Садовник

Василий Дмитриевич Гавриленко, 2020

1907 год. Лондон потрясает серия убийств. Некто расправляется с юными девушками и создает из их тел инсталляции в виде цветов.Полиция бессильна, а великий сыщик Шерлок Холмс погиб шестнадцать лет назад. Инспектор Грег Лестрейд обращается за помощью к единственному человеку, который, по его мнению, способен остановить изувера.Этого человека зовут Джон Хэмиш Ватсон.В погоне за Садовником доктор погрузится на дно Лондона. Его ждут улицы, на которых голодные дети предлагают себя извращенцам; пропахшие рыбой доки Сохо; бордели Уайтчепела и театры ужасов.

9

Мистер Джоуи Тернер преподавал английскую литературу в Школе Святого Павла для девочек. Дорога до Хаммерсмита заняла немало времени и я сильно нервничал, сидя в такси. Когда машина, наконец, остановилась у классического английского особняка из красного обожженного кирпича, часы на городской ратуше пробили шесть.

В холле я столкнулся с чопорного вида пожилой леди, которая оказалась директрисой школы. На мой вопрос о Джоуи Тернере она ненадолго задумалась, вспоминая, затем сказала, что да, такой преподаватель у них, действительно, работает.

В классах между тем шли занятия и мне пришлось около часа ждать, когда мистер Тернер закончит урок.

Пребывание под сводами одной из старейших школ Британии показалось мне достаточно утомительным: целый час сидеть на лавочке в холле, разглядывая портреты выдающихся деятелей Королевства — не самое приятное и, тем более, не самое плодотворное занятие. Конечно, я мог подождать на улице, ведь прямо напротив Школы Святого Павла, как известно, находится парк Брук Грин с многочисленными лавочками под столетними вязами. Однако, я боялся, что Тернер улизнет от меня и поэтому терпеливо ждал, слушая доносящиеся из аудиторий монотонные голоса учителей и звонкие ответы учениц.

В старомодном сюртуке из затрапезной ткани, в круглых очках и в брюках со следами мела в районе карманов, мистер Тернер был похож на классического английского учителя, живущего на одиннадцать шиллингов и шесть пенсов в день. Ему была присуща робость и суетливость небогатого человека, который всегда ожидает неприятностей.

Симпатичный, еще совсем не старый, мистер Тернер производил впечатление интеллигентного и, в целом, приятного человека.

— Сэр, мадам директриса сказала, вы хотели меня видеть? — робким голосом осведомился он.

Я рассказал мистеру Тернеру о преступлениях, о расследовании, о постоянных посетителях отделения французской поэзии Лондонской национальной библиотеки.

Учитель слушал, не перебивая, но на лице его застыла маска ужаса.

— Сэр, — выдохнул он, когда я умолк. — Вы считаете, что я убил девочек?!

Его глаза расширились и напоминали мячи для гольфа, выглядывающие из лунок.

— Я отдал пять лет жизни британской школе, сэр, — горячо заговорил Тернер. — Я верой и правдой служил образованию, и всегда относился к своим ученицам с почтением. Я — человек старой закалки, сэр!

Он нахохлился, сжался и стал похож на выпавшего из гнезда вороненка, который не знает, куда подевалась его мать. Глаза Тернера вдруг наполнились слезами, и я понял, в чем состоит основная трудность работы детектива.

— Сэр, но я ведь ни в чем не обвиняю вас, — растерянно проговорил я. — Это стандартная, ничего не значащая проверка.

— Я понимаю, — он потянулся к карману за носовым платком, но не донес руку до цели и вытер глаза рукавом сюртука. — И все же, мне обидно. Какова плата за усердную работу!

Опасаясь, что раскисшего учителя увидят директриса, коллеги или ученицы, что может создать ему определенные проблемы, я предложил Тернеру продолжить разговор на улице. Мы вышли из ворот школы и, пройдя несколько шагов по липовой аллее парка Брук Грин, примостились на лавочке.

Я спросил, давно ли мистер Тернер посещал Лондонскую библиотеку. Он сказал, что был там вчера днем, в том числе, некоторое время посидел в отделении французской поэзии. На мой вопрос, был ли кто-нибудь в зале, он ответил, что никого не видел. Фотография Ирэн Вулф ему тоже ровным счетом ни о чем не говорила.

— Мистер Тернер, не обучается ли в вашем классе девочка по имени Розамунд?

— Нет, сэр, девочек с таким именем в моем классе нет. И в школе тоже, насколько мне известно.

— А Эмбер?

— Эмбер тоже нет. У нас все больше Алисы, Катрин и Елизаветы. Я могу идти, сэр?

Я кивнул. Он поднялся с лавочки и, слегка сгорбившись, пошел по аллее. Мне было жалко его, но платок-то из кармана он так и не достал. Впрочем, как и месье Леруа. Кроме того, я чувствовал, что в разговоре с учителем была некая деталь, которую я упустил, деталь, из которой Холмс наверняка бы сделал правильный вывод. Но я, к великому моему разочарованию, не мог этого сделать.

Я сидел на лавочке под фонарем в полном одиночестве. В голове моей, подобно жукам, летающим вокруг фонаря, летали и гудели вопросы, ответов на которые я не знал.

Между тем, у нас остался только один любитель современной французской поэзии — мистер Уэйн Холидей. Вот только посетить этого господина сегодня не удастся, так как он проживает в пригороде Лондона.

Тем не менее, я не собирался сидеть сложа руки. Мы потеряли уже двух девушек, и отдавать Садовнику еще одну было выше моих сил.

Я поднялся, быстрым шагом вышел из парка и направился по тротуару вдоль Кейтнесс-роуд, отыскивая глазами телефонную будку.

Помню, какой стоял шум в газетах, когда в 1903 году в Холборне установили первый в Лондоне пэйфон². Этот красный домик в прессе называли знамением новой эры.

Журналисты оказались правы: через какие-то четыре года телефонные будки можно встретить в Лондоне едва ли не на каждой улице. Бросив в щель монету, я попросил телефонистку соединить меня со Скотленд-Ярдом. Сквозь шум атмосферных помех до меня донесся голос Лестрейда, сообщивший, что в бильярдном клубе полностью подтвердили алиби Леруа.

Я повесил трубку на рычаг и вышел из будки. Инспектору соврали в «Гриндере»: в день совершения убийства Леруа в клубе не было.

Поймав такси, я направился в Пимлико.

Примечания

2

Так называли первые таксофоны. От английского глагола pay — платить.