Хризантема на мокром асфальте. Детектив

Валентина Александровна Орлова

Известный адвокат Леонид Гореев и популярная актриса Ольга Светлова возвращаются поздно ночью из ресторана, где праздновали пятилетие совместной жизни. Решив сократить дорогу, они сворачивают под запрещающий дорожный знак в переулок, где происходит столкновение с встречной машиной, за рулем которой находился дальнобойщик Иван Курочкин. Он так торопился к любимой жене, что тоже решил сократить дорогу. Испугавшись, Иван оставляет место происшествия и долго скрывается от правосудия.

Глава вторая

Прощание с артистом

Первое, что бросалось в глаза, когда Ольга Васильевна Гореева вошла в вестибюль театра, было то, что гроб с телом Юры Петрова стоял неправильно: он стоял параллельно двери и ноги усопшего смотрели внутрь театра. Вдоль стен стояли стулья, на стульях сидел коллектив. Несколько человек столпилось у гроба, и никто не думал о том, как этот гроб стоит.

Ольга подошла. Боже, какой он спокойный! Прожив на свете пятьдесят с небольшим лет, Юра никогда в жизни не позволял себе такое выражение лица. Ольга видела его всяким: смешливым, гневливым, мрачным и опухшим после очередного срыва, но такую роскошь могла позволить себе только смерть.

Кто же это так плачет? Да это же Юлечка! Та самая Юля Сергеева, если Юра, не дай бог не появлялся на репетиции, вопила на весь театр:

— И когда же мы, наконец-то, уволим этого алкаша, этого бомжа?!

А теперь слезы в пять ручьев, весь нос мокрый.

Кто-то подставил ей сзади стул, Ольга присела.

«Как кортка жизнь, и как быстро все проходит.» — подумала она. Для Юры уже все прошло, а может — только еще начинается? Кто знает, что за этой чертой? Наверное, для него так лучше. Юра был чудным актером, но одиноким и несчастным человеком. У него не было дома, квартиру он продал, чтобы расплатиться с долгами, и последний год жил в театре. Ночевал в комнате для рабочих сцены. Странно умер и спокойно. Смотрел телевизор, и умер тихо, как уснул. Рядом стояла недопитая бутылка — вечный спутник одиноких философов. Слезинка навернулась незаметно, и Ольга достала платок из кармана пальто.«Нет, не надо плакать, пусть рыдают они, кто помог ему умереть.» Сознательно, конечно, никто не помогал умирать, но и жить тоже не очень помогали. Ольга тихонько встала и отошла к стенке, осмотрелась. Все пришли. Всех объединила смерть маленького, одинокого артиста, самого зависимого в театре работника. Честно служа всю жизнь святому искусству, тихо делая свое дело, и не заглядывая в рот начальству, прожил он свою маленькую жизнь. Тянул лямку сколько мог и как мог. И вот она оборвалась, не хватило сил.

Когда Юра Петров продал квартиру, Ольга сразу подумала, что это не к добру. Дом потерять страшнее всего. Наскитавшись по общагам, она стала теперь ценить домашний уют и покой. Теперь у нее есть свой угол, куда она может прийти и отдохнуть от всего. Театр — это тяжелое дело. Зависеть ежедневно от прихоти и настроения режиссера — удовольствие ниже среднего. Среди них, безусловно, встречаются яркие и одаренные личности, но и очень много таких, от которых после первой репетиции хочется бежать куда глаза глядят. Когда он, сам не зная, чего хочет, готов уничтожить актера на площадке, изрыгает чуть ли не мат на головы недоумевающих артистов. И сколько таких деятелей поломали не одну актерскую и человеческую судьбу, не счесть.

Какое счастье, что у нее есть Леня, который всегда выслушает, все поймет, успокоит и утешит. Сколько у нее было трудных моментов во время репетиций! Часто, не понимая режиссера, она сердилась, истерила и плакала. И только Леня, выслушав все подробности конфликта, спокойно и терпеливо разъяснял ей ситуацию, и помогал в любых обстоятельствах. Он был прирожденный адвокат и всегда подсказывал точные ходы, чтобы она могла защитить себя.

От этого постоянного внимания мужа, Ольга Васильевна Светлова, а теперь уже Гореева, стала очень уверенной в себе женщиной, и за последние годы сделала блестящую театральную карьеру. Все главные классические роли в репертуаре были ее. Никто не смел обидеть не только словом, но и взглядом эту удивительную женщину еще и потому, что она была женой известного адвоката, к услугам которого и сами театральные деятели обращались довольно часто. Она много помогала своим незадачливым подругам актрисам когда те затевали тяжбы с администрацией, что бы отстоять хоть какие-то права. Леня всегда подсказывал им верный выход из положения. «Скорей бы все кончилось, — невольно подумала она — скорей бы Леня приехал». В два часа начали выносит гроб. На улице было неуютно, сеял снежок на замерзшую землю. Юра Петров тихо и спокойно отправлялся в свой последний путь. Гроб погрузили в катафалк, а коллектив уселся в театральный автобус. Ольга надеялась, что к выносу Леня все — таки успеет, но его все еще не было."Придется ехать в автобусе со всеми.» — подумала она с досадой. В автобусе к ней подсела характерная актриса Лена Уварова, толстушка и сплетница и тут же начала:

— Видела, как Юлька слезами обливалась? Как будто любовника хоронила! Ведь сама же его жрала поедом! Помнишь, как вопила на весь театр, чтоб его уволили!? Ну и уволили теперь, уволили навсегда! — Лена всхлипнула, — и чего только людям надо? Чего мы грызем друг-друга, жизнь друг-другу укорачиваем?

— Тише, Леночка, что теперь-то?

Но Лену уже занесло.

— А этот, без году неделя, директор так называемый, стоит, прислонился…. Сколько увольняли раз, ролей не давали, жилья не давали, презирали дружно, у — у — ух чистенькие! Теперь слезы льют, показушничают!!!

Сорвалась на крик Лена.

— Ты про меня что-ли? — сзади подала голос Юлька.

— Да про тебя, про тебя, слушай, ты…

— Леночка, тише, тише, милая, зачем теперь у гроба-то…

— Да чтоб стыдно стало, а,… что вы понимаете! — Лена уткнулась в платок и отчаянно зарыдала.

Все знали, что Лена любила Юру, часто приносила ему из дому стряпню: пирожки и булочки, подкармливала в трудную минуту, поддерживала, как могла, не надеясь на взаимность. Все знали, что Юра был однолюбом. Он любил только одну женщину, которая была его единственной женой, но уже давно уехала из театра и удачно устроила свою судьбу, выйдя замуж за главного режиссера. И теперь она процветает в другом театре, и, наверное, даже не вспоминает Юру.

А Лена была такая же одинокая, как и он. Она уже проиграла в своей жизни и первый тайм, и второй, и последний. Жила в маленькой квартире с котом Тишкой и собакой шотландской овчаркой — колли, которую звали Элси. Это и была ее семья. Про своих домашних питомцев Лена могла говорить часами. Она любила их, а они любили ее. Бедная Лена — добрая, милая, несчастная. Ольга обняла подругу, та уткнулась мокрым носом в ее плечо и затихла. На кладбище было сыро и грязно. Хорошо, что оказалось возможным подъехать поближе к могиле. Никто не выступал с торжественными речами. Слава богу, не было у Юры в жизни фальши, не было и фальшивых, выспренних речей у его гроба. Кто-то сказал:

— А помните, как он Абдулу в «Бабках» играл? Текст помните: пока стоит моя изба, и я жить буду, не будет избы, и меня не будет.

— А правда, как без дома остался, так и жизнь кончилась. Прощай Юрочка, земля тебе пухом.

Тихо жил и тихо ушел. Прощай и прости нас, дорогой.

Кинули по горсточке земли на гроб, и вот уже вырос холмик с простым деревянным крестом. Последний приют русского артиста. Не роскошное жилище, конечно. Помянули тихонько, каждый думал о своем. Ольга думала о том, как быстротечна жизнь. Вот, вроде бы, только вчера встретила она Леню, а уже целых пять лет прошло. Пять лет — первый юбилей, кажется — бумажная сватьба. Ведь встретились они в октябре, и сейчас октябрь. А помнит ли Леня? «Спрошу его непременно" — подумала Ольга и ей стало стыдно: о чем она думает здесь, сейчас, у этой могилы? Живое о живом, верно говорят. Когда ехали обратно, все молчали. Уже не было ни слез, ни истерик, все притихли.

Выходя из автобуса, Ольга сразу же увидела машину Лени у служебного входа. А сам он стоял и курил возле машины.

— Ленечка, наконец-то, — она подбежала и прижалась к мужу, — пойдем, помянем.

— А мне можно?

— Ленечка, милый, даже нужно, это же поминки.

Вошли в театр. В буфете уже был накрыт поминальный стол.

— Олечка, я ведь за рулем, — напомнил Леня.

— Ну посиди хоть рядом.

— Хорошо, милая, не волнуйся. — Леня сел за стол рядом с Ольгой.

Она взяла под столом его руку в свою, прижалась крепко. Вот он — Ленечка, любимый ее муж, ее опора, стена, защита, как угодно, как хотите. Оля ловила на себе завистливые взгляды подруг. Сколько их в театре, одиноких женщин со сломанной судьбой! Некоторые опустились от одиночества, спились.

— Леня, родной!

— Что милая?

— Никогда меня не оставляй, слышишь?

— Ну что ты, успокойся, любимая. — он начал что-то шептать ей на ухо, какие-то глупости, щекоча ухо губами. Она не понимала слов, чувствовала только его дыхание, его губы, и крепче сжимала под столом его руку. Вдруг все затихли, во главе стола стоял с пластиковом стаканом в руке директор театра.

— Дорогие друзья, коллеги! Давайте помянем безвременно ушедшего от нас артиста, товарища, коллегу.

Все встали, молча выпили, так же молча и сели.

Когда директор говорил, Ольга обратила внимание, что на лице его не дрогнул ни один мускул. Просто, как на собрании, как будто ведомость читал, или другой какой документ.

— Оля, слышишь, как он… — это Эдик Черняев, он сидел напротив, и глаза его были полны слез.

— Да, Эдик, да, дорогой…

Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. Он еще держал в руке стакан с не выпитой водкой. Эдик — ее постоянный партнер по сцене. Сейчас его выразительные глаза полны скорби и любви. Он очень любил Юру и был его самым близким другом. И ему сейчас было очень плохо, Ольга это видела.

— Эдик, милый, держись.

Она знала, что Эдик не сорвется. Несмотря на внешнюю интеллигентность, он был сильным человеком. Эдик никогда не раскисал, но сейчас она заметила что-то злое в его глазах, что-то нехорошее.

— Мы все виноваты… — пролетел над столом чей-то невольный выкрик.

— Почему все, почему? — взорвался Эдик. — И те, кто с ним пил, и те, кто берег от пьянки, так что-ли? Нет, я не согласен, не согласен!

— Эдик, успокойся, что ты, ну что ты!?

— Не воротишь ведь…

— Не воротишь? Сегодня он, завтра другой, какая разница! Нам всем давно уже наплевать друг на друга! О чем мы думаем каждый день? Одни начальству угождают, в рот заглядывают, рядом шестерки крутятся, сказать ничего нельзя, вмиг донесут, каждый сам по себе, где мы все, где? Только за бутылкой и собираемся!

Ольга уже толкала его ногой под столом, но все было напрасно.

— И не надо меня останавливать, я все скажу! Когда в прошлом месяце профком квартиры распределял, почему о Юрке не вспомнили? Ведь была же возможность общежитие ему дать? А работу почему не давали, не верили? А надо было поверить!

Эдик выскочил из-за стола, вытаскивая на ходу сигареты из кармана, Ольга бросилась за ним в комнату для курения.

— Эдик, милый, прошу тебя, не нарывайся, ведь кучу врагов наживешь!

— Ну и черт с ними, с врагами, я их и так всех в лицо знаю. Просто обидно Оль, ну почему самые добрые, самые лучшие уходят? Потому, что у них души хрупкие!

— Эдик, милый, ты прав, прав во всем. Да ну их всех! А хочешь — поедем сейчас к нам? Мы с Леней сейчас уйдем, поехали, хочешь?

— Оля, завтра, я сейчас не могу. А завтра репетиции нет, и я завтра обязательно к вам приеду.

— Приезжай Эдик, приезжай, дорогой, не пропадай.

Тихонько подошел Леня.

— Олечка, может поедем, милая?

— Да, Леня, поедем, поедем родной, сейчас только сумку возьму.

Ольга вернулась к столу. Народ уже хорошо выпил, и теперь за столом стоял легкий шелест разговоров. Говорили, конечно, больше каждый о своем. Директора за столом уже не было, главного режиссера тоже, видимо, уже ретировались в кабинет.

— Ольга, ты уходишь что-ли? — Ленка Уварова буквально вцепилась в рукав. — Ну посиди, и благоверного сюда тащи, чего он выскочил?

— Нет, Лен, мы поедем, Леня устал, да и мне что-то нехорошо.

— Из-за Эдьки что-ли расстроилась? Да не будет ему ничего, его начальство всегда простит!

— За что прощать-то, а, Лен?

— А за все! — она уже слегка опьянела, — он же у нас герой — единственный и неповторимый! Он — герой, ты — героиня, а остальные — антураж!!!

«Ну, начинается!" — подумала Ольга. До чего же она этого не любила! Этой скрытой зависти коллег, которая прорывалась вот в такие моменты. Чем она виновата, что ей везет больше, чем другим? Ну Ленка-то чего разнылась? Ведь свое же дело в театре делает! Прекрасная характерная актриса, работой, слава богу, не обижена. Она-то чем недовольна? А роли второго плана иногда даже интереснее главных.

— Ленка, дурочка, ну что ты несешь? Тебе ли жаловаться?

— Ладно, Оль, прости глупую, просто Юру безумно жалко. Хочешь, завтра ко мне приходи. Элси скоро ощенится, щенка тебе подарю, хочешь, Оль?

— Конечно, хочу, конечно, не реви. — Ольга поцеловала подругу в мокрый нос. — Хлюпало ты мое, не злись.

— Олька, ты хорошая, хоть и героиня.

Оля взяла сумку, накинула плащ, и вышла на улицу. Хватит с нее. Сейчас эти поминки превратятся неизвестно во что. Даже про Юру забудут, Начнут выяснять отношения, кто кого гениальнее… противно. «Люблю я своих коллег, но…» — она не успела додумать, Леня уже звал ее от машины.

— Но странною любовью… — произнесла она неожиданно вслух.

— Ты о чем? — удивился Леня.

— О любви к коллегам. Выпила, наверно, Лень, не обращай внимания.

— Да, домой, домой.

Иномарка тронулась с места. За окном машины тихо поплыл проспект Циолковского. Было чудное время суток — сумерки. Вечерние огни фонарей отбрасывали матовый свет на влажные тротуары. В легком тумане рядом по тротуару шли прохожие.

— Леня, я не хочу домой.

— А куда, милая?

— Поедем куда-нибудь посидим. Ты забыл, у нас ведь с тобой праздник — пять лет нашей семье.

Оля, милая, конечно! Да я все утро про это думал!

Теперь Леня понял наконец-то почему его все утро преследовали воспоминания.

— Ведь и правда — юбилей. Это надо отметить. Непременно. Куда поедем?

— Давай к Максиму.

По дороге они остановились у цветочного ларька, и, Леонид Викторович, проявив запоздалую галантность, преподнес жене роскошный букет белых хризантем.

Глава третья

Ресторан» У Максима.»

Этот маленький, уютный ресторанчик они полюбили давно. Сначала здесь было кафе. Потом какой-то деловой человек купил этот милый особнячок, кое-что перестроил, и получился чудный ресторанчик. Милый, уютный, почти домашний интерьер, скатерти и салфетки на столах из тонкого льна, красивая посуда. Каждый столик располагался в уютной кабинке. Можно было, спрятавшись как в раковину, даже целоваться, никто бы и внимания не обратил. Именно этим они и занимались чаще всего в свой медовый месяц, разбавляя любовь легким красным вином. Лампа под розовым абажуром уютно мерцала, и при желании можно было слегка убавить или совсем убрать настольный свет. В центре располагалась небольшая эстрада и танцевальная площадка. В любую погоду здесь было тепло и уютно, как в хорошем, добром доме. Публика собиралась чаще интеллигентная, так как умные хозяева не драли втридорога, а больше ценили не показуху скороспелых коммерсантов, а спокойное достоинство состоятельных интеллигентов. Здесь собирались люди со вкусом: юристы, банковские служащие, люди искусства, разумеется, не самые бедные. Но никто не напивался, не обливался шампанским, не было разгулов и криминальных разборок

Их любимые места были свободны. Подошел официант Миша.

— Что будем заказывать? О, здравствуйте, Леонид Викторович, я вас почему-то не узнал.

— Богатым буду.

— Ольга Васильевна, мое почтение.

— Здравствуйте, Миша.

— Что желаете?

— Оль, ты чего желаешь?

— Конечно же шампанского! Миша, ведь унас юбилей, пять лет совместной жизни!

— О, конечно, поздравляю вас! Сейчас я вам принесу самое лучшее шампанское, недавно поступило.

— И еще Миша, принеси бутылку красного вина, не крепкого, лучше сухого.

Официант с достоинством удалился.

— Леня, — Ольга свела брови: — ты что, решил напиться по случаю юбилея?

— Ну что ты мать, я же за рулем, не напиться, а тебя напоить. — засмеялся Леня.

И правда, Ольга была грустна после похорон, и Лене хотелось хоть как-то ее утешить.

— Оль, ну улыбнись, давай забудем все хоть на час!

Миша подошел, открыл шампанское.

— Иди, Миша, дальше я сам.

Искристая жидкость ударилась о дно бокалов, запенилась, засверкала.

— За нас. — тихо произнесла Ольга.

— За нас. — как эхо повторил Леня.

Им было очень хорошо сейчас. Они смаковали шампанское, и смотрели друг на друга — глаза в глаза. Лене казалось, что он никогда не видел жену такой красивой: ее синие глаза стали, как будто, еще больше, волосы сияли ореолом в рассеянном свете лампы, губы были необыкновенно яркими и влажными от выпитого шампанского. Как он любил ее сейчас!

Оля смотрела на мужа снежностью и думала: «Какое счастье, что у меня есть Леня!»

Она не могла ответить себе, чем он ее покорил. До сих пор, спрашивая себя об этом, она терялась в догадках. Ей всегда нравились очень красивые мужчины, но, как правило, они всегда ее бросали. Она никогда не жалела об этом, и чаще бросала их сама, убеждаясь в их непомерном эгоизме. А вот — Леня был простой, обычный, уже и полноватый, но не толстый. Светлые брови, глаза были серовато — голубые, взгляд внимательный и добрый. Правда у Лени очень красивые губы: чувственные, полные губы, которые хочется целовать. Волосы были темно-русые. Ольга смотрела на Леню, как бы изучая мужа. Обычный мужчина, каких тысячи, но какой уютный, домашний. От него как будто исходит тепло.

— Ленечка, спасибо тебе за все…

— За что, дорогая?

— За то, что ты был, есть и будешь всегда со мной. — Неожиданно Ольга почувствовала, как к горлу подкатил комок. — Милый мой!

Слеза скатилась непрошенно.

— Олечка, родная, только не плачь! Ну хочешь, анекдот расскажу? Вот слушай, встречаются, значит, два приятеля, и один другому говорит…

— Леня, прошу тебя, не надо анекдотов, я больше не буду, прости. Я просто подумала, как хорошо, что мы живем,

— Ольга, что за пессимизм, Миша!

Миша подошел.

— Миша, где наше красное вино? И еще еды, побольше и повкуснее.

— Леня, ты с ума сошел, я вовсе не хочу есть!

— Хочешь, хочешь, не притворяйся! Я тебя заставлю, непослушная жена!

Ольга уже смеялась от души, а Леня вошел в раж:

— Хватит! Кончились те времена, когда женщина диктовала мужчине, как жить, что есть, что пить и что носить. Прошло пять лет, за которые она полностью исчерпала свой запас авторитарных мер управления мужчиной. Теперь мужчина берет реванш и заявляет: следующие пять лет он будет диктовать женщине что есть, что пить, и что носить!

— Замечательно! — Ольга хохотала от души, — метр, у вас получилась прекрасная защитительная речь!

— По этому поводу надо выпить!

Красное вино, которое расторопный Миша не заставил ждать, было великолепным. Настоящее, виноградное, выдержанное, такое не купишь в обычном магазине.

— Я хочу сказать тост! — Ольга раскраснелась, глаза сияли.

— Давай!

— Милый мой муж! Я — твоя верная рабыня, и последняя, надеюсь, жена, говорю тебе громко, и так, что бы слышали все: я тебя очень люблю. Горько!!!

Это получилось так эмоционально, что за соседним столиком даже кто-то засмеялся.

— Ну дорогая, ты превзошла себя! — он потянулся к жене через стол и поцеловал в губы. — А теперь — ешь! Приказываю!

Они с удовольствием принялись за шашлыки.

Оркестр заиграл блюз, и саксофонист повел свою партию.

— Прошу вас, мадам.

Покачиваясь на волнах блюза, они молча скользили по паркету. Несмотря на внешнюю мешковатость, Леня был великолепным партнером. Очень чуткий к музыке, легкий в движениях. Ольга прижалась к родной груди.

— Леня, как хорошо, вот так бы всю жизнь…. Скажи, почему так быстро все проходит?

— Оля, не надо о грустном. Мы с тобой будем долго-долго жить, вот увидишь.

— Знаешь Лень, — Ольга, плавно двигаясь в танце, шептала ему на ухо горячими губами: — Моя прабабка прожила сто два года, а родная бабушка — девяносто четыре.

— Чудесно, мы тоже с тобой не подкачаем, вот увидишь.

Музыка умолкла, а они так и стояли, прижавшись друг к другу, дожидаясь следующей мелодии.

Вечер плавно перешел в ночь, а Оля и Леня все сидели за столом в зале уютного ресторана и говорили о себе, потягивая красное вино. Им не хотелось вспоминать ни хмурый прошедший день, ни похороны Юры Петрова. Все ушло далеко-далеко. Этот вечер околдовал их. Тепло и уют ресторана напомнили о доме, и Ольга вдруг почувствовала, что устала, и ей захотелось домой, в постель, поближе к мужу.

— Ты устала, милая.

— Да, поздно ведь уже. Поедем домой. Ты сможешь вести машину?

— Обижаешь….

— Ну тогда поедем там, где поменьше милиции.

— Трусиха, милиции боишься? Не бойся, я ведь почти не пил.

— Так это что, выходит я все уничтожила?

— Да уж, милая, выходит, что так.

— Ай да я!

— Миша! — Леня позвал официанта. — Получи с нас. Сдачи не надо.

— Спасибо, Леонид Викторович, заходите к нам. — он поклонился с достоинством.

— Непременно, всего вам доброго. — улыбнулась Ольга.

Когда подошли к машине, Леня, открывая дверь, вдруг резко схватил Ольгу за руку. Не успев ничего сказать, она неожиданно оказалась в его объятиях. Он прижал ее к себе так, что перехватило дыхание.

Прошла вечность, прежде чем он оторвал ее от себя. Оля увидела, что глаза у него повлажнели. Она ничего не смогла сказать, только крепко стиснула его руку и поправила сломанную хризантему в подаренном мужем букете цветов.

Через минуту они уже выезжали на шоссе.