Поэма Морфий

Владимир Александрович Елин, 2020

Любителям русской художественной литературы хорошо известно творчество Великого русского писателя М. А. Булгакова. Отдельное место в его творчестве занимает цикл рассказов и повестей, на основе собственного практического опыта земского врача. Первый медицинский опыт М.А. Булгакова, описанный в рассказах будет интересен новому поколению молодых людей, желающих посвятить себя медицине. А также тем читателям, которые бережно относятся к собственному здоровью и здоровью своих близкий, в том числе для понимания пагубного воздействия наркотических веществ на организм. Я поэкспериментировал, переведя их в рифмованную форму, объединив в поэму «Морфий» с сохранением сюжетов, отдельных слов и оборотов речи исходных произведений. Надеюсь, что данный подход к неувядающей классике, при прочтении поэмы «Морфий», даст читателям новые эмоции и ярких незабываемых впечатлений.

Морфий-08

Стальное горло

Ноябрь снежный, воют трубы.

Я одинок в мирской тиши.

Жил четверть века в стольном граде,

Теперь под вьюги стон, в глуши.

Мечтал я об уездном граде,

Что в сорока верстах от нас.

Там электричество в лампаде,

Четыре доктора в контраст!

Но подавив вмиг малодушие —

Ведь я ж учился не ворча!

Задумался: «Моё оружие —

В лечебной практике врача».

А если ущемление грыжи,

Что буду делать я?! Беда!

В университете видел тоже,

Профессор оперировал тогда!

Холодный пот стекал порою

Вдоль позвоночного столба.

Эх, не накликать час с бедою,

Хотя всему своя судьба.

И вот заснул однажды ночью,

Проснулся, грохот от дверей.

Оделся и спустился срочно.

Сиделка: — Девочка… Скорей!

Вбежал в приёмную на взводе,

Там все в халатах наготове:

Фельдшер, акушерки на проходе

И мать безумная со свёртком.

Когда мать развернула свёрток,

Там девочка лет трёх! — Спаси!!!

Голубоглазая, пшеничны кудри,

Прелестный ангел во плоти!

Её глаза от страха расширялись,

Натужны вздохи, как меха!

В уме мелькнуло: «Час, не боле,

Прожить ей можно, вот беда…»

Лишь ямки втягивались в горле,

Лиловый цвет её лица.

Я оценил всё, мигом понял:

Дифтерийный круп! Приход конца…

Узнавши срок её болезни,

Я возмутился: — Что ж вы, мать?!

Она же: — Доктор, дай ей капли!

И лбом об пол забилась в плач…

— Какие капли?! Горло всё забито,

А ты морила дочь неделю рядом! —

Я возмущался, говорил сердито,

Ещё и бабка раздражала «ядом».

Мы положили девочку на стол

И заглянули в её горло в свете.

От дифтерита там как будто ком,

Клокочущее, рваное… Эх, дети!

После осмотра смело и спокойно

Я предсказал: — А девочка умрёт?!

При этом нам спасти её возможно,

Но если операция пройдёт.

Для этих целей надо резать горло

И трубку серебра приладить, вот.

От этих слов мать завопила звонко:

— А муж узнает, так меня прибьёт!

— Вам пять минут обдумать одобрение! —

А сам пошёл домой и в атлас нос.

С рисунка ясно: нож по горлу, место…

Смотрю на текст, но затуманен мозг.

Когда вернулся я в больницу,

Готово всё, включая разрешение.

И камфарой наполнен шприц,

Беззвучно плачет девочка с волнения.

Отбив у матери и бабки Лидку,

Мы подготовили её для операции.

Потом к столу прижали силой

И йодом горло смазали в локации.

В моём уме: «Так что ж я делаю?!»

И взяв нож в руки, я провёл по горлу.

В порезе крови просто не было,

Хотя я дважды полоснул для нормы!

Взял зонд и начал разделять те ткани,

Пошла вмиг тёмная кровища!

И фельдшер стал использовать тампоны,

Кровь прибывала ещё пуще.

Я вспомнил, как в университете

Хирурги оперировали те раны.

И захватив край среза на пинцете,

Остановил потоки крови, славно.

Но не увидел там дыхательного горла,

И на рисунки не похожа рана,

Я озадачен, тыкал зондом бестолково,

Ища основу горла, странно!

Мысль осенила: «К чёрту операция!

Умрёт с распоротым мной горлом».

Вмиг горло полоснул в прострации,

И тут оно раскрылось, словно прорва.

— Крючки! — я сипло бросил фельдшеру,

И мы вонзили их поперёк горла.

Вдруг фельдшер потерял сознание,

Но акушерка ухватила крючок ловко.

В разрез воткнувши трубку мигом,

Я ожидал от Лидочки дыхания!

Но тишина, моя тоска с испугом,

Всё это мне расстроило сознание.

Хотел просить у Лидочки прощения,

Всё бросить и расплакаться на деле.

Зачем все эти от врачей мучения,

Но Лидка вдруг очухаться успела.

Сквозь трубку воздух ринул в горло,

И девочка вздохнула, заорала!

Очнулся фельдшер, в глазах мутно,

Помог мне швы накладывать сначала.

Одна из акушерок похвалила:

— Блестяще, доктор, чётко, хорошо!

Я ж, как в тумане, а оценка мила,

Пошёл на выход, где было свежо.

Когда же Лидку унесли в палату,

Ворвалась в возбуждении мать.

Глаза горели, как у зверя за расплату,

Я ей сказал: — Всё хорошо, поспать…

Тут бабка словно выросла из пола,

Перекрестилась на меня, на потолок.

Теперь на бабку глянул без укора,

Промолвив: — Камфару, понаблюдать часок.

Шли месяцы, кругом лежали сне́ги,

В больнице нарастал больных приём.

В новом году приехав на телеге,

В приёмной мама с Лидкою, вдвоём.

Распутав горло, рану осмотрел,

Всё заросло, лишь тоненькие швы.

— Вы можете не приезжать без дел.

Мать Лидке: — Доктора благодари!

Шло время, так, в один из дней,

Я принял аж сто десять человек!

И акушерка молвила: — Ей-ей,

Трахеотомия нам дала приток.

А знаете, что на деревне говорят,

Что Лидке горло вставили стальное?!

К ней приезжают, на неё глядят.

Вам слава, доктор, я вас поздравляю!!!

— Так со стальным живёт?! — осведомился я.

— Так и живёт! — сказала акушерка. —

Какой вы, доктор, молодец,

И делаете всё так хладнокровно!

За окнами кружился крупный снег,

Свет фонаря порою затмевая.

Я шёл, устав, качаясь, на ночлег.

В постель упал, заснул не раздеваясь…