Искупление

Виталий Кирпиченко (2020)

Главный герой книги Сергей вернулся на свою малую родину с чувством вины перед ней. Возникшее у него желание возродить родную деревню нашло отклик у многих, кто, как и он, утратил жизненный ориентир. Но для успеха мало иметь желание, нужны средства, а их-то и недоставало. Владелец золотых приисков Сарьян не очаровывал красавицу художницу Юлию рыцарскими подвигами, не одаривал дорогими подарками — он просто её любил. Его незаметная и осторожная любовь не могла остаться безответной. Юля поняла, что жизнь без этого человека будет пустой и бесполезной. Узнав от неё о неудачах компаньонов, Григорий Сарьян предложил им безвозмездную помощь. Однако его заподозрили в замысле всё прибрать к рукам… Дело закончилось миром и составлением генплана новой деревни — со школой, больницей, почтой, магазином и Дворцом культуры. Удачно сложилась и судьба Анатолия, он стал писателем и уехал в Красноярск со своей тайной любовью Ниной и её сыном.

8

Долго не приходил дед Матвей. Строптивая душа протестовала, возмущалась, ершилась.

— Мне, кому почти сто лет, говорить како и дитю стыдно сказать! — бормотал он под нос, бродя по неприбранному двору. Пнул с досады старое ведро, потом подобрал его. Посмотрел на свет, нет ли дырок в дне, поставил рядом с крыльцом. Присел на тёплые от солнца порожки. Повёл головой от въездных ворот до калитки к бане и в огород — ничего примечательного. Кроме того, что полоска низенькой травки пробилась у изгороди. — Вот и до тепла дожил, думал, не получится. А весной да летом кто помират? Никому не охота. Осень ба просквозить проклятущую, а там обратно не до смерти: копать мёрзлую землю кому охота. Правда, счас машинами роют могилы, и всё равно не с руки помирать. Белый снежок, солнышко яркое, снегири под окошком, голуби на крыше, в избе тепло и чисто, с голоду не помираю — чего не жить, раз так? Потом обратно весна. Осень с дождями да холодом пережить — и живи, как кум королю, — прислушался, развернув голову вдоль улицы. — И этот чо-то глаз не кажет? Полюбился ему пришибленный, как сиротка малолетняя. Надо же было ему так свои ноги скривить! Захочешь да не сделашь, а у его раз-два и получилось. Пускай бы одна, а то обедве! Вон, с войны всяки-разны приходили, без рук, без ног совсем, но с такими кривыми не приходил никто. Не. Не приходили. Гришке Петухову обедве ноги оттяпали, и ничо! Обутки чинил, водку, злодей, пил, она ево и згубила. Но тут же, этому, знат, как испортили ноги. Можа, специально так, глаза отводят людям: дескать, урод он, чо ему быть шпиёном, и рассказывают всё как есть без утайки, жалеючи его здоровье. А он, не будь дураком, всё мотат на ус, а потом своим и перескажет. Ох, и наживёт с им беды Серёжка! Надобно ещё раз с им поговорить, не прислухается — Бог с им.

Сергея дед Матвей застал сидящим в задумчивости на крыльце. Он смолил, нахмурясь, сигарету.

— Ты закурил, чо ли? — спросил дед Матвей, поздоровавшись. — Ты, катца, не курил?

— Тут не только закуришь, но и запьёшь, — мрачно ответил Сергей, и со злобой отшвырнул окурок.

— Чо так? — уставился в глаза Сергею дед.

— Чо, чо! Через плечо да в гачу! Милый соседушка, чтоб его приподняло да шмякнуло, деньги за электричество требует. Говорит, поиздержался, дети голодные.

— Сколь ты ему должон?

— Пять тысяч. Раньше говорил, что три.

— До пятого подождёт? С пенсии отдадим ему, брюхатому борову.

— Пять тысяч долларов? — поднял глаза на деда Сергей.

— Каких таких долларов? Он чо, в своей Америке живёт? — выругался дед. — За пять столбов и моток проволоки таки деньжищи, мироед проклятый! Ох, и придёт Сталин, ох, и сунет им под хвост головёшку!

— Не придёт и не сунет. Не нужен он теперь никому.

— Как это не нужон! Этих гадов расплодилось — ступить негде! А ты говоришь, не нужон!

— Почему он должен этим заниматься, а не мы сами? Он что, палач? Почему мы ждём кого-то, кто за нас будет бороться?

— Дык…

— Дык придёт по нашей просьбе, даже не просьбе, а слезливой мольбе, сделает своё доброе дело, очистит нас от воров, грабителей, предателей. Пройдёт время, и мы забудем о его добрых делах. Хуже того, нечистая сила будет проклинать его как палача, убийцу, губителя всего святого, и ещё хуже: мы им будем подпевать и поддакивать в их гадких делах. Так что, будем звать Сталина?

— Я завсегда был за Сталина! — твёрдо высказался дед, и в голосе его была обида за того, с чьим именем он строил колхоз, шёл в атаки, восстанавливал израненное войной государство. Звучала и уверенность в их общем деле, уверенность, что и другие, кому дорога страна, не предали Сталина, не предали его идеи, которые сейчас затоптаны, оплёваны, но оживут и будут опять звать народ на подвиги. Вернутся тогда и счастье, и радость к народу, и почувствует он себя вновь хозяином страны, её защитником.

— Народу как плохо не жилось, а он завсегда защищал свою страну, — дед Матвей в прищуре всё повидавших глаз, как в фокусе, собрал всю свою жизнь, напряг память. — Кода тута зверствовал Колчак с чехами, потом всяки разны банды шлындали, и тода народ знал, куда ему идти. Наболело у ево на душе за всё время, пока над им изгалялись все, кому не лень — и помещики, и богатеи, зализанный писарчук и тот казал над мужиком свою брезгливость. Вот так жили.

— А сейчас живём не так? — краснота щёк выдала возмущение Сергея.

— Ну, не совсем так. Никто, вроде, не издеватся, не убиват…

— И всё равно дальше порога не пускает власть своего кормильца-мужика. А при случае обдерёт его как липку. Вот так мы живём.

— С деньгами-то как быть? — вернулся к прежнему разговору дед. — Отдавать всё равно надобно, коль договор был.

— Нет их у меня. И взять неоткуда. Вот такой расклад.

— Как быть?

— Подержи арбуз!

— Какой арбуз? — не понял дед.

— Такой. Подаст в суд, опишут и заберут всё под метёлку.

Дед долго жевал губы, мычал под нос, а потом спросил:

— Слухай, Серёга, ты не знашь, сколь дадут за мою халупу? Пять этих дадут?

— Понятия не имею, — отозвался Сергей, не придав значения вопросу. — Я за всё пол-лимона уже вбухал, а толку мало — и печи нет, и сплю на голом полу, и ем на приступочках.

— Продавай мою, забирай деньги себе, а я, сколь смогу, поживу в твоей бане. Какая мне разница, где помирать! Лишь бы не на улице, чтобы собаки не грызли. На похороны деньги я припас, тратиться тебе не надо. Одежонка тоже есть.

Конец ознакомительного фрагмента.