Дипломная работа

Василий Панфилов, 2021

Жизнь молодого русского государства, складывающаяся там, где не так давно были владения Сесиля Родса! Политика и дуэли, опасные приключения, спасение из британской неволи африканских королев и подготовка к новой войне! Книга содержит нецензурную брань.

Первая глава

Вынырнув, я ухватился левой рукой за просмоленный борт баркаса, проведя правой по волосам и лицу, стряхивая стекающую солёную влагу.

— Да погодь, — отмахиваюсь от Саньки с его непрошенным помоганием, — ишшо поныряю. Так тока… передых небольшой.

— Эк тебя разобрало, — хмыкнул брат, свешиваясь с развалистого низкого борта над морской зыбью и разглядывая ползающих по дну членистоногих тварей.

Не отвечая ему, потянулся всем телом, и не отцепляясь от борта, вытянулся стрункой на поверхности воды. В голове нет никаких мыслей, даже и самых ленивых. Только безмятежный покой, счастье и смутные образы чего-то неведомого, но очень и очень хорошего. Отпуск!

Вырвались из-под Парижа всего-то на несколько дней, и Божечки… какое же это счастье! Никто не дудит в уши, не требуется ничего срочно решать, думать, планировать, отвечать…

Всё-таки рановато я на самые верха влез, ноша не для неокрепшего хребта! Но вышло как вышло, чего уж теперича…

Прогнав ненужные мысли, снова ныряю и скольжу под водой, пока в груди не заканчивается воздух. А потом ещё и ещё… с неизбывным восторгом наблюдая за бытием жителей морского дна.

— Ф-фу! — отфыркиваюсь, вынырнув в десятке сажен от баркаса, отдыхиваюсь малость и воплю пронзительно:

— Айдайте в пятнашки!

Короткая заминка, и Санька, скинув белую просоленную рубаху, шумно сиганул в воду, а за ним Тома́, Илья с Адамусем и Корнелиус.

И где тот мальчишка, что сцался от самой близости большой воды?! Скажешь кому, так не поверят даже и те, учильщики херовы! Вон, чисто дельфин голожопый, будто и родился на море, с жабрами притом. Этьен марселец, а и то… кракозябра инвалидная по сравнению с Санькой!

Наплававшись до одури, нахлебавшись солёной воды чуть ли даже и не через задницу, влезли наконец на баркас, не обращая внимания на ухмылочки капитана. А и то! Обращать на каждого внимание, да объяснялки объяснять… языка и терпёжу не хватит!

Отпуск у нас! Небось если бы сам провёл этак с полгодика, почахнув над бумагами, да с нашей ответственностью, так… а, да что там говорить! Пусть хоть обухмыляется, морда небритая.

— Рубаху натяни, — забубнил Санька заботливо, тут же запутавшись в вороте, — не то облезешь, — я вот уже малость подгорел.

— Агась… — накидываю просторную одёжку сильно навырост и растягиваюсь под полотном, натянутым над баркасом. В Марселе уже лето, несмотря на весну по календарю, а денёк… чудо!

Водичка ещё не так, чтобы и вовсе уж тёплая, ну так нам, северянам, самое то! Не жарко ещё, ветра почти нет, и солнечные зайчики прыгают на морской зыби, играясь в классики.

Тома́ сидит рядышком, с видом настолько самодовольным, что хочется сделать что-нибудь пакостное…

… но лень. Да и пусть! Вытащил нас марселец в родной город, и пусть… пусть в первую голову для своих целей! С роднёй там повидаться, перед друзьями и недругами детскими похвастаться… что ж плохого-то?

Я вот перерос гармошку да сапоги лаковые, ан нет-нет, да и мелькнёт иногда что-то этакое… смутное. Сам толком не понимаю, но вот ей-ей — жалко малясь, что так и не прошёлся!

И вижу ведь, что куда как больше достиг… ан нет, не то! Школа, помощь землякам с переездом, это всё да, а вот сапог и гармошки, да вовремя — не было! Не то чтобы и грызёт, но чешется порой, н-да…

Отлежавшись, без особой охоты надулись водой. Оно вроде как и не сильно хотца, но по Одессе знаю уже, что — надо! Удара солнечного, может и не будет, а тошнотики лёгкие — запросто.

Потом прямо на судне ели молодой сыр со свежим хлебом и копчёной рыбой, да с лучком, чесночком и разбавленным вином прошлого урожая. Лепота!

Разнежившись и набив брюхо до выпяченного барабана, я с сонной ленью смотрел, как Адамусь с Корнелиусом делят забортный ящик со стеклянным дном, наблюдая за морскими гадами. Стоим на мелководье, вода чистая, и так вот, когда не мешает рябь и солнечные блики, видно очень хорошо! Естествоиспытатели, ети…

Тома́ наблюдал за ними снисходительно, ровно как они за гадами, и выбрав момент, когда Адамусь с Корнелиусом перестали наконец пхаться, вытащил дыхательный аппарат Флюсса^[2] с видом доброго волшебника.

— Ети… — выдохнул Адамусь восхищённо, разом ухватив суть как опытный механик и человек, помотавшийся по свету, — ну-ка…

— Погодь! — осадил его Санька, — Руки! Руки, кому я сказал! дай человеку объяснить, куда поперёк лезешь!

— А… ну да, — Ивашкевич, хмыкнув смущённо, даже убрал руки за спину, заалев ушами.

Тома́, как и полагается человеку, некоторым образом причастному к великому Племени Инженеров, подробно объяснил — что, как… и чего — ну ни в коем случае!

— Ага, ага… — кивал Адамусь, сглатывая и косясь на нас с такой мольбой, что… да пусть его! Успеем ещё напробоваться.

Несмотря на все свои хотения и порывы, литвин понимает за технику безопасности, плавая только возле баркаса и так, чтоб если вдруг что, так и сразу! Мы с не меньшим интересом наблюдаем за его лягушачьими дрыганьями, живо и со смухуёчками обсуждая оные. Даже и капитан, презрев свои фанаберии, устроился, как бы невзначай, на перекур с того самого — нужного борта, косясь одним глазом в воду.

Наконец, покосившись нетерпеливо на вытащенные часы, Санька постучал по железному котлу, зачем-то опустив его край в море. Вид нарочито деловитый, то бишь человек не просто торопит, желая поиграть в свою очередь, а сугубо по делу и вообще… переживает! Ибо, а вдруг?

— Ох ты ж Боже… — только и сказал Адамусь, будучи вытащенным на баркас, — там так…

Он всё разводил руками и пучил глаза, пытаясь выразить невыразимое, но мы — поняли! Капитан, какой-то там очень дальний и непрямой родич Тома́, и то весь задумался, пытаясь, наверное, переложить в заскорузлой голове пользу от этой игрушки сугубо для себя.

Я, как и положено командиру в таком развлекательном деле, нырял самый последний. Слыша своё сиплое дыхание, скользил под водой, дыша невкусным воздухом, и как-то всё было…

… неправильно.

— Здорово! — не совсем искренне сказал Этьену, снимая маску, но в голове уже крутилось… всякое. Не знаю пока, как именно, но точно знаю — можно лучше!

Не было единения со стихией, как в воздухе, и вообще — сильно не факт, что в прошлой жизни я как-то причащался моря и…

" — Дайвинга"

Ага, его самого! Но всё равно, в голове начало вертеться изобретательство. Видимость плохая, и вообще…

… как то интересно это совмещается — морская авиация, которой пока нет, с аппаратами для подводного дыхания, которые как бы тоже… Хм, не знаю пока, как именно, но на всякий случай…

… сделаю вид совершенно незаинтересованный! Вот чует моя чуйка, что здесь должна быть секретность больше меня самого!

Вечером, сидя под навесом, болтали о всяком и никогда о работе, косясь одним глазом на рыбаков, взявшихся творить для нас настоящий марсельский буйабес. Тот-кто-внутри кивает одобрительно, видя костистую рыбку расскас, необходимую для навара, морских коньков, крылатку-зебру и прочие аутентичные компоненты, без обману!

Пахнет всё сильней и вкусней… и вот уже один из рыбаков застучал по котлу, созывая на обед. Ели все вместе, не слишком соблюдая этикет, перешучиваясь и причавкивая. Как раньше… как когда-то в Одессе, с поправкой на колорит. Если не знать, что простых людей среди них…

… нет.

Вон тот босоногий сивоусый усач, подмигивающий и травящий сальные анекдоты — один из заместителей мэра, а упитанный крепыш"Папаша Жюно" — известный (но хрен докажете!) контрабандист. Но…

… никаких разговоров о делах! Хоть так…

* * *

— Не знаю, што и делать, — делился проблемами Матвеев, прибывший в Ле-Бурже сразу после нашего прилёта из Марселя, — хучь плачь! Оглоблей скоро офицерьё гонять буду, ей-ей!

— Да вон… — коммандер мотнул головой, — хоть у Анатолия спроси! Уж на што человек выдержанный, а и то звереть начал.

— Евграф Ильич несколько утрирует ситуацию, — блеснул пенсне Луначарский, — но ситуация и правда нездоровая. Право слово, какая-то дурная самодеятельная театральщина! Оторопь берёт иногда, настолько всё странно и…

— Мстюны! — прикусив пустую трубку, рявкнул Матвеев, перебивая моего помощника, — А што?! Так и есть! Разобиделись вон… на всё, по их мнению плохое и етот… как там бишь?

— Крестовый поход, — подсказал Толик.

— А… он самый! — благодарно кивнул военный атташе, — Ходют и ходют… тьфу! И главное, ета… самодеятельность! Перемкнуло што-то в головёнках, набриолиненных на прямой пробор, так што я даже и просчитать не возьмусь, как и когда оно выстрелит.

— Выстрелит, это не так уж и… — начал было я, прикидывая ситуацию.

— Образно! — рявкнул коммандер, — Этих, с голубыми кровями, будто под хвостом наскипидарили! Глаза выпученные и вою много, а што, как, где…

Матвеев раздражённо пожал плечами и крепче вцепился зубами в изрядно погрызенный мундштук.

— Ага… — сказал я озадаченно, переглядываясь с Санькой, — То есть хоть стрельба, хоть провокация, а хоть бы… вообще что угодно?

— Угу, — промычал коммандер.

— Русские кантоны и иже с ними, как образ врага, — пояснил спокойно Анатолий, — это уже идеология. Ещё не государственная, но поощряемая властями. А Егор де-факто — Враг Номер Один.

— Ебическая сила, — выдохнул Санька.

— Эпическая? — вопросительно поправил Луначарский, не тая улыбку. Признавая таланты Чижа, он всё тщится сделать из него человека интеллигентного…

… но это же Санька! Мне даже интересно, кто там кого в этой битве интеллигентской придури и деревенского невежества переборет. Брат не дурак, но иногда баранится просто потому шта!

— Не… — мотанул головой брат, — ебическая!

— Во-во! — кивнул коммандер, — Выдрать с корнем эту заразу, ликвидировав ково-то одново, хер выйдет!

— А может… — Санька замер сусликом, не сразу отмерев, — не будем резать хвост по частям, а?!

Видя наше непонимание, он зачастил:

— Навстречу ударим! Егор, ты сам ведь говорил, что Париж в настоящее время исчерпал себе, а?! Если уж лезут сами, то может, сыграем мал-мала в поддавки, и прогнёмся там и тогда, где нам и надо?

— Ага… — подскочив, я зашагал по кабинету, — то бишь играем в поддавки так, что меня как бы выпихивают из Парижа… или вообще в глушь?

— В глушь, — закивал Матвеев, знакомый с моими планами и хотелками, — но формально! Как его… штобы все понимали, что если формально ты где-то што-то… то виноват и не ты, а эти… голубых кровей. Обидочка штоб у добрых французов осталась, на недобрых царёвых выкормышей. А к тебе — полное сочувствие и понимание.

— А потянем? — интересуюсь у военного атташе.

— Угум, — сжав трубку, он кивает болванчиком, — легко! Они же дуриком… не так, штобы агенты или што, а так… вавка в голове и высокие идеалы Самодержавия и крепостничества. Сколько их, белой кости, в Париже? Не одна тыща, так?

— Поболее десяти, — отвечаю уверенно, — и это если совсем белой. С разночинцами так и за двадцать будет, мне кажется.

— Неужто из этих тыщ нужных нам дуриков не подберём?! — вдохновляется моими словами коммандер.

— Недооценка противника… — начал занудно Анатолий.

— Оцениваем мы их как должно, — отмахнулся Матвеев, — не боись! Страховка с подстраховкой и планы на все случаи составим! Мы ж Егора не как живца, а как бы! Чем ждать и терпеть, подготовим несколько этих… сценариев, и по надобности и сыграем, а?!

Примечания

2

В 1878 Генри Флюсс изобрёл первый удачный (сравнительно) подводный аппарат с замкнутой системой дыхания.