Хризантема на мокром асфальте. Детектив

Валентина Александровна Орлова

Известный адвокат Леонид Гореев и популярная актриса Ольга Светлова возвращаются поздно ночью из ресторана, где праздновали пятилетие совместной жизни. Решив сократить дорогу, они сворачивают под запрещающий дорожный знак в переулок, где происходит столкновение с встречной машиной, за рулем которой находился дальнобойщик Иван Курочкин. Он так торопился к любимой жене, что тоже решил сократить дорогу. Испугавшись, Иван оставляет место происшествия и долго скрывается от правосудия.

Глава пятая

Иван и Татьяна

— Ой, Ванечка, наконец-то! А я уж все глазоньки просмотрела!

Танюшка кинулась мужу на шею, едва он переступил порог квартиры.

— Все глазоньки проглядела! — повторила она, отстраняясь, и, оглядев мужа с головы до ног.

— А холодный-то, а голодный-то! Я сейчас, раздевайся.

Вихрем метнулась на кухню, захлопотала, засуетилась. В нос ударил запах его любимого украинского борща.

Не спеша разделся Иван, снял грязную одежду, и прошел в ванную комнату. Запах чистоты, уютный вид мирно висящих полотенец, всяких дамских пузыречков и баночек возле зеркала, блеск хрома и кафеля, понемногу успокоил расходившиеся после аварии нервы. Твердо решил Иван ничего Татьяне не говорить. Пустил струю в ванну, добавил колпачок шампуня, душистая пена поднялась айсбергом. «Вот и славно, сейчас помоемся.» — совсем успокоившись, подумал Иван.

— Ваня, — Танюшка заглянула в дверь, — что ж так долго-то сегодня? Я ведь все жданки прождала. Не случилось ли чего?

— Да ничего, заказчик жадноватый попался, выясняли кое-что. Да ты, давай, работай, есть хочу, как собака. Ух, ты, аппетитная моя!

Он ущипнул жену за мягкий бочок, увидел, как засверкали ее глаза, засветились веснушки на носу. Как же он любил ее, свое конопатое солнышко!

Танюшка снова ушла на кухню, а Иван не спеша разделся и погрузился в душистую пену. Нет, хорошо, что он не поддался порыву, и не остался на этой ночной дороге. А тех бедолаг уже, наверное, доставили в больницу и в чувство привели. Теплая, душистая пена обволакивала усталое тело, мягкая вода ласкала каждую клеточку, усыпляла и тот странный внутренний голос, который время от времени беспокоил, и, которому Иван еще не мог дать точного определения: как будто какой-то маленький гном выскакивал из старинных часов и отрывистым голосом попискивал: а вдруг — нет? Иван прогонял от себя этот писк, погружаясь в волны блаженства.

— Ваня, да скоро ты? — послышался Танюшкин голос из кухни.

— Сейчас, мое солнышко, уже бегу!

Стол ломился от еды. Как будто Иван не из обычного рейса приехал, а вернулся, по меньшей мере, из полярной экспедиции, где пропадал долгие месяцы, рискуя жизнью, и спасая свою шкуру от белых медведей. Румяные шанежки, пирожки с яблоками, огурчики соленые, помидорчики маринованные, колбаска и сыр, а самое главное, его любимый, горячий и душистый — украинский борщ! И в самом центре стола — бутылка «Посольской водки».

— Ну, Танюх, ты сегодня превзошла себя! — засмеялся Иван, лаская жену взглядом и наливая чистую, как утренняя роса, водку в хрустальные стопки. Выпили. По телу разлилось приятное тепло, Иван потянулся за хрустящим огурчиком.

— Заждалась?

— Ой, Вань, ты кушай, а я все расскажу, — защебетала Танюшка. — Вчера должна была дежурить Мария, так я с ней поменялась, чтоб сегодняшний вечер свободным был, чтоб тебя встретить. Хорошо, что она согласилась, вот я все и приготовила, все чин — чинарем, правда, Вань?

— Еще каким чинарем! — довольный похвалил Иван жену.

— Я, Вань, плохо не люблю.

Вот за это Иван и любил свою женушку.

Разомлев от вкусного ужина, и глядя на сидящую напротив Татьяну, он вспомнил, как познакомился с ней. После долгих и безрезультатных хождений по всяким поликлиникам и кабинетам, причем за это время здоровье его было проверено от и до, он уже совсем потерял надежду отыскать ту, единственную, которая была бы не на вечерок, не на ночку, а на всю оставшуюся жизнь.

Это была трудная задача. Было несколько знакомств по обычному графику: кино или театр, смотря по интересам дамы. Затем ресторан, или ужин дома. У нее или у себя — это тоже, как дама захочет. Затем — все остальное. До «остального» доходило не всегда, иногда все заканчивалось очень примитивно: ужин и бай-бай, так как некоторые дамы предпочитали спиртное больше, чем любовь. Все эти боевые походы так вымотали душу и тело, что в один прекрасный момент Иван сказал себе: все, баста, остаюсь холостяком.

И, как часто бывает в жизни, тут — то судьба ему и улыбнулась.

Как-то после очередного рейса у Ивана так прихватило правый бок, что он еле добрался до поликлиники. Оказалось — аппендицит, острый приступ, сразу отправили в операционную. Еще немного, и перитонит случился бы. Уже, когда на стол укладывали, такая боль накатила, такой жар в животе разыгрался, что Иван чуть сознание не потерял. И тут же от наркоза провалился в тишину и темноту. Когда очнулся, долго ничего сообразить не мог, смотрел в белый потолок над головой, на лампочку под потолком. Боль ушла, только туповато ныло в правом боку. Потом глаза непроизвольно скользнули по палате, на соседней койке спал мужчина, другая койка напротив пустовала.

И вдруг, прямо, как солнышко в глаза: два светло — карих глаза с золотыми искорками среди густых ресниц, слегка подкрашенных коричневой тушью. Дальше был аккуратненький в веснушках носик, и медицинская маска, закрывающая нижнюю часть лица.

— Пить… — тихо попросил Иван.

— Лежите спокойно, вам нельзя, — послышался из-под маски несколько приглушенный, нежный девичий голосок. «Надо же, какая строгая…» — подумал Иван и понял, что операция уже позади. «Хоть бы глоточек…» — губы снова шевельнулись, умоляющим взглядом он уставился в непонимающие рыжие глаза. Он уже тогда почувствовал силу этих глаз.

Она изящным движением маленькой белоснежной ручки взяла чайную ложечку, чуть-чуть намочила ему губы, зачерпнув капельку какого-то раствора из стоявшего на тумбочке стакана.

— Сп-а… сибо… — прерывающимся шепотом прошептал Иван и закрыл глаза. Все закружилось в голове и он снова забылся. А когда очнулся, она так и сидела напротив и смотрела на него. Лампочка под потолком уже горела тусклым светом. Сосед спал, Иван повернул голову, за окном было темно, значит была уже ночь. Он хотел что-то сказать, но во рту было сухо. Чувствовал же он себя намного легче.

— Девушка, — прошептал он — вы — дежурная?

— Да. — сказала она тихо.

— Дайте водички, чуть-чуть, пожалуйста.

Ресницы дрогнули, глаза потеплели.

— Ну, если чуть-чуть. — она снова потянулась за ложечкой.

— Да что вы, я сам. — он протянул руку к тумбочке, и тут же получил легкий удар ложечкой по руке.

— Куда вы, не в коем случае, я сама.

— Я что же, инвалид что ли? — прошептал Иван, пытаясь засмеяться.

— Нельзя сразу много, поняли? — сердито произнесла она, поднося ложечку к его губам.

Иван глотнул.

Почувствовал блаженство. Еще ложечка, еще одна следом.

— Ну хватит, утром вам бульон принесут, потерпите.

— А маску снять можете с лица, а то я вас не вижу? — неожиданно для себя спросил Иван.

— Вы меньше разговаривайте, больше спите, завтра уже молодцом будете. — прошептала девушка.

— А вы завтра придете?

— Завтра сменщица придет.

— Какая вы строгая, вас наверное, все вокруг бояться.

— А вы много говорите, смотрите, хуже может быть. Лучше помолчите, и закройте глаза.

Он послушался. И почему эти люди в белых халатах такие властные? Даже вот такие, как эта девушка, всего лишь медсестра? «Как будто она лично заведует моим здоровьем.» — подумал он, с непонятно откуда взявшейся обидой. Ивану стало стыдно. Ведь девушка, наверное, отвечает за него. Вдруг что-нибудь с ним случится ночью, а с нее спрос будет. «Нет уж, лучше уснуть от греха подальше.» — подумал Иван.

Но спать не хотелось. А приятно, когда рядом девушка сидит, как — то спокойнее. И глаза у нее отличные — сияющие, как два солнца. Рыжая челка выбивается из-под шапочки. Интересно, а губы какие? Губы — это важно. Очень важно. Бывают девушки: глаза — красивые, а губы, как пельмени, неаккуратные. Или очень тонкие, злые, ехидные, а значит и характер такой, вредный. «Да что тебе ее характер?» — спросил себя Иван, и сам удивился, что думает о ней, как о потенциальной невесте. Нет — это даже идея какая-то навязчивая: всех в жены пророчить! Иван даже разозлился на себя. Неужели не надоело? Свахой сам себе заделался! Ну сидит она и сидит, у нее работа такая. Еще и рыжая. А рыжий человек на всю жизнь помечен. Иван закрыл глаза и не заметил, как уснул.

Когда проснулся, было уже утро. В палате было светло, чисто, свежо, видимо, когда он спал, уже сделали уборку. Стул возле его кровати пустовал. Девушка, видимо, уже ушла. А сменщица не хотит возле него сидеть, а может, у нее дел много, а может, больше и не нужно возле него дежурить. Голова была светлая, а бок болел меньше. Вошла женщина средних лет в белом халате с тарелкой в руках.

— Вот вам бульон, кушайте. Вам помочь?

Иван приподнялся на подушках, взял в руки тарелку, с аппетитом поел.

— А где та девушка?

— Какая девушка?

— Ну, которая возле меня вчера дежурила.

— А, Танюшка! Так она отдыхать пошла. Я ее и сменила. Сегодня я буду, а она завтра утром придет.

Завтра утром! Сутки ждать. Иван почему — то расстроился.

Эта девушка своим появлением отчего — то разволновала его. Она возникла, как будто, из сна, и ушла так же незаметно, как во сне. И теперь ему казалось, что это только сон, а реальность вот она — эта женщина в белом халате с простым лицом. Но он уже понимал, что девушка зацепила в нем какую-то неведомую доселе струнку, и тотчас же ему стало как-то неспокойно. Снова захотелось увидеть эти сияющие с рыжими искрами глаза.

— Вань, ты ничего не ешь! Что с тобой?

Иван опомнился, схватился за ложку. Борщ был вкусный, наваристый.

— Ох, Танюх, устал наверное, голова ничего не соображает.

Он заработал активно ложкой. Татьяна сидела напротив и не сводила глаз с мужа. «Устал бедный, замотался, — подумала она заботливо, — да, деньги даром не даются.»

Она понимала, что, если бы не заработки Ивана, они бы так хорошо не жили. В больнице медсестра получает копейки. Хорошо еще, что детей пока не намечается. Хотя Татьяна очень хотела родить ребенка. Годы уже уходили, хотелось, чтоб семья была более прочной. Не хватало детского гуканья, пеленок, распашонок. Иван детей любил. Часто она замечала, с какой завистью он поглядывает на чужих ребятишек. Но со своим пока что-то не получалось. Прямо они на эту тему еще не говорили, но Татьяна знала, что разговор этот все равно будет. Вот опять задумался о чем-то, не иначе, как о ребенке. Татьяна вдруг почувствовала себя виноватой. Она подошла к мужу сзади, обняла, прижалась подбородком к ершистому затылку. Он обхватил ее руки своими, прижал крепко к груди. Так они молчали, долго-долго.

— Завтра уберешь, Танюша, ладно? — он подхватил жену на руки и понес в спальню. Танюша не сопротивлялась, прижимаясь к мужу все крепче и крепче. Уже в свете ночника, когда рыжие ее кудри разметались по подушке, а сверкающие глаза полузакрылись, Иван снова и снова удивлялся, какая она красивая в постели. Он знал многих женщин, но такую чистоту и нежность встретил впервые. Потому и любил свою Танюшку больше жизни, потому и не хотел ее огорчать. Он крепко прижал к груди ее золотистую головку и блаженно закрыл глаза.