Дипломная работа

Василий Панфилов, 2021

Жизнь молодого русского государства, складывающаяся там, где не так давно были владения Сесиля Родса! Политика и дуэли, опасные приключения, спасение из британской неволи африканских королев и подготовка к новой войне! Книга содержит нецензурную брань.

Пятая глава

— Права и свободы… — выдохнул я, сминая газетную страницу в тугой комок. А потом ещё, ещё…

— Гхм! — глухо кашлянул Матвеев, не вынимая изо рта пустую трубку, — Не злись, Егор! Понятно, што Дума эта будет чем-то… а, опереточным! Но хоть штой-то, понимаешь? Кака-никака, а трибуна люду.

— Трибуна… — усмехаюсь и бросаю комканную газету в корзину для бумаг, — Сколько красивых слов, а толку?!

— Ты, Егорушка, и вправду не понимаешь… хм, — отложив трубку, Матвеев посмотрел на меня с видом учителя, взирающего на нерадивого тупоумного ученика.

— Да всё я понимаю! — взрываюсь криком.

— Хрена! — заорал коммандер в ответ, лупанув кулаком по столу, — Обидели ребёночка, не дали все пряники на ярмарке! Так?! Думал, вот так сразу тебе, на блюде всё? А шиш!

Он ткнул мне под нос увесистый кукиш с толстым желтоватым ногтём.

— Вот такой вот, токмо царский! По кусочку, по шажочку, по чуть! — выплёвывал военный атташе, — Зубами выгрызать права и свободы будем… кровью поливать! Свой ли, царёвой ли… внял?!

— Дума ему не понравилась, ишь! — вскочив со стула, Матвеев закружил по своему кабинету, как хищник в клетке, — Мне может тоже не ндравится, а куда деваться? Хоть какая-то трибуна, возможность высказаться! Шажок!

— Власти устроили политический террор! — заорал я в ответ, — И что… вот так вот всё?!

— Да! — развернулся коммандер на пятках, обжигая яростным взглядом, — Так! Смягчение приговоров, помилование, и давление, давление, давление… Выгрызать будем, шантажировать, покупать чиновников, продавать, красть!

— Ам-нис-ти-я! — нависнув надо мной, проговорил военный атташе, — Большая часть восставших… понимаешь? Большая! Ты хоть понимаешь, какая это победа? И это сделали мы! И народ знает… будет знать о нас, а не о царской милости!

— Столько слов Лубе наговорил… — меня начало отпускать, и настроение из яростного стало пасмурно-дождливым, чуть не до слёз.

— Ему по должности положено, — усмехнулся Матвеев угрюмо, — да и што… думаешь, вот прям такой туз козырный в руках у тя был? Шиш! Залупы еврейской кусок!

— Французам не хотелось нагнетания, — почти спокойно сказал военный атташе, усаживаясь на стул, — и всего-то! Можно сказать, с учётом имеющегося, нам навстречу пошли.

— Аванец выдали? — сощуриваюсь хмуро.

— Ево, — невозмутимо кивнул собеседник, — и я чевой-то не пойму, ты чево жалуисся? Хотел из Парижу в Африку, и пожалста! Со всем уважением и реверансами! С выгодами! Скажешь, нет?

— Прав ты, Ильич, — откипятился я окончательно, — со всех сторон прав. Но…

— Ясно-понятно, — кивнул он, не дождавшись продолжения, — хотелось всево и сразу, так? Да в уши небось надудели так, што вот прям все блага земные за обещание не скандалить больше господ российских помещиков?

— Оно, — выдыхаю тяжко, — Так-то оно понимаешь, сильно опосля уже, што ничего такого экстраординарного и не пообещали, а всё тоже, што им негоже, просто в обёртке покрасивше. Да… а всё равно кажется, што не по букве, а по духу должно́, по картинке, перед глазами нарисованной.

— Эт да, — крякнул Матвеев, — здесь ты опростоволосился… Цыц! Я тя не виню, Лубе сладкоречив, недаром эвона куда влез! Што я, сам, што ли… За ручку ухватит и держит, яко парень девицу, а? Да улыбка, морщинки лучиками, да словеса подбирает — куда там сказительницам! Ну што, отошёл?

— Отошёл, — навалилась апатия.

— Ты, Егор, вот што подумай, — усмехнулся военный атташе, набивая табаком трубку, — Скока времени прошло с начала англо-бурской? Ась?! А скока сделано?

— Государство русское, — начал он загибать пальцы, — да с союзниками какими-никакими!

— Хреновыми! Говно на палочке, а не союзники!

— Ясен-красен! — кивнул он спокойно, тая под усами усмешечку, — Когда это союзники другими бывали, при наличии хоть каково умишки? Эт только у нас цари-батюшки за одобрение европейское кровушкой русской любой пожар норовили залить, да не жалеючи! В Европах такие дурни давно уж перевелись!

— На волоске Кантоны висят, — перекосившись, делюсь наболевшим, — Я, веришь ли, даже союзникам из буров не вполне доверяю, так-то!

— А-а… — протянул Матвеев, — слона-то^[9] ты и не приметил! Вот…

Подчеркнул ногтём нужные строки, он протянул мне документ.

— Так… облегчение визового режима для… представителей крестьянского и мещанского сословия?!

Голос у меня сорвался на фальцет, и Ильич кивал с улыбкой кота, довольного злой шкодой.

— С ба-альшими оговорочками, — ехидно протянул он, — Ну то есть так они думают! А на деле — вона… чти далее!

— Так, так… а! При наличии родственников и… гарантии финансовой поддержки?! — я неверяще уставился на Матвеева, расплываясь в улыбке, — это же…

— Да! — он пыхнул дымком, — Эти-то… псы царские, по себе людей судят! Им же всё дай да дай… а слова"На"они и знать не знают! Нет у них понимания християнской души, у сук етаких!

— Это ещё сильно не свободный выезд, — кусаю губы, норовящие растянуться, — но уже куда как…

— Надолго ли? — перебил коммандер мой восторг, — Сам понимать должон, не мальчик! Полгода, много год, и опомнятся суки, прикроют калиточку! А до тех нужно вытащить как можно больше народишку, да порукастей и поголовастей!

— Это кто ж такой яйцеголовый такую казуистику юридическую в договор завернул? — восхитился я, перечитывая ещё раз сложнозавёрнутые строки, — Яйцеголовый, это…

— Да понял, — перебил усмешливо Матвеев, — яйцеголовый, ишь… Он и правда… хм, лысенький да головастый. Яйцеголовый, ха! Ульянов! Ну, тот…

— Помню, как не помнить!

— Ну вот, — военный атташе окутался табашным дымом, — не один он, ясно-понятно! Вся фракция… точнее, там вся закавыка была не в том даже, што придумать, а в том, што пропихнуть! А у этих дружки-приятели университетские да гимназические, ну и это… сочувствующие нашлись. Впихнули каким-то… хм, боком.

— Хитро… а мы?

— Навстречу пошли, чево ж ещё, — пожал плечами Матвеев, — Раз уж такие ушлые, пусть политической деятельностью в Кантонах занимаются.

— Хм…

— Чево не так? — уставился на меня коммандер.

— Да так… сам не пойму! Вертится в голове што-то, а уцепить мыслю́ ногтями никак не выходит.

— А… бывает. Так што, не против?

— Да с чево бы? — удивился я, — Дельные вроде! Так посмотришь, чистоплюи интеллигентские, а в летнем восстании знатно отметились. Бурш, а?! Единственное — марксистов у нас многовато становится, их бы разбавить, а?

— Разбавить, говоришь? — Матвеев чуть задумался, — Всякой твари по паре в Кантоны запустить?

— Вроде того. Облегчим визовый режим всяким там… активистам. Штоб перекосов не было в левую политику.

— Хм…

— Я хоть и социалист, — поясняю свою точку зрения, — но считаю, што в государстве должны быть представлены все точки зрения, так как-то. Здоровее общество будет. Ну и до кучи — люди образованные, да с убеждениями, глядишь, а и потянутся! Да и спокойней будет для союзников, сам понимаешь! Для янки социализм — нож острый, да и германцы не так, штобы вовсе доброжелательно!

— Кхе! — подавился дымком военный атташе, — С этой стороны я на проблему не глядел!

— Кхм… Ильич, а чево ты мне сразу текст договора не ткнул? — опомнился я, — Орали тут, как два лося во время гона…

— А ты дал? — удивился он, — Зашёл с газетой, скомкал её, и ну истерику устраивать! Вот я и не сразу опомнился, да и сам на взводе, чего уж греха таить. Ну, выорался?

— Угум.

— Когда отъезжаешь? Да не гоню! Но и сам должо́н понимать, што не стоит тебе задерживаться в Париже.

— Ну… дня три, — прикинул я, — Дела в Ле-Бурже и посольстве сдать, потом банкет в посольстве по случаю отъезда, банкет… да хоть в Клозери́ де Лила́, уже как частное лицо. И… всё пожалуй. А нет! В Ле-Бурже с сотрудниками надо будет, и… вот теперь — точно всё!

— Три дня? — Матвеев склонил голову набок, — Не мало?

— В натяг, но хватит. В посольстве Луначарского сходу на своё место натаскивать стал, так он без раскачки потянет. В Ле-Бурже я де-факто главный конструктор, а идей и идеек, запатентованных… помню, помню, — предупредил я очевидный вопрос, — на два года вперёд накидал. Ну и так, в последние пару месяцев почти всё управление на замов свалил.

— Банкет в посольстве на себя возьму, — военный атташе сделал у себя в бумагах пометку, — здесь не переживай. Клозери́ де Лила́… а вот здесь, пожалуйста, с временем поточней определись!

— Думаешь, будут провокации?

— Будут или нет, — пожал плечами Ильич, — но ведь возможны? Рассадим там с полдюжины наших, и… Ты как смотришь на то, чтобы катакомбную братию пригласить?

— Активистов?

— Только за! Хорошие парни, чего ж не пригласить?

— Ну и славно… — Матвеев сделал пометки в ежедневнике, — всё?

— Да пожалуй, што и да, — киваю задумчиво, — привязанности в Париже у меня есть, но они не вполне… хм, сердешные. Обойдутся!

— Да! — остановил он меня у дверей, — Анатолий сейчас пробивает возможность помогать жертвам политических репрессий в Империи, ты как?

— В деле! А конкретней?

— А чорт его знает, — пожал Матвеев широкими плечами, — я же говорю — пробивает! Но не как раньше, окольными путями через пятые руки, а предварительно через официальные организации.

— Думу? — оживился я, — Это было б здорово! Сразу своих людей прорекламировать можно было б!

— Через Думу, через Красный Крест, может ещё чево. Как выйдет.

— Лишь бы вышло! — трижды сплюнув, трижды стучу по косяку двери, — Народу поддержка нужна, да и живая пропаганды выйдет. Думаешь, не запретят с помоганием?

— Не попробуем, не узнаем, — философски отозвался коммандер.

* * *

Бурлящая толпа художников, поэтов, писателей и тех, кто мнит себя таковыми, в Клозери́ де Лила́ сегодня как никогда велика и…

… именита, если можно так сказать о людях творческих, многим из которых признание приходит после смерти. Все друг друга знают если не лично, то как минимум имеют общих друзей и знакомых, а потому нравы самые непринуждённые.

Суфражистки, встряхивающие руку по-мужски энергично и тут же — утончённые дамы, и рядом — музы… иногда очень сомнительных, а порой и недвусмысленных моральных качеств и…

… профессий. Гетеры. Дамы полусвета. Содержанки. И многие, чорт побери, талантливы!

Но ничуть не меньше истеричек, мнящих о себе пустеньких творческих личностей, мстительных и подлых. Разные, очень разные.

Мужчины… тоже разные, и порой хочется вымыть руки, но…

… гляжу на Гийома и Жида, на Пруста, вспоминаю поведение"боевых пидорасов"в Порт-Саиде и… пусть их живут как хотят. Есть друзья, враги и все остальные, а какого они пола, возраста, религиозных и иных предпочтений — плевать.

Много социалистов, в том числе и русских. Знакомлюсь наконец с Ульяновым, но по недостатку времени походя, только и успел пригласить его в Кантоны и Дурбан, обещая самоё искреннее гостеприимство. А жена у него да… штучка! Правда, несколько неухоженная, ну да это почему-то общая черта для многих революционерок.

Пабло расстроен искренне, от всей души, как это бывает у южан. Не самые глубокие моральные принципы у человека, но друг он хороший и искренний.

— Тяжко бедняжке, — отшучиваюсь от набившего оскомину вопроса, прилетевшего из толпы, и снова — рукопожатия, объятия, поцелуи, искренние и не очень слёзы.

Причина моего отъезда хранится как бы в тайне, но это же Франция! Знают далеко не всё, но что уезжаю я потому, что на Лубе надавили Романовы, уже просочилось, притом из источников, близких Французскому правительству.

Отмалчиваюсь и отшучиваюсь, подтверждая подозрения.

— Друзья, друзья! — перекрикиваю гам, — Я очень рад, что все вы здесь собрались проводить меня! Думается, встречаемся мы с вами не последний раз, и возможно, не только в Париже! Жду вас в Дурбане! А сейчас…

Оборачиваюсь и киваю Саньке с приятелями музыкантами, и…

— Дайте мне номер-люкс в Гранд-отеле Ритц^[10] —

Я этого не хочу,

Драгоценности от Картье —

Мне этого не хочется.

Дайте мне экипаж —

Что мне с ним делать?

Папалапапапа

Подарите мне персонал —

Что мне с ним делать?

Небольшой замок в Невшатель —

Это не для меня.

Подарите мне Эйфелеву башню —

Что мне с ней делать?

https://www.youtube.com/watch?v=qIMGuSZbmFI

Я хочу любви, радости,

Хорошего настроения,

И ваши деньги

Меня не осчастливят.

Я хочу умереть с чистой совестью.

Так, давайте, я вам открою мою свободу,

Забудьте, в таком случае, ваши стереотипы.

Добро пожаловать в мою реальность.

Мне надоели ваши хорошие манеры,

Это слишком для меня.

Я ем руками,

И я такой, какой есть.

Я громко говорю и я откровенен,

Извините меня.

Кончено лицемерие, я сваливаю отсюда

Мне надоело слышать шаблонные речи.

Посмотрите на меня!

В любом случае, я на вас не сержусь.

Я вот такой, какой есть

Я вот такой, какой есть

Я хочу любви, радости,

Хорошего настроения

И ваши деньги

Меня не осчастливят!

Я хочу умереть с чистой совестью.

Так давайте, откроем мою свободу,

Забудьте в таком случае ваши стереотипы

Добро пожаловать в мою реальность.

Я хочу любви, радости,

Хорошего настроения

И ваши деньги

Меня не осчастливят

Я хочу умереть с чистой совестью.

Так давайте, откроем мою свободу,

Забудьте в таком случае ваши стереотипы

Добро пожаловать в мою реальность.

… уже садясь на пароход, слегка нетрезвый и провожаемый едва ли не всеми гостями, я заметил чуть в стороне от толпы Евгению Константиновну…

… с детской коляской…

Примечания

9

"Слона не приметил"из басни Крылова, то есть не заметил самого важного.

10

ZAZ — Je veux (Live). Автор перевода — Elena Decat. От меня — ма-аленькие переделки с поправкой на пол (певица женщина) и время.