Ченч-2.0. Зазеркалье

Виталий Ольховиков

Что-то пошло не так. Пространственно-временной континуум, изменивший ход истории, разрушил представления о добре и зле. Жажда власти. Контроль над обществом. Двойник президента. Приключения и мистика. Почему так случилось? Кто управляет государством? «Кто в нём лётчик-пилот, кто в нём давит на педали?» Вы обо всём узнаете, прочитав эту книгу…

Глава третья

— Господа журналисты! — послышался чей-то волевой голос. — Попрошу всех в конференц-зал! Доведу до вашего сведения протокол пресс-конференции.

Наконец все уселись. Лишь один мужчина, увлечённо фотографировавший иней на оконном стекле, никак не отреагировал. Он то вставал на цыпочки, то приседал, выбирая ракурс, и в глазах его сиял восторг.

— Господин журналист! Господин журналист! — взывал к нему председательствующий.

— Да-да! Да! — смутился журналист. И его благородное лицо стало растерянным.

— Вы…

— Внештатный фотограф газеты «Бежецкая жизнь» Жорж Малыхин, — представился он. — Я тут по квоте, — произнёс он с ещё большим смущением.

Пресс-конференция проходила штатно. Президент непринуждённо отвечал на заготовленные вопросы. Трамплины, отели, дороги, мосты… Он сыпал цифрами, и ему становилось скучно.

— Вот вы! — ткнул он пальцем во внештатного фотографа «Бежецкой жизни»…

Фотограф совершенно не был подготовлен задавать вопросы. Но он довольно быстро справился с возникшим волнением.

— Господин президент! — начал он, заметно нервничая. — Меня как профессионального фотографа, конечно же, остро волнует тема эксплуатации образа главы государства в средствах массовой информации. И не только там. Скажу так — не всё тут благополучно. Некоторые мои коллеги, к сожалению, не понимают значимости этого вопроса. В эпоху ренессанса России образ президента страны должен стать главной объединяющей скрепой…

— Так в чём ваш вопрос, господин журналист? — занервничал руководитель пресс-конференции.

— А вопрос у меня такой. Не пора ли журналистскому сообществу наконец-то выработать единое мнение на этот счёт? Считаю необходимым администрации президента инициировать конференцию на тему патриотизма в прессе.

— Вот вы этим и займётесь! — пошутил президент. — Инициатива, как вы знаете, наказуема.

— Напомните-ка фамилию того фотографа. Бежецк — это Тверская область, если мне не изменяет память? — обратился президент к секретарю по окончании пресс-конференции.

— Да. Тверская… Жорж Малыхин, «Бежецкая жизнь», кажется. Сейчас посмотрю, господин президент. Да, он самый.

— А скажите, господин Перст на пенсию часом не собирается? Впрочем, пусть ещё пока поработает.

— Есть у меня одна вакансия, господин президент…

— Я подумаю. А пока внесите-ка этого провинциального журналиста для начала в президентский резерв! Да-да. Так оно будет правильнее…

Бронированный автомобиль плавно нёсся по широкой автостраде — кортеж выехал за пределы кольцевой дороги и направлялся в сторону Майендорфского замка.

— А включи-ка, братец, музыку, — приказал он водителю.

«Оранжевое небо, оранжевое море, оранжевая зелень, оранжевый верблюд! Оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжевые песни оранжево поют…» — раздалось из колонок.

«Какая гадость!» — подумал президент, и мысли его невольно вернулись к событиям в Киевграде. А события эти развивались драматично, не предвещая в обозримой перспективе ничего хорошего. Рассыпались проекты, казавшиеся долгосрочными, стали неактуальными некоторые перспективные наработки, и теперь ему приходилось импровизировать, исходя из текущей оценки стремительно меняющейся ситуации, — и всё это напрягало.

Наконец приехали. После нудной пресс-конференции очень захотелось расслабиться и ни о чём больше не думать: ни о погодных катаклизмах, ни о пресловутой революции достоинства в соседней Пуповине, ни о приближающейся Олимпиаде. Пройдя в бассейн, президент скинул с себя одежду и с разбегу нырнул в изумрудную воду. Солнечные блики успокаивающе ласкали белое кафельное дно, но не думать о делах он не мог даже здесь, под водой. Бунтующий Киевград нигде не давал ему покоя — мысли крутились вокруг пресловутого майдана непрестанно, а дым от горящих покрышек уже снился по ночам, и от всего этого становилось на душе тревожно и неуютно.