Позывной «Ярила». Операция «Архив»

Валерий Лобков

«Операция «Архив» является продолжением романа«Позывной «Ярила». После присвоениязвания Герой России Вадиму Ярилову, в его жизни мало что изменилось: онпродолжает службу в спецназе ГРУ ВС России. Теперь он и его товарищи по оружиюпротивостоят не только только местным«борцам за независимость», но и разведкам западных стран, которые охотятся засекретной документацией новейшей РЛС.

Глава 6

Новое утро выдалось ясным, солнечным и безветренным. На завтрак, в огромной сковороде Кирилл приготовил яичницу с зеленым луком на сале для троих из двенадцати яиц. Больше всех стряпню Кирилла хвалил Кузьмич, запивая её кофем из литровой кружки. Судя по поведению, он был из «графьев»: растворимый кофе, который пила молодежь — не признавал, считал его суррогатом и подделкой. В знак благодарности за завтрак, Кузьмич вызвался убрать со стола и вымыть посуду.

Благодатная погода расслабляла и требовала похода на речку, под ласковое сентябрьское солнышко с пивком и вялеными карасями. Но Вадиму с Кириллом было не до этого. Боевая труба уже пела, не переставая, призывая к немедленной отправке в боевой поход. Надо было только проанализировать, вчера полученную информацию и сделать соответствующие выводы. На завтра они запланировали первую встречу с Имкой — Пеле. С Имраном Муштаговым.

А выводы напрашивались сами — собой: с Имкой можно и нужно говорить! В принципе — ничего нового, глобального Толик вчера им не поведал. Основные вехи биографии Имрана они знали из инструктажа полковника Кудинова.

Но товарищ Вадима дополнил и оживил сухие сведения из анкеты и дал возможность разглядеть в абстрактном Имке — футболисте конкретного, одушевленного человека. Со всеми его достоинствами и недостатками, с его нынешними симпатиями к происходящему на Кавказе и особенностями характера. Одним словом — они созрели для личной встречи и контакта на его территории.. В монстра и бородатого борца «за свободу Северного Кавказа», товарищ детства Вадима, не превратился, поборником ваххабизма он не стал.

Кузьмич, узнав о их «целях» приезда в станицу, взялся помочь им в выходе на руководство, недавно вновь начавшего работу, старого винного завода. Дело в том, что родной брат покойной жены — Ксении Павловны, всю свою сознательную жизнь проработал главным технологом на данном предприятии. Сейчас он находился на заслуженной пенсии, но связи с бывшими сослуживцами и нынешним руководством завода поддерживал. Легенда, объясняющая их прибытие в Слепцовскую, получила подтверждение, перестала быть легендой и стала явью.

В полдень, после посещения родственника покойной жены и заслуженного пенсионера, вернулся весьма довольный Кузьмич и сообщил, что тот готов оказать посильную поддержку прибывшим «бизнесменам». Он обязался организовать, в ближайшем будущем, очную встречу руководства винного завода, с приехавшими к Кузьмичу людьми. В свою очередь «бизнесмены»» ясно понимали, что такая встреча состоится только в одном случае: если переговоры с Имраном затянутся, или но будут иметь явных перспектив на положительный исход в будущем. А по большому счету, даже самое дешевое сырье, производимое винным заводом, им было до одного места.

Вечером с ответным визитом на огонек заглянул Толик Мартиросян с двумя бутылками марочного, армянского коньяка «Ани» и торбой со свежими и сушеными фруктами. Как говорят истинные, кавказские мужчины: от нашего стола — вашему столу с искренним уважением. Желания пить перед сном коньяк отсутствовало, но в таких случаях отказ «вашего стола» не возможен в принципе. «Наш стол» может зело обидеться. Кавказ, ведь, дело тоже тонкое!

Стол накрыли за домом, в беседке, густо увитой виноградными лозами. От более существенной закуски дружно отказались. Кузьмич, выпив две рюмки, покинул застолье, сославшись на свои дела. Поговорив о том, о сем и даже не допив нектар из второй бутылки, Толик засобирался домой. Вадим и Кирилл не возражали. Завтра их ожидал непростой день: в разговоре они узнали, что Имка сейчас находится в станице и выезжать никуда не собирается. А это значит, что встречу откладывать на более поздний срок не стоит!

Вадим с Кириллом заканчивали наводить порядок в беседке, когда хлопнула калитка, возвещая о возвращении хозяина — Кузьмича. Присев на лавочку, он закурил вонючую сигарету и с отсутствующим видом стал наблюдать за их хлопотами. Было заметно, что он чем — то сильно озабочен, но расспрашивать его не стали. Надо будет — сам все расскажет. И оказались правы! Докурив, он бросил окурок в банку и приглушив голос до минимума, сообщил:

— Полчаса назад, когда я сидел на завалинке, ко мне подошли два ингуша за тридцать лет возрастом. Для затравки разговора угостили меня дорогой сигаретой, а когда я похвалил их табачок — подарили мне всю, почти полню, пачку. Тары — бары, то да сё, как меня величают, хватает ли мне пенсии на жизнь. Козе понятно, что муму парят, а сами интерес ко мне имеют. Выпить вина предложили. Тот, что пониже, даже в магазин сбегать собрался. Я отказался. Сказал, что по ночам спиртным не балуюсь. Они не настаивали, даже похвалили! Потом про погоду речь завели, посетовали, что август в этом году был дождливым и прохладным. Виноград потому спеть не желает. А потом тот, что повыше, поинтересовался вашими личинами. Кто такие? За каким хреном в станицу приехали? Почему у меня остановились? Может родственники? Я им обстоятельно разъяснил:

— Хлопцы, из самого града Воронежа нагрянули. Торговым промыслом занимаются. Интерес имеют к нашему винному заводу. Коньячный спирт им нужон! А мне они не родня. Один из них, внук моих прежних соседей — Марковых, что на углу проживали. Фамилию его не знаю, поскольку он сын младшей дочки Марковых, а её фамилия по мужу мне не известна. Когда возьму его паспорт для регистрации, буду её знать. А зовут его Вадим. Его отчество для меня тоже темный лес: отца его я не знал, потому что в станице его никогда не видел: — Слушая его, Вадим навострил уши. Кирилл напрягся, как голодный хищник перед убойным прыжком за добычей. Появление любопытных ингушей обоих насторожило, и породило, вполне понятные, опасения. Кузьмичу посоветовали не делать из их приезда тайны, поскольку замыслы их чисты, и скрываться от кого — либо они не собираются.

Укладываясь спать, Вадим сунул пистолет под подушку, предварительно дослав патрон в патронник. Кирилл, глядя на его действия, иронически скривил губы, но подумав и повторно оценив ситуацию, поступил точно также. Более того: перед тем, как выключить освещение — закрыл форточку и наглухо зашторил единственное окно в комнате. Опасения оказались напрасными. Ночь прошла спокойно. Наутро, выпив по большой чашке растворимого кофе, покинули жилище Кузьмича.

Вернувшиеся после депортации в Казахстан ингуши (в том числе и дед Имрана), компактно проживали в поселке, расположенном рядом с железнодорожным вокзалом. Все именовали его незатейливо и «оригинально» — Станционный. От дома Кузьмича до него было километра три. По предложению Вадима идти решили пешком, хотя от автостанции к нему ходил, правда редко и без всякого расписания, рейсовый автобус. Все зависело от самих пассажиров. Как только они заполняли салон, автобус тут же трогался. Именно это не устраивало Кирилла и Вадима. Да и прогуляться по свежему воздуху они были не против.

Перед уходом напомнили Кузьмичу об обещанной регистрации и попросили от встречи с любопытными ингушами не уклоняться. В ответ он хитро усмехнулся, прижал раскрытые ладони к бедрам и попытался щелкнуть каблуками, на манер бойца вермахта. Получилось не очень. Вадим почувствовал, как у него зачесались кулаки, но вовремя вспомнил, что перед ним хозяин, который любезно предоставил им кров и регистрацию. А это подразумевает некую лояльность.

Уже на подходе к Станционному поселку окончательно пришли к согласию, что на первую встречу с Имкой, Вадиму надо идти одному. А уже по её результатам будет ясно, как поступать в будущем.

Родовое жилище Муштаговых было обнесено двухметровым забором из белого, силикатного кирпича. Вадим помнил, что ранее он был пониже и из толстых досок, окрашенных в зеленый цвет. Кирилл, глядя на «крепостную» стену, хозяйским взором определил, что этого кирпича с лихвой хватило бы на двухэтажный коттедж где — ни будь в центральной России.

Прежде чем постучать в железную калитку они неторопливо обошли весь квартал, осматривая и запоминая возможные подходы к усадьбе Муштаговых. Забор охватывал участок земли не менее пятнадцати соток. С улицы просматривалась только крыша дома, покрытая красной черепицей и кроны фруктовых деревьев сада. Дома, соседствующие с усадьбой, имели низкие крыши, крытые кровельным железом или шифером. Видеть с них, происходящее на подворье Муштаговых, растительность и сплошная стена не позволяли, а это означает, что снайпер позицию там не устроит. Осмотром территории Вадим остался доволен.

К железной калитке, украшенной наварными арабскими письменами, вела широкая дорожка, уложенная двухцветной керамической плиткой. На калиточном столбе присобачена розетка с кнопкой вызова хозяев. Обе половинки ворота, суля по всему, открывались автоматически с пульта, находящегося в доме.

Кирилл, готовясь к длительному ожиданию, обосновался на ветхой лавочке, наполовину скрытой кустами сирени, метрах в сорока от Имкиной «фазенды». Молодых людей, без дела торчащих по улице, здесь отродясь не водилось, а потому они вызывали подозрение и нездоровый интерес. Глядя на заросшую пожухлой травой тропинку к дому, возле которого «арендовал» скамейку Левочкин, было понятно, что в нем никто не проживал. Здесь, под прикрытием кустов сирени, он мог остаться незамеченным.

Нажатая кнопка вызова хозяев дома, какое — то время своего назначения не оправдывала. Никакого движения за «крепостной стеной» слышно не было, а плотно пригнанные друг к другу, детали калитки и ворот не позволяли даже краешком глаза заглянуть на территорию «фазенды». Наконец послышались неторопливые шаги, звон цепи, утробный, собачий рык и калитка на всю ширину распахнулась. Калитку открыл дед Имрана. Казалось, что время существует само по себе, а старик о нем понятия не имеет и оно над ним не властно.

С тех давних пор, когда Вадим видел его крайний раз — он практически не изменился. Та же костистая, поджарая фигура, та же папаха из серебристого каракуля, тот же офицерский, парадный китель времен Отечественной войны, только без погон и портупеи, но с наградной колодкой и блестящим орденом Боевого Красного Знамени на правой стороне груди. Вместо хромовых сапог — кавказские ичиги из мягкой кожи. Даже тяжелая, полированная палка, которую он использовал в качестве костыля, стариком его не делала. Правда борода его немного подкачала: черная, окладистая ранее, теперь была густо переплетена серебряными нитями седины. И голос оставался прежним:

— Молодой джигит кого — то ищет? Если это в моих силах — я помогу: — Его русский был безупречен, но ингушский акцент имелся: — Вадим приложил левую руку к груди:

— Здравствуйте уважаемый Ахмат Магомедович! Меня зовут Вадим и я товарищ детства вашего внука — Имрана. Вы меня, конечно, не помните, но я бывал в вашем доме лет тринадцать назад. Однажды я сопровождал Имрана после того, как его подлечили в госпитале летчиков. В то время мы оба были юнцами:

— Из под кустистых бровей сверкнули молодые глаза деда. Какое — то время он внимательно разглядывал Вадима и потом принял решение:

— И ты хочешь его видеть? У тебя к нему есть дело? — Не дожидаясь ответа, сделал шаг назад, освобождая проход во двор:

— Имран дома. Он в саду: яблоки поспели. Проходи. Я его вызову. Урожай может подождать: — Посторонился, пропуская Вадима вперед. Усмехнулся и добавил:

— Пистолет под брючным ремнем надо носить не на боку, а сзади. Так удобнее и надежнее: случайно не вывалится и доставать быстрее: — Вадим словно уперся в невидимую стену: Для того чтобы углядеть ПСМ под ветровкой — надо иметь рентгеновское зрение. Либо лично присутствовать при его укладке под ремень на боку!