Хризантема на мокром асфальте. Детектив

Валентина Александровна Орлова

Известный адвокат Леонид Гореев и популярная актриса Ольга Светлова возвращаются поздно ночью из ресторана, где праздновали пятилетие совместной жизни. Решив сократить дорогу, они сворачивают под запрещающий дорожный знак в переулок, где происходит столкновение с встречной машиной, за рулем которой находился дальнобойщик Иван Курочкин. Он так торопился к любимой жене, что тоже решил сократить дорогу. Испугавшись, Иван оставляет место происшествия и долго скрывается от правосудия.

Глава шестая

Сон Ивана

И приснился Ивану сон. Будто он сидит в зрительном зале огромного театра. Зал был совершенно пустой и полутемный. Занавес был открыт, а сцена тускло освещена одним единственным прожектором. Рассеянный свет концентрировался в центре сцены в большой луч и светлым кругом ложился на авансцену. Иван сидел тихо, не шевелясь, и ждал начало представления. Его совсем не удивляло то обстоятельство, что кроме него в зрительном зале никого нет. Он почему-то был уверен, что этот спектакль предназначался только для него.

Вдруг заиграла музыка. Иван сразу узнал ее — это был его любимый вальс, который он часто слушал во время утомительных рейсов. Музыка играла долго, но сцена по-прежнему оставалась пустой. Вдруг музыка очень резко оборвалась, и на сцену очень медленно вышла женщина в длинных белых одеждах. Пепельные волосы струились по ее плечам, глаза были опущены. Она вошла в освещенный круг, и остановилась напротив Ивана. Иван почувствовал, как напряглось все его тело, он даже как-то подался вперед. Руки инстинктивно вцепились в бархатные подлокотники кресла. Было такое чувство, что эта странная, белая женщина в луче света притягивает его. «Только не смотри на меня, не смотри!» — мысленно умолял Иван. Он знал, что не выдержит ее взгляда. Он знал, что это — конец. Вдруг сверху начал падать снег. Женщина протянула руки и подставила ладонь под падающие снежинки. Они тихо опускались на ее руку и не таяли, так и лежали крупными белыми звездами на нежной женской ладони. Они были не по-настоящему большие, как бутафорские. Иван сидел, вжавшись в кресло, и зачарованно смотрел на этот странный спектакль.

Вдруг раздался резкий звук, как будто хлопнула дверца машины. Музыка оборвалась. Женщина резко пошатнулась и закричала, вскинув вверх руку и открыв на секунду в глаза, взглянула прямо на Ивана. Точно неведомая сила вдавила Ивана в кресло. Глаза у нее были темно-лиловые и огромные, как распустившиеся фиалки. Но взгляд был холодный, безжизненный. Ровно один миг она смотрела ему прямо в глаза, и вдруг, резко вскрикнув, упала, как подкошенная. Крик пронесся над головой Ивана и растаял где-то под потолком. Ледяной ужас сковал Ивана. Он боялся шевельнуться, вздохнуть, хотел позвать на помощь, но знал что это бесполезно, вокруг не было ни души.

Женщина лежала на сцене в очень знакомой позе. Где-то он видел уже это, но где, где? Снежинки падали на ее лицо и не таяли. Иван хотел вскочить и подбежать к женщине, хотел помочь, привести ее в чувство. Но какая-то неведомая сила удерживала его. Казалось, что если он сделает хотя бы одно движение, случится что-то совершенно непоправимое. Грудь его сдавил страх, стало трудно дышать, Иван начал ловить ртом воздух. Снежинки на сцене взметнулись вихрем, этот вихрь ворвался в зал и окутал Ивана с головы до ног. Задыхающемуся Ивану показалось, что он тонет в снежном потоке. Он застонал…, и проснулся.

Лежал он в неудобной позе, подвернув руку, Танюшкина кудрявая голова уткнулась ему в грудь, ее дыхание согревало и без того разгоряченное тело, сердце стучало так, как будто собиралось выскочить из груди. Иван тихонько откинул одеяло, осторожно отодвинул крепко спящую жену, и выбравшись из постели, прошел на кухню.

Еще не совсем оправившись от непонятного сна, Иван открыл форточку и втянул свежий воздух в разгоряченную грудь. Стало немного легче. Вдруг он увидел, как за окном пролетела белая точка, потом еще одна и еще. Он протянул руку в форточку, снежинка упала на раскрытую ладонь и растаяла. Он посмотрел на мокрое пятнышко на руке и вдруг почувствовал неимоверное облегчение. «Снег, снег — пронеслось в голове: — Вот он и пришел — долгожданный, спасительный.» Иван с полчаса постоял у форточки, подышал воздухом, успокоил дыхание и нервы. Потом подошел к столу, налил стопку водки и выпил не закусывая."Покойники снятся к перемене погоды.» — подумал он и вернулся в спальню.

Танюшка спала, свернувшись калачиком, подложив ладошку под разрумянившуюся щечку. Глаза были прикрыты пушистыми, рыжеватыми ресницами. На лбу блестели бисеринки пота, мокрая кудряшка завитком красовалась на виске. Иван открыл форточку, свежий воздух ворвался в спальню. Танюшка что-то пробормотала во сне, перевернулась на спину, раскинула руки.

Иван смотрел с умилением на это золотое чудо и чувствовал как на его глаза наворачиваются слезы.

«Неужели я должен все это потерять?» — Иван даже зубами скрипнул от досады. — «Этот дом, очаровательную женушку, уют, тепло? Все променять на тюремные нары? Нет, ни за что!»

Никогда и никому не расскажет он о том, что случилось этой ночью. «Только бы остались живы эти бедолаги.» — А впрочем, в любом случае сам он не объявится.

Он тихо прилег рядом с женой и уставился в белый потолок. Спать совершенно не хотелось. Опять вспомнил Иван белую палату и себя, лежащего на больничной койке. Сменная сестра уже ушла домой, и сейчас должна была появиться Танюшка. Он уже мысленно так называл эту незнакомую, рыжую девушку.

Она появилась на обходе вместе с врачом. Повязки на лице не было, и Иван с удовольствием отметил, что губы и все остальное его не разочаровали. Губки у нее были пухленькие, розовые, без помады, что особенно нравилось Ивану. Верхняя губка была чуть вздернута, и когда девушка улыбалась, показывался ряд ровных, как чудесные жемчужины, зубок. Когда был обход, она строго смотрела на Ивана, как будто бы проверяла: в порядке ли он и не случилось ли чего в ее отсутствие. Он постарался улыбнуться ободряюще. Она прикрыла ресницы, как будто бы одобрила его поведение, и слегка улыбнулась.

— Как чувствует себя больной? — приятным баритоном произнес врач. Танюшка отвернула простынь, он посмотрел шов.

— Ну, молодцом! День-два и бегать будете. — Удовлетворительно произнес он. — После обхода сделайте ему общеукрепляющий укол.

— Хорошо. — Послушно произнесла Танюшка.

После обхода она пришла и сделала ему укол в вену. Пока она колола, он разглядывал ее белые ручки, и странные мысли мелькали в его голове. Ивану очень хотелось погладить эти ручки, но он только немного скривился, когда игла вошла мягко в вену, потому что никогда не любил уколов.

— Спокойно… — сказала она повелительным тоном и легко сделала укол. Ивану опять захотелось погладить ее руку. Неожиданно он это сделал и девушка удивленно вскинула брови.

— Спасибо, вы так хорошо колете, а я уколов с детства боюсь.

Его рука какие-то считанные секунды сжимала её руку, и задержалась, видимо дольше, чем положено по этикету. Их глаза встретились, сердце екнуло и покатилось куда-то вниз.

— Как вас зовут?

— Таня… — сказала она, убирая руку, и глядя на него немного растерянно.

— Подождите, не уходите, посидите со мной, пожалуйста.

Они были вдвоем в палате, сосед ушел на процедуры. Вдруг Иван неожиданно для себя начал рассказывать ей про свою жизнь, ничего не приукрашивая и не скрывая. Она слушала молча, очень внимательно, иногда улыбалась. Этот его незатейливый рассказ будто очистил душу, принес успокоение. Он сам не знал, зачем рассказал все этому рыжему одуванчику. Но она слушала спокойно, как настоящая сестра милосердия. Ни разу не перебив, и не спросив его ни о чем, словно боясь спугнуть неожиданную исповедь.

Так началось их знакомство. Когда Иван, при выписке из больницы, назвал свой адрес, и шутя, пригласил заглянуть на огонек, она согласилась и заглянула. Так же спокойно она и переехала к нему из общежития. Это было весной, цвела сирень, и вся квартира благоухала ее запахом. Танюшка очень любила цветы. Она внесла в его жизнь покой, порядок и удивительную заботу. Одно только смущало Ивана, что пока никак не получалось с ребенком. А она очень хотела малыша. Он смеялся, хлопая ее по пухленькой попке, и говорил, что «работать» надо прилежнее.

Иван смотрел на спящую жену, и ему очень хотелось защитить свое хрупкое счастье… от чего? Он и сам не знал, но уже очень боялся.