Хризантема на мокром асфальте. Детектив

Валентина Александровна Орлова

Известный адвокат Леонид Гореев и популярная актриса Ольга Светлова возвращаются поздно ночью из ресторана, где праздновали пятилетие совместной жизни. Решив сократить дорогу, они сворачивают под запрещающий дорожный знак в переулок, где происходит столкновение с встречной машиной, за рулем которой находился дальнобойщик Иван Курочкин. Он так торопился к любимой жене, что тоже решил сократить дорогу. Испугавшись, Иван оставляет место происшествия и долго скрывается от правосудия.

Глава первая. Леня Гореев

Глядя в окно на хмурое октябрьское небо, Леня думал о своей жизни.

Впрочем — это был уже не Леня, а Леонид Викторович Гореев: известный в городе адвокат, умный, интеллигентный, и очень удачливый, как считали многие, человек. Леонид Викторович и сам так иногда думал о себе, так как часто наше о себе представление создают другие люди. Да честно говоря, в последние годы он не жаловался на жизнь. Наконец-то и к нему она повернулась своей теплой стороной, или теплым своим боком, пригрела, приголубила. А если вспомнить, все было не так уж и легко. Годы учебы на юрфаке, жизнь как у всех, в коммуналках. Хотя, тогда было намного проще. Легче было поступить хотя бы на тот же юрфак. Это сейчас, в эпоху всеобщей демократии нужны офигенные бабки, чтобы мальчишке из семьи, которой месяцами не платят зарплату, поступить учиться и мечтать не приходится. Когда каждый день слышишь родительские причитания о том, чем накормить, во что одеть — обуть любимое дитятко, то и учеба никакая в голову не полезет.

А вот Леонид Викторович рос в эпоху всеобщего среднего и высшего образования, и тогда не учиться было просто стыдно. И ведь не все ценили это благо — бесплатную высшую школу. А Ленины родители очень ценили образование, хотя люди были, как говорят, совершенно простые. И были правы, очень даже правы.

Леня посмотрел на часы, висевшие на стене, и показывавшие

половину десятого. В девять должен был подойти клиент, что-то задерживается. Красивые часы в полированном футляре и с темным циферблатом он сам долго выбирал в магазине. Ходили они почти бесшумно, и совершенно не мешали работать. Часы выбирал он сам, а шторы на окнах теплых оранжево — золотисто — коричневых тонов, выбирала Оля — его теперешняя, и.., кажется, тьфу-тьфу, последняя жена.

Красивые шторы, мягкая мебель, большой рабочий стол с настольной лампой под оранжевым абажуром, скромные, приятных светло — бежевых тонов обои, — все это Олины старания, ее безупречный вкус. Оля — Оленька, любимая, самая умная и самая добрая в мире жена. После стольких неудачных попыток, когда мама уже махнула рукой на личную жизнь единственного сына, посчитав его законченным холостяком, вдруг появилась Оля, и с ней появилась надежда на долгожданный семейный покой, как говорят. И кто — бы мог подумать, что это хрупкая русалка в джинсах и легком свитерочке — самовязке, вдруг окажется такой удивительной, такой чудесной женой. Бог положил ей, казалось бы, совсем другой путь, тернистый и ухабистый путь примадонны местного областного театра. Он ее и увидел — то первый раз в театре. В очередной раз, разорвав отношения с какой-нибудь надоедливой пассией, он любил иногда отвлечься и пойти куда — нибудь отдохнуть душой. Именно душой, а не телом, потому что для тела всегда было полно развлечений на всякий вкус и выбор. А для души — музыка, театры, музей, выставки.

Но больше всего он любил театр — это живое, удивительное искусство. Он знал по имени многих актеров, а с некоторыми был даже знаком лично, но никогда даже и помыслить не мог, что его женой станет актриса, и не какая — нибудь, а сама — Ольга Светлова! Он увидел ее сначала в маленькой роли в какой — то современной пьесе, и сразу запомнил. Красивая, хрупкая женщина, в ней было что — то такое удивительное, что сразу бросалось в глаза. Он долго думал об этом и понял, что это даже не красота, — нет.., в конце — концов внешность вполне стандартная для современной женщины. Они сейчас все такие: спортивные, следят за весом, и знают как красиво выглядеть. Нет — это было другое, очень редкое сейчас качество — доброта. Ее улыбка была такой искренней, и совсем не напоминала оскал театральных див, что скрывал, иссушенную борьбой за режиссерское внимание, душу. Сохранить такую удивительную, по-детски искреннюю улыбку в довольно жестоком мире театра — это было нечто, или уже кое-что.

Он стал искать встречи с этой нимфой, с этим эльфом, с этим маленьким принцем — как хотите. На следующий спектакль, а это был «Вишневый сад», где она играла Раневскую, он пришел уже с цветами. Долго выбирал цветы, остановился на белых хризантемах, не хотел дарить ей заштампованные гвоздики или розы.

Зазвонил телефон, и Леня вернулся из воспоминаний. Он поднял трубку, клиент извинился, что не сможет придти."Ну и ладно, ну и хорошо.» — подумал он.

И вдруг вспомнил, что сегодня обещал заехать за Олей в театр, у них, кажется там похороны, и она попросила заехать, забрать ее, когда они вернуться с кладбища."Да, все — как вчера» — подумал Леня, — "и что это на меня сегодня нашло, наверное потому, что клиенты спят.» И правда, уже пошел одиннадцатый час, и никого.

— Евгения Григорьевна! — позвал он.

Вошла секретарша. Женщина средних лет, очень приятная, собранная, строго одетая.

— Кофе, будьте добры.

— С сахаром?

— Только две ложечки.

Секретарша вышла. Леня пригласил ее сам, когда открыл адвокатскую контору. Ему не нужны были молодые финтифлюшки с ногами от шеи, как теперь говорят, и он нашел спокойную деловую даму без претензий на внимание начальника. На слишком пристальное внимание. Он платил ей хорошую зарплату, она была довольна, а он спокоен."Как хорошо, — подумал Леонид Викторович, — вот всегда бы так.»

Но почему-то сегодня у него было тревожно на душе, и он никак не мог понять причину этой тревоги.

Вошла секретарша.

— Пожалуйста, кофе.

— Спасибо, Евгения Григорьевна, а вы не хотите?

— Нет, благодарю вас, нужно разобрать документы.

Вышла. Какая исполнительная. Как хорошо. И жена прекрасная, и секретарша исполнительная, но откуда же эта тревога, как будто что-то потерял и не знаешь., где искать.

О, кажется, кто-то пришел! Точно, вот он родной, дорогой и желанный клиент! Кажется, пришел тот солидный господин, у которого произошел конфликт из-за аренды зала под ресторан. Что-то они там не поделили с хозяйкой площадей.

Вошел плотный, холеный мужчина лет пятидесяти.

— О здравствуйте, здравствуйте, дорогой Леонид Викторович! Ну как наши дела?

— Наши, слава богу, а о ваших сейчас поговорим. — Леня показал гостю на кресло. — Присаживайтесь. Я уже и ждать перестал, подумал, что сами решили проблему.

— Да нет, куда там, упрямится баба, не уступает. И что это с бабами творится, жадные стали до денег, сил нет бороться.

— Ну давайте, излагайте суть.

Суть эту Леня старательно выслушивает уже второй раз, пытаясь вникнуть, кто кого из них хочет надуть, чтобы и закон не нарушить, и деньги не потерять. Чувствуется, что в этом деле есть еще и какой-то корыстный интерес, тщательно маскируемый клиентом. Два часа пролетели, как одна минута.

— Ну, простите пожалуйста, прервемся пока, у меня обеденный перерыв. Через часок загляните, закончим.

Спасибо, всенепременно.

Укатился толстячок.

Леня не хочет есть. Он не пойдет в кафе на углу, не поедет домой. Достаточно кофе. Странный сегодня день. Как-то тревожно на душе и тянет на воспоминания. Осень, осень, наверное, октябрь — месяц воспоминаний.

С Ольгой они уже пять лет. Пять лет счастья.

Опять вспомнилась первая встреча с Ольгой. Он тогда очень долго выбирал для нее цветы. Хризантемы: белые, нежные, очень ей подходят, ее цветы. Когда закончилась пьеса, Леню как будто что-то подтолкнуло с кресла, сорвался, побежал к сцене. Почему-то очень заволновался, руки задрожали, отдал букет и увидел совсем близко ее, блестящие от слез, глаза. Она была еще в образе, трогательной, Чеховской Раневской.

Спасибо… — вот и все.

В зале гремели овации. Она еще выходила на поклон, улыбалась публике, глаза сияли. Леня решился:"Подожду у служебного входа.» А внутренний голос твердил: а вдруг опять не то? Ведь артистка, с капризами, как с ней общаться? Но, долой сомнения, вперед, к служебному входу!

Стоял в сторонке, ждал. Начали выходить актеры, по одному, по двое. Вот высыпала целая кампания молодых и очень веселых парней и девчонок, наверное, студенты — практиканты. В театре? А что? Бывает же у студентов театрального института практика в театре? Вот и она, наконец-то! Как же подойти-то, что сказать? Ой, кажется, что-то случилось? Нагнулась, что-то ищет.

— Вы что-то потеряли?

— Да из кармана платок доставала, там была такая бумажка с телефоном.

Счастье, везенье, искать, искать! Ветерок еще дует, ну где же он?

— Подождите, я зажигалкой посвечу.

Только сейчас она увидела, что рядом с ней чужой человек. Резко поднялась, выпрямилась.

— Простите, а вы — кто?

— Я…?! Я, видите ли, в некотором роде, я — ваш, ну в общем….

— А, так вы — зритель?

— Да, в некотором роде…, вот эти хризантемы — это…

Боже, язык стал как деревянный! А еще адвокат, где твое красноречие? Смотрит, долгая пауза.

— А тут что делаете, у служебного входа?

— Вас жду…

Вот так брякнул! Сейчас уйдет, точно уйдет, или отошьет. Ну и идиот! Еще эта темнота, лампочка чуть светит над служебным входом. Надо поближе подойти, пусть разглядит, что не ханыга какой-нибудь. Или уже привыкла, наверное каждый день поклонники одолевают.

— Извините, все-таки надо найти этот телефон, то есть — эту бумажку, я записала на клочке, торопилась, это очень важно.

Снова поиски. А на него никакой реакции, как будто не мужик интересный рядом стоит, а какая-нибудь старая знакомая. Даже обидно. Ага! Вот какой-то обрывок к доске прилепился.

— Да вот он, ваш телефон.

Аж выхватила из рук! Вот дожили, какой — то телефон важнее живого человека. Нет, не тот век, не те нравы. Открыла сумочку, достала записную книжку, вложила туда бумажку. Закрыла сумочку. Ну и выдержка, а говорят, что актрисы нервные. Все спокойно, достойно.

— Спасибо вам большое за цветы, я очень тронута.

Ремень от сумки на плечо, и — вперед! Да что же это? И это — все? Вот так вот холодно, спокойно?

— Подождите, я не знаю, что со мной, извините, куда же вы?

— Ну что еще? Спасибо, что нашли телефон.

— Да подождите, какая вы… неожиданная…. Я…, хотите я вас подвезу? У меня тут машина за углом.

Посмотрела внимательнее. Наверное, тогда она увидела его робость, оценила это глупое заикание, во всяком случае хамом он не казался.

— Вы всегда такой?

— Какой?

— Такой,.. э… настырный?

— Нет, это я только сейчас,,, извините, не знаю, что со мной.

Позднее Ольга со смехом рассказывала о том, какой он был тогда смешной и трогательный одновременно.

— Хорошо, уговорили, где ваш лимузин?

Ему было приятно открыть перед ней дверцу прежней своей машины: старенького, видавшего виды жигуленка. Новая машина появилась позднее, когда он занялся частной адвокатской практикой. Это она — Оля, как фея из волшебной сказки, принесла в его жизнь все новое, дорогое и красивое.

Включив свет в салоне, и усаживая ее на переднее сиденье, Леня только сейчас разглядел, что Ольга без макияжа, ведь после спектакля актрисы снимают грим с лица. И лицо у нее довольно милое, только вот глаза цвета глубокой синевы мерцали в полумраке машины, как темные фиалки. Одета она была просто: в джинсы и легкую кофточку — ветровку. Был конец сентября, еще не наступили холода, не закончилось бабье лето. На вид она была очень спортивная, это чувствовалось в уверенной походке и жестах.

— Ольга, простите, я не знаю как по отчеству…

— Ольга Васильевна.

— А я — Леонид Викторович, можно просто — Леня.

Ольга улыбнулась.

— Так вы меня решили подвезти, как говорят — поклонник с тачкой?

— Да, если угодно.

— О, как вы галантны! — она засмеялась звонко по — девичьи. — Наверное, каждый день девушек подвозите? Заработать на мне хотите? Коммерческое маршрутное такси!

Ольга развеселилась. Ей очень шла эта веселость. Правда видно было, как она устала после спектакля, Лене стало жалко ее.

— Вы же устали, я вижу. Не смейтесь на до мной, пожалуйста. Просто мне приятно оказать вам услугу.

— Простите, я не хотела, сама не знаю, что со мной. Это нервное, после спектакля, простите.

Им обоим было неловко. Ведь не молодые уже. Сейчас без грима видно, что ей за тридцать, а он уже давно четвертый десяток разменял. Он как — то спросил, почему она тогда его не прогнала, или сама не вышла из машины? Она ответила просто: «А до каких пор можно выходить и прогонять?» И все стало ясно.

— Куда вас везти?

— В общежитие.

Она назвала адрес.

Мягко тронулся жигуленок, поехали. За окном тротуары, фонари, ларьки. Что удивительно, она молчала всю дорогу. Было такое ощущение, что дорога эта очень длинная и никогда не кончится. Он до сих пор помнил, что как только тронулась машина, он почувствовал какой-то странный покой, как будто всю жизнь знал эту женщину и всю жизнь возил ее в своей машине. Она тоже смотрела на дорогу, держала в руках его цветы, и молчала. Начал накрапывать дождь, дождинки поползли по ветровому стеклу, заработали дворники. Чтобы продлить этот чудный сон, Леня сбавил скорость и включил музыку. Он тогда очень боялся, что очарование этих волшебных минут скоро закончится. Вот поворот, еще поворот…

— Ольга Васильевна…

— Да… — тихо, задумчиво…

Нужно что-то срочно предпринять, что-то сказать!

— Хотите, покатаемся, если не спешите?

А вдруг откажет? А, если — дома ждут? Слава богу, она тогда не отказалась. И они прокатались всю ночь, хотя могли бы спокойно пойти к ней. Она жила одна, театр арендовал ей комнату в семейном общежитии.

Просто в тот момент им нравилось быть в машине, понимали, что нельзя торопить события, что, слава богу, уже не девочки-мальчики. Город плыл за окном машины, дождь закончился, умытая дорога сверкала под светом фар. На рассвете они оказались где-то на окраине города возле маленькой рощи. Ольга сидела рядом, и Леня вдруг увидел, что она так устала, что почти спит. Ох, какой же он недотепа! Ведь у нее был спектакль, бессонная ночь, и, наверняка, ей скоро на репетицию!

— Ольга Васильевна, простите, я и не подумал о вас, я ужасный эгоист, простите!

— Нет, никогда, никогда не прощу,…

Она склонила голову на его плечо, волосы рассыпались, глаза, ее лицо, все оказалось так близко, губы раскрылись, и такой долгожданный поцелуй наконец-то соединил их. Перехватило дыхание, его рука проникла за ветровку, под блузку…. Боже мой, она вся оказалась в его сильных руках. Застежки долго не слушались, о как много надевают на себя женщины, но наконец-то все преграды были преодолены, ничто не мешало им. Даже заднее сиденье не казалось неудобным, как будто только и ждало их.

Грудь ее была восхитительна, не больше второго размера, и твердая, как у девушки. Всю ее он любил тогда и открывал снова и снова. Он сразу понял, что эта женщина для него, и только для него. Никакие слова были не нужны, было только одно ее имя на устах, легкое, невесомое: Оля — Оленька.

Потом они долго сидели рядом, укрытые только его плащом. День уже вступал в свои права, вот протарахтел первый трамвай, заспешили по своим делам люди, город начал оживать.

Она сидела рядом, прижавшись к его плечу. Леня повернул голову быть, будить? Жалко. «Замерзнет же» — подумал он. Леня быстро оделся и отогнал машину на полянку вглубь кустов. Тихо, как только мог, он вышел из машины и открыл другую дверку. Оля лежала на заднем сиденье и очень крепко спала. Он никогда не был в такой ситуации: надо же как-то одеть женщину. Но как одеть спящую женщину, как? А если бы была зима?

Он стал натягивать колготки на ее чудесные ножки, любуясь ими, и боясь порвать тонкий эластик. Тихо, тихо, сначала на одну ножку, потом на другую. Хоть бы не проснулась. Как ангел спит. Богиня. Теперь джинсы, блузку, слава богу, что не через голову, вот бы намучался! Так, рукав на одну руку, теперь надо как-то через спину тихонько приподнять…

— Что ты делаешь? — открыла глаза, — ты что?

Резко поднялась.

— Я решил тебя одеть, ведь утро уже, замерзнешь.

— Ты — чудо, — она засмеялась, — глупый, я бы уже проснулась. А колготки и джинсы — это ты надел? А я даже не почувствовала. Как ты ловко, — она посмотрела подозрительно, — у тебя большой опыт, признавайся!

Они много смеялись, просто странно, откуда тогда брался этот смех, так им было хорошо друг с другом. Репетиции у Ольги в этот день не было, Леня тоже был свободен, и они поехали к ней.

Почему сегодня прошлое так ярко встает перед глазами? Не может дать ответ Леонид Викторович, так же как и не может объяснить неясную тревогу, подсасывающую сердце. Посмотрел на часы — боже, да уже третий час, пора ехать за Ольгой. Клиент куда-то пропал. Ну и бог с ним. Леня встал, убрал со стола бумаги, начал одеваться. Сунул руку в карман пальто. Откуда эта пуговица в кармане? И вспомнил, что сегодня утром он подобрал ее когда выходил из машины. Он чуть не поскользнулся на ней, чуть не упал на ледяной наст возле подъезда и машинально сунул ее в карман. Теперь и машина у него новая, а старенький жигуленок он продал за копейки приятелю. Он выкинул пуговицу в корзину для бумаг и вышел на улицу. Машина ждала его, уютная, родная. Ну, поехали.

В машине снова одолели воспоминания: встречи с Ольгой, свадьба через год в октябре, мамины слезы и его обещания, что все будет хорошо. и правда, все было хорошо и даже отлично: открыл контору, появился достаток, новая квартира, машина, деньги. Но почему так муторно на душе, что случилось вдруг? Как будто сегодня подводится итог. Итог чего? Жаль, что у них с Ольгой нет детей, так хочется, чтобы было продолжение счастья.

Леня крутанул руль и тронулся с места.