Алло! Северное сияние?

Виталий Лозович

Двое молодых людей попадают в острую ситуацию, где человек проверяется на мораль и нравственность. Дикое место, несколько персонажей, в том числе те, кто не особо озабочен в выборе правильного поведения, противоборство и сила характера. Герои оказываются в ситуации, когда каждый шаг может стать последним. И на фоне этого между молодыми людьми расцветает великое чувство любви.

В середине августа за полярным кругом приходит на Крайний Север ночь. После полярного дня, когда солнце кружит по небу круглые сутки, после белых ночей, когда солнце ненадолго уходит за горизонт, но свет от него рассеян по небу, приходит на северную землю настоящая тёмная ночь, с луной, звёздами и тишиной.

Вместе с настоящей ночью, уже в конце августа, начале сентября, могут приходить и первые заморозки, первые ночные холода. А могут и не приходить. Север.

В первые заморозки ночью, иногда на небе играет северное сияние. А иногда играет и без заморозков, в тёплую погоду. Играет оно обычно зелёным цветом. Крутится по небосводу, сворачивается в плётку, тихонько извивается хвостом да рассыпается в пыль, словно растворяется в черноте космоса. Северное сияние прозрачное — сквозь него видно звёзды.

У самого полярного круга с его южной стороны, на границе лесотундры и тундры стояло тысячу лет болото с хорошим русским названием — Гнилое. Когда-то, лет триста назад, через него клали гать из стволов деревьев, что росли здесь повсюду, да за триста лет сдохла гать, а всё что от неё осталось болото сожрало в себе. Лишь кое-где на болоте виднелись островки почерневших брёвен, сбитых в щиты. У самой кромки болота, лет триста, торчал знак в виде деревянной лопаты, на которой и было написано «Гнилое болото».

Юрий Шиловский, двадцати одного года, студент-заочник, охотник больше по любопытству, нежели по определению, вышел к этому болоту совершенно неожиданно. Ходил, ходил по редколесью, выискивая здесь глухарей-тетеревов, да и пальнул в одного, когда тот взметнулся с ветки берёзы и пошёл низом меж стволов, широко расставив крылья чёрные. Юрий ружьё вскинул да выстрелил птице вслед… Но вместо того, чтобы завалиться на свой жирный, тугой, тёмный бок, глухарь вдруг рванулся вверх, прошёл через кроны лиственниц и ушёл на болото — мелкая дробь на утку не пробила перо глухаря. Через полсотни метров он сел там на верхушку ели приземистой и удивлённо завертел головой. Юрий знал, что в болото лучше не ходить, да ходить-то надо было метров десять-двадцать… Он и пошёл осторожно, вначале ногой почву проверяя, потом уже ступая полностью на стопу. Прошёл так метров десять, спокойно прошёл, уже сквозь ветки раскидистой ели дичь свою видел, уже ружьё покрепче сжал, чтобы, если что, в лёт её… да тут как-то неудачно ступил на качающийся под ним мох, плохо проверил почву… Нога провалилась сразу по колено, он попробовал выдернуть инстинктивно, но не получилось, нога не вышла, а он равновесие от усилия потерял, поставил вторую ногу рядом… она тоже и провалилась. Юрий мигом ружьё отбросил в сторону за куст какой-то низкий, чтобы стволами зацепиться, а за темляк подтянуться… ружьё из рук вылетело и упало в метре от него, он нагнулся к темляку да не достал, а ноги по бёдра ушли в топь…

Человек российский так устроен, что пока не почувствует, что влип полностью, ни за что не признает, как ему необходима помощь. Так и Юрий — тужился, тужился в болоте один на один, пытаясь хоть одну ногу выдернуть, да бесполезно всё — не вырваться, не шелохнуться. Его уже затянуло по пояс, когда он наконец осознал всю бесполезность своих действий — не выбраться одному. Головой покрутил вокруг себя, сколько мог, крикнул:

— Помогите! Эй! Кто-нибудь?!

Помочь никто не отозвался, потому как на несколько километров вокруг никого не было, не зря же он на своём мотоцикле со спортивной «резиной» укатил как можно дальше от родного города Салехарда. Укатил, потому что рядом с городом ничего не подстрелишь, пусто рядом с городом, нет там дичи. А здесь дичь есть, но людей нет… вот и выбирай.

Юрий затих, стараясь не шевелиться, оглянулся сколько мог — пусто. В паре десятков метров росла крепкая ёлка, вот бы за неё… Так, так… надо аккуратно стоять… засасывает его глубже, нет? Может здесь как-то мелко? Может вот так вот засосало, а дальше не пойдёт… Из воды вышло несколько пузырьков и Юрий понял что его всё же неотвратимо тянет вниз. Стало так страшно, так жутко, что сейчас в какие-нибудь минуты его просто утянет на дно и никто даже не узнает, где он сгинул… Бо-оже!..

— Лю-юди! — крикнул он как мог громче, — Лю-юди!!

Вода была холодная, ноги быстро немели, но Юрий холода не чувствовал, он не чувствовал сейчас ничего, кроме состояния предсмертного страха, чисто животного ужаса, что вот так просто, ни за что, мерзко и глупо он погибнет в мутном, тухлом болоте…

— Лю-юди-и!!

Где-то за спиной ему послышался тихий нечеловеческий смешок. Он дёрнулся головой, но повернуться не смог, тело в трясине шевельнулось и погрузилось ещё больше. В сознании возникла суета, в мыслях хаос, в движениях трясучка, а в глазах боль, нестерпимая боль человека, погибающего за глупость охотничью, а точнее за глупость не знания ремесла охотничьего. Юрий понял, что выбраться не сможет и решил замереть, не шевелиться, стараясь не обращать внимания как ледяная стужа протекает во все уголки его одежды, охватывая всё плотнее и плотнее молодое тело. А сколько он так сможет просидеть здесь, если не шевелиться и болото не будет тянуть вниз? Сколько? Час? Два? Сутки?… Вечность! Вечность, только не надо вниз!.. Если бы сейчас в руках было ружьё, он бы дал сигнал… Да кто ж подумает, что это сигнал? Кто подумает, что стреляют не в дичь, как обычно, а находясь в таком вот положении? Он бы что подумал?…

— Лю-юди-и!! — крикнул он что есть силы в небо. Небо смолчало, а где-то с земли женский голос резко произнёс:

— Не дёргайся, не шевелись!

Юрий быстро опустил глаза, где-то понимая, что уже бредит и от ужаса положения вполне галлюцинирует, посмотрел перед собой. Перед ним была тёмная вода, болотная вода, засасывающая вода, страшная вода… А дальше была всё та же опушка небольшого молодого редколесья из лиственниц. Откуда голос?… Чушь! Глюки! Чушь!.. Нет, не чушь, жить!.. Жить…

Из редколесья, откуда-то сбоку, тут же вышла девушка, женщина или даже девчонка в штанах и в тёмной куртке, остановилась на секунду ровно, как оценивая ситуацию, тут же крикнула:

— Не крутись! Замри, я быстро!

И скрылась за деревьями. Юрий замер. Замер послушно, даже головой не вертел. Вода уже подбиралась к самому горлу. Над водой торчали руки и голова. Глупо до боли. Страшно до ужаса. Он не сводил глаз с того места, где это явление ангела скрылось из вида, но появилась девчонка в другой стороне. Вышла она к болоту справа, вышла с бухтой тонкого каната, тут же бросила канат к нему, тот полетел красиво раскручиваясь в воздухе прямо на него и в последнюю секунду Юрий увидел, что на конце каната петля и эта петля очень ловко садится ему на голову.

— Под руками протяни! — крикнула она.

Юрий быстро, стараясь от нахлынувших чувств не утонуть прежде времени, вскинул руки и петлю под мышками пропустил. Девчонка тут же убежала за ёлку и, обмотав вокруг неё пару раз свой конец каната, завязала его прочным узлом. Потом, ухватившись за канат обеими руками, крикнула:

— Пошли вместе!

Изо всех сил потянула канат на себя, Юрий потянул на себя, но сил у него было в десять раз больше и он просто сорвал девчонку с места, она не сдалась, тут же потянула вновь, упершись ногами в хлипкий берег болота. Лицо её исказилось от напряжения… Так они стояли какое-то время, дыхание девушки срывалось, тело изогнулось, руки как вытянулись в струну… но болото Юрия не отпустило. Девчонка бросила канат, крикнула что-то — подожди! И тут же скрылась за деревьями. Очень быстро вернулась. Вместе с ней у болота появилась упряжка из четырёх оленей с нартой позади. Привязав конец каната к упряжке, она что-то сказала на своём языке, Юрию послышалось обычное — хэй!!

— Держись! — крикнула девчонка и тут же прыгнула на нарту. Олени дёрнулись, девчонка крикнула ещё раз, животные, как понимая её, упёрлись копытами в сырую землю, разрывая мох в клочья, рванулись… Какую-то секунду они стояли, как замерев, Юрию в эту секунду показалось, что его разрывают на две части, но здесь животные как сорвались с места, словно зацепившись копытами за твёрдую почву, и жуткая, неимоверная мощь северных оленей просто вырвала его из трясины… Сзади раздался глухой чавкающий звук, трясина сомкнулась. Когда ноги оказались на поверхности, он беспомощным кулем прокатился на животе к самому берегу, зацепив грудью своё ружьё, и здесь остановился. Девчонка, как стояла на берегу, так и села, канат из рук выпустив.

Юрий лежал какое-то время ничком, вывернув голову вбок, лицом прямо к девчонке. Сквозь своё хрипящее дыхание, он слышал, как дышит она; сквозь пелену на глазах, через веточки сломаных кустов и отростков мха, лёжа на щеке, он видел как тело её ловит воздух; как руки с тоненькими длинными пальчиками, сжимают судорожно ягель белый; как подбородок то поднимается к небу на вдохе, то опускается вниз… испугалась? Похоже испугалась.

Восстановив дыхание, Юрий поднялся с земли, ружьё отбросил в сторону, сел на поджатое под себя колено, глянул на спасительницу — ей было лет шестнадцать на вид, она была местной, может ханты, может ненка. Азиатка с выразительными карими глазами и даже под грубой курткой с явно заметной ладной фигурой. Чёрные волосы были затянуты на голове в узел, головного убора не было, на случай дождя за плечами болтался капюшон. Глаза, едва заметно, подведены тушью. Юрий провёл рукой по подбородку, сказал хрипло:

— Спасибо.

Она, ещё прерывисто дыша, ответила в тон ему:

— Пожалуйста.

Посидела секунду и добавила:

— Приходите ещё.

Юрий поднялся на ноги, хотел сделать шаг, но бедро внезапно свела судорога, он сел обратно на мох, стал разминать ногу. Когда мышцы ослабли, глянул ещё раз на девчонку, спросил:

— Звать тебя как?

Она вздохнула тяжело и глубоко, выдохнула, и ответила просто, но безразлично:

— Еся. Сушиться будете?

— Где?

— Здесь.

— Переодеться не во что.

— Так голым посидеть можно, — совершенно серьёзно сказала она, усмехнувшись совсем по-взрослому, — здоровье ваше.

Говорила Еся чисто, даже без намёка на акцент. Юрий на секунду замялся, не зная, что ответить. Холодно было, мокрое тело знобило. Начало сентября — время не жаркое у полярного круга.

— Если хотите, — сказала она, ещё раз предлагая поддержку, — я могу помочь с костром, а потом уйду, сушитесь сами.

— Да нет, — смутился он, осознавая, что девчонка понимает его смущение, — я так… ничего страшного… Меня Юра звать, если там что…

— Как Вы провалились? — она как удивилась, — Не местный?

— Местный, из города.

— Ваш мотоцикл в кустах? — Еся кивнула в сторону.

— Мой, — несколько удручённо ответил он, — а разве его видно? Я так старательно прятал.

— Видно. Я вначале Ваш мотоцикл увидела, а потом голос услышала.

— Ну да… — он вновь поник и смутился, — в запале за глухарём погнался.

— На болотах охотиться нельзя. Болото не прощает.

— А ты откуда? — спросил он, оглядывая её одежду и довольно чистую обувь.

— Из тундры, — ответила коротко и быстро.

— На упряжке? — кивнул он на оленей.

— На упряжке.

Юрий глянул на девчонку, та поднялась на ноги, он понял — сейчас уйдёт, уйдёт…

— Так что, будем костёр жечь? — спросил Юрий, — У меня спички намокли.

— У меня есть, — сказала она, — Снимайте с себя что можно… я хворост принесу.

— Может, я сам?

Еся быстро, мимолётно глянула на него без выражения и ушла в лесок.

Пока её не было, Юрий стянул с себя штаны, мокрое трико оставил, решив, что потом трико снимет, а сухие штаны оденет, стянул куртку, оставшись в мокрой рубашке. Сейчас перед девушкой было стыдно, а ещё несколько минут назад готов был голым из одежды выпрыгнуть, оставив её болоту, чтобы выжить. Это нормально.

Еся пришла быстро. В руках несла большую охапку сушняка. Костёр загорелся в две секунды. Еся стащила с себя куртку, протянула её Юрию, сказала просто, без нажима и превосходства:

— Возьмите? Рубашку снимите, а куртку наденьте, я отвернусь.

Она и отвернулась. Когда он снял с себя рубашку, то её куртка лишь на плечи могла ему налезть, что называется поверх. Еся тут же подошла, рубашку подняла быстро с земли, решительно свернула в жгут, отжала воду, хлопнула потом ей, как лишнюю воду вытряхнув, и тут же, воткнув в землю два сухих прута, повесила на «плечики» рядом с костром.

— Не сгорит? — спросил Юрий ради вопроса.

— А мы последим, — ответила она.

Костёр горел хорошо, ветер раздувал пламя, оно металось по сторонам, дыма почти не было и очень скоро от одежды Юрия повалил пар. Он смотрел на пламя огня, на лёгкий дымок сверху соображая, чтобы спросить у девчонки, нельзя же сидеть так и молчать друг напротив друга? Но вопросы как-то сами в голову не шли, а Еся, похоже, и не собиралась особенно поддерживать разговор, смотрела на костёр, подкладывала осторожно ветки покрепче в огонь да посматривала на рубашку Юрия. Ветер дунул посильнее, рубашка полостнулась на потоке воздуха и два прута, на которых она висела, предательски качнулись по сторонам. Еся удержала их, глянула на Юрия мигом, совсем коротко, но успев при этом ему улыбнуться, и шепнула вниз:

— Ну вот, чуть не завалилась наша конструкция…

— Тебе сколько лет? — тут же спросил он.

Еся вскинула на него глаза и первый раз посмотрела как-то длинно, протяжно даже с явным интересом. Тёмные глаза как в душу ему заглянули на едва приметный промежуток времени и ушли вниз к пламени костра.

— Семнадцать, — сказала она туда. И сразу же, глаз не поднимая, — Вам зачем?

— Ну как?… — слегка растерялся он, — Сидим вместе.

— Да? — казалось, Еся была удивлена, поворошила веткой угольки в костре, — А Вам сколько?

— Двадцать один. Ты откуда сама?

— Из тундры, — она вновь ответила коротко и как само собой разумеющееся, вскинула на него глаза и, уже удивляясь его неразумности, спросила, — а откуда я ещё могу быть с оленями? Из зоопарка?

— Да нет, я так, — пожал он плечами, — а едешь куда?

— В город.

— А оленей куда? — удивился он, — В городе?

— А в городе брат гостит. Позвоню ему, он подойдёт и уедет на них.

— Так ты в городе живёшь? — радостно произнёс Юрий.

Еся ворошить веткой перестала, взяла её в руки, сложила их в замок перед собой, потом посмотрела на Юрия ровно и прямо.

— Ну да, — сказала она глаза в глаза, — а что? Не похоже?

— Похоже. Я к тому, что встретиться можно?… — он пытался говорить спокойно и где-то разумно, по-мужски.

— Как? — спросила она.

— Да как… — он тут же, быстро хотел рассказать, как, но ответа сразу не нашёл. Клуб? Ночной клуб? Кино?… Ну да, может, в краеведческий музей поведёшь?

— Да как, — повторил он, взор опустил в огонь костра, — да так… отблагодарить тебя…

— Как? — вновь спросила она и уже хитро улыбнулась. Еся явно изначально, по-женски, чувствовала, что нахамить такой юноша не может.

— Цветы тебе подарю, — выдохнул он, и тут же сам себя про себя похвалил — вот это я дал! А? Неплохо придумал! Интересно, какие цветы таким девчонкам дарят?

— Ты какие цветы любишь? — поднял он на неё глаза.

— Обычные. Розы.

— Ну вот… Розы.

Она глаза опустила, пошевелила веткой костёр. Молчание сразу усилило тишину, ветер куда-то пропал, вокруг закружили москиты. Еся махнула веткой у своего лица, быстро пододвинулась к костру ближе. Возле огня мошки кружить перестали, спрятавшись где-то за спиной девушки.

— Ты всегда с собой аркан возишь? — спросил он, кивнув на тонкий канат у её ног, свёрнутый в кольцо.

— Тынзя, — сказала она, тут же пояснила, — по-нашему аркан так называется. Всегда вожу. Точнее брат возит, это его упряжка, я говорила. У нас здесь стойбище недалеко. Брат приехал в город, пока у родственников гостит, я в стойбище съездила к своим.

— Далеко?

— Не знаю, отсюда километров двадцать-тридцать может… час ехать. За тем холмом, — махнула она рукой куда-то в сторону леса.

Здесь она приподнялась, нагнулась к Юрию, достала из своей куртки на его плечах сотовый телефон, быстро набрала номер и сказала по-русски:

— Ваня, ты когда обратно? — мигом хитро глянула на Юрия и, похоже, Ване пояснила, — а я тут с русским в тундре сижу, потому по-русски и говорю с тобой. Да где я его взяла?… Охотник. Хорошо, я уже возвращаюсь. Перезвоню.

Трубочку от уха убрала, кнопочку «отбой» нажала и, выразительно подняв брови, пронзительно глаза на Юрия вскинула.

— Ого! — вырвалось у него.

— Что? — как не поняла она.

— Да так…

— Так… — сказала она, как что-то себе раздумывая, и словно совсем не понимая, что сейчас с парнем играет, голову немного вниз опустила, тут же лицом чуть к нему повернулась, а глаза увела в уголки ровно на него… Юрий даже хмыкнул восторженно и головой мотнул, а Еся рассмеялась, приподнялась, наклонилась к нему, чтобы в куртку телефон спрятать, но здесь качнулась слегка и чуть не завалилась на парня… Юрий поймал девчонку за руки, куртка сползла с плеч и обнажила крепкое мужское тело. Еся губами дрогнула, явно понимая, что результат, которого хотела, достигнут. Юрий немного дольше положенного руки её удержал, словно убедиться хотел — ровно она стоит на ногах?

— У Вас куртка сползла, — кивнула она и он руки её сразу отпустил. Куртку поднял, накинул на плечи. Телефон у неё взял и положил в карман куртки.

— А что за имя такое? — спросил он быстро, пока тишина вновь не опустилась к костру, — Еся. Это сокращённо?

— Сокращённо. Полное Еськей. Запомните?

— Запомню. Что-то означает?

— Означает, — она посмотрела в огонь, — примерно так — любящая себя украшать. Украшающая себя… В детстве, когда в чуме жила, все мамины бусы вытащу и сижу, наряжаюсь, пока она занята, могла так часами сидеть. Родителям хорошо, ребёнок не беспокоит.

— А с какого языка Еськей?

— С ненецкого, — сказала она делая ударение на первом слоге, — я ненка, если Вы хотели это узнать. Но меня никто так не зовёт, говорят трудно произносить, все зовут Еся, иногда Беся, — она тут глянула на него и, казалось, хихикнула.

— Почему Беся?

— Характер такой, называется взрывной. Но мне Беся не нравится.

— А в городе где живёшь?

— В общежитие… я учусь в колледже… учитель младших классов. Ещё два года осталось. А Вы чем занимаетесь?

— Тоже учусь, только заочно. Как армию отслужил в прошлом году, так сразу и поступил в наш филиал. На факультет экономики.

— Хотите быть менеджером?

— Не-ет, — Юрий улыбнулся ей с некоторым мужским превосходством, с каким парни улыбаются девушкам, когда говорят, что ниппель — это не имя женское, а клапан в камере, а камера, это не комната с решётками, а баллон резиновый в шине, а шина, это ещё одна жёсткая резина на диске, а всё это — колесо.

— Менеджером не хочу, — сказал он серьёзно, — хочу в банке работать экспертом, — придумал на ходу и ещё более серьёзно добавил, — хочу узнать, каким образом можно воровать в банке деньги, если напрямую обвесить человека деньгами нельзя?

Здесь выразительно губы выпятил и глянул на Есю. Та вначале смотрела на него, как пыталась разгадать тайный смысл произнесённого, но быстро сообразила, что он дурачится, рассмеялась легко и весело.

— Нет, серьёзно, — остановилась она, всё ещё улыбаясь, с искорками в глазах, — правда экономистом?

— Правда, — ответил он просто, — не похож на экономиста?

— Нет, — Еся мотнула головой, — как-то охотник… и лицо у Вас не такое… и фигура.

— А что фигура?

— Ну-у, — Еся повела глазами, уводя их в сторону, явно стесняясь, — фигура у Вас… мужская, сильная такая… Вам бы геологом, или охотоведом каким?… Где сила и выносливость могут пригодится.

— Когда ты всё это заметила? — неподдельно удивился он.

— Ну-у… — Еся опять глаза увела в сторону и замолчала на полуслове, потом сказала, — давайте про экономику поговорим?

— А что про неё говорить? — вздохнул Юрий, — Нет в стране нашей экономики. Вот я институт закончу… и построю экономику. Хорошую российскую экономику!

— Неплохо, — похвалила Еся столь серьёзно, словно и не сомневалась в услышанном. Юрий внимательно на неё посмотрел — а поняла ли девчонка, что это, вроде как, шутка такая русская?

Еся сидела перед костром чуть подтянув к себе ноги, согнув их в коленях, обхватив руками. Глаза её смотрели на огонь, в тёмных зрачках пламя плясало красными бликами. Отдав куртку Юрию, Еся осталась в клетчатой мужской рубашке, явно на размер больше. Пара, выживших к осени, комаров кружили над ней бесшумно, пытаясь сесть на открытые участки тела около воротника. Еся смахивала их тоненькой веткой. Какое-то время они молчали, оба смотрели на костёр.

Юрий поправил на плечах куртку, глянул на свою спасительницу и, кивнув подбородком, сказал как-то предупредительно:

— Смотри, на тебе комар сидит, на плече… укусит.

Еся лицо к Юрию повернула, как-то чуть на плечо голову склонив и внезапно предложила:

— А ты его убей?

Юрий быстро протянул руку и хлопнул комара у девчонки на плече.

— Получилось? — спросила она, но на плечо своё не посмотрела.

— Получилось, — ответил он.

— Вот и хорошо.

— Оленеводы чем спасаются от комаров? — попробовал Юрий хоть какой разговор завести.

— Ничем, — она пожала плечами и снова уставилась в огонь, — так живут… с комарами рядом.

— А оленей комары кусают?

— Куса-ают, — протянула Еся мечтательно, — для оленя не так комар страшен, как тот же овод.

— А что овод? — с неподдельным интересом спросил Юрий.

Еся повернулась к нему, улыбнулась понимающе хорошей девчоночьей улыбкой и рассказала:

— Муха овода подлетает к оленю, откладывает на шерсть животного яйца, из них появляются личинки, которые очень быстро по шерсти сползают к коже и также быстро проникают под кожу… понятно?

— Конечно, — без труда ответил Юрий.

— Теперь представь, что несколько десятков личинок под кожей у оленя вырастают до сантиметра каждая?…

Юрий плечами передёрнул демонстративно, сказал, как бы поддерживая возмущение Еси:

— Жуть!

День клонился к вечеру, солнце садилось, по-осеннему светило мягко, грело землю и живность всякую осторожно, постепенно уходя за тонкую, прозрачную пелену перистых облачков у самой земли. Костёр трещал весело, Еся подкладывала небольшие веточки сушняка. Рубашка Юрия скоро высохла, лишь рукава темнели влагой. Он снял её с веток, сказал:

Конец ознакомительного фрагмента.