросила взять её на работу Агата. Она одна не справляется.

— Что значит, не справляется? Надо найти ту, которая справится. Им, что, теперь обеим жалованье платить?

— Вряд ли кто-то справится лучше, чем она. Агата единственная, кому удалось не разбить ни одного предмета в доме. Помощница будет получать жалование за её счёт.

— Девчонку нужно изолировать от гостей. Пусть отсидится где-нибудь в башне или каморке. Опыта в обхождении с господами у неё нет. Я не допущу, чтобы из-за какой-то неумехи расстроились наши планы.

— Я передам горничной. Ты подготовил речь?

— О, да! Уверен, такого высокопарного спича наша Клотильда не слыхала ни от кого из своих министров. Всё подготовлено и тщательно проверено. Продуманная мною стратегия верна, последовательна и потому подлежит неукоснительному исполнению. Чётко следуйте моим инструкциям и тогда всё пройдёт безупречно.

— Не занудствуйте, дорогой супруг. Вашим планам ничто не помешает, разве что, воля провидения. — Сказав это, графиня спешно удалилась, цокая каблуками по паркету.

— Разве что, твоя придурь, — вполголоса послал ей вслед Вильгельм Готлиб.

Спустившись по лестнице на пару ступеней, граф потоптался на месте, возможно, проверяя их на прочность, и затем резво сбежал вниз. После того, как его шаги стихли, Беата решила, что в гостиной никого не осталось. Она быстро переодела сменную обувь и, прикрыв за собой дверцу кладовки, вышла из-под лестницы в просторный холл, где и столкнулась лицом к лицу с хозяином дома, который стоял посередине огромного персидского ковра и внимательно высматривал, нет ли на нём случайного уличного сора. Беата от эдакой неожиданности застыла на месте. Граф оторвал свой взгляд от ковра и уставился на оторопевшую работницу. Со стороны могло показаться, что он тоже остолбенел от такого внезапного поворота.

— Доброе утро, господин Готлиб, — тихо поздоровалась Беата и в подражание миссис Хадзис изобразила поклон.

— Я вижу здесь мусор, — не отводя от неё глаз, с хорошо различимой претензией в голосе медленно проговорил граф и указал пальцем себе под ноги.

— Позвольте, я возьму щётку и вымету этот ковёр заново.

— И немедленно. Я пройдусь по остальным и, если замечу что-нибудь подобное, накажу вычетом из… — тут граф вспомнил, что не платит жалование новой служанке и добавил: — Из жалования миссис Хадзис.

Беата, намереваясь вернуться в кладовку за щёткой, уже было направилась к лестнице, но тут её окликнул голос хозяина:

— Постой! Я так понимаю, ты наша новая домработница?

— Не совсем так, господин Готлиб. Я помощница горничной на то время, пока у вас будут гости.

— Ну что ж, прекрасно. Должно быть, ты понимаешь, насколько важный день сегодня для всех нас?

— Да, господин. Миссис Хадзис меня обо всём предупредила и объяснила мои обязанности.

— Ничуть не сомневаюсь. Тем не менее, степень ответственности, которая возложена на прислугу в связи с этим важным событием, требует определённого опыта и знания внутреннего устройства замка. Все лакеи, нанятые для обслуги Королевы и её свиты, были лично мною проверены. Чего не могу сказать о тебе. В доме ты человек новый и потому многого не знаешь. Например, если я спрошу тебя, где находится жирандоль для дополнительного освещения, что ты мне ответишь?

— Она стоит на камине в бальной зале. Изволите принести?

— Нет, пока без надобности. А если, скажем, мне потребуется шандал для того, чтобы осветить путь из кабинета в опочивальню?

— Он же такой тяжёлый. И как его переносить с места на место? Не лучше ли воспользоваться тем канделябром, что находится на столике перед зеркалом у поворота в левое крыло.

Такое подробное знание расположения коридоров, комнат и их внутреннего интерьера немало удивило Готлиба, учитывая то обстоятельство, что чернявка пребывала на службе только второй день. «Может и впрямь помощь не будет лишней, — думал он, разглядывая худенькую девочку в белом фартуке и нелепом головном уборе. — В конце концов, это ненадолго. Агата уже не молода — не дай бог сляжет от волнения и как тогда управляться? Лакеи хоть и обучены, но не так хорошо знают дом. А внешность управляющего при всём желании благообразной не назовёшь. К этому «добрейшему» лицу надо привыкать постепенно. Он мне всех королевских фрейлин распугает. Если уж Сабину поначалу тошнило от внешности Меро, то как бы принцесса не закатила истерику при виде только одной его сальной головы с перхотью. Что ж, быть по сему: пускай работает. Может, я и в самом деле переусердствовал с бдительностью. Впрочем, это объяснимо — слишком многое поставлено на кон».

— Что ж, быть по сему, — озвучил граф свои соображения. — Отныне ты поступаешь в полное распоряжение горничной Агаты Хадзис. Слушайся её во всём, не отходи ни на шаг и тогда, возможно, Королева одарит тебя своей милостью.

— Да, господин, — кротко произнесла Беата. — А теперь вы позволите мне вымести ковёр?

— Приступай.

Ровно в два часа пополудни, когда солнце уже предельно высоко разместилось над горизонтом, дозорный на смотровой башне возвестил сигналом горна, что по дороге к Каймангроту движется королевский кортеж. Укрывшиеся в тени стражники, несмотря на пудовые доспехи, с лёгкостью гусиного пёрышка повскакивали с примятой травы и вытянулись по струнке. Управляющий Меро торопливой, беззвучной походкой пошелестел к хозяину на доклад. Спустя несколько минут во дворе появился граф Готлиб в сопровождении супруги. Нанятые хозяином лакеи по команде выстроились вряд вдоль выстеленной к парадному входу ковровой дорожки. И вот дозорный, приложив к губам блистающий в лучах горн, повторно оповестил обитателей замка о прибытии государыни. Смазанные ворота бесшумно отворились и длинный королевский кортеж потянулся во двор. Облачённые в дорогостоящие, новомодные наряды супруги Готлиб направились встречать высокородных гостей. Граф был одет в бархатный камзол бордового цвета, расшитый золотистыми узорами. Худую фигуру графини облегало изящное платье из тёмно-синего шёлка, отделанное драгоценными камнями, с высоким стоячим воротом и длинным шлейфом, ползущим позади. Беата была очарована отливающим блеском этого волшебного наряда. Она не забыла свою давнюю детскую мечту, которой так и не суждено было осуществиться. Ох, уж эти сгоревшие дотла и разбитые вдребезги детские мечты, исполненные томительного ожидания, лишающие покоя и сна. Как они ранят душу маленького человечка, с каждым новым разочарованием теряющего веру в то, что всё в этой жизни призвано радовать его…

Королевский экипаж прибыл в сопровождении целой кавалькады вооружённых всадников и знаменосцев. Роскошная золочёная карета её величества на мягкой рессорной подвеске, запряжённая в четвёрку упитанных светло-серых леппицианцев, въехала во двор следом за охраной. Позади королевского экипажа друг за другом катились ещё две кареты, поскромнее. Сразу за ними, не отставая, напирала конница, и замыкали колонну крытые повозки с прислугой и провиантом. Вся эта помпезная процессия, оказавшись внутри, загромоздила чуть ли не половину двора. Нарушился порядок в расположении кортежа. Все повозки тесно сгрудились, подняв облако пыли. Королевские пажи, двое мальчиков слащавой наружности в костюмах красно-чёрного мипарти и оранжевых беретах с торчащим наискосок лебяжьим пером, заняли свои позиции друг напротив друга возле дверцы головного экипажа. Всадник, командовавший колонной караульных, ловко соскочил с коня и, указав кучерам направление, чтобы те отогнали повозки и освободили проход, двинулся к карете её величества. Пажи распахнули дверные створки, и один из них откинул раскладную лесенку. Затем оба расступились, пропуская караульного. Остановившись в трёх шагах от экипажа, он вынул свой меч из ножен, приложил его к правой груди и застыл в почтительной позе.

— Прошу, Ваше величество! — торжественно воззвал караульный и склонил в почтении голову.

Первым, минуя ступени раскладной лесенки, на землю спрыгнул рыжекудрый мальчуган. Его волосы были стянуты сзади коричневым бантом. Сам же он был одет в белый камзол элегантного покроя с золотистой окантовкой, такие же белые брюки с идеально проутюженной стрелкой и бежевые кожаные сапоги. Окинув озорным взглядом толпившийся возле экипажа дворовый люд, он повернулся лицом к распахнутым дверцам кареты и манерно протянул вперёд руку, очевидно, предлагая этим элегантным жестом услугу находящейся внутри даме. Из-за занавеса появилась миниатюрная девичья кисть в белой перчатке с кружевной манжетой. Ухватившись за протянутую ладонь галантного кавалера и осторожно ступив на подножку остроносой туфелькой, в дверной проём просунулась совсем ещё юная барышня, которая оказалась точной копией мальчика, подавшего ей руку. На голове этой особы развивались такие же кучерявые огненно-рыжие волосы, а по бледному лицу рассыпались густые, весёлые веснушки. Она была одета в лёгкое платьице из жёлтого шёлка, поэтому очертания её фигуры сливались с позолотой кареты, сияющей ослепительным блеском в лучах полуденного солнца. И вот, наконец, карета слегка накренилась, скрипнули рессоры и вниз по ступеням сошла статная дама в шикарном бирюзовом платье. Над её головой возвышался грандиозный фонтаж из тёмно-рыжих волос, который снизу опоясывал тонкий ободок изящной королевской короны. Лицо государыни обладало тонкими чертами: вострый нос, маленькие птичьи глазки, дуги выщипанных бровей и узкая складка ярко накрашенных губ. Не вдаваясь в излишние подробности, отметим, что принц и принцесса походили на собственную мать и друг на друга, как пара только что отчеканенных червонных дукатов. Едва монаршья нога коснулась земли, весь толпившийся у кареты народец почтительно склонил обнажённые головы. Супруги Готлиб, приветствуя высокочтимых гостей, изогнули спины в церемониальном поклоне.

— Позвольте представиться, ваше величество, — лучась от восторга, елейным голоском вымолвил хозяин дома. — Владелец поместья Каймангрот, граф Вильгельм Готлиб, и моя дорожайшая супруга, графиня Сабина Готлиб.

— Как это вы хорошо сказали, граф, «дорожайшая», — подметила Королева. — Кабы все так дорожили супружеством, мне бы не пришлось то и дело удовлетворять унизительные прошения моих подданных о разводе. Рука устала подписывать бракоразводные бумаги. Прошу любить и жаловать — мой сын, наследный принц Ричард.

— Очень приятно. — Наследник изобразил театральный поклон, пряча на губах самодовольную ухмылку.

— А это моя дочь, принцесса Амелия, — указала государыня на конопатую модницу. Принцесса, бесцеремонно рассмотрев хозяев с головы до пят, в ответ высокомерно кивнула своей кудрявой копной.

— Однако же, где мои фрейлины? — полюбопытствовала Королева. — Никак разморило в дороге. Ну-ка, Лоренцо, пробудите это сонное царство.

Прямой, как гвоздь, начальник караула щёлкнул шпорами, подошёл ко второму экипажу, в котором, очевидно, находились свитные фрейлины, и плавным движением отворил дверцу кареты. По всем внешним признакам этот прирождённый франт, подтянутый и плечистый красавец с закрученными усами был исполнен благородных манер и потому никто из присутствующих никак не мог предположить, что последует дальше. А дальше случилась неподдающаяся уразумению крайность, сопоставимая, разве что, с хулиганской выходкой буйнопомешанного безумца: вскочив на подножку кареты, офицер проворно нырнул в салон и издал громоподобный, звериный рык. Сама же карета заходила ходуном, раскачиваясь на рессорах. В тот же миг раздался многоголосый женский визг и изнутри одна за другой посыпались во двор тощие фрейлины с перепуганными лицами и скособоченными причёсками под дружный гогот королевской охраны. Готлибы, вросшие в землю, словно два сталактита, от такой сумасбродной выходки, онемело наблюдали за разыгравшимся представлением.

— Ну что, кумушки-голубушки, потрепал вас Лоренцо? — поддразнивала переполошённых фрейлин королева.

— Потрепал, матушка, — завопили те наперебой писклявым голоском.

— То-то, сонные мухи! В следующий раз будете знать, как почивать, когда приветствуют вашу государыню.

— Будем, матушка, будем, — стыдливо вторили ей сомлевшие ото сна придворные дамы.

Всего их было четверо. С виду фрейлины ничем не отличались друг от друга: худощавые, бледнолицые, с прозрачной кожей, прилепленной к щеке мушкой, в платьях пунцового цвета, напудренных белокурых париках и с пушистыми веерами в руках, прикрывающими кружевное декольте. Фрейлины с молчаливым укором поглядывали друг на друга. Каждая пыталась переложить вину на своих соседок, уличая их в непростительной оплошности.

— По личному опыту знаю, что долгий путь по здешним ухабистым дорогам может показаться весьма утомительным… — начал было граф, но королева бестактно его перебила:

— Да-да. Сказать, что эта поездка была «потрясающей» — не сказать ничего. Нас трясло, кидало и укачивало, как на морском судне во время пятибалльного шторма, начиная с того момента, как мы свернули с дорожного тракта в сторону вашего города. И даже при такой тряске эти тетёхи умудрились проспать приезд.

— Весьма сожалею, что подвергнул Вас и ваших прелестных детей такому тяжкому дорожному испытанию, — продолжал упражняться в изящной словесности граф, — но всё же смею надеяться, что проведённое в этом гостеприимном доме время развеет ваше уныние и, набравшись сил, вы снова продолжите свой неблизкий путь в столицу.

— Ах, если бы, граф, — обречённо вздохнула Королева. — По пути у нас запланировано ещё две остановки. В поместьях барона Несбитта и отставного фельдмаршала Локхарта. Признаться, я не собиралась беспокоить вас своим визитом, но несносная жара вынудила меня совершить небольшой зигзаг. Мой начальник охраны, — королева указала на бравого щёголя, который устроил переполох в дамском экипаже, — был так убедителен и напорист, что я оказалась не в силах ему противостоять.

— Я бы сказала, очень напорист, — выразительно вставила реплику графиня, от которой лоб её супруга мгновенно покрылся стыдливой испариной.

— Вот и прекрасно, Ваше величество, — выпалил он скороговоркой, растягивая рот в подобострастной улыбке. — Однако же, прошу вас, чувствуйте себя, как дома.

Услыхав слова «как дома», принц тоскливо поморщился, обводя взглядом пустынный двор и высокие серые башни, где ему предстояло провести в заточении долгих два дня. Ничто в этом скучном месте не наводило на мысль о забавном приключении или возможности устроить какую-нибудь стоящую шалость, как во время предыдущей остановки в поместье бывшего придворного вельможи, где принцу удалось проломить крышу курятника. При попытке выбраться, он выпустил наружу ошалелых кур, которые, подобно фрейлинам, в панике высыпали во двор, где их принялись гонять хозяйские собаки, вихрем закручивая столбы пыли. Следом за фрейлинами, из третьей по счёту кареты повылазили четверо министров одинаковой комплекции и одного и того же роста. Каждый носил спереди выпяченное брюшко, имел на макушке лысину и одутловатые, гладковыбритые щёки.

— Ваше величество, — обратилась к королеве графиня. — На правах хозяйки я распорядилась по поводу предстоящего торжественного обеда в вашу честь.

— О, нет-нет-нет! — неожиданно возразила государыня. — Трапезу для нас готовит только Эмилио — мой личный повар.

— Вы позволите, Ваше величество? — встрял начальник караульной службы и Клотильда в ответ благосклонно моргнула. — Не поймите превратно, — самым учтивым тоном обратился офицер к графине и снова при взгляде на этого сладкоголосого франта с пышными усами ни за что невозможно было поверить, что ещё пару минут назад он с басовитым рычанием вышвыривал на улицу испуганных придворных дамочек, — дело, видите ли, в том, что существует специальный протокол, который определяет условия безопасности всех членов королевской семьи, и он включает в себя отдельное уложение, касающееся обеспечения здоровым питанием первых лиц государства. Таков установленный порядок.

— Благодарю, Лоренцо, — сказала Клотильда, обласкав тчивой улыбкой молодого офицера.

Даже неискушённому в амурных делах глазу было заметно, что государыня питала особую симпатию к начальнику своей личной охраны. Возможно, этим и объяснялось стремительное продвижение его карьеры.

— Знакомьтесь, господа — начальник моей караульной службы, Лоренцо де Роса, — представила королева своего протеже. — Его фамилия означает «роза». Но несмотря на такой нежный намёк, в бою он так же колюч, как и шипы этого прекрасного цветка. Без нашего отчаянного храбреца я бы ни за что не осмелилась на это дальнее и рискованное путешествие. Лоренцо неизменный победитель во всех поединках на праздничных турнирах. Ну вот, господа, я только что проговорилась: я действительно питаю слабость к рыцарским состязаниям. — По рядам всадников прокатилась волна одобрительного мужского баса. — А что, если и в вашем городе провести рыцарский турнир? — внезапно выдала Клотильда и уставилась в упор на Вильгельма Готлиба.

— Осмелюсь предположить… — замялся растерянный граф, явно не ожидавший подобного разворота. — Право же, не знаю, кто из ваших верноподданных, проживающих в Валенсбурге, сможет бросить вызов и достойно противостоять такому отважному и опытному сопернику.

— Неужто во всём городе не отыщется ни одного храбреца? — удивилась королева.

— Быть может, стоит учредить специальный королевский приз и объявить об этом? — тут же нашёлся Лоренцо.

— Прекрасная мысль, — одобрила Клотильда предложение своего фаворита. — Наверняка среди жителей Валенсбурга найдутся мужчины, которые служили в королевской гвардии и имеют опыт обращения с оружием.

— Я подумаю, что можно для этого сделать, Ваше величество, — учтиво пообещал граф.

— Ах, как своевременна эта мысль! — обрадовавшись собственной затее, молвила королева. — А то уж я совсем скисла. Бесконечные мили по петляющим дорогам окончательно лишили меня творческого вдохновения и созидательного умонастроения. А ведь мне по возвращении предстоит учредить целый ряд законов, без которых мой народ безмерно страдает. Однако же, я совсем заболтала хозяев этого дома, да ещё у самого порога. Мне, право, неловко столько времени удерживать вас, господин…

— Готлиб, — напомнил граф, гимнастически выгнув напряжённую спину.

— И в особенности вашу супругу в окружении моей запылённой и неумытой кавалерии, — довершила Клотильда.

— Прошу, Ваше величество, — пригласил Готлиб дорогую гостью в дом, вытягивая кадыкастую шею, на которую, словно канапе на зубочистку, была насажена его приглаженная, седеющая голова.

Возле дверей застыли в ожидании такие же зализанные лакеи. Первыми по раскатанной ковровой дорожке в сопровождении хозяев проследовали королева с наследниками, а за ними уже и вся свита. Замыкал вереницу гостей начальник караула Лоренцо, «нежный и колючий». Как только лакеи прикрыли за гостями двери, управляющий Меро начал хлопотливо метаться по двору, отдавая распоряжения о размещении королевского багажа и расселении гвардейцев её величества «по квартирам», если так можно было назвать заброшенные помещения башен замка. Конюх по его приказанию помог распрячь лошадей и отвёл их к стойлу, где находились лохани, доверху засыпанные отборным ячменём. Агата Хадзис объясняла дворцовой прислуге расположение хозяйственных построек и подсобных помещений. Среди всей этой возни никто не замечал маленькой горничной, которая с волнением наблюдала за происходящим, пытаясь сообразить, где её место и кому бы она могла оказаться полезной. И тут Беата обратила внимание, что возле обоза копошится какой-то мужичок небольшого росточка, пытаясь выудить из телеги кухонную утварь. Подойдя поближе, она поняла, что на самом деле мешает этому неуклюжему дядьке дотянуться до посуды — круглый живот, сильно выдающийся вперёд, упирался в борт повозки и это непреодолимое обстоятельство значительно укорачивало ему руки.

— Простите, могу ли я вам чем-нибудь помочь? — обратилась Беата к упитанному мужчине.

— Наверное, можешь, — приветливо откликнулся тот.

Лицо незнакомца наполовину было сокрыто под стриженной чёрной бородёнкой и усишками, над которыми румянились налитые щёки и бугрился картошечный нос, а его влажные глаза сверкали озорными искорками. Беата своим тонким обонянием уловила терпкий запах вина, исходивший от добродушного толстяка.

— Будем знакомы, сеньорита, меня зовут Эмилио, — немного смазанным говором представился улыбчивый мужчина и шутливо приложил половник к сердцу, изображая рыцарский меч. — А как вас зовут, маленькая фея?

— Меня зовут, Беата. Я здесь работаю помощницей горничной.

— Очен-но приятно, — шаркнул он каблуками низких сапог с широким раструбом. — А я работаю королевским поваром. Ты здорово меня выручишь, если поможешь достать из телеги вот эти поварёшки. Видишь ли, с тех пор, как я поспорил со своим приятелем, хозяином славной харчевни под названием «Свиной пятачок», у меня резко вырос живот. И теперь добраться до самого дна телеги мне не так-то просто. С краю ещё так-сяк, могу дотянуться, а вот до середины…, словом, приходится попотеть.

Беата резво забралась в повозку и стала подавать посуду.

— А что это за спор такой, после которого вырастает живот? — поинтересовалась она, вручая повару огромный дуршлаг.

— Мы поспорили, что я смогу съесть целый котёл отварного риса. Я так увлёкся, что не заметил, как проглотил и сам котёл. С тех пор он и выпирает наружу. Вон, слыхала? — и повар постучал по круглому животу, как по дну сковородки.

— Не может бы-ыть! — удивилась Беата. — Мне кажется, у вас что-то есть под одеждой.

— Тебя не проведёшь, — растянув толстые губы в радушной улыбке, ответил повар и достал из-под рубахи блестящий поднос. — Это столовое серебро. Спрятал от греха подальше. За всё время пути столько приборов пропало. До чего ушлый пройдоха. Когда умудряется тырить?

— Вы это про кого? — спросила Беата.

— Да не про кого, — отмахнулся повар. — Давай-ка, поживее. Переехать нам надо очень быстро, потому как солнце уже перевалило за полдень, а наследники престола ещё не обедали. Они и так вредные, а если вовремя не накормить, так и вовсе на гусиный паштет изойдут. Ну, раз, два-взяли, — он схватил большую кастрюлю, набитую мешалками, мисками, половниками, тёрками и прочими столовыми причиндалами и, следуя за Беатой, побрёл в направлении кухни.

Кухня представляла из себя одноэтажное каменное строение, тыльной стороной упирающееся в стену замка, а левой боковой примыкающее к жилому зданию. Вдоль правой стенки тянулся высоко вверх сложенный из камня дымоход, из которого выбирался наружу сизый дымок, разнося по двору аппетитные запахи жареного мяса. Работа на кухне бурлила вовсю и, повар в предвкушении «кипучей» деятельности, азартно шевелил своими постриженными усишками, втягивая ноздрями соблазнительный аромат.

— Стало быть, перепелов жарят, — изложил свои соображения опытный кулинар.

Беата, желая пропустить вперёд Эмилио, обе руки которого были заняты, потянулась к дверной ручке, но дверь вдруг сама распахнулась ей навстречу и в клубах дыма, словно бес из пылающего чистилища, вывалилась наружу повариха в огромном белом колпаке. В руках у неё была гигантская сковорода, в которой шкворчало и клокотало что-то обуглено-сморщенное. Отбежав на несколько шагов в сторону, всполошённая тётка выбросила её коптящее содержимое в траву и тут же окунула раскалённую сковороду в стоящую рядом деревянную бочку с водой. Сковорода ядовито зашипела, выпуская из бочки столб водяного пара. Круглолицая повариха в съехавшем набок колпаке сокрушённо вздохнула и утёрла испарину со лба.

— Ф-ух! Это ж надо? Сколько труда — и всё прахом! Растяпы бестолковые, — с досадой выразилась она, вероятно, сетуя на своих помощников.

— Это вы о ком, сеньорита? — с усмешкой осведомился Эмилио. — О перепелах? Они виноваты лишь тем, что угодили к вам на сковородку.

— Вот только насмешек мне сейчас не доставало! — бросив сковороду в траву и уткнув руки в боки, сердито молвила стряпуха. — Вы, сударь, какого лесного духа ошиваетесь возле моей кухни? Это моё хозяйство и чужакам здесь не место! И что это за ужасный котёл у вас в руках? Должно быть, в таком грешников в аду на вечном огне мучают?

— Вы совершенно верно заметили, сеньорита. Мне его один знакомый чёрт одолжил. И выглядел он так же, как ваши перепела. Но поспешу вас утешить: им всё равно не суждено было попасть на обеденный стол её величества. Даже если бы они сейчас красовались на серебряном блюде своей поджаристой, хрустящей корочкой, фаршированные трюфелями и приправленные базиликом.

Повариха в недоумении уставилась на толстяка с кастрюлей, подозрительно осматривая его с головы до пят.

— По распоряжению вашего управляющего, господина Пьеро…

— Меро, — поправила Беата.

— Я направлен на кухню содействовать вам в приготовлении полуденной трапезы для Королевы, двух её троглодитов и прочего высочайшего окружения.

Повариха ещё раз смерила пузатого остряка своим сомневающимся прищуром и строго спросила у Беаты:

— Эта так?

— Да, миссис Фиори, — подтвердила та слова Эмилио. — Перед вами самый настоящий королевский повар.

— Ну, давайте же скорее знакомиться, а то у меня сейчас руки отвалятся, — натужно прокряхтел краснощёкий добряк, заваливая на живот тяжеленный котёл.

— Что ж, меня зовут Эмилия Фиори и я главная в этом заведении, — представилась повариха.

— Святые угодники, а я Эмилио Лосано! — возликовал повар. — Сеньора, это знак судьбы! Впустите же меня, наконец, в свои апартаменты.

— Не может быть! — вскинула руки вверх миссис Фиори, выпучив свои удивлённые глаза на прославленного кулинара. — Вы и вправду тот самый Эмилио? Я столько слышала о вас.

— Уверен, это были прекрасные слова, — выдыхаясь из сил, пробормотал взмокший повар.

— Да-да, мистер Лосано, не извольте сомневаться, только прекрасные.

— Однако, ещё немного и этот предмет рухнет прямо на мои ноги, и вот тогда ваше представление обо мне может сильно измениться. Не исключено, что вы услышите от меня слова с менее приятным содержанием.

— Ух ты, батюшки! — снова всплеснула руками Эмилия. — Что же это я?! Прошу, скорее проходите. Вот уж не ожидала встретить у себя такого уважаемого гостя.

Они вошли в кухню. Внутри всё заволокло синеватым, разъедающим глаза дымом и сильно пахло гарью. Три фигуры в белых фартуках метались из угла в угол и размахивали тряпками, пытаясь проветрить помещение. Эмилио наконец-то водрузил котёл на большой разделочный стол, встряхнул руки и, вдохнув полной грудью кухонный угар, громко объявил о своём присутствии, так, чтобы этот факт ни для кого не остался незамеченным:

— Обожаю этот запах! Он означает, что пришла пора раздавать затрещины!

Фигуры застряли на местах, щурясь сквозь едкий дым и кашляя.

— Позвольте представиться, повар её величества Клотильды Тюдор, божией милостью Королевы Квитонии, Эмилио Лосано Первый и Последний собственной персоной! — шутливо отрекомендовался толстяк и лихо отбил подошвами короткую чечётку.

— Ну чего встали, рты разинули? — сердито проворчала начальница на своих подсобников. — Вы слышали: мистер Лосано сегодня главный на этой кухне. И нам всем придётся очень постараться, чтобы не разочаровать благородных гостей.

— Итак, начнём! — объявил Эмилио. — Для начала необходимо избавиться от этого отвратительного запаха.

— Можно натянуть верёвки и развесить на них мокрые тряпки. Это помогает, — робко предложил худой юноша, стоявший возле печи, изрыгающей языки пламени.

— Судя по вашим рукам, заляпанным мукой, вы здешний пекарь и тестомес, — обратился к нему Эмилио. — Дельный совет, друг мой, но в нашем случае он не годится — слишком долго. Для начала нужно создать сквозной ветер и тогда остатки дыма быстро вытянет. В этом заведении имеются сушенный чабрец, лаванда или душица?

— Найдутся. Для вас всё, что угодно, — льстиво отозвалась повариха и, взгромоздившись на небольшой приступок, начала доставать с верхней полки глиняные горшочки с приправами. Спускаясь вниз, она нечаянно оступилась и чуть было не рухнула на пол, но шустрый Эмилио вовремя подскочил и подставил свои сильные руки. Миссис Фиори пугливо вскрикнула, но, почуяв надёжную опору, застенчиво улыбнулась и поблагодарила великодушного спасителя, чем немало удивила своих подчинённых — слов благодарности из уст суровой владычицы половников и кастрюль не слышал никто и никогда.

— А теперь все эти травы нужно засыпать в большую кастрюлю или чан… да вот хотя бы в этот. — И повар Эмилио указал на тот котёл, что принёс с собой. — Залить кипятком и поставить на огонь. Верный способ, говорю вам.

— Слышали, ротозеи? — мгновенно сменив тон, обратилась к растерянным помощникам миссис Фиори. — А ну, за дело!

— Не надо так, — упрекнул её мистер Лосано в излишней резкости, подцепив за локоть. — Этим ситуацию не поправить. Думаю, они тоже страху натерпелись. Надо вернуть сюда здоровую, рабочую «обстакановку».

Эмилия стыдливо покраснела и покорно качнула головой.

— Так! Для начала обсудим меню, — подытожил шеф-повар и ударил ладонями по столу, что ознаменовало собой начало торжественного посвящения местных кулинаров во все таинства королевской кухни.

Беата с искренним удовольствием наблюдала за этим круглобоким и, как ей ошибочно показалось на первый взгляд, неповоротливым господином. Несмотря на свои увесистые отложения, он порхал по кухне, словно невесомая летняя бабочка. Мистер Лосано каким-то непостижимым образом умудрялся быть повсюду. Вот он показывает пекарю, как правильно раскатывать скалкой кусок дозревшего сдобного теста, а вот уже рядом с длиннорукой работницей шинкует в мелкую стружку разноцветные овощи, одновременно распекая низкорослого поварёнка за то, что тот неверно разделывает кусочки рыбного филе. Подскочив сзади к пышногрудой кухарке, виртуоз Эмилио выхватил из её рук венчик и ловкими движениями стал взбивать воздушный сливочный крем. И всё это сопровождалось безобидными шутками, подбадривающими возгласами и даже песнопениями, от которых, по правде сказать, немного резало слух. Столичная знаменитость, мистер Лосано, так увлёк всех своим задором и мастерством, что местные кашевары, сами того не заметив, охотно сплотились в одну дружную команду и даже начали ему подпевать. А напевал кухмистер одну презабавную, полюбившуюся ему когда-то песенку о незадачливом поваре:

Готовил однажды повар обед.

Продуктов на кухне на целый банкет:

Индейка, телятина, свежий салат

Капуста, морковка, зелёный шпинат,

Лещи, куропатки, куриные ножки,

Сияют тарелки, ножи, вилки, ложки.

Вот гости танцуют, поют, веселясь,

И ждут приглашенья, к столу торопясь.

А повар на кухне готовит обед:

Крошит и кидает в лохань винегрет.

В кастрюле под крышкой бульон закипает,

В печи на жару пироги подгорают.

Уж гости собрались, сидят у стола,

Урчит в животах и кружит голова.

А повар готовит на кухне обед:

Сварил холодец и нажарил котлет.

Паштет Фуа-гра, осетровый балык,

Устрицы в масле, говяжий язык.

На вертеле крутится тушка быка,

Огненным жаром румянит бока.

А гости скучают и ждут у стола,

Служанка уж свечи на люстре зажгла.

Но повар готовит на кухне обед…

Тут Эмилио неожиданно прервал шутливую песенку и обратился к своим подопечным:

— Ну что, продолжать дальше? Я ведь ещё долго могу!

— Продолжайте, мистер Лосано, — хором откликнулись поворята.

— Под вашу песню так работа спорится, — польстила своему кумиру Эмилия.

— Как бы мне от такой похвалы не зазнаться. Брошу своё поварское ремесло и подамся в менестрели, — ответил Эмилио, брызжущий заразительным весельем. — Так и быть, не буду больше терзать ваш слух своими вокальными способностями. Пора закончить ту историю.

Сказав это, он как бы невзначай смахнул со стола фужер и тут же налету игриво подхватил его. От такой внезапной «оплошности» Эмилия испуганно ахнула. И тогда повар пропел последний куплет:

Ослабла рука и разбился стакан,

Пролилось вино. Тут очнулся болван:

Во сне для гостей он готовил обед

Вышел к столу, а гостей-то и нет.

Беата никак не ожидала подобной развязки и вместе со всеми от души расхохоталась. Разумеется, такая слаженная работа под бдительным наблюдением знаменитого шеф-повара уже очень скоро явила действенный результат, который превзошёл все ожидания. Огромный кухонный стол, заставленный всевозможными блюдами, в своём искусном оформлении напоминал натюрморт с картины художника-живописца. И когда мистер Лосано возвестил о долгожданном окончании работы, вся дружная команда зачарованно застыла над роскошной поляной, покрытой изысканными яствами, любуясь на дело своих рук. Казалось невероятным, что все эти кулинарные шедевры можно было приготовить на самой обыкновенной кухне из самых обыкновенных продуктов с базарной площади. Тончайшие деликатесы, один другого отменнее, растянулись по всему столу: в сливочно-мятном соусе утопали куски рыбного филе; в россыпях белого риса возлежали каплуны; поджарой корочкой жались друг к другу цыплята в маринаде; на овальном фарфоровом блюде, увенчанном широкими листьями салата, тонкими ломтиками была разложена палета, натёртая пряными травами и ароматными специями; коричневатым глянцем поблёскивал карамельный пудинг; в серебряных трёхъярусных вазах пестрели сладкие фрукты и ягоды… Эмилио удовлетворённо крякнул и торжественно провозгласил:

— А вот теперь можно выпить вина.

Эмилия пошарила в связке ключей у себя на поясе и, отыскав тот самый, открыла им небольшой барчик у стены, откуда узким горлышком наружу торчали запечатанные глиняные бутыли. Она достала одну из них и с важным видом вручила в руки своему кумиру:

— Мистер… Или всё-таки сеньор? — вопросительно обратилась к нему миссис Фиори.

— Для вас, голубушка, просто Эмилио, — ответил толстощёкий добряк.

— Будучи почитательницей вашего незаурядного таланта, свидетелями которого мы все сегодня оказались, я рада вручить вам от нашей дружной компании и от себя лично это чудесное вино десятилетней выдержки из запасов благородного герцога Ллойда. Признаться, я берегла его для особого случая, и, по-моему, он настал. Сегодня вы нас просто спасли от неминуемого провала.

— Целиком и полностью разделяю ваше бесценное мнение, моя дорогая, — сказал Эмилио и, поставив на стол бутыль, вдруг притянул к себе за пышную талию хозяйку кухни и крепко поцеловал её в губы. Лицо ошеломленной миссис Фиори мгновенно сделалось таким же малиновым, как вино, и она смешно замахала перед собой руками под всеобщий хохот и улюлюканье своих помощников. Потом зачем-то схватила лежавшую на разделочном столе неочищенную морковь и, сжав её в ладони, словно рукоять меча, стала размахивать зелёной ботвой по воздуху, как бы оказывая сопротивление. Но всё же влепить пощёчину своему кумиру, к которому всегда относилась благоговейно, не осмелилась. Отпустив объятую жаром повариху, Эмилио откупорил бутыль и разлил вино по глиняным кружкам. Затем, скинув с головы свой поварской колпак, он озвучил короткий, но всегда уместный тост:

— За морковь! Тьфу, чёрт, заработался… За любовь! И шикарных женщин!

С видом опытного сомелье, блаженно закрыв глаза, Эмилио медленно осушил узорчатую кружицу до дна и, утерев уголки усов, вынес свой вердикт:

— Прекрасное вино. Тот, кто его изготавливал, знал в этом толк.

— Да, когда-то здесь росли чудесные виноградники, — подтвердила догадку повара миссис Фиори.

— Когда-то? — переспросил Эмилио.

— Да, при прежних хозяевах.

— А разве этот замок не родовое имение графа, э-э-э…?

— Готлиба? — нет. Прежними хозяевами были герцог Кристофер Ллойд и его супруга Глория. К великой скорби, они оба скончались, а детишек Бог им так и не дал. Герцог оставил письмо, в котором распорядился по поводу наследства и уведомил всю состоявшую тогда при нём прислугу, что в случае его кончины владения отойдут под смотрение графа Готлиба, чтобы он, как человек образованный, позаботился обо всех нас. Вот так всё и случилось.

— А кем этот Готлиб приходился покойному герцогу?

— Никем. Граф тогда проживал в замке со своей женой и исполнял обязанности управляющего.

— Позвольте, вы сказали, граф, — недоумевал мистер Лосано, подливая себе в кружку вина. — Как же в таком случае человек с графским титулом служил обыкновенным приказчиком? Уж я-то насмотрелся на этих благородных устриц, титулованных аристократов: они лучше в могилу слягут, чем будут заниматься делом, неподобающим их сословию.

Повариха в ответ только повела бровями. У Беаты Эклунд вновь сдавило сердце невидимыми тисками. Тот задор и то вдохновение, которыми она с такой лёгкостью прониклась в этой шумной и развесёлой компании во главе с добродушным балагуром Эмилио, мгновенно улетучились. Ей вдруг стало совершенно ясно, что до тех пор, пока она находится в стенах замка, каждая мелочь, каждая неосторожно брошенная фраза так или иначе будут напоминать ей о случившейся трагедии. И Беата снова пожалела, что приняла предложение горничной Агаты.

А тем временем, королева в сопровождении хозяина дома и своей свиты совершала ознакомительную прогулку по замку. Юные принц и принцесса, томимые нудным повествованием графа Готлиба о бывших его обитателях, не желая больше следовать за скучной процессией, незаметно для всех отстали и, дождавшись, пока толпа придворных во главе с венценосной матушкой скроется за очередным поворотом, дали дёру вниз по лестнице. Обнаружив под нею дверь в кладовку, наследники, тесня друг друга, нырнули в узкий проход, решив затаиться в тёмном чулане до тех пор, пока их не хватятся. Беата, выйдя из кухни, обнаружила, что двор опустел. Кавалерия её величества отправилась на «расквартировку», при этом в карауле на воротах осталось четверо гвардейцев. Горничной Агате Хадзис, озабоченной бесконечными приказаниями графини, видимо, было не до помощницы. Поэтому, немного поразмыслив, она решила вернуться в кладовку и дождаться там свою начальницу. «Рано или поздно она всё равно туда заглянет, а путаться у всех под ногами тоже не годится», — подумала Беата, направляясь в гостиную. Отворив дверцу под лестницей, она вошла в душную каморку и, пододвинув к краю стола блюдечко с кривым огарком свечи, уже намеревалась зажечь его, но тут из полумрака раздался тихий шепот:

— Ч-щ-щ! Тише!

Беата испугано выронила из рук огниво. Вглядываясь в ту сторону, откуда исходил звук, она с трудом сумела распознать очертания затаившихся в темноте. Судя по объёмной шевелюре на голове, одним из прятавшихся был кудрявый наследник. Вторая фигура казалась менее узнаваемой. Оставалось только догадываться, что рядом с его высочеством пристроилась принцесса.

— Кто здесь? — растерянно спросила Беата.

— Я и моя сестра, — послышался шёпот.

Когда её глаза более-менее свыклись с темнотой, она всё же сумела разглядеть тощую фигуру принцессы.

— Как вы здесь оказались? — спросила Беата у странной парочки.

— Мы прячемся здесь от матушки и от вашего надоедливого графа, — снова прошептал принц.

— Если вы позволите, я зажгу свечу, — предложила она. — Как-то неловко разговаривать в полной темноте.

— Зажгите, — прозвучал тонкий девичий голосок. — В самом деле, Ричард, снаружи свет всё равно не виден. А здесь столько всяких штук торчит отовсюду, я боюсь зацепиться за них и пораниться.

— Бьюсь об заклад, тут ещё по стенам ползают вот такенные пауки, — произнёс наследник.

— Прекрати или я сейчас завизжу! — осадила его сестра.

Беата нащупала в темноте выпавшее огниво, чиркнула по нему несколько раз и через пару мгновений мерцающий огонёк свечи озарил своим тусклым светом тесное пространство кладовки.

— А как здесь оказались вы? — с любопытством оглядывая горничную в белом фартуке и презабавном чепчике, спросила принцесса. — Это ваши покои? Или же ваша резиденция? Что-то я не вижу здесь ни трона, ни кровати. В таком случае что же это? Высокомерно-язвительная нотка просквозила в голосе королевской дочери, и Беата, конечно же, сразу уловила тот узнаваемый, презрительный тон, с которым к ней обращалась графиня.

— Это просто кладовка, где хранятся швабры, тряпки и вёдра для уборки, — ответила Беата, игнорируя издёвку принцессы. Ей вдруг на ум пришли слова мистера Кристенсена о том, что главное в любой ситуации сохранять самообладание.

— Как ваше имя? — спросил её принц.

— Меня зовут Беата Эклунд. Я работаю здесь горничной.

— Очень приятно. Я наследный принц, Ричард Второй. Первым был мой дед. А это моя младшая сестра, принцесса Амелия. Мы с ней двойняшки. Правда, я выбрался на свет на пару минут раньше. Она же немного зазевалась.

— Я просто не успела отпихнуть тебя в сторону, — съёрничала принцесса.

— И, кстати говоря, с тех самых пор она мечтает о королевской короне. Впрочем, это только мечты. Хотя, если она вдруг решит избавиться от меня, то очень может статься… Когда-то наша прабабка отправила на тот свет двух своих мужей: одного она спровадила на войну, где тот и сгинул бесследно, а второго накормила лесными грибочками во время королевской охоты.

— Это всего лишь слухи, — проговорила принцесса и толкнула братца. — Дай мне выйти отсюда.

Беата настороженно поглядывала на непрошеных гостей. Даже в слабом свете свечного огонька лицо принцессы показалось ей, мягко говоря, недружелюбным.

— Я вижу, вы напуганы, — сказал принц. — Не бойтесь. Я, конечно же, пошутил. Мы с сестрой часто ссоримся, но это не повод травить друг друга ядовитыми поганками. Расскажите нам лучше поподробнее об этом каменном чудовище под названием Каймангрот. Имеется ли тут какой-нибудь подземный ход или подвал? В каждом старинном замке есть своё потайное место. Например, в замке фельдмаршала Локхарта, в который мы отправимся отсюда, есть самая настоящая пыточная. Она находится в глубоком подземелье, чтобы никто не слышал стоны всяких бунтовщиков и заговорщиков. Я много слышал об этом месте, ужасно хочется там побывать.

— Я ничего такого не знаю об этом замке, ваше высочество? — ответила Беата. — Ведь я работаю здесь всего лишь второй день. Но у меня есть приятель, его зовут Николас, он когда-то мне рассказывал, что тот, кто построил этот замок, был недобрым человеком. И у него тоже было подземелье, где он держал непокорных слуг и работников, тех, что восставали против несправедливости.

— Я же говорил! — возликовал принц. — В таком случае вы поможете нам его отыскать.

— Почему, нам?! — возмутилась принцесса. — Я не собираюсь таскаться по каким-то сырым и вонючим подвалам. С меня достаточно этого.

— Хватит капризничать, — осадил сестру наследник. — С вами, девчонками, только в куклы играть. Это же так интересно! Может быть, здесь окажутся такие приспособления, каких нет у Локхарта и мне удастся улучшить его пыточную.

— Простите, это, конечно, не моё дело, но… зачем вам это? — спросила Беата.

— Чтобы усовершенствовать способы дознания. Вот представьте себе, у вас на столе лежит донос о том, что кто-то подстрекает народ к бунту, чтобы свергнуть вас с законного престола, и вам удаётся поймать этого зачинщика. Но он оказался крепким орешком и не желает сознаваться или же не выдаёт своих сообщников. И только у вас одного имеется такая хитроумная приспособа, которая может развязать язык даже самому отчаянному упрямцу.

— Да-а-а, — протянула принцесса, — братец мой кровожаден. Есть и другие способы разговорить бунтовщика, не такие кровавые. Например, можно арестовать членов его семьи или же пустить их по миру.

Беата почувствовала, как у неё задрожали руки, ведь то, о чём так спокойно сейчас рассуждала рыжеволосая девица, её семье уже однажды довелось испытать сполна, и она знала не понаслышке, какая чудовищная несправедливость кроется в этом. Ей стало не по себе от таких разговоров, и она решила выйти из душной кладовки на свет. К этому моменту свечной огарок уже прогорел до основания и, ярко вспыхнув на прощание, погас. Беата распахнула дверцу, и свет больно ударил ей по глазам. Выйдя наружу, она глубоко вдохнула свежего воздуха и усилием воли смогла, наконец, унять дрожь в руках. Следом за ней протиснулись и королевские отпрыски. Они попытались это сделать одновременно и потому не обошлось без очередной ссоры. Принцесса, стараясь отпихнуть своего братца назад, уперлась ему в грудь локтем. Но тот, согнув ноги в коленях, резко поднырнул под её полусогнутую руку и вырвался из кладовки первым.

— Вот так! — торжественно заключил он. — Я всегда буду первым!

Принцесса, поджав нижнюю губу и сузив глаза, воткнула свой оскорблённый взгляд в лицо наследника, отчего тот, как показалось Беатрис, слегка оторопел. Сверху донеслись голоса. Похоже, королева со всем своим сопровождением возвращалась назад. Принц насторожился, услышав сердитый говор матери.

— В кладовку! — придавленным голосом скомандовал он.

— Я назад не полезу, — наотрез отказалась принцесса. — И вообще, что за дурацкая была идея, спрятаться ото всех.

— Почему дурацкая, — возразил конфузливо наследник. — Ты же сама изнывала от скуки. Вот я и предложил.

— И что мы теперь скажем матушке? Лично я скажу, что это была твоя затея.

— Хорошо иметь родную сестру. — Ричард ткнул указательным пальцем в плечо Амелии.

Беата, желая прекратить склоку между братом и сестрой, решилась вмешаться в их бестолковый разговор:

— Скажите, что вы отстали и заблудились, а я указала вам путь в гостиную.

— Это хорошая мысль, — согласился принц. — Только ты должна будешь это подтвердить. Идём! Мы все вместе должны выйти им навстречу.

Они вышли втроём из-под лестницы и увидели наверху королеву в окружении свиты.

— Вот они, голубчики, полюбуйтесь! — указала матушка на наследников своим монаршим перстом, и этот грозный жест внушил королевским отпрыскам такой же душевный трепет, какой вызывает экзекутор в чёрной маске с прорезью для глаз у приговорённых к бичеванию. — И где же вы изволили пропадать всё это время? — властным голосом спросила она.

— Мы заблудились, матушка, — перейдя на фальцет, жалобно заголосил принц. — А эта девочка помогла нам вернуться в гостиную.

— Это так, Амелия? — обратилась королева к дочери.

— Я в этом не виновата, — отведя глаза в сторону, тоненьким голоском пропищала принцесса.

— Не так уж велик этот дом, чтобы в нём можно было потеряться. Сдаётся мне, вы скрываете от меня очередную шалость, — допытывалась венценосная мамаша у своих чад, судя по всему, хорошо осведомлённая об их прежних проделках.

— Нет, матушка, нам нечего скрывать, — принялся оправдываться принц. — Мы засмотрелись этими чудесными гравюрами и фресками на потолках и сами не заметили, как потеряли вас из виду. А затем, оказавшись одни, стали разыскивать кого-нибудь из слуг, чтобы они указали нам верное направление и нечаянно наткнулись вот на эту девочку. Она нас и привела сюда. — Сказав это, он покосился на Беату — его глаза взывали о помощи.

— Это правда? — спросила сердито королева, обратив свой взор на худенькую горничную, стоявшую за спиной наследника.

— Мы встретились под лестницей, — пришла на выручку Беата. — Там находится комната для прислуги.

— Ваше величество, — вступил в разговор начальник караульной службы, тот, что накануне весьма своеобразно ободрил задремавших фрейлин, — полагаю, нас всех сегодня утомила долгая дорога и потому такой незначительный пустяк, как рассеянность, детям простительна. Случись мне одному оказаться в этих плутающих коридорах, признаться, я бы тоже растерялся.

— Ах, Лоренцо, вы всегда исполнены благоразумия и рассудительности, — было похоже, что государыню вполне устроило объяснение фаворита. — Вам, мужчинам, это свойственно. Мы же, женщины, существа крайне эмоциональные и нами зачастую верховодит порыв. В этом наша уязвимость. Я так часто корю себя за излишнюю чувствительность и горячность. Особенно по отношению к своим детям. Ведь они будущие наследники престола.

— Разве можно сравнивать заботы монарха с заботами таких, как мы, ваше величество, — деликатно вступил в разговор граф Готлиб. — Долг предписывает вам заботиться о каждом своём подданном, а это требует немалого запаса терпения и мудрости, коими, вне всякого сомнения, вы обладаете.

— Вы совершенно правы, граф. Но кто бы знал, как хочется иногда просто побыть слабой женщиной, — тяжко вздохнула Клотильда и скользнула мимолётным взглядом по крепкому торсу начальника караула.

Влажные глаза Лоренцо загадочно сверкнули и под его чёрными, как смоль, усами засияла белозубая улыбка.

— Ну хорошо, дети, подойдите и обнимите свою мать, — сменив, наконец, гнев на милость, разрешила королева.

Брат и сестра поднялись вверх по лестнице, с недовольными минами прислонились к матери и поочередно поцеловали её в напудренные щеки.

— Если б вы знали, граф, какие они оба непоседы, — обратилась к хозяину дома растроганная государыня. — Моя дочь увлеклась естествознанием и проявляет чрезвычайный интерес к изучению всевозможных трав, ягод и особенно грибов. Услыхав матушкину фразу о грибах, принц Ричард вдруг побледнел, будто какая-то внезапная догадка осенила его кучерявую голову. С широко растопыренными глазами он уставился на сестру. Та же, густо покраснев, сию минуту отвернулась.

— Представьте себе, — продолжала королева, — однажды во время пикника на опушке леса, где мы разбили свой лагерь, она так увлеклась сбором грибов, что не заметила, как заблудилась, и мы, сбившись с ног, едва сумели отыскать её. А когда нашли, то оказалось, что корзина моей девочки полна мухоморов и бледных поганок. Ума не приложу, в кого у неё такая страсть к лесным щедротам?

— Уж не в прабабку ли? — пробормотал Ричард, не сводя пристальных глаз с сестры.

— Однако, какое славное дитя, — переведя взгляд на худенькую горничную, сказала государыня. — Как тебя зовут?

— Её зовут Беата, мама, — ответила за служанку принцесса. — Она работает здесь помощницей горничной.

— Какая прелесть! — в умилении скрестив пальцы на груди, молвила королева. — Я всегда поощряла детский труд. Он не позволяет расти ребёнку лодырем, воспитывает характер и вырабатывает дисциплину. Вы знаете, я недавно побывала в шахтах, где добывают соль, и там тоже трудятся дети. Я считаю это проявлением наилучшего воспитания, в том смысле, когда дети помогают своим родителям повышать благосостояние семьи. Вот посмотрите, какая чистая и опрятная эта девочка. А ведь она выполняет чёрную работу: моет полы и вытирает пыль. И как вы оба умудрились так замарать свои платья и вымазаться сами, пребывая в гостях всего каких-то полтора часа. Подворотнички выпачканы, манжеты заляпаны… Словно два поросёнка. К обеденному столу не будете допущены, пока не приведёте себя в порядок. Лоренцо, проводите их. Надеюсь, с вами они не потеряются.

— Не извольте беспокоиться. — Начальник охраны откланялся и, попросив пристыженных королевских отпрысков следовать за ним, удалился.

— Однако, ваше величество, вы сами только-что упомянули о трапезе, — заговорил граф Готлиб. — Моя супруга доложила, что всё уже готово, и мы с нетерпением ожидаем, когда последует ваше соизволение отобедать с нами.

— Ох, граф, вы всегда так красноречиво излагаете ваши мысли, — шутливо отозвалась государыня. — Оставьте, наконец, эту церемониальность. У меня такое чувство, что я вновь на каком-то официальном приёме, а не у своих добрых друзей, и мой премьер-министр зачитывает нудный доклад о налогах или послание какого-нибудь монарха. Прошу, будьте проще в обращении со мной.

— Что поделаешь, старая канцелярская привычка, — заискивающе улыбаясь, объяснился граф.

— Соблаговолите, ваше величество, отобедать с нами, — изобразив полупоклон, произнесла графиня.

— Пожалуй, вы правы, господа, пора, — заключила королева.

И вся процессия выдвинулась в просторную, уютную столовую, где гостей уже ожидал огромный сервированный стол с белоснежной скатертью и целый отряд лощённых лакеев, нанятых графом Готлибом для обслуживания породистых гостей на время их пребывания в Каймангроте. Гости расселись согласно этикету: государыня, как и полагается, расположилась в мягком кресле во главе стола., по обе стороны от неё принц и принцесса, которые, рискуя навлечь на себя гнев и без того рассерженной на них матушки, успели резво переодеться и явиться к столу вовремя., далее, чередуясь, фрейлины и вельможи разных чинов и рангов. Сами хозяева расположились по другую сторону стола, напротив монарших особ. За спинами гостей в чинном ожидании застыли исполненные важности лакеи в отутюженных ливреях и начищенных до сверкающего блеска башмаках. По коридорам разлился душистый аромат. Это означало, что к обеденному столу начали подавать горячие блюда. По хрустальным бокалам было разлито красное вино, и граф Готлиб на правах хозяина первым объявил торжественный тост в честь величайшей и несравненнейшей, блистательнейшей и почтеннейшей королевы Клотильды Тюдор, употребляя для этого самые изысканные словесные обороты. Вероятно, он сильно волновался, пока произносил свою триумфальную речь, потому как его пенсне в серебристой оправе слегка запотело. Но несмотря на все старания хозяина, к восторженному спичу, сдобренному похвалами и перечислением нескончаемых достоинств «мудрейшей и единовластной правительницы», Клотильда отнеслась прохладно. Должно быть, королева настолько привыкла слышать подобные льстивые речи в свой адрес, что они стали для неё чем-то вроде необходимой процедуры перед началом любого пиршества, как ополаскивание рук. Всё то время, пока граф пламенно излагал заготовленные мысли, принц тоскливо ковырял мизинцем скользких устриц во льду, а принцесса под конец, не таясь, демонстративно зевнула. Наконец, Готлиб закончил, и гости, с облегчением выдохнув, приступили к долгожданной трапезе. Управившись с тарелкой ревеневого супа, первой заговорила королева:

— Обойдя ваши владения, граф, я нигде не обнаружила цветочных клумб и горшков. Вы и ваша супруга не любите выращивать цветы?

— Мы считаем это нецелесообразным, — ответил Готлиб. — С эстетической точки зрения, конечно, вся эта флора добавляет интерьеру художественной привлекательности. Но для нас с супругой это занятие не более, чем пустая и бессмысленная трата времени. Как вы, наверное, успели заметить, мы стараемся жить скромно, без излишеств. И потом, растения ведь зачастую, помимо эстетического наслаждения, вызывают нежелательные, болезненные реакции в организме — простите, что употребил такую пикантную подробность за столом. Поэтому не менее важна и практическая сторона вопроса.

— Однако, как это предусмотрительно, — согласилась Королева. — Дело в том, что те самые болезненные реакции, о которых вы упомянули, я как раз наблюдаю у себя, от чего, признаться, безмерно страдаю. Не стану перечислять подробностей, ибо не ко времени, но пыльца полевых растений просто сводит меня с ума. Если нам в пути приходилось делать остановку, то я была вынуждена прикрывать лицо платком и даже это не спасало. Я буквально задыхаюсь при виде всей этой цветущей мерзости. — Брезгливо морщась, закончила она.

После слова «задыхаюсь» наследник склонил голову на бок, закатил глаза кверху, высунул язык и сдавил рукой горло, изображая висельника. Увлечённая повествованием о своём драгоценном монаршьем здоровье и, потому не замечавшая кривляний малолетнего отпрыска, Клотильда продолжала дознание:

— Ну хорошо. А как же другая эстетическая тонкость — неотъемлемая часть жизненного уклада аристократического сословия?

— Какая, ваше величество? — изобразил недоумение граф.

— Вы давеча показали мне огромную, пустующую залу. Неужели шумные балы и светские приёмы не трогают сердца вашей супруги. У меня сложилось впечатление, что зала пустует уже давно.

— Да, ваше величество, мы действительно не любители подобных собраний, — осмелилась подать голос графиня, несмотря на строжайший запрет супруга вступать в разговор. — Бывшие владельцы Каймангрота часто проводили разного рода светские мероприятия. Мы же с мужем всегда мечтали о тихом, уединённом уголке, где у каждого будет своя суверенная территория. Как говорится, ищущий да обрящет. И вот спустя годы нам удалось воплотить наш замысел.

— Дорогая, поверьте женщине, которая в политике не первый год: всё и всегда начинается с безобидного заявления о правах на личную свободу. И стоит однажды покориться этому: позволить кому-то выбирать, самостоятельно принимать решения, высказывать всё, что вздумается — вы не успеете заметить, как этот слепленный снежок, нацеленный в вашу сторону, сперва превратится в снежный ком, а затем в огромную лавину из претензий, критики и настойчивых требований. И вот тогда можно жестоко поплатиться за свою лояльность и беспечность. В такой ситуации остаётся только один выход — беспощадно подавить всякое инакомыслие. Меня этому учил мой предок, король Сигизмунд Шестой, приходившийся мне дедом по отцовской линии, чей прекрасный портрет я только что наблюдала в вашей передней. Я обратила внимание, что среди этих замечательных полотен представлено множество портретов с изображением моих прославленных родственников.

— И это неслучайно, ваше величество, — с видом всезнающего сноба подчеркнул граф, — я действительно восхищаюсь талантом и деятельным умом некоторых из них. Считаю этих государственных мужей примером для подражания.

— В таком случае поведайте мне, отчего же в этой почётной галерее я не вижу своего портрета, — вдруг выдала королева. — Или же вы считаете, что моя скромная персона не достойна того, чтобы занять место в плеяде выдающихся политиков рода Тюдоров.

Министры все разом уткнули свои физиономии в тарелки, втайне насмехаясь над провинциальным выскочкой и с глумливым наслаждением ожидая, как же тот будет выкручиваться. Но граф по-прежнему держался независимо и уверенно.

— Ваше величество, — сказал он, — я бесспорно считаю вас достойнейшим и гениальнейшим политическим стратегом современности. Однако же, не знаю ни одного художника, который смог бы достоверно передать всё очарование и благолепие столь мудрой правительницы, коей, повторюсь, вне всяких сомнений, вы являетесь. Опасаясь омрачить светлое настроение Королевы, я не дерзнул поместить на стену ни один из предложенных мне портретов, выполненных хотя и известными мастерами, но всё же, на мой взгляд, не передающих достаточно точно идеального сочетания вашей внешней красоты и острого интеллекта.

— Ах, как виртуозно вы выкрутились, граф, — промолвила довольная Клотильда, одарив его располагающей улыбкой. — В дипломатическом искусстве вам не было бы равных. Человек с таким талантом мог бы оказаться незаменимым советником. Рассуждая об искусстве, вы напомнили мне одну давнюю историю о моём придворном художнике-портретисте. Знаете, ему, как никому более, удавалось передать моё внутреннее состояние. Но однажды с ним случилось нечто, неподдающееся объяснению. Принято считать, что у монархов должна быть стальная выдержка, однако же, всему есть предел. Целый день этот фигляр понуждал меня позировать в образе полуобнаженной нимфы при жутком сквозняке. На ветру, видите ли, шёлковые лацканы развиваются и ему грезится, будто я — бегущая по волнам. Когда же к концу дня он закончил, и я взглянула на это, с позволения сказать, творение, возмущению моему не было предела: во всё полотно был изображён бушующий океан с пенящимися волнами и грозовые тучи с проливающимся на них дождём, а над этой безумствующей стихией парила маленькая, словно бабочка, нимфа, которую, если честно, я и не сразу-то разглядела. Но и это ещё не всё. В следующий раз он заставил меня потеть у пылающего камина, дабы запечатлеть в образе кающейся грешницы на дне адской бездны. И там, среди толпы томящихся узников Тартара, я пылала в огне больше, чем все остальные. И к чему бы этот намёк? Потом, когда этого чудака как следует отделали плетьми, он сознался в том, что с моего перекошенного от жара лица писал образ Вельзевула, а с откровенного декольте — вздымающиеся волны океана. Ну это уже ни в какие ворота… Словом, вместо двух ожидаемых картин, в первом случае я получила жуткий насморк, а во втором — опалённые ресницы и брови. Он же достойную оплату — пять лет каторжных работ на солеварнях.

Все собравшиеся за столом одновременно сорвались на дикий хохот.

— Справедливое решение, ваше величество, — дождавшись, пока стихнет смех, произнёс Готлиб. — Подобные легкомыслие и безответственность необходимо пресекать самым жесточайшим образом.

— Однако же, граф, не думайте, что я всегда бываю так резка и сурова по отношению к своим придворным. Такое случается лишь когда они допускают непростительную оплошность или намеренную, оскорбительную каверзу, подрывающие престиж государственной власти. К примеру, тот скандал, что учинил мой персональный кутюрье. Как-то, по случаю торжественного приёма иноземного посла в королевском дворце должен был состояться бал. Ни для кого не тайна, что, когда высокородные дамы заявляются на балы одетыми хотя и по моде, но в одинаковых нарядах, сие обстоятельство их жутко раздражает и потому смотреть на каждую из них в эту пору просто загляденье — они готовы испепелить друг друга одним только взглядом. Да я и сама, когда замечаю, что одна из моих фрейлин является на бал с причёской, похожей на мою, могу запросто общипать дерзкую на глазах у остальных гостей, дабы впредь и другим неповадно было соперничать с монархами. Для такой потехи у меня всегда припасены ножницы в потайном карманчике. И вот наш прославленный кутюрье, пролистав все последние каталоги моды, посоветовал своей Королеве очень красивое и элегантное платье, как нельзя лучше подходящее к случаю. Признаться, я сама пребывала в восторге от такого удачного выбора. Но каково же было моё изумление, когда на бал в таких же точно платьях заявилась целая дюжина приглашённых дам в сопровождении своих кавалеров. От стыда я не знала куда деться. Даже сейчас я ощущаю на себе насмешливые взгляды и ехидные ухмылки моих врагов и завистников. Когда это позорище закончилось, я приказала как следует выпороть недоумка-кутюрье и прогнать его прочь со двора. Возможно, тогда я была излишне резка с ним. Я ведь уже признавалась вам в том, что иногда проявляю чрезмерную горячность. Но тут дело не в личной обиде. Повторюсь, речь шла о государственном престиже. Никто не смеет насмехаться над священным престолом, ибо всякая власть от Бога. Словом, изгой решил поискать пристанища при дворе короля Эдмунда Воителя, правителя Лапидонии, моего заклятого врага и ненавистника, который приказал ему пошить форму для своей личной гвардии. Мой бывший портной блестяще справился со своей задачей и пошил прекрасные мундиры, видимо, решив таким образом снова досадить мне. Я вскипела от ярости: мало того, что этот негодяй выставил меня в дурном свете, и теперь вся знать потешается над своей королевой, так ещё и угодил моему заклятому врагу. Мною овладело неодолимое желание поквитаться с попирателями королевской чести, и я приняла решение готовить поход. Пусть моя гвардия на деле докажет своё преимущество, а вражьи мундиры окрасит их же кровью. Но мой министр по внешним сношениям, помня недавний шкандаль на балу, о котором я вам только что рассказала, посоветовал мне пошить форму на тот же манер, что носят гвардейцы короля Эдмунда, и обрядить в неё слуг при королевских конюшнях. Когда спесивому монарху доложили о том, что его гвардия одета точь-в-точь, как мои конюхи, он решил, что кутюрье надул его, и приказал высечь нахала. Вот только малость перестарался — несчастный не дотянул до окончания экзекуции и испустил дух. Поделом обоим. Хотя мудрецы утверждают, что мы, женщины, в своём желании отомстить не ведаем предела и, даже видя поверженного противника, наслаждаемся результатом мести, всё же лучше такая утончённая интрига, чем военный поход, который повлечёт за собой бессмысленные жертвы и огромные, неоправданные расходы. А зачастую сумасбродные правители, которым нанесли личное оскорбление, так и развязывают войны.

— Мудрое решение, ваше величество, — согласился граф. — Я всегда полагал, что большим политикам должно быть свойственно чувство юмора.

Очевидно, высокочтимой гостье пришёлся по душе такой комплимент, и она снова удостоила хозяина дома своей благосклонной улыбкой.

— Оцените, граф, кулинарные таланты моего повара, — неожиданно сменила тему королева.

— Вне всякого сомнения, ваше величество, это лучшее из того, что мне доводилось когда-либо вкушать за этим столом. Однако, чувствуется некая симпатия королевского повара к восточной кухне. Его стиль приготовления кулинарных блюд весьма своеобразен.

— Граф, да вы настоящий гурман, — с неподдельным удивлением произнесла Клотильда. — Мой повар и в самом деле имеет тамошние корни.

— О нет, ваше величество. Просто в своё время я достаточно попутешествовал по миру и кое-что повидал. Что же касается всевозможных лакомств и деликатесов, тут мы с супругой достаточно аскетичны, поэтому удовлетворить наши гастрономические запросы не так уж сложно. По этой причине здешние кулинары особо не ломают головы, как бы им угодить своим хозяевам.

— А я, признаться, люблю почревоугодничать. И хотя порой коришь себя за эту слабость, но посудите сами, как можно совладать с собою, когда ваш повар такой кудесник и всякий раз выдает подобное изящество. Ведь каждое его блюдо — это произведение искусства, по-своему уникальное. Оцените хотя бы это — мою любимую вигну с мясом цыпленка. — И королева указала рукой на большое, круглое блюдо из голубого фарфора, накрытое серебристым колпаком.

Лакей с напыщенным видом, бесшумно, словно по воздуху, приблизился к столу и осторожно приподнял блестящий колпак. И вот тут произошло нечто, повергнувшее в шок всех сидящих за столом: в самом центре плоского блюда лежал усыпанный спаржей, зажаренный цыплёнок, на золотистой корочке которого, словно остерегая свою добычу, восседал огромный, мохнатый паук. Он растопырил чёрные лапки, невозмутимо взирая на обедающих гостей скопищем всех своих крохотных, сверкающих глаз. На краткий миг в помещении воцарилась мёртвая тишина. И тут паук слегка приподнял свою шерстяную тушку, впившись коготками в хрустящую кожицу цыплёнка. В следующее мгновение раздался жуткий, оглушающий визг. Фрейлины одновременно повскакивали со своих мест, и, опрокидывая стулья, бросились к дверям. Одна, так и не успев подняться, лишилась чувств. Следом повыпрыгивали из-за стола министры. Мохнатое чудовище, видимо, само испугавшись учинённого людьми переполоха, соскочило с тарелки и, быстро перебирая изогнутыми ножками, побежало по белоснежной скатерти, огибая столовые приборы, в ту сторону, где сидели хозяева дома. Графиня вцепилась острыми ногтями в бедро супруга, при этом лицо её сделалось того же цвета, что и скатерть. Сам же граф, оцепенев, молча наблюдал за перемещением непрошенного гостя по накрытому столу.

— Ну, довольно! — властным голосом оборвала пронзительный визг напуганных фрейлин королева и по-мужицки ударила увесистым кулаком по столу, при этом паук настороженно замер, притаившись за фарфоровой супницей. — Распищались, словно комариная стая. Ричард, это была твоя затея? — устремила она свой тяжёлый взор на сына.

— А я думаю, куда он запропастился? — изобразив недоумевающую мину на лице, пробормотал принц.

Он поднялся из-за стола, протянул руку и шевелением пальцев поманил паука. Волосатое страшилище, так же быстро двигая ножками, засеменило к своему хозяину. Минуя все препятствия, паук забрался принцу на ладонь и присмирел. Одна из фрейлин снова боязливо пискнула и ту же умолкла. Видимо, ужас и отвращение, которые вселяло это жуткое насекомое, меркли в её глазах перед гневом королевы, раздражённой хулиганской выходкой наследника.

— Унеси его отсюда. Немедленно! — строго приказала мать сыну. — А потом у нас с тобой состоится персональный разговор.

— Прошу простить меня, господа, — поглаживая своего питомца, с выражением скорби на лице извинился перед гостями Ричард. — Видите ли, я всегда держу моего Тристана в банке. А тут ненадолго выпустил его подышать свежим воздухом после длительного путешествия. Я же не думал, что он тайком проберётся на кухню и надумает полакомиться любимым цыплёнком моей матушки.

Фрейлины, брезгливо кривя губы, испугано расступились в стороны, пропуская к выходу принца.

— Прошу садиться, господа, — пригласила к столу обескураженных гостей слегка оттаявшая графиня. — Однако же, как всё удачно разрешилось. Я ведь подумала, что это вина недобросовестной хозяйки дома. — Приложив руку к груди, она добавила. — Клянусь, мы никогда не допускали подобного беспорядка на кухне.

Принцесса опустила глаза и плотно сжала тонкие губы, едва сдерживая рвущийся наружу смешок. Королева окинула грозным взглядом дочь и та, ощутив кожей гневные флюиды, исходящие от матери, в одно мгновение преобразилась в благовоспитанную леди со строгостью на лице и смирно скрещенными ладонями на коленях. На её чистеньком, только что переодетом платье вновь «красовались» расплывшиеся алые пятна. Очевидно, когда гости повскакивали с мест, кто-то случайно опрокинул соусник и забрызгал принцессу густым табаско.

— Ну вот что, милая, — в очевидном раздражении обратилась королева к дочери, вероятно, истощив остатки терпения, — вы сегодня оба наказаны и потому будете лишены прогулки. Ступай в свою комнату и пусть тебя переоденут. А затем вместе со своим братом ты будешь штудировать латынь до самого вечера, пока не пригласят к ужину.

— Но, матушка, это же не моя вина?! — попыталась возразить возмущённая принцесса. — Вот вечером ты и расскажешь мне об этом. На латыни! Не задерживай. Ты и так уже привлекла к себе достаточно внимания.

Амелия поднялась из-за стола и, обиженно сомкнув губы, быстрым шагом вышла из столовой. Следом за ней, откланявшись, удалился и принц с мохнатым чудовищем на руке, который, по всей видимости, и не подозревал, что именно он своим непрошенным вторжением вызвал такой переполох в почтенном обществе. Как только за их спинами захлопнулись двери, Ричард торжествующе протянул сестре свободную пятерню, и та пренебрежительно хлопнула по ней своей ладонью.

— Чего ты сердишься? — спросил принц. — Всё же получилось, как ты планировала: матушка вне себя от ярости, все гости в ужасе. Видела бы ты лица этих зануд Готлибов! Или тебе жаль заляпанного платья? Брось, у тебя весь сундук завален таким барахлом.

— Меня дважды выставили неряшливой грязнухой. И один раз перед какой-то замарашкой, к тому же поставив её мне в пример, будто я сама безродная холопина.

— Ты об этой горничной? Она-то тут причём?

— Как можно нас сравнивать? Разве мы ровня? А матушка при всех говорила так, будто у этой чернавки есть какое-то превосходство передо мной. Так опозорить наследницу престола! Жаль соусник опрокинулся раньше, чем я за него ухватилась. Сейчас не я, а она переодевалась бы.

Наследник с ужасом посмотрел на родную сестру.

— И ты бы осмелилась выплеснуть соус на маменькино платье? А если бы она заметила? Ты представляешь, чем бы это обернулось для нас обоих?

— Зато она бы раз и навсегда уяснила, что я давно не дитя и могу за себя постоять. Это только ты, как трусишка, научился убегать и прятаться от неё и считаешь это победой. А я могу достойно ответить на любую обиду.

— А почему ты говоришь о себе, как о наследнице престола? Ведь это я наследный принц, и корона по праву принадлежит мне.

— Тебе-тебе, успокойся. А вот и наша старая знакомая.

Из-за угла показалась Беата. У неё в руках была маленькая, лохматая кисточка, которой она старательно смахивала пыль с настенных плинтусов.

— Подыграй мне, — тихо сказала принцесса брату.

— Как подыграть? Что ты задумала?

— Как обычно: поддакивай мне, соглашайся со всем, что я скажу, или просто молча кивай головой.

Амелия решительно направилась к горничной, которая, присев на корточки, так увлеклась своей работой, что не заметила появления наследников.

— В этом доме и правда столько пыли, что её постоянно необходимо стряхивать тут и там, или же это придирчивые хозяева так измываются над собственной прислугой, — изображая сочувственный интерес, справилась она у домработницы.

Беата от неожиданности вздрогнула и подняла глаза. Увидев рыжеволосую принцессу, она распрямилась и поправила передник.

— Нет, ваше высочество, я просто решила скоротать время с пользой, пока гости обедают.

— Скажи, пожалуйста. И кто же тебя научил этому?

— Мой папа. Он всегда так делал.

— В таком случае не откажи мне в любезности. Как видишь, моё платье сильно пострадало из-за неприятности, случившейся за обеденным столом. Мне необходимо переодеться. Как ты сама понимаешь, попросить о помощи своего брата я не могу. Окажи мне эту маленькую услугу, и я отблагодарю тебя.

И снова Беата уловила те самые неприятные нотки в голосе принцессы, которые та силилась скрыть за своим учтивым обхождением.

— Я к вашим услугам, — согласилась она и тайком взглянула на юного принца, который, стоя за спиной сестры, как-то странно ухмылялся.

Беата предположила, что, возможно, его насмешил нелепый чепчик, который ей всучила миссис Хадзис. Эта мысль окончательно её смутила, и она густо покраснела.

— Проводи меня до нашей комнаты, — сказала принцесса и уступила домработнице дорогу. Подойдя к дверям, ведущим в их покои, Амелия обернулась и указала брату место: — Жди нас здесь.

— И сколько же мне ждать? — недовольно поинтересовался Ричард.

— Я позову тебя.

Принцесса сама открыла дверь и вошла в комнату, Беата проследовала за ней. Ричард шагнул вперёд, пытаясь проникнуть внутрь, но сестра с размаху захлопнула дверь прямо перед его носом. Раздражённый неудачной попыткой, принц шумно выдохнул через ноздри. Чуть поразмыслив, он огляделся по сторонам, присел на корточки и прислонился ухом к замочной скважине. Дверь оказалась толстой, к тому же с мягкой обивкой с другой стороны, поэтому подслушать разговор не удалось. Очутившись внутри, Беата сразу же узнала ту самую комнату, в которой когда-то герцогиня Ллойд открыла ей целый сказочный мир, и где среди множества нарядных кукол она выбрала для прогулки прекрасного принца, которого так и не смогла вернуть обратно. Разве могла тогда малютка с городской окраины предположить, что спустя несколько лет судьба сведёт её с настоящим принцем, и вот так запросто они будут стоять друг напротив друга и разговаривать. «Неужели так бывает, — размышляла Беата, — что, когда о чём-то сильно мечтаешь, это непременно приходит в твою жизнь. Почему он так смотрел на меня? Может, его улыбка мне лишь показалась недоброй. А если он улыбался мне, потому что… С чего бы это?»

— Я хочу переодеться вот в это, — прервала её мысли Амелия. Она сняла с вешалки лёгкое платье из красного ситца и, расправив, приложила к себе. — Как тебе кажется, оно не слишком яркое для вечерней прогулки?

— Нет, ваше высочество, по-моему, оно чудесно, — любуясь нарядом принцессы, искренне ответила Беата.

— Послушай, я не люблю всех этих дворцовых церемоний. Называй меня по имени. Ведь мы ровесницы, и я неслучайно заговорила с тобой на «ты», хотя мне, как принцессе, положено обращаться ко всем на «вы». Так меня воспитывали мои нудные педагоги, старые придворные перечницы, которые просто выбешивали своими причитаниями на занятиях по этикету. К чему здесь это важничанье, не понимаю.

Беата улыбнулась, вспомнив про свою привычку мысленно давать прозвища взрослым, если те вдруг начинали докучать ей своими ворчливыми наставлениями.

— Или нет, — изучая свой пёстрый гардероб, засомневалась принцесса, — возможно, зелёный цвет более подходящий. — И она сняла с вешалки очередное платье. Затем, повертев его в руках, с недовольной миной отбросила на кровать. — Или может… вот это? — на сей раз её внимание привлекло бежевое кружевное. — Поразительно: столько платьев, а надеть, как всегда, нечего. У тебя когда-нибудь бывало такое?

Беата ничего не ответила.

— Ах, да, — опомнилась Амелия, объяв снисходительным взглядом невзрачное облачение служанки. — Я как-то не подумала.

Она перебирала на вешалке одно платье за другим, пока весь разноцветный ряд не закончился. Затем принялась передёргивать снова, но уже в обратном порядке. И с каждым разом её движения становились всё резче и раздражительнее. Так продолжалось до тех пор, пока хлипкая, старинная вешалка не начала ходить ходуном, рискуя развалиться и опрокинуть на пол весь гардероб своенравной модницы.

— Нет, это немыслимо! — упавшим голосом произнесла Амелия и, собрав в охапку половину своих нарядов, метнула их на кровать.

— Позвольте, я помогу вам, — послышался позади застенчивый голос горничной.

Беата подошла к вороху скомканной одежды и стала бережно её разбирать. И тут ей попалось в руки платье из сиреневого бархата. Оно как-то сразу привлекло её внимание своим переливающимся оттенком, совсем как у фиалок, что топорщились из горшочков в оранжерее матушки, нежно прижимаясь друг к другу.

— Тебе понравилось это? — удивилась Амелия.

Беата в знак согласия молча кивнула головой и протянула платье принцессе.

— Что ж, пожалуй, ты права… Оно и в самом деле подходит для вечернего бала.

— Простите, вы сказали «бала»? — несмело переспросила Беата.

— Да. А разве ты не слышала, что в честь приезда моей матушки, граф, м-м-м… в общем, хозяин этого замка устраивает бал с праздничным фейерверком. Ты когда-нибудь была на балу?

— Нет, не была, — ответила Беата, вспоминая свою давнюю мечту. — Но однажды я была приглашена. Правда, этот бал так и не состоялся.

— Интересно, и кто же мог тебя пригласить?

— Одна герцогиня.

— Но ты же наверняка не умеешь танцевать?

— Эта госпожа была добра ко мне и преподала несколько уроков. Она даже заказала у портного бальное платье для меня.

— И что же случилось дальше?

— Судьбе было угодно распорядиться иначе.

Беата опустила погрустневшие глаза в пол. Видя опечаленный взгляд горничной, Амелия выдержала паузу, видимо, что-то решая, а затем неожиданно предложила:

— А хочешь, я тебе его подарю?

Беата, в замешательстве не зная, что ответить, замотала головой, наотрез отказываясь от щедрого подарка.

— Это ваше, — сказала она и протянула платье принцессе.

— Не понимаю, — недовольно скривив губы, ответила та, — оно же тебе понравилось. Так или не так?

— Да, очень, — проговорила Беата. — Но куда я его надену?

— А что, если я проведу тебя на бал, как свою подружку, и никто ни о чём не догадается. Все подумают, что ты дочь какого-нибудь местного аристократа. Ты даже сможешь станцевать с моим братом. Он очень хорошо танцует.

У Беаты снова зарделись щёки.

— Давай ты для начала примеришь его, а то вдруг не подойдёт. — И Амелия приняла платье из рук служанки. — Ступай за ширму и сними свои вещи, а я тебе его подам. Беата, по-прежнему чувствуя сильное стеснение, осталась стоять на месте.

— Ну что же ты, иди, — настойчиво повторила принцесса. — Сначала ты, а потом я.

Беатрис оробело зашла за плотную ткань ширмы, и Амелия резким движением задернула её. Затем, крадучись на цыпочках, подошла к двери и, ухватившись за ручку, резко толкнула дверь от себя. Снаружи послышался глуховатый стон, и что-то бухнулось на пол. Принцесса выглянула за дверь. На полу, потирая ушибленный нос, растянулся Ричард, застигнутый врасплох у замочной скважины.

— Что, носик больно? — с язвительной усмешкой спросила сестра.

— Могла бы поаккуратнее с дверью, — поднимаясь на ноги, прогнусавил обиженно принц.

— С дверью, пожалуй, да. А вот с теми, кто подглядывает в замочную скважину, только так и надо.

Ричард, ничего не ответив, продолжал молча щупать свой покрасневший нос.

— Теперь слушай меня… — сказала Амелия полушёпотом, поманив к себе братца мизинцем.

Он подставил ухо, и сестра принялась что-то быстро ему нашёптывать. Принц же, разинув от любопытства рот, охотно кивал головой и азартно сновал туда-сюда зрачками. Затем они оба вернулись в комнату и принцесса, подойдя к ширме, спросила:

— Уже можно подавать платье?

— Я… не знаю… — послышался из-за ширмы сомневающийся голос горничной.

И тогда принцесса резко одёрнула рукой завесу и отшагнула в сторону. Беата по-прежнему стояла одетая в своё кофейное платье, поверх которого был повязан белый кружевной фартук. Конопатое лицо принцессы в одно мгновение сделалось малиново-красным.

— Почему? — старательно сдерживая гнев, спросила она. — Почему ты не начала переодеваться?

— Мне показалось, что вы с кем-то разговариваете, — ответила Беата. — Я ведь на службе и, возможно, меня уже разыскивают. Так что будет лучше, если я пойду. Поклонившись, она направилась к выходу. Но тут с ней решил заговорить принц, стоявший у двери.

— Постой, — обратился он к горничной. — Это был я. Я пришёл, чтобы пригласить сестру на скачки. Ваш хозяин решил устроить показ лошадей, и матушка велела нам одеться подобающе для этого зрелища. Похоже, Королева сменила гнев на милость, и нам будет дозволено прокатиться на одном из этих породистых красавцев. Она желает, чтобы мы показали хозяевам своё умение. Так что ты можешь пойти с нами, если захочешь.

— Да, это будет здорово! — подтвердила принцесса. — Я и мой братец знаем несколько особенных трюков, которым нас обучал наш придворный инструктор. Но для этого тебе необходимо переодеться. Вот твой вечерний наряд. — И Амелия снова протянула горничной выбранное ею платье.

На этот раз Беата приняла подарок, поблагодарила принцессу и снова спряталась за ширму. Всего через каких-то пару минут она легонько одёрнула плотную завесу и предстала перед наследниками в своём новом облачении. Платье пришлось ей в пору, впрочем, в этом не было ничего удивительного, ибо по росту и сложению Беата почти не отличалась от принцессы. Ричард с изумлением вытаращился на служанку, которую вплоть до этого момента считал жалким насекомым за её сословное происхождение. Прирученный мохнатый паук для наследника престола значил больше, нежели эта безродная, ничем неприметная простолюдинка, о существовании которой он забыл бы уже к ужину. Но сейчас… сейчас она блистала перед ним в этом новом роскошном наряде, словно омытая дождём фиалка. Потрясённый таким чудесным преображением, Ричард даже не заметил, как отвис его подбородок. Беата привычно скрестила руки на юбке. Под пристальным взглядом королевских отпрысков она стыдливо краснела и не смела поднять глаза. Затянувшуюся молчаливую паузу прервал голос принцессы:

— Ого! Вижу, братец мой воспылал страстью к очаровательному созданию. В последний раз я видела у него такое глупое выражение лица, когда он втюрился по уши в дочь нашего камердинера. Несмотря на королевскую кровь, его отчего-то всегда тянет к че… — принцесса осеклась на полуслове, чтобы не выдать своего презрения к безродной челяди.

— Ты всегда припоминаешь мне эту столетнюю историю, — старательно сохраняя безразличие на лице, отозвался Ричард. — Я просто хотел сказать, что ей очень идёт это платье. Во дворце она вполне могла бы сойти за дочь какого-нибудь советника или даже фрейлину. Ей не хватает только банта с королевским вензелем.

Беата, не смея поднять глаза на наследника, тихо спросила:

— Вы позволите мне посмотреться в зеркало?

— Конечно, — ответил принц и поспешил развернуть к ней большое прямоугольное зеркало, стоявшее возле дамского столика.

Беата не ожидала, что платье так идеально сядет по её фигуре, будто портной специально снимал с неё мерку.

— Скажи, — обратилась к горничной Амелия, — когда ты выбирала платье из моего гардероба, ты присматривала его для меня или для себя? Такой удачный выбор… Просто невероятно.

— Определённо, фрейлина, — повторил Ричард, бесцеремонно разглядывая с головы до ног и без того смущённую Беату.

— В таком случае, может быть, ты пригласишь даму на танец, а я буду аккомпанировать вам на этом клавикорде, — предложила брату Амелия и указала рукой на старый музыкальный инструмент, незаметно притаившийся в углу под ажурным вязанным покрывалом.

— Да, но… — замялся вдруг Ричард, — возможно, дама не умеет танцевать.

— Ты ошибаешься, братец. Уверена, для тебя это будет сюрпризом.

Принцесса подошла к инструменту, смахнула на пол покрывало, открыла крышку и небрежно пробежала пальцами по клавишам.

— Он, конечно, сильно расстроен, придётся сыграть что-нибудь попроще.

— А как же ноты? — спросил обескураженный наследник, пытаясь сопротивляться воле сестры, которая всё же уязвила его самолюбие тем, что понудила танцевать с какой-то горничной.

— Я кое-что помню наизусть. Итак, Ричард, ты готов? Или ты только на словах такой пылкий поклонник женской красоты, — напирала Амелия.

— Вроде, — брякнул растерянно Ричард.

— Вроде — у бабки на огороде, — передразнила его сестра. — Мне же надо знать, что ты собираешься танцевать.

— Сыграй что-нибудь медленное. Я опасаюсь сбиться. Когда ведёшь в паре с какой-нибудь фрейлиной, всё получается легко, а сейчас я не знаю свою… партнёршу.

— А может, робеешь?

— Просто боюсь отдавить ей ноги.

Принц подошёл к оцепеневшей от страха Беатрис и изящно поклонился.

— Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами, — сказал он и небрежно вытянул вперёд правую руку.

Беата вспомнила, чему её когда-то учила герцогиня: «Дама, принимая приглашение, кланяется в ответ и молча подаёт руку». Но рука отчего-то не поднималась, она будто онемела. Беата снова почувствовала мелкую, хладную дрожь, побежавшую по телу. Принц, видя робость своей партнёрши, ухватил её левую ладонь и положил себе на плечо. Сам же одной рукой прикоснулся к её талии, а другую подставил так, чтобы Беата вложила в его ладонь свою. Он не приближался слишком близко, выдерживая достаточное расстояние, чтобы не смущать даму и дать ей почувствовать немного свободы. Видя уверенное поведение своего кавалера, Беата перестала испытывать неловкость и обрела, наконец, ту раскованность в движениях, которая так необходима в танце. Страх куда-то улетучился, и она решила про себя: «Будь что будет!» Принц же, вытянувшись по струнке и задрав кверху подбородок, с важностью провозгласил:

— Я готов!

— Ну, тогда поехали. — Амелия выпрямила осанку и ударила по клавишам своими тонкими пальцами.

По комнате разлилась чудесная мелодия. Принцесса и в самом деле хорошо играла на клавикорде, но поскольку инструмент был расстроен, это обстоятельство её сильно раздражало, и поэтому всякий раз, когда он начинал фальшивить и издавать дребезжащие звуки, она с отвращением морщилась. Ричард, как опытный танцор, увлекал партнёршу за собой, ведя её по кругу в такт узнаваемому мотиву. Беата, окончательно преодолев скованность, плавно повторяла за ним все те несложные, скользящие движения, которые разучила с герцогиней Ллойд на танцевальных уроках и позже часто исполняла, кружась во дворе с воображаемым кавалером под свой собственный напев. Когда-то в этой же самой комнате из множества прекрасных кукол маленькая девочка выбрала себе для сопровождения на прогулке сказочного принца. Она усаживала его рядом с собою за обеденным столом, разговаривала с ним по ночам в своей кроватке, делилась секретами. Безмолвная тряпичная кукла казалась ей близким другом, с которым можно было поделиться своими тревогами в минуты отчаяния, когда в их доме поселилась беда. И друг всегда покорно выслушивал, не прекословил, не докучал глупыми советами. Беата очень привязалась к своему игрушечному принцу, и эта привязанность убедила её в том, что внутри обычной куклы, набитой опилками, бьётся самое настоящее сердце, только очень маленькое. Настолько маленькое, что его даже неслышно. А ещё Беата тайно жалела о том, что её принц был невысокого роста. Ведь если бы он был таким же, как все мальчики в округе, она бы танцевала с ним каждый день. И вот теперь, спустя годы, когда время детских восторгов осталось позади, когда тяжкий труд и нужда развеяли все наивные фантазии в её голове, давно забытая мечта так нечаянно, совсем не ко времени вдруг взяла и сбылась. Как будто невидимый волшебник, который знал обо всех потаённых желаниях девочки с городской окраины, взмахнул своей палочкой и подарил ей эту невероятную сказку. И вот она кружится в упоительном танце под звуки завораживающей мелодии с настоящим принцем. Тем самым принцем из её вечерних грёз, близким другом, искренним и великодушным. Как он прекрасен. Как легки и изящны его движения. Как он заботлив и внимателен. Ведь её воображаемый принц всегда был таким же чутким и понимающим. Беатрис хотелось взглянуть Ричарду в глаза, но она отчего-то страшилась и никак не могла пересилить себя. Ей нравились прикосновения его тёплых ладоней. Сквозь струящиеся звуки клавикорда Беата слышала, как сильно колотится её сердце. Кровь жарко приливала к щекам, и всё вокруг вращалось в каком-то сумасшедшем вихре. Это была та самая чарующая магия танца, о которой когда-то говорила герцогиня. Маленькая Беата тогда не понимала, что имела в виду её наставница. Да и теперь, если бы она попыталась рассказать о своих чувствах, вряд ли смогла бы подобрать нужные слова, чтобы описать это волшебство. Впрочем, так всегда случается, когда душу переполняет безудержный, искрящийся восторг… Музыку прервал громкий стук в двери. Чарльз в испуге застрял на месте и резко оглянулся на свою сестру. Беата, так внезапно вырванная из головокружительного танца, будто очнулась ото сна и тоже замерла, цепенея от сильного волнения. Амелия бесшумно прикрыла крышку клавикорда. Дверь отворилась, и в комнату вошла королева в сопровождении фаворита и хозяев дома.

— Значит, вот как! — сходу напустилась она на провинившихся чад. — Как я могу требовать от своих поданных беспрекословного подчинения, если даже мои собственные дети игнорируют наставления матери.

Принц с видом преступника, осуждённого на казнь, понуро уткнулся глазами в пол. Принцесса же, напротив, будто не замечая материнского гнева, с вызывающим спокойствием наблюдала за развитием ситуации.

— Насколько я помню, — сказала королева, — вам было определено наказание ввиду отвратительного поведения, которым вы оскорбили гостеприимных хозяев этого дома, а, значит, унизили и меня. И что же я вижу: вместо штудирования латыни, у вас бал в самом разгаре?! Ричард, потрудись объяснить, чем вы тут заняты. И почему не прошло и двух часов, а в вашей комнате уже такой бардак?

— Это не я… то есть, я это… в общем, это была не моя затея, — заикаясь и путаясь в словах, начал оправдываться принц. Он уже отпустил руку Беаты, которая стояла рядом ни жива-ни мертва. — Это Амелия предложила мне станцевать с домработницей и взялась подыграть на клавикорде.

— Амелия, это была твоя идея? — испросила королева, с укоризной взирая на дочь.

— Да. Но у меня вовсе не было мысли нарушать запрет на развлечения, — невозмутимо проговорила принцесса. — Просто я подарила одно из своих платьев этой горничной. Ведь она сегодня много трудилась, прибирая дом к нашему приезду, и помогала мне выбирать вечерний наряд. Было бы несправедливо не отблагодарить такую добросовестную работницу. Платье пришлось ей в пору. Вот тогда-то я и подумала, а почему бы наследному принцу ни презентовать танец этой девочке из простого народа. Ведь многие при дворе и мечтать не смеют о такой чести. Оказалось, она прекрасно танцует.

— Это благородно, ваше величество, — чуть подавишь вперёд, молвил граф Готлиб над ухом самодержицы.

— Вы в самом деле так считаете? — поинтересовалась она у хозяина замка.

— Безусловно. Я бы даже сказал, по-королевски.

— Пожалуй, вы правы, — поразмыслив, ответила великодержавная мамаша, тронутая такой высокой оценкой поведения своих чад. — Вы и впрямь обладаете редким талантом убеждения. Немногим советникам под силу вот так запросто, одной короткой фразой склонить монаршью волю от недовольства к расположению.

— Я всего лишь высказываю своё мнение, ваше величество, не пытаясь никого выгораживать. На мой взгляд, поступок весьма достойный.

— Вы меня окончательно убедили, — сказала она и обратила свой полегчавший взор на детей. — Быть по сему, я отменяю свое наказание и разрешаю вам принять участие в сегодняшнем показе. Надеюсь, великодушный хозяин дома будет снисходителен к неблагодарным гостям и позволит вам оседлать его прекрасных скакунов.

— Почту за честь, ваше величество, — любезно согласился Готлиб.

— Амелия, пускай горничная поможет тебе облачиться в костюм наездницы. Только прошу тебя, не затягивай с переодеванием. У тебя не так много костюмов для верховой езды, чтобы можно было запутаться в выборе.

— Матушка, позвольте мне взять её с собой, — приторным голоском заластилась к матери принцесса.

— А это ещё зачем? — удивилась королева.

— Я хочу, чтобы эта девочка всюду меня сопровождала.

— Тебе не хватает твоего брата?

— Она очень хорошо справляется со своими обязанностями. Я, например, только что чуть не уронила этот старый гардероб. Вещей на нём висит тьма, а сам он едва держится на ножках…

— Ну хорошо-хорошо. Избавь меня от своих причитаний. Я жду вас у вольера. Поторопитесь.

С этими словами Клотильда в компании хозяев и неотлучного фаворита вышла из комнаты.

— И я ещё причитаю, — злобно проворчала ей вслед принцесса. — Она не понимает, что это единственный способ избавиться от её бесконечного брюзжания. Мне головомойки от придворных репетиторов хватает, которых она наняла на мою погибель. А ты, мой дорогой братец, опять со страху заикаться начал. — Амелия презрительно смерила взглядом Ричарда.

— А что я должен был сказать? — в жалкой попытке оправдаться, стыдливо прогнусавил наследник. Ему было неприятно, что родная сестра выставила его тюфяком перед какой-то служанкой. — Ведь это же ты предложила. Я по твоей милости мог просидеть в заточении все два дня, зубря латынь, будь она трижды проклята. Для меня это страшнее виселицы.

— Однако же, как ты словоохотлив, когда надо на кого-то свалить вину. И это вместо того, чтобы защищать меня от неё.

— Ты так говоришь, будто матушка какой-то враг, от которого надо защищаться.

— Простите, что я снова вмешиваюсь, — неожиданно прервала разгорающуюся перепалку Беата. — Её величество велели поторопиться с переодеванием. Может быть, не стоит подавать лишний повод для расстройства вашей матушки.

— Ты слышала? Не только тебе надо переодеться, — уцепился принц за удачный повод прекратить спор, понимая, что начинает сдавать позиции в словесной дуэли. — Хоть я и наследник престола, всё же уступаю очередь моей сестре. Не тяни, пожалуйста. — Сказав это, он выскользнул из комнаты, оставив Амелию и Беату вдвоём.

Принцесса, сузив щёлки глаз, тем же презирающим взглядом проводила брата и властно приказала горничной:

— Подай тот красный костюм.

………………………..

Во дворе скопилось множество народу: королевская свита, бургомистр, настоятель местного собора, городской судья, советники и прочие сановные лица Валенсбурга расположились за столом летней веранды; гвардейцы её величества и любопытная прислуга толпились возле вольера — все собрались поглазеть на то, как наследники престола будут демонстрировать конные трюки. Для этого лично самим графом были отобраны надёжные, объезженные скакуны. Шерсть их была вычищена до блеска, гривы и хвосты аккуратно подстрижены. За невысоким бревенчатым ограждением по круглому вольеру грациозной поступью вышагивала пара молодых рысаков гнедой и рыжей масти. В центре вольера стоял конюх, низкорослый седовласый старичок с добрыми, слезящимися глазами по имени Берак, который время от времени резким щелчком своего длинного хлыста подгонял жеребцов. Чуть позже к нему присоединился высокий и подтянутый Лоренцо, с видом знатока наблюдавший за резвой трусцой приготовленных к состязанию коней — он лично отвечал за безопасность наследников. За накрытым столом, посередине, под шёлковым навесом величаво восседала королева в утянутом розовом платье, поверх которого красовалась мантия, подбитая мехом горностая. С искренним восторгом и любопытством она взирала на породистых, разномастных скакунов, молодцевато гарцующих по кругу. Слева от государыни пустовали два места, приготовленные для принца и принцессы. Далее в шеренгу растянулась королевская свита. Одинаково худые и бледнолицые фрейлины в роскошных шёлковых нарядах, не переставая, махали пышными веерами, жеманились, интересничали и перешёптывались между собой, то и дело поглядывая на мускулистых гвардейцев. Министры королевского двора после сытного обеда усиленно боролись со сном. По правую десницу от августейшей особы расположились хозяева Каймангрота, приглашённый на торжественный приём бургомистр Гарольд Флэнеген — о нём автор замолвит словечко в своё время, далее по списку чиновники городской управы — все они были одеты в шёлковые кружевные рубашки, бархатные камзолы с золочёной вышивкой и плотно прилегающие панталоны. Судя по всему, королева неплохо разбиралась в лошадях. Она увлечённо расспрашивала хозяина о каждом жеребце, которого выводил на показ конюх, и Готлиб в свойственной ему манере подробно и многосложно излагал особенности очередного красавца, указывая на его тонкие, порой неуловимые отличия.

— Ваше величество, обратите внимание на этого редкого вороного арабского скакуна, как высоко задран его хвост. А ещё, если повнимательнее присмотреться, то можно заметить, что переносица у него слегка вогнута.

— Чудесный конь! — восклицала Клотильда. — Я в него просто влюблена. Ах, какое изящество, какая грация, какие аристократические манеры!

— Я приказал оседлать для наследного принца чистопородного ахалтекинца, а для её высочества — маститого красавца-голштинца. Полагаю, ваши детки останутся довольны таким предложением.

— Прекрасно. Ричард и Амелия тренировались у самого Марко Авдуллы.

— О, это великий мастер верховой езды! — в очередной раз проявил свою осведомленность граф, чем вызвал немалое удивление королевы.

— Однако же, господин Готлиб, вы меня сегодня не перестаёте удивлять. Вам известны такие имена. И это здесь, в провинции. Сюда, наверное, и сплетни-то столичные долетают с опозданием на годы.

— Старая привычка уделять внимание подробностям, ваше величество.

— Не опасаетесь за своих лошадок? Принц и принцесса лихие наездники.

— Если они тренировались под началом такого известного жокея, как мистер Авдулла, я уверен, это будет успешный и полезный опыт для моих любимцев.

— Вы абсолютно правы, граф, мои дети замечательно управляются с лошадьми. Вот только я с детьми не могу управиться. Трудный возраст, знаете ли… И ведь строго-настрого велела не задерживаться, а их всё нет и нет, — снова закипая, выказала своё раздражение королева.

— Кажется, я их вижу, — вытянув шею, сказала одна из ближних фрейлин, не переставая махать пышным веером.

— Луиза, ты себе так воспаление заработаешь и меня простудишь. Сейчас же прекрати махать! — приказала Клотильда бледнолицей барышне, и та вмиг свернула веер.

В самом деле, к вольеру торопливым шагом направлялись принц Ричард и принцесса Амелия. Вслед за ними поспешала Беата в своём новом наряде, украдкой поглядывая на толпившуюся публику, которая, к немалому её удивлению, угодливо перед ней расступалась, очевидно, принимая за юную придворную фрейлину. Беатрис очень хотелось, чтобы в ней признали ту самую девочку с окраины Валенсбурга, при этом не переставая восхищаться тем, как она выглядит. Чтобы матушка, увидев дочь, ахнула от восторга, а Мартин своим намётанным глазом портного оценил покрой платья, пошитого по последнему писку моды и то, как оно безукоризненно сидит на ней. Но ничего этого толпа не замечала. Дворня льстиво улыбалась, кланялась и уступала дорогу только потому, что так было заведено. Кем заведено и когда, никто того не ведал, но кто-то поделил весь мир на избранное сословие, ни в чём не знающее меры, и бесправный сброд, неизбалованный скупой судьбой. Простой люд, теснившийся возле ограждения, увлечённо следил за происходящим внутри вольера, где к тому времени развернулось самое настоящее представление. Лоренцо оседлал гнедого коня и погнал его по кругу, на ходу исполняя эффектные трюки, такие как скачка стоя в стремени, соскок с посадкой в седло через круп коня, езда спиной вперёд, волочение и прочее. Всё это он исполнял ухарски, с задором, под бурные овации восхищённых зрителей. Королева в сердечном умилении любовалась виртуозным мастерством своего фаворита. На каждый такой ловкий трюк она реагировала восторженным рукоплесканием, и вся свита, вторя её величеству, тут же отзывалась бурными аплодисментами и похвалами. Как уже упоминалось выше, специально для принца и принцессы были приготовлены два объезженных скакуна. Конюх ещё раз проверил, крепка ли на них сбруя, и уступил место кузнецу, который, присев на корточки, взялся осматривать жеребцам копыта. Бдительный приказчик, завидев королевских наследников, поспешил им навстречу. Подскочив к вольеру, он возник у них на пути, будто шляпистый мухомор, и, изобразив благоговейный поклон, масляным голоском отрекомендовался:

— Ваше высочество, позвольте преставиться, личный распорядитель графа Готлиба, Жак Меро. Мне поручено организовать для вас променаж на этих двух прекрасных жеребцах. Наш конюх уже завершил все приготовления, поэтому вы можете принять участие в увеселительной прогулке по манежу, как только пожелаете.

— Благодарю вас, господин Меро, — кичливо задрав подбородок, ответил принц. — Уже не терпится оседлать этого игреневого красавчика. Надеюсь, он не строптив?

— Не извольте сомневаться, ваше высочество. Кони объезжены и послушны, — отрапортовал управляющий и пнул ногой сидящего к нему спиной кузнеца, давая понять, чтобы тот убирался прочь.

Кузнец медленно распрямился на нетвердых ногах и заплетающимся языком, сжёвывая слова, пробубнил:

— Всё готово, господин Меро, можно ехать.

Он обернулся, и Беата ужаснулась: перед ней стоял Дэйв Фрост, бывший подмастерье мастера Ларса Эклунда, её отца. Что с ним стало! С той поры, когда Беата видела его в последний раз, прошло всего несколько лет, и за это время он изменился до неузнаваемости: поросшее щетиной лицо сильно исхудало и осунулось, а из-под полей низко надвинутой на лоб кузнечной шляпы смотрели потускневшие глаза. Принцесса брезгливо поморщилась, увидев эту помятую фигуру с запущенным лицом.

— Уступи дорогу их высочеству, болван! — в гневе выругался на него Меро.

Дэйв, понурив голову и покачиваясь, отступил на пару шагов назад. Сердце Беаты сдавило от жалости при виде такой унизительной сцены. И хотя все эти годы она гнала прочь от себя любое напоминание о человеке, отрёкшемся от её отца и предавшем забвению их дружбу, всё же смотреть, в кого превратился когда-то близкий их семье друг, было нестерпимо больно. Беата в глубине души надеялась, что Дэйв узнает её, но он по-прежнему тупо таращился туманным взглядом в пустоту, оставаясь безучастным к происходящему вокруг.

— Ну раз всё готово, стало быть, по коням! — бойко объявил принц и, вставив правую ногу в стремя, ловко запрыгнул в седло.

А следом и принцесса Амелия в красном костюме наездницы лихо оседлала своего вороного голштинца. Беата с восхищением смотрела на то, как Ричард уверенно и красиво держит осанку, слегка покачиваясь в седле, и, как конь, чувствуя на себе опытного наездника, покорно повинуется его командам. Принцесса, заметив, что горничная не сводит глаз с её брата, приблизилась к нему вплотную и слегка притянула его к себе за рукав. Ричард завалился набок и Амелия стала что-то нашёптывать ему на ухо.

— Зачем тебе это? — спросил он, удивлённо взглянув на сестру.

— Будущим монархам следовало бы уяснить одно правило: долг платежом красен. Я спасла тебя от гнева матушки — ты обещал меня слушать. Так что изволь, — ответила принцесса.

Развернув коня, она обратилась к Беатрис:

— Ты можешь подойти поближе к манежу. Скажем, вон туда, — Амелия указала ей на безлюдное место, где густела намешанная копытами грязь. Очевидно, там конюх омывал лошадям ноги перед выгулом. Лужица растеклась за ограждением и внутри манежа. — Оттуда удобнее наблюдать за трюками, которые будет исполнять мой очаровательный братец. — Добавила принцесса.

— Благодарю, ваше высочество, я так и сделаю, — пообещала ничего не подозревающая Беата.

— О, нет, что ты, не благодари. Ты это заслужила, — молвила принцесса.

Как и прежде в её словах зазвенели те самые фальшивые нотки, но Беата под влиянием необъяснимой, влекущей силы, уже ничего не замечала. Всё её внимание было приковано к златокудрому наезднику в роскошной фетровой шляпе с пёстрым павлиньим пером. Ричард был одет в облегающий костюм из бордового бархата, со спины его накрывала чёрная накидка с изображением прыгающего льва, вышитого золотыми нитями. На каблуках надраенных до блеска кожаных сапог сверкали серебром шпоры для верховой езды, стянутые тренчиками. Беата не могла оторвать от принца зачарованных глаз. Она до сих пор не могла поверить в то, что ещё совсем недавно этот небесный красоты мальчик кружил её в танце, держа за руку. Принцесса ударила колючими шпорами по чёрным бокам своего голштинца, и тот стремительно рванул вперёд к распахнутым настежь воротам манежа. Принц огрел плетью бронзового ахалтекинца и не менее резво помчал вслед за сестрой. «Кажется, он снова посмотрел на меня. Что бы это значило? — подумала про себя Беата, следуя к тому месту, которое ей указала Амелия. — Неужели я и вправду ему нравлюсь? Неслучайно же Ричард сказал, что в этом платье я похожа на королевскую фрейлину. А как он божественно танцует! Разве с ним может кто-нибудь сравниться. Все городские мальчишки ужасно грубы и неотёсанны. Николас только и может гонять своих голубей по крышам, да рассказывать всякие небылицы. Каждый раз, когда я упоминаю о танцах, он начинает насмехаться надо мной. Питер ничего, кроме огорода и пекарни своей тётки, не видел и не знает. Такое благородное воспитание может быть только у настоящего принца. Только у него, у Ричарда».

Оказавшись в центре просторного манежа, брат с сестрой поравнялись и пришпорили своих коней. Затем по команде Лоренцо одновременно, рывком подняли их на дыбы. Видимо, желая превзойти сестру, принц слишком круто вздыбил своего ахалтекинца, так, что конь, пытаясь сохранить стойку, стал пятиться назад, опрокидывая всадника наземь. Толпа при этом издала испуганный возглас — того и гляди, наследник убьётся! Беата, завидев опасность, которая грозила её принцу, в ужасе прикрыла лицо ладонями. Но уже через мгновение Ричард, вернув устойчивое равновесие, выправил положение и приземлил коня. Тут же посыпались громкие овации. Убрав ладони, Беата увидела, как он по-прежнему крепко и уверенно держится в седле, раздавая поклоны направо и налево. Привстав на цыпочки у самого края лужицы, она захлопала в ладоши, провожая боготворящим взглядом лихого наездника. Лицо королевы излучало довольство и умиление, при этом граф не переставал ей что-то наговаривать на ухо. Преисполненная гордости за своих драгоценных чад, растроганная мать откликалась тем, что кивала своей венценосной головой и даже иногда склоняла её в сторону Готлиба, охотно поглощая потоки лести. А меж тем Ричард приступил к исполнению следующего упражнения. Он сменил своё положение в седле, усевшись спиной вперёд против движения коня, и упёрся руками в его мощный круп. Затем, сделав резкий оборот, подобно опытному вольтижёру, проворно спрыгнул на землю. И снова со всех сторон на него обрушились восторженные овации. В это же самое время Амелия, ожидая сигнала, приготовилась к исполнению конкура. В ярдах девяти-десяти от неё был расположен невысокий бревенчатый барьер, с обеих сторон обозначенный красными флажками. Лоренцо подал команду, ударив в медный колокол, и принцесса хлёстко «пригрела» коня плетью. Тот, захрапев, рывком бросился от борта вперёд и с лёгкостью перемахнул через препятствие. Под шумное рукоплескание она совершила изящный соскок на землю с перебрасыванием правой ноги через шею коня. В том месте, где принцесса имела неосторожность спрыгнуть, земля была сильно изрыта лошадиными копытами и кое-где свалялась комьями грязи. Амелия угодила ногой в один из таких комьев и тот с жирным чавканьем разлетелся в стороны, забрызгав её короткие сапожки и обтягивающие бриджи. Ричард, заметив эдакую досадность, ехидно ухмыльнулся. Лицо сестры в один миг сделалось таким же красным, как и её запачканный костюм. Она снова запрыгнула в седло, и оба наездника помчались по кругу рысью, друг за другом. Впереди скакала Амелия. Упражнение, которое она собиралась продемонстрировать на этот раз, называлось «Размах». Привстав в седле, она выпрямила правую ногу, подняла её до уровня пояса и плавно, до отказа отвела назад, при этом левую руку вытянула вперёд. Следом подгонял своего жеребца Ричард. Заметно снизив темп, он взгромоздился коленями на седло, а затем, в резком прыжке распрямив ноги, вытянулся в полный рост и расставил руки в стороны для обретения равновесия. Это был кульминационный момент всего представления. Зрители за такое виртуозное исполнение крайне рискованного трюка искупали принца в своих овациях и хвалебных возгласах. Принцесса оглянулась и поняла, что всеобщее ликование предназначалось не ей. Королева старательно скрывала внутреннее волнение, но чувство переполнявшей душу гордости за наследника престола выдавали её учащённое дыхание и вздымающийся волнами пышный бюст. Сердечко же Беаты трепетало в упоении, совсем, как в головокружительном танце, который подарил ей этот щедрый и благородный принц. Она воспринимала его успех, как свой собственный. «Он самый лучший! — восторгалась в мыслях наивная девочка-простолюдинка с городской окраины, не сводя с Ричарда влюблённых глаз. — Кто может с ним сравниться?» Поклонившись, наследник снова забрался в седло и медленным аллюром продолжил движение по кругу, наслаждаясь льющейся на него со всех сторон подобострастной похвалой. Амелия, раздражённая тем, что вся слава досталась её брату, пришпорила своего коня возле Беаты. Наблюдая, каким пылким взглядом горничная сопровождает Ричарда, она посмотрела вниз, где под копытами жирнела намешанная грязь и, хлестнув коня плетью, помчалась к нему рысью. Поравнявшись с принцем, Амелия опять поманила его пальцем и на скаку обронила какое-то слово. Тот украдкой метнул быстрый взгляд в сторону Беаты и сразу же отвернулся. Она стояла, сжав на груди пальцы в кулачок и, затаив дыхание, смотрела на своего героя. Ричард кольнул шпорами жеребца и галопом припустил по кругу. Резко затормозив напротив служанки, он вдруг вздыбил коня и с размаху ударил его передними копытами по вязкой жиже. Жирная грязь, сочно чавкнув, фонтаном брызг разлетелась в стороны и липкими ошмётками хлестанула по лицу Беаты, заляпав снизу до верху подаренное ей платье. Она лишь вздрогнула от холодного шлепка, как от пощёчины, не успев понять, что произошло. Толпа, очевидно, приняла эту омерзительную выходку за повторение первого трюка и снова разразилась аплодисментами. Никто не обратил внимания на маленькую девочку, стоявшую за бревенчатым ограждением вольера, потому что конь Ричарда загораживал её от глаз зрителей. Принцесса медленно пересекла манеж и остановилась рядом с братом.

— Слово монарха незыблемо. Так, кажется, говорит матушка, — с важным видом молвил принц, обращаясь к сестре.

— Ты прощён. Долг уплачен, — ответила она. — Впредь не будешь меня закладывать Королеве.

Не оборачиваясь на забрызганную грязью домработницу, самодовольный гордец стеганул плетью жеребца по ребрам и тот, как ошпаренный, рванул в сторону распахнутых ворот вольера, где толпились гвардейцы её величества. Они громче всех приветствовали наследника престола. Принцесса, окинув высокомерным взглядом перепачканную фигурку Беаты, сказала ей с глумливой гримасой:

— Бедняжечка, как же ты теперь будешь танцевать на балу? Ведь никто не пригласит такую замарашку. Впрочем, ты можешь понаблюдать в замочную скважину. Только побереги свой нос, а то ненароком расквасишь его, как давеча мой дорогой братец. Сказав это, принцесса с торжествующим видом развернула коня и, не торопясь, двинулась к выходу.

Зрители по-прежнему галдели и рукоплескали, переключив всё внимание на Лоренцо, который уже устроил целое представление в центре манежа. Его вымуштрованный конь заученными движениями потешно подставлял свою морду под поцелуи хозяина и наклонял шею для объятий и, когда Лоренцо прятал от него заслуженное угощение — дольку сладкого яблока, обиженно отворачивался. Публика хохотала, аплодировала и никому не было дела до маленькой горничной, которая тихонько брела вдоль вольера, размазывая ладошкой грязь по лицу. Беата никого не замечала вокруг. Перед её глазами мелькала только эта кривая, надменная ухмылка принцессы, а в мыслях крутился один и тот же мучительный вопрос: «За что?» Эти двое казались ей такими великодушными и щедрыми — ведь они отнеслись к ней, как к равной. А потом… потом окатили грязью, выставив на публичный позор. «За что? Чем я не угодила? — не унималось униженное, раздавленное чувство, а из глубины раненного сердца рвался наружу немой крик: «Папа! Папочка! Где же ты? Если бы ты был рядом!» Она почувствовала, как невидимые пальцы горькой обиды сжимают ей горло, мешая дышать, а на глаза напрашивались бессильные слёзы. Проходя мимо компании рослых гвардейцев, Беата случайно наткнулась взглядом на Ричарда, который самодовольно принимал от служивых лестные похвалы. «Только бы не попасться ему на глаза!» — блеснула молнией испуганная мысль в её голове. Резко свернув с дорожки, она быстрыми шагами заспешила к кухне. Там, в умывальне, ей наскоро удалось привести себя в порядок, хотя покрывавшие платье пятна не поддавались чистке. Беатрис захотелось поскорее скинуть с себя этот «щедрый подарок» и, пройдя узким коридором, по которому прислуга доставляла трапезу к хозяйскому столу, она вышла прямиком в гостиную. У входа ей преградил путь незнакомый лакей, вероятно, один из тех, кого временно нанял граф Готлиб.

— Прошу простить меня, — произнёс прилизанный слуга, с тупой физиономией разглядывая странную гостью, — но я обязан доложить о вашем визите господину управляющему. Без его ведома мне не велено никого впускать в дом. Ещё раз прошу простить меня.

«Болван, — с досады обругала его про себя Беата. — Не придумал ничего лучше. А если бы Королева зашла в уборную, её бы тоже не впустил?»

— Вот как? И даже королевскую фрейлину? — выдала вдруг она, дивясь собственной изворотливости.

Лакей снова залип в тупом недоумении.

— Его высочество, наследный принц Ричард, так увлеклись верховой ездой, что не заметили, как окатили грязью почтенную публику. — Беата указала на запачканное платье. — Я бы хотела переодеться. Вы позволите королевской фрейлине привести себя в порядок?!

— Понимаю вас, — выдавил из себя исполнительный холоп. — Но господин управляющий строго-настрого запретили пропускать посторонних без его ведома. Извольте себя назвать, и я доложу о вашем визите.

— Ладно, я не фрейлина, — призналась Беата, глядя на придирчивого слугу. — Я, как и вы, со вчерашнего дня работаю здесь служанкой. Пожалуйста, пропустите. Мне нужно переодеться. Или хотя бы позовите миссис Хадзис, её вы знаете наверняка. Под лестницей в гостиной есть кладовка. Возможно, она сейчас там.

Пораскинув своими «прилизанными» мозгами, твердолобый лакей прикинул: «Если она служанка, тогда почему в дорогом платье, какие носят только благородные особы, а если королевская фрейлина — откуда знает про кладовку под лестницей?» Так и не разрешив для себя эту сложность, он всё же согласился позвать горничную. Лакей удалился, а Беата с тревогой поглядывала на входную дверь, опасаясь, что в любую минуту она распахнётся, и в гостиную войдёт королева со своими отпрысками и всей свитой. Через минуту, показавшейся ей вечностью, в холле послышался знакомый голос миссис Хадзис, и Беата облегченно выдохнула.