Из плена тьмы. Если ты долго смотришь в бездну, то тьма поглощает тебя

Валентина Вануйто

Страх скользким, болезненно пульсирующим в мозгу червем, холодным потом выступает на висках.Закрой глаза. Играем в прятки.Учись смотреть сквозь темноту,Отдайся новым ощущениямИ опустись душой во мглу….

IV

В банальной логике святого,

На перепутьях адской тьмы,

Сознанье бытия земного,

Полет сквозь тонкие миры!

И с верой идеалам света

Идеи темные слились,

Все те, кто верит в силу Сета

В бездонной ложе обнялись!

И. Тимофеев

Пока я шла, вдали появлялись силуэты людей, духов, монстров. Бесформенные, молчаливые, они были похожи друг на друга, и мне казалось, что десятки людей ходят вперед-назад, как и я, ждут чего-то, дрогнут и молчат, и думают о чем-то своем, загадочном и печальном. Они неслышно вырастали за моей спиной, большие и темные. Двигались мимо меня и, таяли словно дымка, или внезапно исчезали во тьме. И снова появлялись сбоку или передо мной, равнялись и медленно таяли в сером пространстве.

— Страшнее нету одиночества,

Чем одиночество в толпе,

Когда безумно всем хохочется,

А плакать хочется тебе…

Внезапно яркие лучи света осветили арку, словно перед ними открылись ворота. Силуэты поплыли к ней. Я двинулась тоже. Меня как будто затягивало в этот лабиринт. В детстве, наверно, многие во сне проходили такие длинные коридоры, где гонимые страхом бежали от кого-то и куда-то. Сейчас я также стремилась вырваться с этих узких коридоров лабиринта. Они словно давили на меня с боков, сверху, стараясь протиснуться сквозь узкие проходы. Я попыталась бежать, чтобы найти конец коридора и выйти. Но он оказывался продолжением другого, еще более узкого и душного. В ужасе и в страхе я медленно продвигалась по бесконечному сужающемуся коридору туда, где, как мне казалось, ждет липкое, красное, возможно черное, бесформенное месиво, готовое поглотить.

— И снова этот лабиринт, — протянула я, оглядываясь на безмолвных духов, которые заходили в двери и выходили. — Мы так и будем здесь бродить? — но, все были заняты собой и стремились найти выход.

Подойдя к одной из дверей, я остановилась в нерешительности. Решила проверить, что там, за дверью. Протянув руку к ручке, задержалась. Потом решительно дернула на себя дверь, которая с каким-то шумом раскрылась. Комната была темной, где-то мелькал слабенький огонек. Я заглянула внутрь, придерживая дверь, чтобы невзначай не захлопнулась, прищемив при этом голову. Постояв несколько секунд неподвижно, прислушиваясь к тишине и не обнаружив ничего необычного, я успокоилась. Медленно шагнула в комнату. Но, как мне показалось, кто-то подтолкнул меня. Я чертыхнулась, разозлившись на того, кто толкнул, и невольно пришлось войти. Прошло время, но я не могла понять, сколько именно — секунды, минуты, часы. Приоткрыв глаза, обнаружила, что все еще нахожусь во мраке какого-то помещения. Мягкий свет освещал пространство вокруг.

— Простите! — громко подала голос, направляясь к свету. Комната была абсолютно пустой, и что было самое удивительно — стены были украшены чьими-то портретами. — Здесь есть кто-нибудь? Эй! Кто-нибудь! — мои слова эхом отражались от стен.

Стало вдруг страшно, и я попыталась успокоиться, дышать ровнее и не паниковать раньше времени. Вдруг передо мной возникла рожа. Да, именно рожа, а не лицо. Она была коллажем из тысяч чужих черт — лиц, искривленных и перекроенных, которые встречала сотни раз — такое, казалось бы, знакомое и в то же время совершенно неизвестное. Дикий блуждающий взгляд, как у помешанного, сидящего на стальной игле или нюхающего райский порошок — пыльцу высушенных трав. Но, несмотря на пустые глаза и выпученные зрачки, он, скорее всего, был слеп. Из щек и губ торчали тонкие антенны, вроде тех, которые имеются у крыс. Такое чувство было, что он был грязный и вонючий, укутанный во что-то мягкое; разве что у него отсутствовал хвост и мерзкий тонкий писк.

— Преступница! — прохрипел дух комнаты, появившийся из мрака.

— Нет! Я Анджелайн! Я ищу выход отсюда, — вздрогнула, с ужасом понимая, что это мои преступные мысли, в виде этого чудовища.

— Преступница! — повторил он, словно приговаривал меня к смерти или на пожизненное заключение. — Твоя душа ничтожна и омерзительна! Ты много совершила мысленных преступлений, — не отводя от меня отвратительных глаз, сказал судья-палач. — Твои мысли преступны и ужасны! — прохрипел он.

— Я почти не живу — обвиняю, пишу приговоры,

Отпускаю грехи, умираю, рождаюсь опять…

Лабиринтами дней — одиночеств моих коридоры,

Не найти в них себя, не понять, не простить, не обнять…

— Что мне делать? — охватила меня дрожь от таких обвинений. Дерзить не хотелось. — Как мне очиститься от темных мыслей? — Возразить было нечего. Я и сама знала, как злоба и горечь давят мою грудь, что попала в этот край из-за своих же грехов, которые поселились в душе.

— Признаться в своих обидах! Признаться себе, что не сумела сохранить чистоту своей души.

Как прожил, так будешь умирать,

Раз грешил, придется отвечать.

Он раскроет суть простых вещей,

И поведает о тьме.

Та тьма, что в тебе живет,

Поглотив тебя, она убьет

Не без помощи его,

Освободит тебя он от нее.

— Освободиться!!! Ну да, легко сказать.

До рождения человека, в душу вноситься множество прекрасных черт и признаков: материнские переживания, события окружающего мира, радость, добро, влияние планет, которые застывали в их линиях жизни. Оставалось человеку не только закрепить все чистое в своей душе, но и работать над ней. Но, не все пытались работать над собой, нести в мир чистоту своей души. В свои сознательные годы жизни, пытаясь объяснить повороты своей судьбы, свои поступки и действия, я находила эти объяснения в видимых причинах и побуждениях. Но тайно догадывалась: за внешними побуждениями кроется глубинная, запечатленная в человеке судьба, незримый, оттиснутый в душе отпечаток.

— Вспомни, прости и отпусти, — услышала я. — Освободи себя от темной силы, сгущающейся сейчас в твоей душе.

— Что отпустить? — хотя, я прекрасно осознавала, что должна простить себя и покаяться перед собой, чтобы освободиться от этого тяжелого груза.

— Неужели ты собираешься обманывать себя вечно? — на губах рожи появилась самодовольная улыбка.

— Обида пулею шальной

Поранила меня…

И в горле ком, и в сердце боль,

И в духе пустота.

…В груди как будто бы свинец.

В глазах дрожит слеза.

Я не могу забыть, Отец

Обидные слова…

…Я не могу простить, Господь!

Я не могу простить!

Как мне прикажешь теперь быть?

Как я могу любить?

Я ощущала ту дрожащую струну, что сейчас оказалась натянутой в душе, и не могла ее ослабить. Острые и холодные иглы, что проникали до самого сердца и кололи ее тоской и гневом бессильного ожидания. Я никогда не думала, что мне придется копаться в тайниках своей души в этом страшном, одиноком месте. Хотя читала о страданиях и мучениях грешников в аду. Мне казалось, что вот это место хуже ада. Здесь нельзя было укрыться от всепоглощающего гнева, боли и обиды. Они просачивались сквозь мое «тело» и копались в моей памяти, вытаскивая самые отвратительные моменты. Иногда обида настолько захватывала внутреннее пространство, что оно становилось вообще неспособным воспринимать мир хоть с какой-нибудь другой позиции, кроме как поделив его на «плохих» и «хороших».

— Прекратите! Прекратите! Прекратите! — Я закрыла лицо руками, чувствуя, что слезы брызнули из глаз. — Как вы можете?!

— Я поняла — это тюрьма,

Я, как побитый зверь,

В цепях своих заточена…

Как можно жить теперь?

…И вновь Ты где то там, внутри

Шепнул мне тихо: «Стой!

Оставь обиду позади

И обрети покой».

Обида, нанесенная в детстве, растет с годами до огромных размеров, заслоняя собой другие аспекты жизни. Обида — это смесь злости и бессилия, которую нельзя выразить открыто. Она преломляет и искажает взгляд на мир, принося все новые и новые страдания. Человек как будто лелеет свою боль и обиду, словно не в силах расстаться с ней. Ощущение бессилия, невозможности защитить и постоять за себя. А это значит — он жертва своего внутреннего мира. Чем больше бессилия в жизни человека, тем больше он — жертва. А жертва, как известно, притягивает насилие — физическое и эмоциональное. Мало кто способен слышать и слушать слова без гнева — не каждому рассказывают о невысказанных помыслах и непрощенных поступках. Каждый старается увидеть и слышать о тех, кто сгорел в пламени его гнева, ненависти и о тех, чье пламя он погасил.

— Жалкая, подавленного вида,

На тебя нахлынула обида…

Сжала горло, затемнила разум,

Все на свете отравила разом, —

прочитала я отрывок из стихов Л. Щипахиной. —

Зло остынет. Горе притупится.

Боль минует. И беда промчится.

Все пройдет. Загладится. Сотрется.

Все пройдет — обида остается…

— Работай, работай над собой, — вновь прервал мои думы монстр. — Постарайся, чтобы темные стороны души оставили тебя.

— О! Господи! Неужели, все это мои мелкие обиды, зависть рождают в душе моей темных мелких монстров? — задала вопрос не столько монстру, сколько себе. — Боже! Неужели, мы сами себя топим в этой темной массе? И кого же я старалась обмануть? Только себя, — ответила на свой же вопрос. — А мы думаем, что никто не узнает наших мыслей, — пронеслось в голове.

— Не храните обиды под сердцем,

Отпускайте на волю, прощайте.

Есть от горечи старое средство,

Вы обидчиков благословляйте!

— Вот, вот! Не храни свои обиды как бриллианты. А то носятся и носятся со своей обидой, лелеют, баюкают и прячут глубоко под сердцем. Если ты виновата, то признай свое заблуждение, скажи всем правду. Но не такую, в которую могут поверить другие, а такую, которая нужна тебе для того, чтобы изменить себя.

Я понимала, что вся прожитая мною жизнь с ошибками, с неудачами и нравственными успехами встанет ярко и четко, прежде всего, передо мной, и я должна увидеть и различить, что было хорошего и чистого и что — темного и ужасного. Все мысли от обид и боли, нанесенные людьми, превращались в маленьких и гадких монстров, меняя мою судьбу, превращая иногда жизнь в сплошное невезение. А то, что было заложено, — чистые, светлые черты, все покрывалось вязкой и темной массой ненависти к окружающим за то, что они старались вторгнуться в мою душу.

— Как ранит слово грубое порой,

Оброненное походя, не глядя.

Обида, словно зверь на водопой,

Крадется тихо и садится рядом.

…И точит, точит душу, словно червь,

И гложет изнутри коварной болью.

Душа кричит: «Не верь всему, не верь!»

А сердце ноет, обливаясь кровью.

— Это древняя тьма в уголках вашей души — дьявол, — то ли прошипела, то ли пропела рожа. — Это змея, пытающаяся проглотить и пожрать саму себя и все, что ее окружает. Все зависит от вас самих. Вы можете победить обиду, а не давать ей власть над вами.

— Заладил мне: борись со своим злом, — криво улыбнулась я. — Что-нибудь новенькое скажи, — но в голову упорно лезли гаденькие мысли о том, что не нужно слушать это древнее омерзительное существо. — Сам-то, небось, и рад, что я подпитываю тебя своими черными мыслями, — съязвила я.

Я старательно отгоняла темные мысли и пыталась рассуждать здраво. И понимала, что трудно дается найти решение проблемы страха по причине, что на каждый страх и на каждую обиду у человека припасено достаточно логичных и непоколебимых оправданий этих эмоций. Получается это потому, что человек не любит знать о себе правду, поэтому он скрывает ее от самого себя. Человек говорит себе, что принимает правду, что хочет решить проблему, хочет разобраться в себе. На самом деле он ищет подтверждение тому, что уже сделал все правильно.

— Зачем же бояться того, что неизбежно? Нужно просто быть всегда готовым.

— Что же это значит, быть готовым? К чему?

— К необходимости дать оценку своим поступкам, мыслям и своей прожитой жизни.

— В мире сейчас зла гораздо больше, чем добра.

— Тебе нужно вести борьбу со своей тьмой, со своим адом, со своим дьяволом, а не с теми, кто наносил и наносит тебе раны, — словно он выносил вердикт. — Пусть они думают, что делать со своей темной энергией, которая исходит от них, а не ты. Все их темные мысли вернутся к ним.

В детстве жизнь представляется вечной и кажется, что всегда найдется возможность исправить ошибки. Со временем промахи накапливаются, но не всегда жизненный опыт страхует от совершения других. Самые отдаленные моменты, самые незначительные события — все, что казалось безвозвратно стертым со скрижалей памяти, оказывается, хранится в области подсознания. Я поняла с годами, что имела в виду тогда мама, когда говорила, что стереть из памяти неприятный момент не значит, что удалила его навсегда.

— Старайся прислушаться к советам, чтобы не совершить проступок, о котором ты пожалеешь в будущем. Через много лет, когда ты забудешь, обида напомнит о себе в виде сильного ожога. Даже на рисунке, по которому проходишься ластиком, остается след.

— В детстве я воспринимала все очень прямолинейно, черно-белым, и очень страдала от этого. Поверьте, не всегда нужно говорить людям правду, иногда необходимо и солгать. Обида может быть страшной, и, нет ей прощения. Ведь человек не добрый и не злой, ведь все его проявления естественны.

— Перестань сравнивать себя с другими, — вспылил монстр. — И не нужно доказывать другим, что ты не такая. Прими себя внутри такой, какая ты есть, со всеми недостатками, со всеми плюсами — и с объективным подходом, начни себя улучшать. Внутри тебя живет прощение. Это еще и способ разорвать круг злобы и ненависти.

— Простить?! Кого? Себя?!

— Всех и себя в том числе. Простишь себя, простишь других. Будь честна перед собой. Прислушавшись к себе, ты откроешь для себя правду о своем существовании. Это прощение и твоя честность помогут понять ситуацию и найти из нее правильный выход. Это одна из возможностей расти в духовном плане и вырваться из круга зла.

— И чего ты злишься? Ты должен быть довольным, что я злая, обидчивая.

— Мне это не нужно в данное время. Я и так подпитывался твоей энергией, когда ты совершала зло, причиняя себе боль, истязала свою душу, нанося раны.

Передо мной с удивительной отчетливостью стали всплывать на поверхность сознания мои ошибки, обиды, злость. Сколько помню себя, всегда спорила и хотела доказать свою правоту, оскорбляя близких и нанося им душевные раны, вместо того чтобы остановится и дать людям возможность объяснить свои поступки. Для окружающих я всегда была непонятной, с какими-то странными замашками и причудами, вечно затевающей неприятный для всех спор. Темы выбирала весьма необычные: о цели и смысле жизни, о добре и зле, любви и ненависти, — такие, которые мало кто хотел обсуждать, а кто все-таки решался, после таких дискуссий окончательно портил со мной отношения. Я вспоминала, что многим обидчикам желала смерти, даже мысленно представляла, как они умрут. Вспомнила, что ненавидела некоторых людей и даже желала им несчастья.

— Я стараюсь не делать другим того, чего не желаю себе, — стала оправдываться. — Они сами нарывались на ссоры. Если говорить, то они также мысленно мне желали зла.

— Это все лишь твои предположения. Жизнь, она совсем иная.

— А разве мысли не есть моя жизнь? Ведь любая мысль возникает не сама по себе. И она меня учит. Мы должны совершать ошибки и обижаться, тогда какой опыт мы получим?

— Да, жизнь — хороший учитель, как и опасность. Они заставляют пересмотреть многие вещи, отделить зерна от плевел.

— Нельзя требовать от человека сверх его возможностей. А возможности его во многом связаны с условиями среды, в которой он вырос и живет.

— За все приходится платить, а эта наука стоит особенно дорого, потому, что расплачиваться за нее нужно не только на земле, но и здесь.

— Слушай, с тобой просто невозможно разговаривать! Ты постоянно стараешься обвинить, не давая мне объяснить и оправдать свои поступки и мысли.

— Такова моя сущность, чтобы видеть и обвинять.

— Критиковать мы все умеем, а вот понять другого человека очень сложно. А ты не только критикуешь, а стараешься втолкнуть меня в это месиво греха.

— Ну, зачем же так критично? Ты говоришь с жестокостью глубоко уязвленного человека, — с неподдельным сочувствием произнесла Тьма. — Ты очень ранимая и в твоих глазах боль. Твоя злоба и ненависть — всего лишь крик отчаявшегося человека. Ты же понимаешь, что это все от слабости. Ты понимаешь, что негативные эмоции приносят всего лишь опустошение, всего лишь разоряют тебя изнутри.

— Мало, кто из нас способен рассказать о себе всю правду, даже себе самому. Люди все понимают, но ничего не хотят менять. Они хотят как легче, и сидят по привычке в тупике, из которого не желают выбраться.

— Значит, ты оправдываешь поступки, совершаемые из чувства мести? Верно! Люди полны слабостей — потому и несовершенны, потому и допускают много ошибок, — среди которых обман, непостоянство, трусость.

— Не оправдываю. Я считаю, что поступаю правильно, когда творю зло, — ответила я, понимая что разговариваю сама с собой, а этот монстр питается моей слабостью.

— Это оттого, что ты не веришь в себя. Не веришь в свои силы. У меня такое ощущение, словно ты делишь себя надвое, отделив хорошее от плохого, и наблюдаешь за собой со стороны, будучи недовольна своей несовершенной половиной.

— Когда судят ближнего словно обвиняемого, основываясь исключительно на собственных представлениях о добре и зле, даже чистосердечное раскаяние при этом стремятся подать как доказательство справедливости обвинения, — ненависть оказывается естественной и закономерной реакцией.

— Когда одна ложь подталкивает другую, а зло порождает ответное зло — взаимная неприязнь превращается в порочный круг.

— Так и есть. Это аксиома. Без всего этого мы будем бездушными куклами.

Я почувствовала какую-то странную боль внутри и ощутила все страдания, все потрясения, которые пришлось познать слишком рано. Я была уже не беззащитным ребенком, которого оберегали от горестей и бед, а вполне самостоятельным, хотя и не до конца сформировавшимся созданием, со своими мыслями, воспоминаниями и со своими тайнами, которые научилась хорошо скрывать. Если раньше все мои чувства были написаны на лице, то теперь окружающим оставалось только гадать о тех обидах, которые таила я в своей душе. И пока была полна противоречий, и продолжала конфликтовать с собой и с другими, во мне не могло быть гармонии, а значит, я пока не могла полностью очистить свою душу.

— Мне кажется, понять судьбу можно, лишь оглянувшись назад в свою жизнь и убедившись, что в ней нет ничего случайного! Нам кажется, что мы управляем событиями, но есть масса неизвестных факторов, которые управляют нами.

— К сожалению, жизнь — это цепь непредсказуемых случайностей. Глупо пенять на судьбу. Виноват во всех своих несчастьях только сам человек. Твоя задача сейчас — оставить здесь свою обиду, боль, ненависть и простить всех.

Рассуждая о жизни, я вспоминала, что скрывая свои волнения, обиды от окружающих, с гипертрофированным чувством вины, с разъедающей болью трагедии в сердце, с жаждой любить и быть любимой, но молчащей, ничего не просящей, боявшейся того, что не имеет права просить, я стала замкнутой и молчаливой. У меня была обида за людей, причинивших боль не только мне, но и животным. Это невыносимо больно терзало мою душу. И вместе с обидой в меня вошло что-то плохое, что-то гнетущее и тяжелое, властно обволакивающее все внутри, вызывающее тягостное состояние. Пребывая здесь, на земле, мы остаемся лишь тленными, немощными людьми. Если подумать, то каждый скрывал свою боль по-разному, кто-то был тихим, а кто-то слишком эмоциональным. Я опомнилась и принялась освобождать себя от обид и оправдывать свои поступки. Переживая самостоятельно трагедию, я все же не лишилась своей доброты, светлости, чистоты сердца, но закрылась ото всех.

«Пытаюсь, но ничего не выходит. Словно не чувствую в себе сил. Постараюсь простить всех, кто меня обидел, попросить прощения у тех, кого обидела я. Да! — подумала я, — слишком мрачная у меня душа! Интересно, у других такая же идет борьба?»

— Да! — коротко ответил на вопрос монстр.

— Интересно, я же ничего вслух не говорила, а ты копаешься в моих мозгах.

— Я не копаюсь, а констатирую факт.

Странно, я всегда думала, что попав сюда, у меня не будет мук совести. Я ощущала, как во мне происходит какой-то процесс, но какой именно, понять не могла. Все, что спало долгие годы пустоты, одиночества, грязных ошибок и обвинения, смешанных чувств обиды, разочарования, безумной непонятой любви и всепрощения, все, что затаилось внутри меня, в самое основание моей сущности, сейчас просыпалось. И я подалась навстречу изменениям.

— Всех, кто когда-то зла мне пожелал

И злобно камни в спину мне бросал,

Кто оболгал, — я вас за все прощаю.

Кто не подал руки мне в горький час

И кто унизил, — я прощаю вас.

Прощая, свою душу очищаю.

Я тех прощаю, кто ломал и сек

Мою любовь, как тонкий колосок,

Кто осуждал, шептался за спиною.

Надломлен колосок, но все равно

Надежды сохранилось в нем зерно,

И, значит, прорастет оно весною.

Монетой вашей вам не заплачу —

Я злобой душу пачкать не хочу

И ненавистью не отягощаю.

Я вас не уважаю, не люблю,

Но не кляну, обиды не коплю,

Не презираю. Просто, вас прощаю, —

продекламировала ровным, как мне показалось холодным тоном и, помолчав, добавила медленно, словно в раздумье: — Может, это поможет.

Стоя в центре комнаты и размышляя, я так и не пришла к определенному ответу, но чувствовала, что он лежит за границами этого лабиринта. Я подошла к двери и вышла. Вдруг услышала, как словно упала на пол шипящая свеча, потом послышался звук, похожий на треск материи. Вздрогнула и огляделась. Но, позади меня была темнота. Я поняла, или правильней сказать, почувствовала спиной, что это дверь закрылась позади меня, за ней я оставила обиды, ложь, ненависть. Впереди открывалось пространство, узкий, уходящий вдаль коридор.

— И куда теперь? Снова коридоры! И снова война с собой, со своими страхами, со своими обидами.

— И снова борьба сама с собой, — эхом прошелся по моей душе чей-то голос.

Даже если я и постаралась освободиться от негатива, пусть даже незначительного, то страх существовал по-прежнему, и, появилась еще более страшная, чем древний ужас, обезволивающая, невыразимо отчаянная депрессия, окутывающая человека, как саван. Сколько бы ни пыталась я побороть свой страх, он все равно преследовал меня. Гонимая боязнью, что останусь здесь навсегда, так и не найдя выхода, я ускорила шаг. Кто бы что ни говорил, но женские слезы — великая вещь. Выплакавшись, я почувствовала себя гораздо лучше. Коридор несколько раз поворачивал, и в темноте невозможно было сориентироваться и понять, куда он в конце концов выведет. На стенах коридора были серые отсветы, черные тени. Воображение придавало теням измененные формы, пугающие звуки, доносящиеся издалека, и мгла, таящаяся за каждым поворотом, порождала в моем мозгу демонов, оборотней и чертей. По лабиринту кружили призраки, неуловимые, блуждающие тени, которые высасывали из душ жизненную энергию. У меня больше не было сил плакать, сопротивляться, бороться.

— Нас смертью крестили, косой охраняли,

Мы жили, учили и свет проклинали…

Наш путь освещала царица луна,

А разум наш соткан из атомов зла!

Я шла, и мне навстречу шел поток людских душ. Когда они приближались, то их лица тут же превращались в ужасные гримасы, тела — в бесформенные массу, а души — сами в монстров. Я шарахалась от каждого духа или души, которые хотели прикоснуться ко мне. Я видела тьму в их горящих красных глазах. Или мне так хотелось видеть. Это меня сильно пугало.

— Ты зачем прокралась в душу,

Ты зачем меня грызешь,

Заставляешь сплетни слушать,

Неужели ты не уйдешь?..

…Уходи, моя кручина,

Ты покинь меня, мой страх,

Исчезай в часах пучине,

Обратись в незримый прах! —

прочитала отрывок из стиха А. Ефремовой, чтобы успокоить свои нервы.

— Ты боишься меня? — спросил кто-то громко из пустоты.

— А ты хочешь, чтобы я боялась тебя? — ответила вопросом на вопрос. — И злишься, что этого не происходит, поэтому мучаешь меня?

— А у тебя и так ужас в душе. Ты боишься?

— Как я могу бояться, если тебя не вижу. Да, я всего боюсь, когда не вижу.

— Логично. Чего же люди боятся более всего? — спросил он.

— Что тебе нужно? — я уже сожалела, что ввязалась в этот разговор, но пятиться было поздно.

— Ответ!

— А я хочу правды, — ответила.

— Правды? Здесь ты и найдешь свою правду. Ты никогда не испытывала желания сделать что-то доброе, хотя бы для очистки совести, причем абсолютно бескорыстно и даже в ущерб себе?

— Я делала людям добро и бескорыстно.

— Не обманывай себя.

— Неужели действительно я такая плохая? Неужели я недостойна сострадания? Никто просто не хочет меня понять. Ты что, моя совесть?

— Нет.

— Тогда кто?

— Какая разница, ты просто попробуй разобраться со своими чувствами.

— Я поняла тебя, а может вас, какая разница, как обращаться. К чему ты клонишь? Вы считаете, что, делая добро людям, можно одним неверным поступком разрушить впечатление о себе. Мне вообще-то пофиг, какое впечатление сложится у вас обо мне, главное — я знаю, кто я и что из себя представляю, — стала дерзить, чтобы как-то заставить выйти Нечто из темноты. — Поэтому многие создают ложное добро, чтобы легче было оправдать свои поступки.

— Ты не должна отвечать на зло злом и не уподобляйся им. Постарайся быть терпимее. Зло — это всегда обман и самообман. Вся твоя дисгармония от тебя самой, точнее от твоей неспособности быть сама собой и любить. Это тьма вами владеет, а не придуманный священниками дьявол. Вы сами создаете своего дьявола в душе. Он внутри вас, — подчеркнул мой собеседник. — Не вы в его власти, а он выполняет ваши помыслы. И его нечеловеческая темная мощь подвластна вам!

— Ну-у-у-у, — протянула я недовольно, — началось! Давайте начнем читать нотации, правила, как жить среди нелюдей, которые убивают, насилуют, дерзят, бьют, ненавидят… Мне этого еще не хватало в этом темном мире, где будут учить уму-разуму.

— Я не пытаюсь тебя учить жизни. Просто хочу помочь разобраться в себе и дать зеленый свет к другим испытаниям. Понимаешь, когда нет темных мыслей, и ты не желаешь никому зла, то и душа становится светлой.

— Понятно! — поумерила я свою агрессию. — А если меня провоцируют? — спросила я, пытаясь оправдать свои поступки. — И то, что ты говоришь, — это высокопарные слова. Я, например, не хотела причинять никому зла. Когда мне делают больно, я стараюсь ответить тем же, — попыталась объяснить собеседнику, чем вызвала его ужасный смех.

— Я не вижу здесь ничего смешного, кстати, — дернулась я оттого, что мне не понравилось как все мои оправдания пытаются превратить в прах. — Я никому не причинила зла!

Вспомнила свою маму, которая при виде мертвых животных разъясняла, почему нельзя обижать тех, кто слабее. И что такое смерть, чтобы не напугать. Мое сердце сжалось, как когда-то в детстве, всколыхнув горькие воспоминания. Тогда слезы сами собой выступали на глазах при виде хромающей собаки или умирающего голубя. Я не могла безучастно смотреть на замерзающего в подворотне котенка и всегда приносила его домой, чтобы отогреть, накормить. Даже сломанное дерево, казалось, кричало о своей боли.

— Как ни тяжел последний час —

Та непонятная для нас

Истома смертного страданья, —

Но для души еще страшней

Следить, как вымирают в ней

Все лучшие воспоминанья… —

продекламировала чьи-то стихи, стараясь этим успокоить себя.

— Я-я-я-я, никогда не была жестокой, но почему, почему вы пытаетесь мне показать темный мир моей души? Я не желала никому зла. Когда же на меня нападали, вынуждена была защищаться. Меня никто никогда не понимал. Если я кого-то несправедливо обидела, то готова извиниться. Смотря за что извиниться. Однако не могу согласиться с клеветой, — когда меня стараются облить грязью лишь для того, чтобы самим выглядеть чистенькими и праведными. Да, наверное, объективно я виновата. Но прошу понять и учесть мотивы моего поведения, то, что я не хотела делать зла и всегда стремилась к добру. Я никого не убила, не выбрасывала на морозы беззащитное животное. Что вы от меня-то хотите? Вы хотите, чтобы я приписала чьи-то грехи себе? Не-е-е, не выйдет. Вы хотите сказать, что если ударят по левой, подставь правую. Эта мораль не для меня. Добро должно быть с кулаками. Так хочется заплакать и спрятаться ото всех. От кого прятаться? — тут же задала себе вопрос. — От самой себя прятаться? Здесь так пустынно и одиноко. Дежа-вю! — словно утвердила свои мысли, и слезинка скатилась по щеке.

Воспоминания пронеслись в памяти за несколько мгновений, напомнив о реальном содержании прожитой жизни. Но не исчезли, а словно наполнили собой пространство, в котором я находилась. Я никогда не старалась быть похожей на других, хотя и не избегала компании. Но не могла же я пить вино и ругаться, только чтобы быть как все. В моем присутствии люди почему-то чувствовали себя неуютно из-за моего изучающего взгляда. Я всегда старалась быть сама собой. И, наверное, потому была чужой. Старалась держаться естественно, хотя, возможно, со стороны казалось, будто я хочу подчеркнуть свое моральное превосходство. В душе на маленькую въедливую гордость и радость за сделанные когда-то добрые дела наползает тень стыда за ложь и тщеславие, жадность и слабость.

— Конфликт! Ты пытаешься конфликтовать сама с собой!

— А тебе-то что? Я не конфликтую, а рассуждаю, что всегда была права. Ну, ладно, в некоторых ситуациях была неправа. Но, люди сами лезли на конфликт и получали то, что хотели.

— Ты права в чем-то. Все конфликты происходят из-за того, что окружающие видят тебя не таким, каким ты сам себя представляешь. Мы сами творим чужого вначале через суждения, которые выявляют совпадение или несовпадение взглядов, представлений и жизненных правил, а затем через осуждение в пользу себе по принципу: я лучше и я прав, а ты неправ, значит, хуже.

— Снова нотации!!!!

— Я озвучиваю твои мысли и помогаю тебе понять себя.

— Мне не нужно помогать, я сама справлюсь со своими демонами. — проворчала я, понимая что грублю там, где я должна быть осторожнее в словах.

— Такова человеческая природа — каждый защищает себя.

— И днем… в пустыне тьма и тихо,

А ночью… солнце обжигает.

Душа кричит!!!… но крик тот хриплый,

Увы, никто не различает.

…Да и кого найдешь в пустыне?

Где небо и земля роднятся,

Смыканьем губ заполовинив,

Все тайны, что меж них томятся…

Было такое чувство, когда по щекам стекали слезы, что я оплакивала свою смерть или типа того, будто б она была живая… и вот умерла… и вот лежит передо мной в гробу. Я представила ее прекрасный образ в нежном одеянии света. Почему она? Не знаю! Может, это был мужчина? Все возможно. И все же перед глазами был женский образ. Я словно стояла на границе царства смерти и любовалась ею. Вообще-то, я и находилась в царстве Смерти, Тьмы и Вечности. Я, ценитель красоты и совершенства форм, мечтала запечатлеть образ в вечности. С этими капельками слез выходило что-то. Но, что, я не могла понять.

— Оставь, душа, сомненья и надежды!

Конец борьбе с мирским всесильным злом.

Я чувствую: сомкнутся скоро вежды,

Близка пора заснуть последним сном!

Истощены бесплодно наши силы;

Мы не щадя их тратили в борьбе;

Но у дверей темнеющей могилы

Мы не пошлем проклятия судьбе.

И от нее не ждем мы воздаянья

За все, чем жизнь была отравлена…

Страдали мы — но были те страданья

Дороже нам бездействия и сна.

Покинем мир спокойно, без упрека;

Пусть не для нас победные венцы,

Пусть цель от нас была еще далеко,

Но пали мы как честные борцы!..

— Главное — чтобы в тебе была гармония! — голос оставался холодным. — Мы хотим, чтобы ты освободила от своего груза. Нам ничего не нужно от тебя. Если ты будешь искать оправдания для себя, то ты не сможешь себя очистить.

— Я не ищу никаких оправданий. Мне бы выйти отсюда, — и стерла со щеки слезинку, которая, как мне показалось, щекотала.

— А ты в Бога веришь? — обратился Дух Тьмы ко мне.

— Я? Я? — от этого вопроса я слегка растерялась. — Это что, экзамен? — Я человек неверующий, а потому мне трудно ответить на ваш вопрос. И вообще Бога нет, его выдумали, чтобы подчинять тех, кто слаб духом.

— Здесь можно и поспорить. Сама вера в Бога основана на убедительности того факта, что жизнь на Земле не могла возникнуть в результате случайного взаимодействия химических элементов.

— И что? Я должна испугаться Божьей кары? Пусть верят те, кто хочет. Я буду придерживаться своей точки зрения, — надерзила я. — Представление каждого отдельно взятого человека о Боге зависит не только от особенностей культуры и религии его народа, но в значительной степени и от личных качеств, среди которых ключевыми являются духовная зрелость и уровень образования.

— Нет, не Богу я буду молиться.

Не у ангелов помощь просить.

Мне протестом дано вдохновиться.

Слишком много на сердце носить.

…Не хочу обвинять и гневиться.

Жизнь моя — роковая борьба.

Все стирается: Будни и лица.

Что поделаешь — это судьба.

…Если ад уготован мне после.

Пусть так будет, не спорю с судьбой.

Человеком жить в мире не поздно.

Я желаю остаться собой.

…Не спасут ни кресты, ни иконы.

Ни священники и ни попы.

Каждый болью своей в мире скован.

Не отнять высших прав у судьбы.

…Никому я молиться не буду.

Пусть не много таких в мире мест.

Не поверю ни в кару, ни в чудо.

Жизнь-дорога — извечный протест, —

прочитала стихи Марины Снеговой. Впрочем, мне они очень нравятся.

— Ведь надо же во что-то верить. Люди всегда ищут в жизни опору, чтобы не сломаться.

— Я? — помолчав несколько секунд, собираясь с мыслями. — Не знаю. И вообще, что такое вера в Бога? Когда человеку плохо, то он начинает задумываться о Боге. Это неправильно. Человек должен всегда верить в свое божество, чтобы изменить жизнь в лучшую сторону. Он живет иллюзиями. Я понимаю, что человек нуждается в вере в Бога; но поверив однажды, будет доверять лишь до того момента, пока кто-то не обманет его, или когда убедиться, что полученное знание ложно. Признать чужую истину своей, не пережив ее и не выстрадав, очень трудно.

— Вера в Бога действительно приносит человеку облегчение, решение каких-то проблем, но, к сожалению, верующий человек не застрахован от болезней, нищеты, преждевременной смерти.

— Значит, я все-таки права? — я была довольна тем, что кто-то поддержал мою мысль.

— Вера есть не слепое исполнение и не просто согласие без действия, но исполнение по внутреннему убеждению. Вера — это убежденность, надежда — лишь предположение.

— Но, многие слепо верят. Ладно. Я верю. Только не в иконы, мощи да свечки. Церковники, так же как и все прочие посредники, ставят своей целью нажиться на вере простых людей, предлагая вместо любви к Богу различные платные обряды и священнодействия.

— И что тебе сделали плохого священники? Ты же не христианка!

— Потому, что они обманывают людей и за счет них жиреют, богатеют.

— Но, ты тоже можешь пойти служить в монастырь и также разбогатеть.

— Зачем? Я не хочу. Они напичканы концентратом злобы, стимулирующей их лгать, клеветать и осуждать других людей, — попыталась я пояснить стоящему рядом со мной Вестнику Тьмы. — Вот смотришь, был священник нищим, работая трактористом, водителем, в полиции или еще где-нибудь, где зарплата только на выживаемость, и уже батюшка, уже катается на новенькой машине и живет с матушкой и детишками в добротном маленьком особнячке. И ведь согласился поиметь все это на деньги, вымазанные в крови невинно погубленных жертв: мужчин, женщин, старушек и дедушек, у которых отняли последний угол и сгубили зазря.

— Зависть — плохая черта. Тебе никто не мешает также обманывать и богатеть.

— Ага, а потом вы здесь меня отправите в ад, так, что ли?

— Нет ада, есть только чистилище, где освобождаются от, как вы говорите, грехов. Очищение — это болезненно. Ты же сейчас чувствуешь боль?

— Чувствую. И мне это не нравится. Поэтому не хочу быть как эти зажравшиеся попы, священники, чтобы вечность тут очищаться. Висеть над котлом и жариться. А еще хуже, когда будешь ходить по раскаленному полю, где огонь жарит твои ноги. Бр-р!

— Покажи мне рассвет боли.

Заглуши криком звук мысли.

Мы играем не те роли,

Утонули не в том смысле.

…Покажи мне закат жизни,

Расскажи про восход смерти.

Как душа на струне виснет.

Режьте, режьте, а после мерьте…

…Разметай крылом мои грезы,

Я стою по колено в море.

Успокойся и вытри слезы.

Только боль, и никакого горя.

…Покажи мне рассвет боли.

Только боль — никакого страха.

Нету воли… и нет неволи,

Лишь с плеча ввысь взлетает птаха, —

то ли прочитала вслух, то ли просто эти стихи пролетели в памяти. Красиво, ничего не скажешь. Ахура!

— Конечно больно! А ты что думала, что очищение души проходит безболезненно? Это равносильно тому, что с вас сдирают кожу. Вы много лет накапливаете, а хотите, окунувшись в воду, сразу очиститься? Такого не бывает. И то, что ты описываешь, здесь нет. Это фантазии людей. Впереди тебя ждет много мест, где ты будешь расставаться со своей тьмой.

— И какая из себя тьма? Это бесформенное существо? Я думаю, что в душе моей живет маленькая частичка этой бессмысленной тьмы.

— Во тьме безутешной — блистающий праздник,

Огнями волшебный театр озарен;

Сидят серафимы, в покровах, и плачут,

И каждый печалью глубокой смущен.

Трепещут крылами и смотрят на сцену,

Надежда и ужас проходят, как сон;

И звуки оркестра в тревоге вздыхают,

Заоблачной музыки слышится стон.

Имея подобие Господа Бога,

Снуют скоморохи туда и сюда;

Ничтожные куклы, приходят, уходят,

О чем-то бормочут, ворчат иногда.

Над ними нависли огромные тени,

Со сцены они не уйдут никуда,

И крыльями Кондора веют бесшумно,

С тех крыльев незримо слетает — Беда!

Мишурные лица! — Но знаешь, ты знаешь,

Причудливой пьесе забвения нет.

Безумцы за Призраком гонятся жадно,

Но Призрак скользит, как блуждающий свет.

— Можешь не продолжать. Стихи Эдгара По мы все знаем. Так вот, тебе кажется, что тьма бессмысленная и бесформенная, но помни — она была здесь до тебя и пребудет после, наблюдая за тобой, пожирая твои слова и крики. Во мраке тьмы похоронены все утраченные воспоминания и забытые секреты прошлого.

— Ты меня пугаешь? И долго мне скитаться?

— Я всех пугаю. Не знаю. Это все в твоих руках.

— А можно спросить: этот мир большой? Есть ли еще другие миры?

— Мир, в котором вы живете, не единственный, и некоторые другие лежат к вам гораздо ближе, чем ты можешь предположить. Границы видимого и невидимого иногда пересекаются.

— Вы там были? Вы знаете об этих мирах?

— Что я знаю, то знаю. Ты сама увидишь эти миры. А во что веришь-то? Можешь мне ответить на этот вопрос?

— Я верю в силу, которая контролирует все и каждого на земле, — ответила я. — И не важно, как ее называть. Важно лишь то, что замысел для нас есть тайна, о которой мы можем только догадываться.

— Верить — не значит выполнять, внутренне не соглашаясь. Вера — это всегда согласие, даже с тем, что недоступно для проверки. Если не соглашаешься, значит, и не веришь.

— Понятно! Ты хочешь сказать, что все, что я здесь вижу, это не ложь и верить нужно. Без веры здесь не найти выход.

— Ближе к истине.

По дороге лабиринта я то и дело натыкалась на силуэты людей, которые тоже брели, спотыкались, бежали. Никто не разговаривал друг с другом, все были сами по себе, оставаясь со своими мыслями, пороками и грехами. Никто не пытался помочь, когда кто-то падал или кричал в отчаянии. Постоянные волны раздражения, ненависти, страха, сменяющегося диким ужасом, сбивали меня с пути к намеченной цели — разобраться, что произошло, и найти выход. Тьма закрывала ужасы, чтобы не рассыпаться от страха. Что такое тьма? Тьма — вечный холод! Мы не имеем ни малейшего представления о тьме, когда говорим о ней. Холод будет всегда, но не снаружи, а внутри — в душе, в сердце. Самая страшная — это духовная тьма! Она покрывает сегодня всю землю. Отсюда бездуховность. Особенно сгущается в густонаселенных центрах и является одной из самых больших проблем современного общества. Тьма в наших душах — это своего рода плата за все, что мы обретаем. Каждому свое. У тьмы есть вкус! Да, именно вкус! Вкус свежей крови, слегка солоноватой, с железным привкусом. У тьмы есть запах! Это запах страха, мокрой земли, разложившихся трупов. У нее есть звук. Это легкий шорох крыльев летучей мыши, мягкий шелест травы, пробегающих мышей, пугающий крик совы. Цвет тьмы — черная, антрацитовая ночь. Нужно лишь почувствовать тьму в себе, сделать ее своей частью. Бояться нечего, потому что нельзя потерять больше, чем у тебя есть. Страх — это слабость; тот, кто слаб, недостоин этого пути. Дорога тьмы — для сильных.

— Ага, для сильных! По этой дороге тьмы идут и трусливые. Бойся, не бойся, а идти придется, так что никто не уйдет с этой дороги, если даже захочется свернуть.

«Люди привыкли жить в своих иллюзиях. Все здесь только иллюзия, — думала я, пытаясь разглядеть мутные силуэты. — Я бестелесный дух! Не дух, а заблудшая душа. Это мое лишь нематериальное подобие земного облика. Вымышленный мир, нам кажется лучше, чем жестокая реальность. И я всегда создавала свой мир, где мне было комфортно и уютно».

— В этом солнечном мире я не хочу умирать,

Вечно жить бы хотел в этом цветущем лесу,

Там, где люди уходят, чтобы вернуться опять,

Там, где бьются сердца и цветы собирают росу.

— Рабиндранату Тагору было комфортно, — сказала я, вспомнив его. — Он же жил в достатке и роскоши, в то время в селениях умирали дети, девочек насиловали, мальчиков продавали, и те бы рады умереть в цветущем саду, но каста не позволяла. Хорошо рассуждать когда тебя не касается нищета.

«Нет выхода, — подумала я, но тут же возразила себе: — Выхода нет только из гроба, так что выход всегда есть! Всегда есть запасной выход! Надо прекратить эти невыносимые страдания. И в данной ситуации этот выход для меня единственно возможный. Конечно, рассуждать хорошо, когда находишься в светлой комнате, на мягком диване. А-а тут? Тут только тьма и некомфортно».

В страхе и тоске я продвигалась по бесконечному сужающемуся коридору и умоляла, чтобы это был выход. Возникшая из ниоткуда тишина оглушила меня, и навалилась со всех сторон вяжущей, мешающей соображать массой. Мне показалось, что кто-то заткнул мои уши ватой. Движения тоже замедлились. Я кожей почувствовала чуждый взгляд. Чуждый этому месту, времени, миру. Я остановилась и стала искать того, кто пронизывал меня взглядом. Один короткий миг, но я почувствовала ледяной холод, прятавшийся во тьме.

— Бред! Что за бред?! Я сама себе это внушила! Здесь нет никого, кроме этих бестелесных блуждающих душ! Это сон! Сон, который слишком долго длится. Что за ерунда! Я сама придумала то, чего нет.

Все, что происходило, казалось мне нереальным. Страх охватил меня настолько, что я почувствовала, как холод окутывает мою душу. Я села на землю и стала истерически плакать, пытаясь таким образом заглушить свой панический страх. Плач стал постепенно перерастать в истеричный смех. Плач и смех резко прекратились, как и внезапно появились. Обессиленная я сидела на земле, понимая, что вся эта реальность, в которой я нахожусь, это уже не сон, как я пыталась себе внушить, пока гуляла по лабиринтам, не фильм ужасов, который я смотрю ночами, не игры, в которые я играю вечерами. Настоящее время, каким бы жестоким и ужасным оно ни было, и есть сама тьма. Слабость продолжалась лишь секунду, и возможно, я бы ее не заметила, если бы не истеричный плач и смех. Я встала и пошла вновь искать выход из лабиринта.

— Когда же закончится этот чертов лабиринт! Я устала идти бессмысленно. О Господи! Помоги мне! — то ли умоляла, то ли молилась я. — И при чем тут Бог? К черту Бога, буду надеяться на себя и свои силы. Бог — кто он такой, чтобы решать, умирать, мучиться или брести вечно впотьмах? — Здесь я не выдержала и стала размахивать руками, обращаясь в небо к этому Богу, который отправил меня скитаться тут. — Объясни мне одну вещь. За что? За что Ты так со мной? Почему именно я? Почему я стала объектом Твоей ненависти? Я не мила Тебе? Я делала что-то не так? Тогда что? Объясни хотя бы напоследок. Ну ответь. Отвечай, чертов ублюдок! — истерично закричала я, топая ногами, удерживая слезы, чтобы не разрыдаться.

Как и многие люди, я стала сетовать на Бога за то, что он допускает такие страдание, боль, страх. Я не могла найти разумного объяснения, почему нахожусь в этом отвратительнейшем из миров. И все это списала на него, который играет душами людей, как куклами. Где этот Бог? Это даже не вопрос, это просто крик моей души, скитающейся во тьме. Я представила Бога в виде беспомощного, безумного ребенка, величиной со Вселенную, — который получал удовольствие от того, что причинял страдания и наносил боль. Он мял своей беспощадной рукой беспомощных людей, как кукол, ломал им ноги, заливал в организм болезни, швырял о камни, заставлял пробовать алкогольные напитки, резал, отрывал головы, мстил за то, что не поклонялись. И это огромное дитя мучило нас, бедных, до тех пор, пока мы не начинали орать: «Боже, я люблю Тебя за то, что Ты так со мной поступаешь! Прости! Я буду тебе поклоняться». Подобная мысль вызвала у меня сильное возмущение. Нет! Мне такой недалекий Бог в образе неразумного дитяти не нужен. Лучше с дьяволом дружить, чем этот недоросль Бог. Пошел Он к черту, этот ваш Бог.

— Скажи-ка, друг, что он за Бог?

Что ненависть к нему развита.

И почему же он не смог?

И почему душа разбита?

Слезы сами по себе текли из глаз, сердце бешено колотилось, душа буквально разрывалась на части. От злости. От обиды. От одиночества. От страха. От ненависти к проклятому Богу. Почему Богу дозволено делать то, что запрещено человеку, как, например, убивать людей болезнями, создавать стихии, чтобы уничтожать континенты, творить чудеса ради удовлетворения своих потребностей, управлять целым миром, не неся за это никакой видимой ответственности? Нужен ли такой Бог? И если человечество признает его, значит, он поклоняется творению своего ума и фантазии. Я имею в виду, что группа людей выдумала, а другая часть человечества поклоняется тем, которые создали этот образ.

— Ладно, я должна остановиться и спросить себя, так кто кого не слышит: я Бога или Он меня? Итог — мы не слышим друг друга. И что теперь? — остановилась я. — Что мне делать? Просто идти?

Вокруг темнота. Лишь слабый свет то ли звезд, то ли луны освещает дорожку. Темные силуэты скал, деревьев, кустов, летающих духов давят на мозг. А боги? А что боги? Спрятались за огромными стенами Вселенной. Ладно, я сейчас думала об христианском Боге, но есть еще и другие забытые боги. Во всем мире до принятия христианства почитались как высшие боги, так и духи-покровители рода. Вера в Бога, а точнее, в целый пантеон богов, являлась для язычников-идолопоклонников важной составляющей их жизни. Такой подход к восприятию божества был характерен практически для всех народов мира на ранней стадии их развития. Живы ли забытые боги? Живы. Живы ли в памяти народной? Ответить сложно. Хотя, если честно, то нехристиане до сих пор поклоняются своим богам, божествам и духам.

— Иногда я бываю печален,

Я забытый, покинутый бог,

Созидающий в груде развалин

Старых храмов грядущий чертог.

…Трудно храмы воздвигнуть из пепла,

И бескровные шепчут уста,

Не навек ли сгорела, ослепла

Вековая, Святая Мечта.

…И тогда надо мною, неясно,

Где-то там, в высоте голубой,

Чей-то голос порывисто-страстный

Говорит о борьбе мировой.

Интересно, как они делят Вселенную? Не может же править один христианский Бог, ему кто-то же должен помогать! В религиозных верованиях существует иерархия, свойственная многим народам, поклонявшимся нескольким богам. У всех народов мира боги, которые входили в древний пантеон, делились на богов солнечных и богов функциональных. Так что здесь все было рациональным и правильным. Я думаю, что над этими божествами есть всемогущий, всесильный Великий Разум Вселенной. Кто он? Это живая, творящая мысль, бесконечная во времени и пространстве Вселенной. И у нее великое множество имен. Так что Вселенная огромная, всем места хватит. А так кажется, что космос один, и в то же время и одновременно его бесконечно много.

— Ладно, прости, если ты конечно существуешь, а не выдуман человечеством. Дай мне просто силы пройти эти круги испытаний. Я, наверное, как большая соринка у тебя в глазу, поэтому ты пытаешься избавиться от меня? Скажи, что я тебе плохого сделала, что ты даешь мне самые сложные испытания? Ладно, ладно, я извинилась, больше не буду злиться на тебя.

Еще один поворот, и далеко впереди появился рассеянный свет. Я поспешила и вскоре оказалась перед огромной долиной. Воздух здесь был легче, чем внутри лабиринта. Или мне так казалось. Мне хотелось сорваться с места, и бежать, и бежать. Куда? Из этого страшного места домой. Тьма продолжала ползти за мной, словно она играла в догонялки, поглощая по пути все. Во тьме мелькнули пустынные, отрешенные от всего земного глаза, и показалось, что я вновь оглохла. Голова сама собой повернулась, словно какая-то неведомая сила хотела мне что-то показать. Обернувшись, я увидела лицо. Нет, не одно лицо, их много. Лица, лица, лица! Одно и то же лицо вокруг. Лица похожие на фарфоровые маски. Бормочущие замысловатые проклятия, ликующие, молящие, празднующие, жалующиеся, просящие, угрожающие, радующиеся.

— Что это? Кто вы? — я почувствовала, как на лице мышцы натянулись, а глаза раскрылись от страха. — Кто вы? Что вам нужно от меня? — Сердце билось, казалось, так громко, что его было слышно на всю Вселенную. — Мамочка! — прошептала я, с ужасом глядя на них. — Что это? Мама! Всюду маски! Там маски, здесь маски! Ужас!

— Боишься эти невинные маски? Они разве тебя пугают? — услышала я чей-то голос. — Эти маски причиняют тебе боль? Люди за период своей жизни настолько привыкают к своим маскам, что они становится их настоящим лицом. Это твои маски, которые ты надеваешь для друзей, для врагов, для родных, для близких.

Это были маски, властвующие на этой территории. Здесь можно было увидеть маску невинности, холодности, хитрости, доверчивости. Все они напоминали мое лицо. Разглядывая маски, как свое отражение в зеркале, я вынуждена была признать, что не совсем была честна с близкими, собой. Об этом говорили эти маски, которые я надевала, когда не хотела, чтобы человек знал, о чем думаю.

— Да! Они пугают. Но, если рассуждать, то жизнь — это маскарад, где мы прячемся за масками, чтобы выжить в суровом мире, — я всхлипнула, пытаясь кого-то разжалобить.

Не зря же говорят, что по лицу можно прочитать все, что творится в твоей душе. Это своего рода защита от злых людей. Воспоминания о том, что была горделивой, нет не гордой, а именно горделивой, лишь добавляли боли душе. Сейчас вспоминать об этом было не только мучительно стыдно, как о своих истериках и приступах бессильной ярости, но и очень страшно, потому что лица, которые я видела, отражали мои темные помыслы и чаяния.

— Я такая, какой меня хотят видеть. Понимаете?! Одному нужен кто-то, с кем можно повздорить. Другому необходим человек, который смог бы тебя выслушать. Третий хочет видеть перед собой злое, но глупое существо. И я становлюсь такой. Надеваю маску ту, которую они хотят увидеть, принять. Но… но я не такая! Такой хотят меня видеть окружающие, — воскликнула я, оправдываясь больше перед собой, чем перед кем-то. — И я надеваю маску. Но и этим людям приходится надевать маски, — невеселая улыбка заиграла на моих губах. — Зачем? Зачем мучить нас? Вы прекрасно знаете, что нас не переделать.

— Люди играют в игры, носят маски — сами не веря в себя. Подумайте перед тем, как надеть маску. Может случиться так, что когда вам понадобится ее снять, то будет сложно это сделать. А если вы и сможете снять, то только вместе с кожей.

— Смеюсь навзрыд, как у кривых зеркал,

Меня, должно быть, ловко разыграли:

Крючки носов и до ушей оскал —

Как на венецианском карнавале!

…Вокруг меня смыкается кольцо,

Меня хватают, вовлекают в пляску.

Так-так, мое нормальное лицо

Все, вероятно, приняли за маску.

…Петарды, конфетти… Но все не так!

И маски на меня глядят с укором,

Они кричат, что я опять не в такт,

Что наступаю на ноги партнерам.

…Что делать мне — бежать, да поскорей?

А может, вместе с ними веселиться?..

Надеюсь я — под масками зверей

Бывают человеческие лица.

…Все в масках, в париках — все как один,

Кто — сказочен, а кто — литературен…

Сосед мой слева — грустный арлекин,

Другой — палач, а каждый третий — дурень.

…Как доброго лица не прозевать,

Как честных отличить наверняка мне?

Все научились маски надевать,

«Чтоб не разбить свое лицо о камни» — кто написал? Ну, да, это В. Высоцкий. Он видел под масками людей, ведь не каждому дано разглядеть душу. За то, что он видел, то эти люди его и растоптали: чтобы не бередил их души и не срывал с них маски.

— Я в тайну масок все-таки проник,

Уверен я, что мой анализ точен,

Что маски равнодушья у иных —

Защита от плевков и от пощечин.

— Стихами заговорила? Ты хотела избежать встречи со своими масками? Ты хотела, чтобы тебя показали нежным цветком, который нужно защищать? Ты разочарована?

— Да не хотела избежать и уйти от ответственности! Стихи Высоцкого лучше меня объясняют, почему люди надевают маски. Я живу в мире, где улыбка уже не означает хорошего отношения к тебе, где поцелуи совсем не значат чувства. Наш мир, где твои признания не признак любви. Каждый из нас одинок, и никто не старается это изменить, а слова теряют всякий смысл, потому что несут ложь. Отсюда и наши маски.

Большинство человеческих проблем построены на лжи о себе. Говорить правду сложно. Легко солгать. Если предложить выбрать между честностью и возможностью лгать, то, без сомнения, лишь единицы предпочтут постоянно говорить только правду. Ведь правда — это страх обнажить свою душу, раскрыть, что у тебя на уме. Ложь — это мир иллюзий, это своего рода щит от людского любопытства. Вот здесь и помогают наши маски, которые надеваем при встрече. Искренность так редка в мире масок. Ужасное чувство пустоты и удушья. Я стала жадно глотать холодный воздух, который как мне показалось, стал мягким. Сейчас была одинока в этом черном пространстве так же, как была одинока на земле. Нет, теперь одиночество стало неизмеримо больше — оно было бесконечно, тысячи тысяч душ не смогли бы заполнить эту темную бездну, это вечное, недвижимое море мрака.

— Если в том жестоком мире я не надену маску, то меня растопчут как Высоцкого или как других известных талантливых поэтов и писателей. Нельзя нам без масок.

— Как защиту от сотни потерь и невзгод

Надеваю привычную маску

И, с готовностью маска любому соврет

Что я верю — и в чудо, и в сказку…

…Я ее вырезал по кусочкам из губ

В те года, когда мог улыбаться,

Из биения вен и, из голоса труб…

Из глубоких поклонов паяца…

…Сколько долгих ночей голым нервом сшивал

По кусочкам неистовой боли…

И все чаще и чаще ее примерял

Глухо морщась от высохшей соли.

— Ты убегаешь от самой себя, — усмехнулся кто-то. — Тебе никогда не уйти от них. Теперь ты с этими масками одно целое. А чтобы избавиться от них, нужно работать над собой. Сейчас тебе нужно хоть немного снять с себя груз.

— Я не убегаю, а просто стараюсь смягчить ситуации, чтобы было не так больно. Это своего рода театр со своими зрителями и актерами. Неужели мы должны обнажать свою душу перед каждым? — мне стало жалко себя. Да и с масками мне не хотелось расставаться, в них я чувствовала себя безопасно, как бы они ни были отвратительны. — Если, если… если, мы не будем носить эти маски, то погибнем! Понимаете ли вы? Мы погибнем без этих масок! — я подняла голову, чтобы найти того, кто со мной в данное время разговаривал.

— Надо быть искренними как дети! Воспринимать все легко, с чистотой и открытостью, не останавливаясь на проблемах. Главное — любить в себе ребенка. У детей нет масок, даже когда им больно и страшно.

— А если ребенку больно? Если проблемы нерешаемы? В сути детства заключено брать, а во взрослости — отдавать.

— Любая проблема решаема. Не стоит отрицать того, в чем ты не уверен. Не стоит также слепо верить. Прислушайся к себе, и ты поймешь, в чем ты истинно нуждаешься.

— Легко говорить, но сложно сделать, когда вокруг тьма и зло.

— Не жалуйся на тьму… Стань сама маленьким источником света.

— Борись, — сказал кто-то несчастным голосом. — Никто тебе не поможет. Только ты сама можешь себя спасти.

— Я не хочу! — прошептала в ужасе. — Там тьма, там пустота веков и бесконечности, и там не будет меня, и нигде меня не будет. Вы так и не сказали, что это за место, где чувствуется одиночество, боль и страх.

— Это долина холодного одиночества, зла, надменности и лжи. Эти маски показывают твой внутренний мир, о котором ты и сама знаешь и за который цепляешься.

— Но, я проходила очищение от лжи и одиночества.

— Они разные по своей структуре, поэтому находятся на разных территориях этого мира. Злость, обида, ненависть, презрение, отчаяние — их много. Это ваши внутренние враги. Вы раз за разом им проигрываете! Здесь обитают Потерянные, пока они не освободятся сами. Существа кушают их память.

— Потерянные? — губы беззвучно выговорили, я закрыла глаза, и волна дрожи прошла по моему телу.

— Ты боишься? — спросил кто-то.

— Боюсь? — переспросила я. — Да, я боюсь. Боюсь расстаться со своими масками и боюсь их оставить.

— Ты снова за свое?! Я видел, как твои светлая и темная части постоянно борются, как побеждает то одна, то другая…

— Темная побеждает все чаще! — сказала я торопливо. — И все страшнее. Иногда вообще без причины, — я прикусила губу, сдерживая слезы.

— Ты сама ей разрешаешь побеждать.

Мне сейчас просто необходимо выбраться отсюда, чтобы не видеть вокруг себя эти фарфоровые лица. Не лица, а именно маски. Я зажмурилась от ощущения полного бессилия и бесконтрольности ситуации. Что ждет впереди? Я споткнулась, вскочила на ноги и продолжила идти. Возможно, каким-то образом пересекла незримую линию, и вновь вернулась на то же место, откуда начинала свой путь. Место тьмы. Место фарфоровых масок. Я знала, что у меня сильно развитое чувство вины, что где-то в глубине подсознания погребено воспоминание о каком-то неблаговидном поступке. Я упорно старалась затолкать воспоминание глубже, чтобы забыть. Забыть что? И что меня удерживает тут? Нужно было освобождаться от этого груза, чтобы идти дальше.

— Страх расширяет человеческие глаза, а вместе с ними и то, что его пугает, — прошелестел кто-то.

— Это ад! — прошептала я.

— Нет ада в этих мирах. Каждая душа, попавшая сюда, своими помыслами строит себе свой ад. Она борется со своими грехами, которые принесла с земли.

— И как освободить себя от этих оков?

— Облегчи свою душу, — сказал кто-то во тьме

— Не суди себя строго, — вновь зазвучало в тишине. — Ты росла в хорошей семье, где в тебе воспитывали честность, вкладывали доброту, уважение, любовь к людям, — попытался кто-то помочь ей сосредоточиться на хороших воспоминаниях.

— Помимо родителей, есть окружение. Мы не отделены от общества, как общество не изолировано от нашего присутствия. В детстве мы просто не осознаем, что происходит и как реагирует наше подсознание, а в более сознательном возрасте зачастую уже поздно, — сказала я, чувствуя, как по спине пробегает какой-то холод.

Все бессмысленно. Я реагирую на все, что мне показывают и навязывают, на то, что встречается на пути. Возмущаюсь, нервничаю, сопереживаю, злюсь, негодую. Зачем? Почему?! В этом мире не нужны чувства, здесь все за гранью добра и зла. Здесь терзают, распинают, морально убивают, так же обыденно, буднично, привычно, как в моем мире, где воспитывали и учили. В детстве мучительно искала объяснения своим чувствам, желаниям, непонятным мечтам, неизвестно откуда берущимся, словно всплывающим из глубин сознания — из непроницаемой пучины, одновременно влекущей и пугающей. Слезы застилали глаза. Страх, боль и злость сплелись в одно невыносимое чувство.

— Людскими грехами выкармливают монстров? Ну и что! Значит, не грешите! — пронеслось в голове. — Распинают, вешают и топят? Так ведь за всю историю рода человеческого стольких себе подобных распяли, повесили, утопили, что этим душам самое место тут. Адские муки, страдания, боль?! Разве их мало? Смерть идет по трупам растерзанных, замученных до смерти — тысячами, миллионами, сотнями миллионов. Что же тут нового?! Все уже было! — В голове пролетали какие-то образы, старые воспоминания и непонятные сны.

— В тебе сильны, как светлая сторона, — приветливо сказал кто-то, — так и темная. Потому у тебя эти вспышки ярости. Усмиряй их, они… нехорошие. Вредят всегда. Не только другим, но и тебе. Сейчас будет легче их обуздывать, ты знаешь их причину. И понимаешь, откуда они. Не зацикливайся на плохом, вспомни свои добрые дела. Не давай себе возможности увязнуть в темных воспоминаниях, которые иногда бывают ложными.

— Никогда не сдавайся, какие бы испытания не посылал тебе этот мир, запомни, нет судьбы иной, чем та, что творите вы сами, — кто-то улыбнулся среди масок. — Хочешь познать саму себя? Выйди за рамки общественного мнения и моралей. Все твои сокровища лежат на дне твоей души, под хламом и мусором продуктов твоего ума. И только овладев своими ценностями, получишь возможность воспарить над тьмой своих заблуждений, и, увидев себя со стороны, приблизиться к совершенству.

— И что? Что вы хотели этим сказать? Что я жила, что не жила — никому от этого ни холодно, ни жарко? Вот и все? Таков ваш приговор? — я глубоко вздохнула. — И даже то немногое, что осталось после меня, по моему мнению, вряд ли достойно внимания.

— Ты предпочитаешь прятаться в лабиринтах и пещерах своей личности. Когда ты таким образом прячешься от мира, тебе кажется, что ты чувствуешь себя в безопасности. Ты полагаешь, что успокоила свой страх, но на самом, деле ты заставила себя онеметь от страха… Опасаясь собственного страха, ты омертвляешь не только свою душу, но и свое сердце.

— Только груз греховных уступок за счет собственной совести гнетет, не давая тебе вырваться с этих тисков.

— Ты чувствуешь, как приходит облегчение?

— Чувствую.

— Вот и славно. Впереди еще ждут другие испытания. — успокоил кто-то. — Ты справишься. Ты сильная.