Из плена тьмы. Если ты долго смотришь в бездну, то тьма поглощает тебя

Валентина Вануйто

Страх скользким, болезненно пульсирующим в мозгу червем, холодным потом выступает на висках.Закрой глаза. Играем в прятки.Учись смотреть сквозь темноту,Отдайся новым ощущениямИ опустись душой во мглу….

© Валентина Вануйто, 2020

ISBN 978-5-4493-8377-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

Закрой глаза. Играем в прятки.

Учись смотреть сквозь темноту,

Отдайся новым ощущеньям

И опустись душой во мглу.

О. Родионова

Я очнулась, каждый мускул моего тела был напряжен. Тело слушалось плохо и занемело от того, что находилось в неподвижной позе. Адская боль пронзила мозг, отстрелив в левый висок. Невольно дотронулась, пытаясь надавить на него, чтобы остановить ужасную сверлящую боль. Каждый знает, что такое боль. От такой боли хочется лезть на стенку, кричать, ругаться, впасть в забытье или умереть, лишь бы только ее не чувствовать! Нервы находятся на пределе от боли, в основном от страха, от постоянного выплеска адреналина в кровь, а в висок отдает остро пульсирующая боль. Создавалось такое впечатление, что словно всю боль мира и страдания поместили в меня. Почему их сравнивают с адскими, если никто никогда не бывал и не ощущал той боли, которую там причиняют? Сравнивая с адом, мы подразумеваем мучения и страдания! Но эта боль сравнима с зубной болью. И все же сравнение посчитала нормальным в данной ситуации. Вообще, в аду души чувствуют боль? Возможно. Лучше туда не попадать, чтобы почувствовать все прелести адской боли. А может, и нет. Знаю одно, что если человек чувствует боль, значит, жив. Эти слова приписывают Франсуа Гизо! Но это могли сказать еще тысяча, две тысячи человек. Ах, да! Тот, кто первым их написал, тому они и принадлежат!!! Тогда вспомним: пока человек чувствует боль — он жив; пока человек чувствует чужую боль — он человек. Я чувствовала свою боль, значит — жива. Но что интересно, всегда старалась не принимать чужую боль, кроме, конечно, боли животных. То, что я жива, уже радовало. Именно в такие минуты начинаешь остро понимать и ценить жизнь! Да, я ценила и ценю свою жизнь. Особенно сейчас, попав сюда, неизвестно куда.

Я обратила внимание, что мои челюсти плотно сжаты, а голова склонена на бок. Все тело было напряжено. Теперь я уже знала, почему сильно разболелась моя голова. Тело я свое чувствовала, даже шевелила пальцами на руках и ногах, морщила нос, сжимала губы, открывала и закрывала глаза. Но как же мне сейчас было плохо, нельзя даже описать словами. Так плохо мне не было еще ни разу в жизни. Поняв, что боль идет от неправильного положения тела, я выпрямилась, подтянулась и осмотрелась. А что можно было увидеть во тьме, кроме кромешной темноты? Кругом была тьма! Посмотрела вокруг себя. Темно. Подумав, что глаза с непривычки потеряли чувствительность, я с силой сжала веки и, прикрыв лицо руками, посидела неподвижно несколько секунд. Ничего не изменилось. Мрак. Страх сжал мое сердце, и глаза наполнились слезами. Мне показалось, что я замурована в глубокой-глубокой яме, куда не попадают ни свет, ни звук. Это как живьем тебя закопали в могиле. Я отчаянно закрутила головой, чтобы оценить обстановку, так что позвонки на шее слегка хрустнули. Но-о я так и ничего не увидела. Темнота. Абсолютная темнота. Чернее самой темной ночи. Да и то ночью звезды светят. Закрыла глаза. Еще раз открыла. Ничего. Такая же темнота.

— М-м-м! — протянула я. — Как же больно! Что случилось? — поглаживая пальцами висок, то ли подумала, то ли сказала я, пытаясь вспомнить последние события. Все это напоминало мне большую странную и ужасную шутку. — Где я!? Кто-нибудь, отзовитесь!

В ответ тишина, только в голове пронеслись стихи Я. П. Полонского:

Один проснулся я и — вслушиваюсь чутко,

Кругом бездонный мрак и — нет нигде огня.

И сердце, слышу я, стучит в виски… мне жутко…

Что если я ослеп! Ни зги не вижу я,

Ни окон, ни стены, ни самого себя.

Для меня было большим удивлением, что я не услышала своего голоса. Словно тьма поглотила и звук. Это было странно. Возможно, я подумала, но не сказала? В тишине слышала, или так казалось, что слышу лишь гулкие удары собственного сердца. Нет, я не слышала, а скорее чувствовала, ощущала удары своего сердца. Прислушалась. К чему прислушивалась? К безмолвной тишине. Страх полностью парализовал мое тело. Мне стало страшно, первый раз по-настоящему страшно. Это не детские страхи! Это совершенно другое. Вы знаете, что такое вообще страх? Я ощутила его. Страх словно съедал меня по частям изнутри. Страх, скользким, болезненно пульсирующим в мозгу червем, холодным потом, выступает на висках. Самый первый и самый главный из всех человеческих страхов — это страх смерти. Страх смерти мешает человечеству реализовать наш природный потенциал. Люди, преодолевшие страх смерти, во все времена достигали удивительных возможностей. Но здесь не пахло смертью. Я была жива. И только тут до меня стало доходить иное, еще более страшное, то, во что нельзя поверить, жуткое. Неизвестность. Страх полностью парализовал меня, и я даже как дышать забыла. Я не дышала! Не дышала вообще! Я ощущала свое тело, я не могла ошибиться. Моя грудь не вздымалась, легкие не расширялись, воздух не проникал внутрь меня и не вырывался наружу.

— Нет! Нет! Нет! Это все во сне! Я не труп! Я дышу! Я чувствую боль! Если я чувствую боль, значит, живу и дышу, — бубнила я как мантру:

— Непроглядная темнота

Жизнь мне кажется вся пустой

И живу я как будто зря,

Чьей-то жизнью — совсем чужой.

— Алида! Алида! Алида! Ты, наверно, побывала во Тьме! Что же! Мы с тобой едины душой! У меня было такое чувство, что я — это не я, а просто наблюдатель за этим телом. И даже чувство, что залетела и живу в чужом теле. — Мысли прыгали как кузнечики, мой мозг перестал выискивать логику происходящего.

Из-за резкой и мучительной боли я схватилась за голову. Голова сильно болела, было ощущение, что она трещит, внутри, где-то под ложечкой, сидело предательское отвратительное чувство страха. Есть много других страхов, их называют фобиями. Причины страха бывают как скрытые, так и явные. У каждого страх свой: страх быть отвергнутым, страх быть непонятым, страх высоты и многие другие. Но на самом деле все эти страхи — просто разновидность самого главного страха — уйти в никуда, в забвение. Мы часто задаемся вопросами: а что там, а что будет после меня, как будут жить люди без моего присутствия? Сейчас также мучили меня эти вопросы. Мы все больны детством, и страхи наши идут именно от туда. Как бы ни говорили, что взрослея, мы расстаемся с ними. Многие ошибаются, что мы расстаемся. Нет, страхи глубоко прячутся в нашем мозгу и ждут своего часа. Выходят тогда, когда попадаем в ту ситуацию, которая выпускает их, чтобы напугать нас до смерти.

Страшно видеть лишь тьму,

Страшно приговора ждать.

Страшно с болью встречаться,

Еще страшней заснуть.

Страшно услышать звон,

Который оставит след.

Страшно дойти до черты

Откуда возврата нет

По коже забегали страхи-мурашки, словно мелкие насекомые. Меня передернуло от мнимой брезгливости, что по мне могут бегать пауки, которых я не вижу и не могу стряхнуть. У меня была фобия к паукам, как и у тысячи людей. Этот страх перед этими насекомыми так же стар как и само человечество. Почему же именно пауки у многих людей вызывают гораздо больший страх, чем более отвратительные черви или опасные осы? Этот страх до сих пор ставит перед учеными и философами непростой вопрос и во многом остается загадкой. Если говорить обо мне, то я считаю, все дело в жутком виде этих насекомых. Они страшны из-за своих крупных и устрашающих размеров. Лапки и тело покрытые волосками, которые делают их еще более отталкивающими. Картина, нарисованная мной, была не очень-то радужной и я решила не думать больше о пауках. Я старалась уловить каждый звук, который исходил извне. Кругом была мертвая тишина.

— Есть здесь кто-нибудь? — осмелилась крикнуть в надежде, что кто-нибудь услышит, но голос словно увяз в этой непроглядной темноте. — Отзовитесь кто-нибудь! — промямлила я, всхлипывая. — Пожалуйста! — протянула я, шмыгнув носом, и глубоко вздохнула от безнадежности.

Где я и сколько уже здесь нахожусь? Я не знала, что происходит и что вообще случилось. Перед глазами пролетали мои фантазии: война и люди погибли, засыпало землей во время землетрясения. Почему я тут? Что же произошло? События этого дня, не говоря о прошлом, никак не хотели всплывать в моем мозгу. Внутри из далеких уголков моего сознания, став мне «другом», выплыл страх. Страх в чистом виде, сплетенный из черной, непрозрачной тьмы. Меня била мелкая дрожь. Я никогда прежде не видела такой тьмы. Из всех страхов, какие существуют в человеке, больше всего боялась самой темноты. Даже в детстве, когда я оставалась в темной комнате, где едва различала предметы, мне было не так страшно, как сейчас. Никогда не боялась фильмов ужасов с их монстрами — кривыми, безобразными, чудовищно злобными, и не так уж были страшны пауки, как сама кромешная тьма. И вот я в темноте. Навечно? Меня положили в гроб и закопали в землю? Нет, только не это. Умирать в гробу не очень-то хотелось. Ноги стали тяжелыми и холодными, все тело ломило. Сердце! Мое сердце глубоко и сухо тянулось где-то под ребрами. Вдруг в голове что-то щелкнуло или булькнуло, или стукнуло, и в глазах потемнело. Вечная, невыносимая тьма. Это был мой кошмар. Боялась и ненавидела. Еще в детстве казалось, что темнота имеет мысли и чувства, глубоко враждебными всему живому, и особенно мне. Даже темнота в подвале не шла ни в какое сравнение с теперешней. Мы все боимся чего-то больше, меньше, но все с детства боятся тьмы. И не столько самой темноты, сколько существ, живущих в ней. Став подростками, мы боимся ночных кладбищ, заброшенных старых зданий.

Как страшно изменилось тело,

Как рот измученный поблек!

Я смерти не такой хотела,

Не этот назначала срок, —

пролетел в уме отрывок стихотворения А. Ахматовой.

В моей голове царил полный хаос. Я потерла виски, беспомощно всхлипнула. В этой кромешной темноте пропали все звуки, не говоря о запахах. Не было слышно ни голосов, ни пения птиц, ни шума деревьев, не ощущался аромат растущих вблизи цветов. Только вязкая густая темнота. Паника медленно начала заполнять мое сознание, подавляя разум и волю. Я в ужасе замахала руками в воздухе. Затем закричала что было мочи, но могильную тишину не смог разорвать даже мой визгливый голос. Судорожно схватилась за горло. Что происходит? Не могла же онеметь за каких-то несколько часов?! Это нельзя было выносить спокойно, я готова была кричать и биться в истерике, лишь бы прекратилась эта пытка. Я даже молила о смерти, не задумываясь над словами. Мне было все равно, что будет дальше! Я просто хотела избавиться от боли, темноты и чувства страха.

— А-а-а-а-а! — закричала я во тьму, паникуя. — Помогите-е-е-е! Кто-нибудь, отзовитесь!

Но факт оставался фактом — в тишине не раздалось ни одного звука, хотя я пыталась, и кричать, и шептать, и просто говорить. Тишина била по ушам. Неизвестность, темнота и абсолютная тишина действовали на меня угнетающе и устрашающе. Я уже с трудом могла различать, то ли это сон, то ли реальность. Хотелось быстрее проснуться, увидеть свет. И меня не оставляло чувство, что за мной кто-то неустанно следит. Паранойя! Поставила я себе такой диагноз. Неужели я схожу с ума? Навязчивый, властный внутренний страх заставляет меня нервничать и сжиматься, словно я могу стать меньше и исчезнуть из этого неприветливого места. Необъяснимый приступ страха, который чувствует большинство людей перед темнотой, прыжком, падением, перед неизбежностью, неизвестностью. И этот страх сильнее меня. Он сильнее всего на свете. Ему невозможно противостоять! Было такое чувство, что голову будто бы накачивали и накачивали насосом изнутри. Я боялась, что она взорвется от дум, страха и боли.

— Ма-а-а-ма-а-а! — только сейчас вспомнила близкого человека, крикнув во тьму, в надежде, что это поможет мне. Но звука своего голоса так и не услышала, — О Господи! Я еще и голос свой потеряла окончательно, — прошептала я.

Меня окружала кромешная тьма, о которой знала лишь из фильмов и книг. Мне казалось, что стены тьмы медленно сближаются, а потолок становится все ниже, и темнота будто уплотняется со всех сторон и давит на все тело. Голова жутко разболелось, и появилось чувство, как будто боль впивается своими коготками в мозг. Предательское чувство страха. Я понимала, что это всего лишь страх из-за неизвестности. Нас пугает больше темноты — неизвестность. Но, тьма эта была чернее, чем в темном подвале. Тишина становилась еще более зловещей, чем молчание, и чтобы не утонуть в своих страхах, я стала шептать во тьму. А может, обращалась к темноте, которая стискивала меня в своих «любовных» объятиях так, что становилось трудно дышать.

— Пожалуйста-а-а! Есть здесь кто-нибудь? — а в ответ тишина. — А в ответ ни души. Неужели, я здесь и умру и так никто не даст мне ответ? А может, я умерла? Но, если я думаю и чувствую боль, то значит, я все еще жива, — мысли будоражили мой мозг, не давая мне успокоиться и отдаться смиренно темноте.

Я, сосредоточенно напрягая зрение, вглядывалась в темное пространство. Свернувшись клубочком, подтянув ноги к подбородку и уткнувшись лицом в колени, заплакала. Плакала от безысходности, от неизвестности, страха и невозмоэности что-либо сделать. Чувствовала, как слезы текли по щекам, оставляя влажные дорожки. Уже много раз мои глаза увлажнялись слезами. Наверно, так и буду плакать, пока кто-нибудь не найдет меня и не поможет выйти из этой тьмы. Ничего не могу вспомнить, ничего! Только туман в голове, боль и темнота! Небытие! Ничего и никого! Кругом черным-черно! Боль отступала, но безысходные мысли продолжали терзать меня. Они словно обвиняли меня во всех смертных грехах! Я старалась не поддаваться на это, но все-таки они разъедали меня. Всему виной было то, что я сама считала себя виновной во всем. Пыталась бороться со своим страхом и виной, но они окутывали меня как липкая масса, тянущаяся своими щупальцами из темноты. Всем своим видом этот страх, который окружал меня, указывал на пустоту. Пустота — слишком абстрактное понятие. Для меня пустота — это бездна отчаяния, боли, страха и тьмы.

— За что? — всхлипывала я судорожно. — Где я? — спрашивала темноту. — Кто-нибудь мне может объяснить, что произошло? Если это розыгрыш, то он глупый и жестокий, — в воспаленном мозгу пролетали стихи З. Гиппиус:

— Близки кровавые зрачки,

дымящаяся пеной пасть…

Погибнуть?

Пасть?

Что — мы?

Вот хруст костей… вот молния сознанья

перед чертою тьмы…

И — перехлест страданья…

Что мы! Но — Ты?

Твой образ гибнет… Где Ты?

В сияние одетый,

бессильно смотришь с высоты?

Безысходность и бессилие перед неизбежным накалялись до страшных масштабов. Осторожно, поднеся руку к лицу, чтобы вытереть слезы, я дотронулась пальцем до места, где должны находиться глаза, и сразу же, как показалось, зажмурила их. Значит, веки открыты. Но почему я не вижу свои руки? Из всего этого следовало лишь два вывода: либо в помещении, где нахожусь, нет света, либо — ослепла. Ослепла?! Вопрос как червь впился в мозг и стал его сверлить. Ненавижу червей, бр-р-р! Все это было кошмаром, чудовищным сном. Казалось, это предел, дальше ничего не может быть. Тогда и пришел уже настоящий страх! В воздухе запахло смертью. В глазах был ужас… Да, да! Ужас! Я чувствовала, как от страха открываются мои глаза, расширяются зрачки. От страха судорогами свело тело, словно меня стали выворачивать, выкручивать! Я в ужасе вскрикнула и попыталась встать, но тут же села в бессилии от нахлынувшего ужаса.

— От меня ничего не осталось,

только жуткий животный страх.

Это он вызывает жалость.

Он дрожит слезою в глазах.

Он ослабшей рукою плечи

охватил мне, чтоб не упасть.

В каждом слове текучей речи

спотыкается. Скалит пасть

в неудачной пародии смеха.

Он истерикой бьется в висках.

Он лишает гордость успеха —

этот жуткий животный страх.

— О Господи! — безнадежно вскрикнула я. — Только не это! Пожалуйста-а-а! Объясните мне, пожалуйста, что случилось? Я в больнице? Я умерла? Я слепа?

— Слепые блуждают ночью.

Ночью намного проще.

Перейти через площадь.

Слепые живут наощупь.

Наощупь,

трогая мир руками,

не зная света и тени

и ощущая камни:

из камня делают стены, —

лились из моих уст стихи Бродского, поглощая мои выдуманные страхи, которые норовили облепить мой мозг.

Черная пустота, проникая все глубже, меняла мои чувства, обостряя их, будоража всплесками, делая пронзительными. Чувства становились все обостреннее. Где я? Что случилось? Эти вопросы сверлили мой мозг до боли. Я не очень-то любила головную боль, которая отнимала силы. Но только боль и заставляла лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации. Судорожно начала шарить руками вокруг себя. Подо мной оказалась пустота, над ней — пустота, справа — пустота, и слева тоже была пустота. Говоря о пустоте, обычно представляют пустое пространство без материи. Однако в другом, абсолютном смысле, под пустотой можно понимать отсутствие не только материальных объектов, но и самого пространства. Возможна ли такая пустота? Возможна! В данное время я и находилась в этой пустоте. Дома, если я считала, что вокруг меня пусто и я одинока, пространство не было пустым. Ведь дом уже наполнен мной, моими мыслями, моими страхами. Я заполняла собой это пространство. Таким образом, нет пустоты, а есть образное и эмоциональное восприятие пространства, где привычного для нас очень мало. Господи! Ни света, ни воздуха, ничего. Я словно была замурована в этой кромешной тьме, которую и разглядеть-то нет возможности!

— Господи! Господи! — шептала я, изучая руками пространство вокруг себя, надеясь, что наткнусь на какую-нибудь стену. — Неужели меня закопали живьем?! Только не это! Не хочу умирать в гробу! В каком гробу, если моя рука свободна и не упирается в стенку, — на какие-то доли секунды в памяти возник образ Н. Гоголя, который боялся умереть в гробу. Вспомнила все, что читала, что слышала: про закопанных заживо. Вот в чем дело! Усмехнувшись своим глупым мыслям и все еще надеясь проснуться, я закричала: — А-а-а-а! Только не это! — И крикнула во тьму: — Я жива-а-а-я-я-я! Есть тут кто-нибудь???

Я орала так, что своими криками должна была поднять покойников из могил. Они не могли не услышать! Когда страх было невозможно терпеть, я кричала что есть силы одна во тьме, и мне становилось легче, впрочем, на короткое время. Но и это уже было хорошо: если хоть на секунду мне станет легче, я готова это делать много раз. Меня никто не слышит, и не услышит. Никто не придет. Мир отказывался признавать мое существование. Полностью опустошенная, я опустилась, обхватил колени руками, и вновь заплакала. Будто внутренний голос, живущий своей собственной жизнью, сказал, что я должна успокоиться и думать трезво, подсказал направление, в котором может быть выход.

Блуждаю я во тьме кромешной

Не видя белый свет,

Не знаю я, где скрылся выход,

Которого уж нет…

Не слышу я ни звука рядом:

Глухая тишина… —

сверлили мой мозг стишки готтесы Даркнесс. Я и сама была из представителей этой субкультуры. Поэтому мне нравилось все, что касалось тьмы. Но, только не в данное время. Эта тьма мне уже не нравилась. Мне очень хотелось вырваться из ее тисков.

Безмерная душа блуждая

В пустыне, выжженной судьбою

От дикой жажды умирая,

Томилась, мучаясь собою.

И кто-то гнал ее незримо,

Туда, где радости не знают.

Где день и ночь, проходят мимо,

Туда, где даже камни тают, —

пролетели стихи А. Доманова.

Тьма, висевшая надо мной, растекалась словно живая, обнимала и сжимала, будто пыталась слиться со мной и стать одним целым. От нее веяло холодом и сыростью. Сквозь слезы боли и страха я пыталась осмотреть темноту. Я чувствовала как в детстве, что темнота собирается в тягучие сгустки, которые объединяются друг с другом. Они двигались. Оживали. Я знала, что тьма питается страхами и рождает образы, но ничего не могла сделать, чтобы остановить свое воображение. Тьма дотронулась своими липкими и холодными щупальцами до моей души и разума, заставив сильно нервничать. В ужасе я закричала так сильно, что вскочила и побежала. Куда? Не знаю. А может, мне показалось, что я бежала? Какова моя цель? Зачем я здесь? Вопросов много, а ответов ноль. Меня охватил неконтролируемый ужас перед тем, что я никогда не смогу выйти отсюда. Как в детстве, я застыла, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам. Но никаких шорохов не было, и это казалось еще страшнее. Щупальца непроглядной тьмы тянулись ко мне, ощупывая, будто смакуя мои страхи. Оцепенев от ужаса, я секунду наблюдала за своими ощущениями, как черные пальцы тьмы сжимаются на моем горле. Страх, одиночество — самые распространенные причины этого ощущения. В основном страха.

— А-а-а-а-а! — но звук вновь захлебнулся во тьме. — Помогите! — кричала я взахлеб, но вместо призыва о помощи прозвучало мычание. Колени предательски задрожали, и я, не удержавшись на ногах, безвольно рухнула на землю.

— «Разум играет с нами в прятки. Да и нет — слова-загадки. Этот мир, этот мир, дивный мир». Нет, нет, не так. Правильнее будет, что тьма играет со мною в прятки. Но, более правильно, что это страх вместе с тьмой играют в прятки. Самое главное сейчас, это успокоиться, — шептала я, разговаривая сама с собой. — Не впадать в панику и включить свой разум. Прямо уж дивный! «Время разлучает часто с теми, кто нам дарит счастье. Это жизнь, это жизнь, наша жизнь», — крутилась в голове песня Юрия Антонова.

Неожиданно я ощутила какое-то дуновение. Сквозняк? Откуда? Вытянула руку и помахала, пытаясь их ощутить или увидеть. Я ничего не увидела, ни говоря о своей руке. Не теряя надежды, решила исследовать пространство вокруг себя — безрезультатно. Справа от себя — ничего. Пытаясь подавить отчаяние, принялась ощупывать небольшой участок пространства. Пальцы обследовали миллиметр за миллиметром темноты. Рука словно проваливалась в пустоту. Паника угасала, но страх заставлял стыть кровь и съеживаться. Боялась, что если шевельнусь или сдвинусь, то провалюсь в пропасть. Что такое страх? Я вновь задала себе этот вопрос. Задумывались ли мы об этом? А он ведь постоянный спутник в нашей жизни и тенью идет с нами всю нашу сознательную жизнь… С самого детства, когда мы можем уже осознавать происходящее, мы знакомимся с этим явлением. У страха много разновидностей. И все они по-разному проявляются. Страх — это нечто холодное, липкое, приторно-сладкое, обволакивающее наше сознание.

— А страх — всего лишь плод воображенья,

Его на веру в лучшее мы будем заменять,

И говорить уверенно и думать с восхищеньем,

И стены наши сами станут исчезать, —

шептала я как молитву отрывок из стиха Ольги Парталы. — Да, да, стены должны исчезнуть, чтобы я смогла выйти на дорогу. Помогите! Пожалуйста! — вдохнув полной грудью воздух, я попробовала еще раз докричаться.

А может быть, все это самовнушение? Может быть, мы с детства просто слепо верим в то, что смерть неизбежна, и поэтому боимся? В темноте мы всегда наедине со своими страхами и не только с ними. Время без света тянулось бесконечно. Я уже не верила, что когда-нибудь закончится весь этот ужас. В голову лезли разные мысли, на мое удивление, и стихи крутились, пытаясь отвлечь меня от страха одиночества, страха смерти. Это было хорошо, что я читала стихи, пусть даже и не мои: они отвлекали меня. В этом месте стихи становились моей частью, и даже казались, что это я их сочинила.

— Мысли болят. Я, как призрак, застыл.

Двинуться, крикнуть — нет воли, нет сил.

Каркают вороны, каркают черные, каркают злые над нами.

— Бальмонт, Бальмонт, ты как всегда появляешься, когда мне страшно, — прошептала я, прочитав наизусть еще отрывок из его стихов:

— Можно жить с закрытыми глазами,

Не желая в мире ничего,

И навек проститься с небесами,

И понять, что все кругом мертво.

«А вот этот отрывок еще лучше», — подумала я:

— Эта мгла — не обманная,

Лжи в страданиях нет.

Привет новизне! О, желанная!

Буду мучиться тысячи лет!»

Мучиться, конечно, мне не хочется тысячу лет, и я постараюсь все же выбраться.

К счастью, после прочтения отрывков из стихов мне стало легче и я почувствовала уверенность. Я понимала, что слезами и своими страхами никогда не смогу помочь себе. Тем более не разгоню тьму и не проложу дорогу. Эх! Жаль, что нет телепортации! Я бы отсюда исчезла, растворилась и появилась дома. Нужно действовать. На удивление ощутила своим телом, именно телом, что где-то в темноте есть коридор, по которому можно идти и не оступиться. Что такое темнота, тьма? Темнота — это понятие, которое человек использует, чтобы описать, что происходит, когда он находится без света ночника, солнца, луны. Многие любят говорить, что темнота — всего лишь отсутствие света, но при этом сжимаются, словно побывали в ее объятиях. С трудом я сглотнула комок невыплаканных слез и вновь попыталась разглядеть хоть что-нибудь в темноте, но тщетно: меня окружала непроглядная темень. А может?.. Может, это не темнота вокруг? Вдруг я действительно ослепла? Я закрыла глаза, почувствовав, как сомкнула их. Но подсознание говорило мне, что темнота — это особая сущность и бояться не нужно.

— Все хорошо! Без паники! Это временно! Если бы ослепла, то я бы споткнулась обо что-нибудь в квартире, — стала успокаивать себя, чтобы не бежать от страха, не изучив местность.

Продолжать сидеть здесь было бессмысленно. На ощупь я двинулась вперед и старалась сделать хотя бы шаг, но в ногах как будто было по меньшей мере несколько тонн свинца. Я была медлительной и неповоротливой из-за того, что «долго» не двигалась. Сначала надо выбраться отсюда, все остальное — позже. К моему удивлению, я не провалилась, а стояла прочно на какой-то дороге. Сделала еще шаг, протянула руку вперед и встретила пустоту. Протянула вперед ногу и, поболтав ею из стороны в сторону, встретила лишь пустоту. Каждый шаг, каждое движение, каждый вдох и выдох казались последними. Вернее, не так. Я была абсолютно уверена в том, что вот они — последние часы, минуты, секунды жизни, что сейчас все закончится. Мысли, одна хуже другой, вихрем проносились в голове. Стараясь подавить чувство страха, я приняла решение пройти как можно быстро вперед в неизвестность, наудачу. Рассчитывать на помощь извне было глупо. Каким-то шестым чувством я осознавала — никто меня не ищет, спасения ждать неоткуда, нужно выбираться самой. Зажмурившись, я пробежала вперед и провалилась туда, где встретила меня зияющая пустота.

— А-а-а-а!!! Так и знала, что обязательно провалюсь куда-нибудь.

Пустота всегда и везде остается пустотой. Она, не имеет точного определения. Пустота, в которой нет сопротивления, борьбы, времени, энергий.

— Ты бездну страшную, Паскаль, влачил с собою!

Увы! все — бездна в нас: слова, дела, мечты!

Мой волос дыбом встал пред чувством пустоты,

Я дрожью Ужаса пронизан ледяною.

Везде: вверху, внизу, вдали, передо мною —

Безмолвие пространств и ужас высоты,

И ночью Божий перст в провалах темноты

Кошмары чертит с их бездонной глубиною.

Я снов моих страшусь, как черных пропастей,

Что нас безвестными путями завлекают;

Все окна предо мной безбрежность отверзают,

Мой разум кружит вихрь безумий и страстей.

Небытие зову я, ужасом объятый,

Но слит со мною мир Существ и Числ проклятый! —

словно кто-то пел стихотворение Шарля Бодлера «Бездна».

Не-е-ет, это не я вспомнила этого поэта, а именно кто-о-о-то старался мне прочитать. И стихи лились красиво, плавно, словно мне их читали. Красиво. Постаралась подавить новую волну поднимающейся паники. Мое тело, подчиняясь ускорению, летело вниз, словно по трубе. Отчаянно пытаясь зацепиться за что-нибудь, я хотела хоть немного убавить скорость движения, но ничего не получалось. Меня вертело в воздухе, и я не могла определить траекторию своего полета.

— А-а-а-а-а-а-а! — закричала и начала падать медленно, как в замедленном кадре фильма.

Любые кошмары и фильмы ужасов не стоят рядом с тем ужасом, который я испытала в тот момент. Страх, что я попаду в ад. Что такое ад? Я всегда думала, что у каждого ад свой. По сути, так оно и есть. Ведь все мы чего-то боимся в жизни. И свой ад создаем по своим фантазиям. Либо ты умираешь в иллюзиях, либо иллюзии умирают в тебе. Даже иногда путаешь сон с реальностью, сидишь и ждешь, когда закончится этот кошмар. Поскорее бы проснуться, а потом уснуть и увидеть нечто прекрасное и совершенное. Ад — это когда ты в неведении, бессилии и не можешь с этим ничего сделать. Гнев. Ненависть. Жажда мести. Боль. Сожаление. Страх! Вот это и есть твой ад, со всеми вытекающими последствиями. Когда душа человека наполнена страданиями и жалостью к себе, и даже переполнена, нет места для радости и счастья, такое состояние называют пустотой. Нужно просто отдаться в объятия неизвестности и принять все таким, каким оно есть, чтобы ни о чем не беспокоиться. Эти мысли крутились у меня в голове, пока я летела.

Казалось тебе — за высокой оградой

Цветущий весенний сад…

Ты раньше не знал такого сада?

Ведь это ад!

С творчеством Черубины де Габриак я не была знакома, но почему-то всплыло это четверостишье. И мне оно очень понравилось, и я вновь его процитировала… для успокоения.

Находясь в полете, я чувствовала себя чем-то бесплотным, но вполне живым и способным чувствовать боль, испытывать страх, жажду вернуться, но также и осознание того, что дороги назад больше нет. Я летела, а возможно, плыла по темному, незримому потоку тьмы. Здесь законы не действуют и никогда не определить, где верх, а где низ, никогда не понять, где правая сторона, а где свернешь налево. Все, что я знала, уже не имело здесь ни малейшего смысла. В этом новом, незнакомом, ужасном мире я — всего лишь беспомощный бестелесный дух или заблудшая душа. Скорее всего, заблудшая душа! Летела-плыла в неизвестном направлении.

Я так мечтал увидеть тьму

Познать, увидеть самому,

Что значит вечность жить во тьме

И душу разрывать в войне,

С самим с собой, с душой своей

И так теперь во тьме ночей

В огне я жизнь всю увидал

И смерть, и тьму я осознал

Душа разорвана на части,

Ее не склеить, не собрать

И новые свои ненастья

Придется заново внимать.

Поток остановился, или мне только показалось, что течение мрака прекратилось, как бы то ни было, я больше не чувствовала движения. В это время столько мыслей пронеслось в моей голове! Вспомнила всех своих близких людей, просила прощения у тех, кого обидела. Для того чтобы получать удовлетворение от жизни — полюби страдания. Тогда и почувствуешь вкус жизни, тогда ты будешь ценить каждый миг, каждый вздох. Бесконечное многообразие судеб и историй — все это и есть настоящая жизнь. Нет таких страданий, нет такой боли, которая не открывала бы перед нами новые возможности. Но чтобы ими воспользоваться, нельзя игнорировать боль, ее нужно осмыслить. Я уже перестала игнорировать боль. Я срослась с ней. Раз говорят, что если чувствуешь боль — жива. Это и успокаивало. Я дрожала. Я и сама чувствовала, что дрожу. Но не от холода. От страха — да. Темнота — как темнота в бездонной глубине Вселенной. Тьма двигалась, словно черные клубы дыма, и она принимала неясные различные очертания существ, которые тянули свои костлявые руки ко мне. Нет, я не видела, но это все ощущала каждой клеточкой своего тела. Как слепой «видит» своим телом, осязанием, слухом. А мне одной страшно, так страшно. Тут как будто что-то живое. Мне даже кажется, что темнота меня обнюхала. Да, да! Именно, обнюхала. Ужас! Я могла поклясться, что среди всего этого скребущего шороха черные клубящиеся туманы едва шептали какие-то неразборчивые звуки, напоминающие глубокое дыхание. Мой затуманенный от боли разум то и дело цеплял какие-то странные детали во тьме.

Внемлите, слушайте и знайте,

Что тьма — не просто темнота.

Ее в своей душе узнайте

И там оставьте навсегда.

Поймите вы, что тьма — стремленье

К душе и сердцу своему,

Она — души успокоенье

Придет к желанью твоему.

Падение было недолгим, а казалось, что длится вечно. Встав на четвереньки, я решила осмотреться. Но вокруг стояла все та же кромешная темнота, хоть глаз выколи. Я горько рассмеялась сравнению. В какой-то момент мне показалось, что мир стал вообще абсолютно черным. Меня обволакивал ужас, который накатывал волнами, хотя вокруг не существовало ничего, что оправдывало бы мои страхи. Ну да, кроме самой тьмы. Во тьме нет сопротивления, так как в пустоте отсутствуют проявления человеческого сознания, которые, по сути, являются проявлением неосознанности. Чувствуя липкий страх, который принимает меня в свои объятия, вспоминаю все детские истории о буке из шкафа или сидящем под кроватью, фильмы ужасов, которые я любила смотреть перед сном.

— Хоть глаза выколи! Да тут я действительно как без глаз. Еще в такой ситуации имею чувство юмора, — хмыкнула я. — Вот только это уже черный юмор. Черный юмор! Это же бред! Что за бред?! — я стала истерически смеяться.

Смех стал постепенно перерастать в плач, унылый и мученический плач. Мало кто может понять меня, понять мою адскую внутреннюю боль. Она прожигает, бьет током, заставляет ненадолго почувствовать вкус смерти. Эта адская боль внутри. Все берет свое начало внутри нас — и радость, и боль. Сгусток тьмы коснулся большого пальца левой ноги. Я инстинктивно дернула ногой, словно пыталась оттолкнуть кого-то. Холод страха мгновенно пронзил все тело. Черт возьми, эта душевная адская боль страха. Именно адского страха. Нет уже сил ее терпеть. Нужно просто взять себя в руки. Так можно огрубеть, духовно замерзнуть. Ты становишься холодным и жестоким от боли страха. Это боль, адская боль превращает тебя в ничто, убивает смысл жизни. Замораживает тебя и твои мечты. Эта боль! Адская боль! Боль одиночества и непонимания! Страх остаться наедине с болью! Теперь я понимала, почему люди убивают друг друга. Они это делали от боли страха.

— Что это? — я попыталась крикнуть, когда что-то мягкое и прохладное коснулась меня, но необъяснимый страх сдавил мое горло, и вместо призыва о помощи прозвучало мычание.

Это просто мрак, чернота надвигались сверху. Там вообще кроме темноты ничего не было! Но давило. Тряхнув головой, я попыталась заставить себя не думать о том, что могла разом не только ослепнуть, но еще и оглохнуть, и также онеметь. Вокруг по-прежнему стояла могильная тишина, а когда я попыталась что-то сказать, не раздавалось ни звука. Мое подсознание упорно говорило, что темнота — это особая сущность, которой нужно покориться. Нет, слиться с нею! Но, организм мой сопротивлялся. Я боялась. До чертиков боялась всего, что окружало меня.

— Так и сойти с ума можно, — мысли пролетали так быстро, что я не успевала зацепиться ни за одну из них. — Ау-у-у-у! Скажите, где я? — но слова словно вязли во тьме. — Так, — протянула я, делая вывод, — значит, я здесь одна-одинешенька, и мне нужно выбраться отсюда. Сейчас успокоюсь и пойду куда глаза глядят. Авось и выйду из ада тьмы. Ада тьмы? — переспросила себя, словно смакуя, и повторила вновь: — ад тьмы! Это мой ад! И этот мир я придумала! Да! Это я придумала свой мир! Да! Это мой мир ада! Этот мир, где страх, одиночество, боль и ужасы. Да, да, это точно ад тьмы.

Пощады вопль, иль возглас нежный — скупо

Сорвется с уст; здесь умерли слова;

Здесь стянута бессмысленно и тупо

Кольцом железной боли голова;

И я, который пел когда-то нежно, —

Отверженец, утративший права!

Все к пропасти стремятся безнадежной,

И я вослед. Но вот, в прорыве скал,

Над пеною потока белоснежной,

Передо мною бесконечный зал.

Сеть кактусов и роз благоуханье,

Обрывки мрака в глубине зеркал…

— Вы разыгрываете меня? — спросила я у темноты, так как мне вначале показалось, что кто-то или я с какой-то группой играю в неведомую мне игру. Я вспоминала игры, которые устраивали на телепрограммах, но ни одна не походила на мою. — Понимаете, я не давала вообще-то своего согласия играть. Вы слышите меня? Хм-м! У меня уже паранойя! — Я повторила вопрос: — Вы слышите меня? — В ответ тишина. — Я — игрушка, — подумала я. — Паяц на ниточках. Но я доберусь до вас, кто дергает за эти ниточки. И что я сделаю с ними? — возник тут же вопрос. Я остановилась и подумала, что просто не стала бы с ними общаться. — Выпустите меня! Пожалуйста!

Но ответом мне была тишина. Да и кто мог ответить, если мысли не озвучивались. Пока я сидела и обдумывала свое положение, мне вдруг показалось, что я попала на киносъемки, где дали главную роль. Но, только почему меня не предупредили и я ужасно боюсь? Роль? Какую роль? Жертвы? Но, мне не очень-то хотелось быть в роли жертвы. Я передернула плечами. Но, выбора, кажется, не предоставили. Жертва, так жертва мысленно согласилась. Вдруг на память пришли стихи любимого поэта-символиста Константина Бальмонта, который напомнил о любимых фильмах ужасаов.

Я с ужасом теперь читаю сказки —

Не те, что все мы знаем с детских лет.

О, нет: живую боль — в ее огласке

Чрез страшный шорох утренних газет.

Мерещится, что вышла в круге снова

Вся нежить тех столетий темноты:

Кровь льется из Бориса Годунова,

У схваченных ломаются хребты, —

стала про себя декламировать стихи, в надежде, что хоть таким образом смогу восстановить свое душевное равновесие.

В данное время главным было, найти выход. Я медленно двинулась вперед, вытянув руки перед собой. Пространство не кончалось, и мне казалось, что темнота, словно проглатывала своей огромной пастью, смакуя и пугая. Мной постепенно вновь стало овладевать отчаяние, так как не было перспектив на выход. Я призвала все свое чувство воли, чтобы успокоиться. Это немного помогло, и страх немного расслабил свою когтистую лапу. Но этого хватило только для того, чтобы снова начать дышать.

— Это уже не смешно! — прошептала я. — Мне надоела эта ваша бессмысленная игра. Вы слышите меня? Прошу вас, выпустите меня отсюда, — стала умолять кого-то. — Я домой хочу! У меня вся жизнь еще впереди! Мне страшно очень! Мне не нравится эта игра. Прошу вас, выпустите меня отсюда! — громко крикнула, почувствовав, как напряглись голосовые связки. — Слишком рано мне умирать! Пожалуйста!

В памяти возникли фильмы, где люди охотились на людей, не оставляя им права выбора. А в это время, сидя у мониторов, другие делали ставки на жертв, кто выживет. Я передернулась, вспомнив также фильмы ужасов, где монстры охотились за людьми. Мне даже показалось, что за мной кто-то продолжает наблюдать и ждет каких-то действий. А может, и делают ставки на меня? И какого черта я вспомнила эту жуть? Я усмехнулась собственным мыслям, потому что сама любила смотреть эти фильмы, но быть жертвой мне не очень то и хотелось. Я стала понимать, что ужас и отчаяние, которые сводят с ума, потихоньку смогут выжечь некоторые мои эмоции, и тогда я буду уже бесчувственной куклой. Только инстинкт самосохранения толкает вперед, с единственной целью — выжить. А для этого нужно защищать себя от стрессов, и если встретятся на пути монстры, не давать себя в обиду. Как? Это уже другой вопрос.

— Только не это!!! Не хочу быть жертвой. Я не буду играть по вашим правилам. Ну и фантазия у меня!! Очень богатая, если представляю себя в чьей-то игре.

Оставаться здесь было так же бессмысленно, как и быть в неведении. На какое-то время я замерла, прислушиваясь к своим мыслям, и, удивившись рассудительности, всхлипнув сказала громко:

— Ладно! Ладно! Я пересилю свой страх и пойду. — говорила я сама с собой. — Мне плевать на ваши игры. А там что будет. Я просто так не отдамся! Вы слышите меня? — крикнула в пустоту тьмы. — Буду бороться за свою жизнь. Поняли?! А если и на другом конце будет пустота?! — то ли спросила, то ли утвердительно сказала себе. — Ну и ладно! Я постараюсь пересилить себя. Будь что будет, — глубоко вздохнула и поднялась на ноги. — В любом случае надо проверить. То, что здесь сижу, силы не прибавит, и тьму не рассеет, и домой не попаду.

В ответ были темнота и тишина. Через какое-то время донеслись звуки. Я быстро сориентировалась и повернулась туда, откуда шел звук. Это были то ли стоны, то ли рычание, а может быть, безумный смех. Издалека было не разобрать. Я в ужасе присела, обняв колени и всхлипывая в тихой истерике.

— О Господи! — помянув его, наверно, в сотый раз. — Что ты мне приготовил на этот раз? — проговорила сквозь слезы. — И откуда столько слез? Я уже их давно выплакала, вообще-то. Я боюсь идти, но и оставаться здесь я тоже боюсь, — я вытирала со щек слезы. — Пожалуйста, я так боюсь темноты, выпустите меня. Неужели, я сошла с ума? В детстве я панически боялась ложиться спать, потому что перед сном приходилось выключать свет, — вспомнила я. — Я всегда боялась темноты. Во тьме, мне казалось, тени, что прятались по углам, выходят из укрытий и начинают рыскать по комнате, — говорила я, словно кому-то рассказывала, объясняла свой страх перед тьмой.

Я понимала, что никому не нужна эта исповедь, кроме меня. Помню, как тени беззвучно зовут меня, широко открывая свои черные рты, тянут ко мне тонкие острые пальцы. Эти тени кружили вокруг моей кровати, задевая мое одеяло, словно хотели стянуть его с меня. Это было ужасно! Я помню, что всегда укутывалась с головой, чтобы не видеть, как за окном мелькают зловещие тени, которые норовят тебя утащить во тьму. И под защитой одеяла — засыпала.

Страх, во тьме перебирая вещи,

Лунный луч наводит на топор.

За стеною слышен стук зловещий

Что там, крысы, призрак или вор? —

Хорошо передала состояние страха Анна Ахматова.

Ну, зачем мне воспоминания, которые тянут назад, когда нужно идти вперед?! Я решила не думать о прошлом. Не вспоминать. Чтобы не рвать напрасно душу. Я стала тихонько продвигаться на звук, подбадривая себя тем, что там будет выход, отгоняя страшные мысли, которые норовили захватить мозг. Но с каждым движением все больше одолевал страх, отдаваясь болью в висках. Я спорила сама с собой. Часть меня удерживала, а вторая рвалась к звукам. Возвращаться назад не было смысла. Да и я не знала, откуда вышла, там же было темно. Если и в этом направлении окажется пустота, то и обратно двигаться будет бессмысленно. Взгляд проваливался в безбрежную тьму. Мне казалось, что я здесь без малейшей надежды когда-либо выбраться на свободу. Однако делать нечего. Собравшись с силами, я двинулась вперед, не видя перед собой ничего. Какое-то внутреннее чувство подсказывало, что иду правильно и рано или поздно выйду. Я не торопилась, соизмеряя свой шаг, пытаясь разговаривать вслух, успокаивать себя, рассуждать о бренном мире.

— Надеюсь, что я иду в правильном направлении. Когда-нибудь должен появиться свет. Не всегда же будет тьма! Спешить некуда, потихоньку и найду себе дорогу к свету!

Человек во всем ищет смысл, все время стремится сделать свою жизнь безопасной и понятной и потому не живет по-настоящему. Разве человек в состоянии вынести обрушившиеся на него беды? И есть ли у человека свой предел терпения? Наверно, есть, раз мы всегда движемся вперед и боремся за свое существование. Но такого не может быть! Просто не может! Я должна вернуться из мира фантазий к реальной жизни, к повседневности бытия. Мне нужно просто идти. Мрак понемногу рассеивался. Глаза постепенно стали видеть какие-то очертания. В тумане всегда все искажается. Все становится серым и безликим. Как будто я смотрю на мир через грязное бутылочное стекло. Да, и сам туман бесконечно менялся. Он то стелился легкой дымкой, то поднимался плотной, почти весомой стеной. Вдруг туман стал переливаться то ли в солнечных, то ли в лунных лучах бледно-розовыми красками. Через какое-то время он стал черным, как грозовая туча.

— Что там меня ждет? — задала себе вопрос. — Не знаю! — ответила я сама себе. — Страшно как-то одной здесь, — вздохнула я. — Вот если бы с кем-то я была, то легче было бы переносить ужасы и неизвестность, — тут же вспомнила своего друга, который любил приключения, и глубоко вздохнула: — Жалко, что здесь его нет. Ладно! Постараюсь справиться!

Я вначале со страхом слушала тишину, опасаясь услышать какие-нибудь пугающие звуки и в случае чего — убежать. Но, тишина была такой, что я даже слышала биение своего сердца. Мысли в голове мелькали как в калейдоскопе, сосредоточиться на чем-то одном мне не удавалось. Глаза начали болеть от напряжения. Но сквозь туман ничего не было видно. Поэтому я решила не напрягать свое зрение. Любопытство все же пересиливало мой страх. Мне хотелось увидеть, что там впереди, где все покрыто туманом и манит загадочностью. И я решила исследовать, узнать, что там. Сквозь плотную завесу тумана едва пробивался тусклый серый свет. Словно черная фата небесного купола таяла, открывая взору все новые и новые контуры. Я почувствовала, как нервное напряжение, нараставшее с каждым шагом, стало потихоньку спадать. Я глубоко вздохнула, успокоение теплой волной стало разливаться по телу.

— Что это? — спросила я, отодвинувшись от тумана, и в то же время, пытаясь разглядеть. — Какая-то игра света?! Интересно! Наконец-то, — с облегчением вздохнула я. — Я хоть что-то стала видеть! Значит, я вообще-то не слепая! И, это хоть как-то успокаивает меня! — сказала вслух, прислушиваясь голосу. — И куда сейчас двигаться? — сделав шаг вперед, уже с интересом стала рассматривать окрестности.

Затаив дыхание, я напрягла слух, соображая, откуда доносятся тихие удары, — здесь было нелегко определить направление, откуда исходит звук. При мысли, что могу наткнуться на кого-нибудь из монстров или людей с оружием, вдруг пронзила холодная дрожь. Остановилась, чтобы успокоить свое сердце, которое норовило выпрыгнуть. Я не знаю, жила ли я, или вся моя прошлая жизнь лишь плод воображения. Но я знаю одно, сейчас я сама стала для себя плодом воображения.

— Откуда тут могут быть монстры? — невесело рассмеялась я. — Ну и фантазия у меня! Насмотрелась фильмов ужасов и пугаю сама себя. Вообще-то, надеюсь, что не так уж страшен этот мир, который рисует мое воображение.

Осторожно, очень осторожно я приблизилась к туману. Напряженно всматривалась в его клубящуюся сущность в надежде увидеть что-то, что так притягивает мой взор к нему. Что именно можно было увидеть в глубине тумана? Этого я не знала. Впрочем, этого не знал никто. В клубящемся вокруг меня тумане, один за другим стали вспыхивать крохотные огоньки. Их становилось все больше и больше. Они двигались или застывали на одном месте, озаряя туман зеленоватым свечением. Через несколько минут откуда-то повеял ветерок и немного разогнал белесую вуаль. Туман клубился, поглощая огоньки, то рассеивался, то собирался, играя огоньками, то расступался, приглашая войти в него. В некоторых местах он извивался, как змея, прижимаясь к земле, превращаясь в причудливые фигуры, которые исчезали так же быстро, как и возникали. Расстояние до туманной стены сокращалось, и я выставила вперед руки, словно пытаясь ладонями поймать неуловимые волны, идущие от тумана. От восторженных восклицаний он всколыхнулся, уплотнился в одном месте и протаял в другом, а потом довольно быстро начал менять свои очертания.

Туман скрывает от нас порой то, что нам не нужно видеть. И это сильно напрягало меня. Туман был исполнен полутонами, полунамеками. И вообще он непредсказуем и потому небанален. Это как интрига. Он всегда разный, то густой, то подернут дымкой, то клубится, то ложится или вьется по земле. Нужно лишь уметь видеть его творческий талант, когда он создает образы. Если приложить свое воображение, то можно себе представить дельфина, выныривающего из воды, летающих ангелов, фей, увидеть воздушные замки. Это как миражи в пустыне. В тумане растворяется окружающий мир, и нет ни начала, ни конца. Начало и конец — это грани, а туман не любит грани, но он нежен и трепетен. Искорки маленьких бриллиантов, вторгаясь сквозь дымку тумана, нежным теплом наполняли едва заметную тропинку, которая, петляя между травами, уводила в неизвестность.

— О! Да, ты со мной играешь? — поняв, обратилась я к туману и приняла его игру, а про себя подумала: «Хоть что-то нестрашное. Надоело уже находиться вечно в страхе. Точно я рехнулась, уже с туманом разговариваю. Здесь действительно недолго свихнуться. Если уже не свихнулась?! А может это сон? Но, почему я не могу проснуться?»

Что такое сон? Это уход в мир иллюзий, который можно спутать с реальностью. Реальность — тот же сон, который длится до тех пор, пока не умрешь. Во снах все намного лучше, красивей и воздушней. Если приснится кошмар, то можно проснуться. В снах можно убежать от реальности. Многие поэтому любят спать, когда им очень плохо или одиноко. И тогда они уже с трудом могут отличать сон от реальности. Но это вызывает сильное привыкание. Как наркотик. Поэтому все должно быть в меру.

Мой друг! меня уж несколько ночей

Преследует какой-то сон тревожный:

Встает пред взором внутренним очей

Насмешливо и злобно призрак ложный,

И смутно так все в голове моей,

Душа болит, едва дышать мне можно,

И стынет кровь во мне… Хочу я встать,

И головы не в силах приподнять, —

творчество Н. П. Огарева в школе изучали, а вот этого стиха не помню. Но почему он возник в моей памяти? Все-таки, значит, мы изучали, раз всплыл в моей памяти, пришла я к этому выводу. Просто так не бывает, что в памяти возникают неизвестные мне стихи.

Туман меняет все, и только он так умеет. С ним ничто не сравнится, кроме миража, в умении подчинить себе мир и изменить его. Он циничен и самонадеян. Этот параллельный мир, который он создает, не насыщен цветами, кричащими и заявляющими каждый о себе. Каждый цвет являет собой сгусток энергетики и переполнен эмоциями. Облака тумана, опустившись до самой земли, постоянно вращаясь и меняя свою конфигурацию, постепенно вытягивались вверх, становясь похожими издалека то на фигуры закутанных в саван, то на образы животных. Туман создает свой мир, где твоя фантазия додумывает свое. Он как дитя, играющее с тобой в прятки, готовое выйти к тебе, но что-то не пускает его. И тогда туман начинает меняться, чтобы напугать или обнять и укутать как одеялом. Он благосклонен, никого не критикует. Меня вначале это испугало, но, увидев, что это не причиняет мне зла и боли, продолжила наблюдать. Я остановилась, и замер туман. Сделала еще несколько шагов, он медленно потянулся ко мне. Через минуту он расстелился и замер.

— И что дальше? — с вызовом спросила я. — Что ты хочешь сказать? Может, хочешь показать?

Туман неподвижно повисел, а потом тихо расступился, обнажая невероятную, почти мистическую красоту поляны. Когда туман рассеялся, и я смогла оглядеться, то обнаружила, что нахожусь в странном месте. С удивлением я рассматривала окружающее меня пространство с фантастическим пейзажем. Я находилась рядом с радужной гаммой. Туман словно снисходительно улыбался, показывая свое богатство, давая восхищаться, удивляться. Вся поляна была наполнена серебристым светом, переливаясь и мерцая. Откуда он? Яркие красивые цветы распускались на полянах, распространяя нежный свет. Такой потрясающей игры света и тени я никогда не видела. Это было просто что-то нереальное. И вся эта картина была целостной, неповторимой, волшебной, для описания ее просто не хватает слов. Ни звука. Я присела на корточки и стала рассматривать траву и цветы.

— Фантастика! — воскликнула я в восторге, забыв, где нахожусь. — Красота! Это только в фантастическом фильме можно увидеть. Кто ты? — обратилась я к туману, который расстилался неподалеку. — Ты живая субстанция? Ты кто? Откуда ты? Это все твое? — Я спрашивала и спрашивала, вопросы возникали одна за другим. — Много вопросов, и ни одного ответа. — Но, ответом была тишина, — Вроде бы я не напивалась до чертиков? Да и наркотиков не употребляю. Что это?

Все вокруг было словно залито мертвенным лунным светом. Вопреки моим опасениям, туман не причинил мне неприятных последствий. Наоборот, так же, как после грозы легко дышалось озоном, я почувствовала прилив сил и бодрости. Энергия тумана как бы подпитывала мое «тело», очищая, от накопившейся боли, и даже чувство страха исчезло. Это меня взбодрило, дала уверенность, что я найду выход из этого места.

— Озеро дышит теплым туманом.

Он мутен и нежен, как сладкий обман.

Борется небо с земным обманом:

Луна, весь до дна, прорезает туман.

Я, как и люди, дышу туманом.

Мне близок, мне сладок уютный обман.

Только душа не живет обманом:

Она, как луна, проницает туман, —

прочитала стих Зинаиды Гиппиус для своего нового друга тумана. Понимал ли он или мне так хотелось, но то, что лилось из души, то я и читала с вдохновением.

У меня даже мелькнула интересная мысль, что если я подпрыгну в этом тумане, то просто полечу в бесконечность. А потом буду падать в этот легкий туман. И падение мое будет длиться целую вечность. Коснувшись тумана, я вновь взлечу, и так до скончания века.

— Может, я умерла? — вдруг подумала я, но, откинув мысли о смерти, снова обратилась к туману: — Скажи кто ты? И почему я тут?

Не дав ответа, туман закружился, и дымка растаяла. Я опустилась на траву. И вдруг словно из тумана возникло стройное женское тело. Фигура тихо качалась, словно на ветру, и с каждым движением росла, а тело ее было прозрачно, точно соткано из серебряных нитей. Лицо ее было бледным, с большими печальными глазами и чуть-чуть розовыми губами, золотистые волосы спадали красивыми волнами на грудь. Она словно плыла над землей.

— Вау!!!! — обомлела я от такой фантастической магии и красоты. Любая женщина на земле позавидовала бы совершенству. Я уже завидовала. — Кто ты? — задала вновь свой вопрос.

— Твоя Печаль, — прошелестела она. — Твой шелест в тишине. Твой глубокий вздох. Твои слезы одиночества. Твои воспоминания. Твой душевный страх. Твоя депрессия!

— Но-о-о, — удивилась я от изобилия ее имен и сделала небольшую паузу. — Какая печаль? — и я нахмурила брови. — Какая депрессия?! Какое одиночество? Хорошо, что я встретилась с тобой, а не со своими ужасными страхами, — с облегчением вздохнула я. — Только объясни мне, что я тут делаю? И почему я? Где я?

Про себя подумала, что хорошо, что это не игра. Никто не убьет, а это значит, есть возможность вернуться домой. В голове мелькнула вновь мысль о смерти, но я быстро отбросила ее, чтобы не пугать себя окончательно.

— Ты здесь, чтобы пройти свой путь и вернуться обновленной. У меня много имен, и все зависит от души: что она выбирает.

— А-а, — протянула я, попытавшись встать, но нежность травы и сам воздух не дали приподняться. Я нашла удобную мне позу и продолжала сидеть. — Ты, ты так всегда выглядишь? — шепотом спросила я, потому что была удивлена. — У тебя всегда светлый облик?

— Это зависит от того, какая печаль у человека. Я бываю светлой, бываю темной.

— Значит, это ты заставляешь людей печалиться?

— Нет. Вы сами меня приглашаете.

— Мы-ы-ы — протянула я, — а зачем нам печаль? Жить без печали лучше. Да-а! Чудеса, да и только.

— Возможно, и лучше без меня! Но вам нужна поддержка, поэтому я и прихожу.

— А что это за место? — спросила я, разглядывая фигуру.

— Это поляна Печали, — улыбнулась Печаль. — Здесь ты можешь попечалиться, и я попечалюсь с тобой.

— А зачем тебе печалиться?

— Поддерживаю, чтобы не было одиноко.

— Спасибо, — ответила я. — Да-а, вы правы, я сейчас действительно печальная!

— Я знаю, потому что чувствую своим сердцем. Когда пойдешь дальше, то свою печаль оставь здесь.

— Почему? Вы такая нежная, что я с удовольствием пошла бы с вами через все преграды и преодолела бы испытания.

— Печаль не дает силы, когда начинаются испытания, она отнимает волю. У человека в этот период опускаются руки. Думаю, что печаль нужна тогда, когда вокруг ничто не угрожает.

— Тогда я не пойму: если печалиться нельзя, то что я здесь делаю?

— Ты здесь, чтобы немного отдохнуть от пережитого, снять напряжение и успокоиться. Собраться с силами. Путь-то нелегкий и очень длинный.

— Я как поняла, что это только начало моих испытаний.

— Верно.

— Впереди меня ждут такие же испытания?

— Разные, — глубоко вздохнула Печаль.

— И как мне выйти отсюда? — И я поднялась с травы, которая сверкала разноцветными огоньками, словно там переливались маленькие бриллианты.

— Ты просто иди вперед! И не бойся! Сумей побороть свой страх! — ангел Печали улыбнулась. — Меня можешь не брать в попутчики. Я буду просто задерживать тебя в пути.

— Спасибо! Постараюсь, — улыбнулась я, передернувшись от предстоящих встреч с неизвестностью. — Хорошо! Я тогда пойду. Спасибо еще раз тебе! — На душе было легко, словно я оставила груз.

— Счастливого пути!