Гость Дракулы (сборник)

Брэм Стокер

Сборник мистических рассказов Брэма Стокера, автора культового романа о зловещем вампире графе Дракуле. Заглавный рассказ «Гость Дракулы» сюжетно предваряет основное действие «Дракулы» и изначально являлся одной из его глав; впоследствии был опубликован вдовой писателя вместе с остальными, леденящими кровь, историями. Смертельно опасные приключения в Вальпургиеву ночь, встречи с жуткими призраками и демоническими существами, предательство и возмездие судьбы… Только не читайте на ночь!

Гость Дракулы

Когда мы отправились в путь, солнце ярко сияло над Мюнхеном, и воздух был напоен ароматами раннего лета. Перед самым отъездом герр Дельбрюк (метрдотель гостиницы «Времена года», где я остановился) с непокрытой головой спустился к экипажу, и, пожелав мне приятной поездки, обратился к кучеру, еще придерживавшему дверцу кареты:

— Помни, что ты должен вернуться до наступления темноты. Небо выглядит безоблачным, но с севера задувает зябкий ветер, который может предвещать внезапную бурю. Но я уверен, что ты не опоздаешь, — тут он улыбнулся и добавил: — Ты же знаешь, каково бывает этой ночью.

— Ja, mein Herr! ^[1] — выразительно отозвался Иоганн и, прикоснувшись к шляпе, быстро тронулся с места. Когда мы выехали из города, я жестом попросил его остановиться и спросил:

— Скажи, Иоганн, а какая сегодня будет ночь?

— Вальпургиева ночь, — перекрестившись, лаконично ответил он. Потом он вынул свои часы — массивную и старомодную серебряную луковицу немецкой работы размером с брюкву — и посмотрел на циферблат. При этом он нахмурился и нетерпеливо пожал плечами. Я понял, что таким образом он выражает вежливый протест по поводу нецелесообразной задержки, и опустился на сиденье, давая понять, что можно продолжить поездку. Он быстро тронулся с места, словно пытаясь возместить потерю времени. Время от времени лошади вскидывали головы, с подозрением нюхали воздух. В таких случаях я начинал тревожно оглядываться по сторонам. Дорога была унылой, ибо мы пересекали высокое, продуваемое всеми ветрами плато. Пока мы ехали, я заметил боковую дорогу, которая выглядела мало используемой и спускалась в небольшую извилистую долину. Она имела такой привлекательный вид, что я снова велел Иоганну остановиться, даже рискуя навлечь на себя его недовольство. Когда он сделал это, я сказал, что хочу проехать по боковой дороге. Он стал придумывать всевозможные отговорки и часто крестился при разговоре. Это лишь подстегнуло мое любопытство, поэтому я стал задавать ему разные вопросы. Он отвечал уклончиво и регулярно поглядывал на часы в знак протеста.

— Ну что же, Иоганн, я хочу спуститься по этой дороге, — наконец сказал я. — Не буду предлагать тебе присоединиться ко мне, если сам не захочешь, но тогда расскажи, почему она тебе не нравится. Это все, о чем я прошу.

Вместо ответа он спрыгнул с козел, как чертик из коробки, — с такой скоростью он оказался на земле. Он умоляюще протянул руки и стал упрашивать меня отказаться от этого намерения. Английские слова в его речи были так перемешаны с немецкими, что я едва мог понять его. Он как будто хотел рассказать мне о чем-то, но сама мысль о поездке настолько пугала она, что он каждый раз останавливался и начинал креститься со словами:

— Вальпургиева ночь!

Я пытался спорить с ним, но бесполезно спорить с человеком, если не знаешь его языка. Преимущество определенно было на его стороне, ибо хотя сначала он говорил по-английски, грубо коверкая слова, но потом начинал волноваться и переходил на родной язык, каждый раз при этом поглядывая на часы. Потом лошади забеспокоились и снова стали нюхать воздух. Кучер сильно побледнел, испуганно огляделся и потом вдруг устремился вперед, взял лошадей под уздцы и отвел их в сторону примерно на двадцать футов. Я пошел следом и поинтересовался, почему он это сделал. Вместо ответа он снова перекрестился, указал на место, которое мы покинули, и сказал сначала по-немецки, а потом по-английски:

— Похоронили его, — того, кто убил себя.

Я вспомнил о старом обычае хоронить самоубийц на перекрестках дорог.

— А, теперь понятно. Самоубийство, как интересно! — Но я все равно не мог понять, почему лошади так испугались.

Пока мы разговаривали, то услышали странный звук: что-то среднее между визгом и лаем. Он донесся издалека, но лошади буквально вскинулись из-за этого, и Иоганну пришлось приложить все свое умение, чтобы утихомирить их. Он был бледен и сказал:

— Похоже на волка, но сейчас здесь нет волков.

— Волки давно не появлялись так близко от города? — поинтересовался я.

— Давно, давно, — ответил он. — Весной и летом, но со снегом волки были здесь не так давно.

Пока он гладил лошадей и старался успокоить их, по небу быстро поплыли темные облака. Солнце исчезло, и нас коснулось дыхание холодного ветра. Но это было лишь касание, больше похожее на предупреждение, потому что вскоре солнце засияло снова. Иоганн посмотрел на горизонт, приложив руку козырьком ко лбу, и сказал:

— Снежная буря, она скоро придет, — потом он опять посмотрел на часы, и, крепко удерживая поводья — потому что лошади по-прежнему беспокойно переступали копытами и мотали головами, — забрался на козлы, как будто настало время продолжить нашу поездку.

Я все еще упрямствовал и не захотел сразу садиться в экипаж.

— Расскажи мне, куда ведет эта дорога, — произнес я и указал туда.

Он снова перекрестился и пробормотал молитву, прежде чем ответить.

— Это нечестивое место.

— Какое место? — спросил я.

— Деревня.

— Значит, там есть деревня?

— Нет, нет. Никто там не живет уже сотни лет.

Мое любопытство взмыло до небес.

— Но ты сказал, что там была деревня.

— Была.

— Где она теперь?

Тогда он завел длинный рассказ, настолько мешая английскую речь с немецкой, что я не вполне понимал, о чем он говорит. Но приблизительно я уловил, что давным-давно, сотни лет назад, там умерло много людей. Они были похоронены, но из-под глины доносились странные звуки, и когда могилы открыли, женщины и мужчины в гробах оказались румяными и не затронутыми тлением, а их рты были наполнены кровью. Торопясь спасти свою жизнь (и свои души, — перекрестившись, добавил он), те, кто остался, бежали в другие места, где жили люди, а мертвые были мертвецами… а не чем-то иным. Он особенно боялся произнести эти последние слова. По мере продолжения рассказа он волновался все сильнее и сильнее. Казалось, будто воображение захватило его в плен, и когда он закончил, то буквально трясся от страха — бледный, потеющий и оглядывающийся по сторонам, словно ожидая появления какого-то чудовищного существа прямо здесь, на открытой равнине под ярким солнцем. Наконец, охваченный мучительным отчаянием, он воскликнул «Вальпургиева ночь!» и указал на карету, чтобы я уселся на место.

Моя английская кровь восстала против этого, так что я отступил назад и сказал:

— Ты боишься, Иоганн, — ты слишком напуган. Поезжай домой, а я вернусь один; прогулка мне не повредит.

Дверь экипажа была открытой. Я взял свою дубовую прогулочную трость, лежавшую на сиденье, потому что всегда беру трость на экскурсии в отпуске, и закрыл дверь. Указав в сторону Мюнхена, я добавил:

— Отправляйся домой, Иоганн; Вальпургиева ночь не пугает англичан!

Лошади еще больше забеспокоились, и Иоганн пытался удержать их, взволнованно умоляя меня не совершать подобной глупости. Я жалел этого беднягу, который так искренне старался помочь мне, но все же не мог удержаться от смеха. В своей тревоге и расстройстве он забыл о единственном способе взаимопонимания между нами и теперь лопотал на своем родном языке. Это становилось немного утомительным.

— Домой! — велел я ему и направился к перекрестку дорог, ведущему в долину.

С отчаянным жестом Иоганн повернул лошадей к Мюнхену. Я оперся на трость и посмотрел ему вслед. Некоторое время он двигался медленно; потом на гребне холма появился высокий и худой человек — большего я не мог различить на таком расстоянии. Когда он приблизился к лошадям, те начали гарцевать на месте и лягаться, а потом заржали от ужаса. Иоганн не мог удержать их; они рванули с места, убегая как безумные. Я проводил их взглядом, потом поискал незнакомца, но он тоже исчез.

С легким сердцем я повернул на боковую дорогу и начал спускаться в долину, так пугавшую Иоганна. Насколько я мог видеть, для его протестов не было ни малейшей причины. Целых два часа я шагал, не думая о времени или расстоянии, и не заметил ни одного человека или дома. Там царило сплошное запустение. Я не обращал на это особого внимания, пока не оказался за поворотом дороги на краю леса; тогда я осознал, что глубоко впечатлен этой безлюдной пустошью.

Я присел, чтобы отдохнуть и осмотреться. Меня удивило, что здесь было гораздо холоднее, чем в начале моей прогулки. Вокруг слышались приглушенные вздохи, а потом откуда-то сверху послышался глухой рев. Посмотрев туда, я заметил плотные темные облака, быстро двигавшиеся по небу с севера на юг на большой высоте. Это был признак надвигавшейся бури. Я немного продрог, но решил, что это следствие остановки после энергичной прогулки, и продолжил ходьбу.

Местность, по которой я проходил, теперь стала гораздо более живописной. Там не было необычных объектов, привлекавших внимание, но на всем лежал отпечаток тихой красоты. Я почти не следил за временем, и только в густеющих сумерках начал задумываться о том, как найду дорогу домой. Яркий день погас. Воздух был холодным, и облака над головой двигались еще быстрее, чем раньше. Они сопровождались отдаленными шорохами и тем таинственным звуком, который, по словам кучера, исходил от волков. Какое-то время я колебался. Я внушил себе, что должен увидеть заброшенную деревню, поэтому двинулся дальше и вышел на открытое место, со всех сторон окруженное холмами. Их склоны поросли деревьями, которые спускались в долину, усеянную мелкими рощами, с увалами и седловинами здесь и там. Я посмотрел вперед и увидел, что дорога изгибается возле одной из самых густых рощ и теряется за ней.

Пока я смотрел, стало еще холоднее, и внезапно пошел снег. Я подумал о нескольких милях, пройденных по этой дикой местности, а потом поспешил найти укрытие в лесу перед собой. Небо становилось все темнее, а снег шел все быстрее и гуще, пока земля впереди и вокруг меня не превратилась в блестящий белый ковер, дальний край которого терялся в туманной мгле. Дорога осталась, но ее границы были размыты, и вскоре я обнаружил, что каким-то образом сошел с нее, ибо под ногами исчезла твердая поверхность и они стали погружаться в мох и траву. Потом ветер задул сильнее и превратился в буран, так что я был вынужден бежать под его натиском. Воздух стал ледяным, и, несмотря на мои усилия, я начал замерзать. Снег падал так густо и кружился передо мной такими быстрыми вихрями, что мне едва удавалось держать глаза открытыми. То и дело небосвод раскалывали пополам огромные молнии, и в свете их вспышек я видел перед собой огромную массу деревьев, в основном тисов и кипарисов, покрытых слоями снега.

Вскоре я оказался под прикрытием деревьев, и здесь, в относительной тишине, слышал свист ветра наверху. Темнота снежной бури уже смыкалась с темнотой ночи. Пурга постепенно затихала и возвращалась лишь яростными порывами и снежными зарядами. В такие моменты зловещий волчий вой как будто повторялся вместе со многими похожими звуками вокруг меня.

Время от времени через темную массу плывущих облаков пробивался случайный свет луны, освещавший местность и показывавший мне, что я нахожусь на окраине густой массы тисовых и кипарисовых деревьев. Когда снег прекратился, я вышел из укрытия и приступил к исследованиям. Мне показалось, что среди множества старинных фундаментов, мимо которых я проходил, может найтись дом, хотя и полуразрушенный, где я могу на время обрести кров. Обогнув край рощи, я увидел низкую стену, окружавшую ее, следуя вдоль которой вскоре нашел проем. Здесь кипарисы образовывали аллею, ведущую к какому-то квадратному сооружению. Но когда я заметил его, облака закрыли луну, и мне пришлось искать путь в темноте. Я ежился от порывов холодного ветра, но слепо брел вперед в надежде на укрытие.

Я остановился, потому что казалось, будто мир вокруг меня тоже остановился. Буря миновала, и, наверное в гармонии с тишиной природы, мое сердце почти перестало биться. Но это длилось лишь мгновение; внезапно лунный свет прорвался через облака и показал, что я нахожусь на кладбище, а квадратный объект передо мной был массивной мраморной гробницей, такой же белой, как снег, лежавший вокруг нее. С лунным светом вернулся свирепый вздох бури, которая как будто возобновилась с долгим, протяжным воем, словно стая волков. Хотя мраморная гробница по-прежнему была озарена лунным сиянием, буря не стихала. Словно побуждаемый некими чарами, я приблизился к усыпальнице, желая увидеть, что она собой представляет и почему простояла здесь столько времени. Я обошел вокруг нее и прочитал надпись на немецком языке над дверью с дорическими колоннами:

ГРАФИНЯ ДОЛИНГЕН ИЗ ГРАЦА В СТИРИИ ИСКАЛА СМЕРТЬ И НАШЛА ЕЕ. 1801.

На вершине гробницы, состоявшей из нескольких громадных мраморных блоков, находился большой железный штык или кол, уходивший глубоко в камень. На обратной стороне я увидел надпись, выгравированную заглавными русскими буквами:

«Мертвецы движутся быстро»

В этом сооружении было нечто настолько жуткое и странное, что у меня голова пошла кругом. Я впервые пожалел, что не воспользовался советом Иоганна. Тут меня посетила мысль, которая стала ужасным потрясением: сегодня Вальпургиева ночь!

Вальпургиева ночь, когда — как верили миллионы людей — на земле воцарялась власть дьявола. Когда открывались могилы и мертвецы выходили наружу. Когда на земле, в воде и в воздухе творилось всевозможное зло. В том самом месте, которого особенно боялся мой кучер. В безлюдной деревне, покинутой сотни лет назад. Там, где лежат самоубийцы… а я был один, без оружия и дрожал от холода под снежным саваном, пока наверху ярилась буря! Я был вынужден призвать на помощь все свое мужество, все религиозные и философские убеждения, чтобы не рухнуть на месте в припадке ужаса.

Теперь вокруг меня закружился настоящий смерч. Земля сотрясалась, как от тысячи лошадиных копыт, и на этот раз ветер принес на своих ледяных крылах не снег, а град, пробивавший листья и ломавший ветви с такой яростью, словно градины были камнями, выпущенными свирепыми пращниками Балеарских островов, — градинами, которые сделали мое убежище под кипарисами не более надежным, чем соломенная крыша. Вскоре я был вынужден покинуть это укрытие и устремиться к единственному месту, предлагавшему надежный кров: к дверям гробницы с дорическими колоннами. Присев у массивной бронзовой двери, я получил определенную защиту от града, но теперь градины ударяли в меня, отскакивая от земли и мраморных стен.

Когда я прислонился к двери, она немного подалась и открылась внутрь. Даже гробница казалась желанным убежищем посреди такой безжалостной бури, и я был готов войти туда, когда вспышка разветвленной молнии озарила небо от края до края. В тот миг, клянусь жизнью, когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел прекрасную женщину с округлыми щеками и алыми губами, как будто спавшую в гробу. Когда раздался раскат грома, меня словно схватила рука великана и вышвырнула из гробницы. Все произошло так внезапно, что, прежде чем испытать шок — моральный и физический, — я пострадал от града, осыпавшего меня. В то же время я испытывал странное, но властное ощущение, что рядом кто-то есть. Я посмотрел на гробницу. Тогда последовала новая ослепительная вспышка, ударившая в железный кол, воткнутый в гробницу, и проникшая в землю, кроша мрамор словно неугасимое пламя. Мертвая женщина восстала в момент агонии, когда она была объята пламенем, и ее крик боли потонул в громовых раскатах. Последним, что я слышал, было ужасающее смешение звуков, когда огромная рука снова схватила меня и потащила прочь под ударами града и звуками волчьего воя. Последнее, что я помню, — это размытая белая масса, как будто все окрестные могилы разверзлись и выпустили на волю призраков в погребальных саванах, которые наступали на меня сквозь пелену града пополам с дождем.

Постепенно ко мне вернулось смутное подобие сознания, а вместе с ним и ощущение жуткой усталости. Какое-то время я ничего не помнил, но затем постепенно пришел в чувство. Боль терзала мои ноги, но я не мог пошевелить ими. Они как будто онемели. В затылке и позвоночнике поселился ледяной холод, а уши словно отмерзли вместе с ногами, но тоже болели. При этом в моей груди разливалось тепло, и это ощущение было сладостным по сравнению с другими. Это был кошмар — физический кошмар, если можно воспользоваться таким выражением, ибо некая тяжесть, давившая мне на грудь, затрудняла дыхание.

Казалось что этот период ступора продолжался долгое время, и по мере его ослабления я, должно быть, заснул или снова потерял сознание. Потом наступила какая-то тошнота, похожая на первую стадию морской болезни, и дикое желание освободиться от чего-то… правда, я не знал, от чего именно. Полная тишина объяла меня, как будто весь мир заснул или умер; ее нарушало лишь прерывистое дыхание какого-то животного рядом со мной. Я почувствовал теплое, щекочущее прикосновение к моему горлу, и тогда пришло осознание ужасной истины, от которой заледенело сердце, а кровь гулко застучала в висках. Какое-то огромное животное лежало на мне и лизало мое горло. Я боялся пошевелиться, поскольку инстинктивное благоразумие убеждало меня оставаться неподвижным, но зверь как будто почувствовал произошедшую во мне перемену, потому что он поднял голову. Через прикрытые ресницы я видел наверху два горящих глаза громадного волка. Его острые белые клыки отливали лунным светом в зияющей красной пасти, и я ощущал на себе его горячее, едкое дыхание.

Еще какое-то время я ничего не помнил, а потом услышал низкое рычание, сопровождавшееся скулящими звуками. Затем издалека донеслись крики: «Эй! Эй!», как будто от нескольких голосов, зовущих в унисон. Я осторожно приподнял голову и посмотрел в том направлении, откуда исходили звуки, но кладбище закрывало обзор. Волк продолжал странно скулить и повизгивать, а в кипарисовой роще появилось красное сияние, следовавшее за звуками. По мере приближения голосов волк заскулил громче и чаще. Я боялся подать голос или пошевелиться. Потом из-за деревьев внезапно появились всадники с факелами в руках. Волк слез с моей груди и побежал к кладбищу. Я увидел, как один из всадников (солдат, судя по их фуражкам и длинным армейским плащам) вскинул карабин и прицелился. Спутник толкнул его под локоть, и пуля прожужжала у меня над головой. Очевидно, он принял мое тело за притаившегося волка. Другой всадник заметил убегавшего зверя и выстрелил ему вслед. Потом они перешли на галоп и поскакали вперед, некоторые — ко мне, а другие преследовали волка, исчезавшего среди заснеженных кипарисов.

Когда они приблизились, я попытался двинуться с места, но остался бессилен, хотя мог видеть и слышать их вокруг себя. Двое или трое солдат спешились и опустились на колени рядом со мной. Один из них поднял мне голову и приложил ладонь к моему сердцу.

— Хорошая новость, друзья! — воскликнул он. — Его сердце еще бьется!

Потом мне в рот влили глоток бренди; это придало мне бодрости, так что я смог полностью открыть глаза и оглядеться вокруг. Огни и тени двигались между деревьев, и я слышал, как мужчины перекликаются друг с другом. Вскоре они собрались вместе, издавая удивленные и испуганные возгласы. Вспыхнули новые огни, когда остальные беспорядочной толпой повалили с кладбища, словно одержимые. Люди вокруг меня начали задавать вопросы:

— Ну как, вы нашли его?

— Нет, нет! — торопливо ответил он. — Нужно уходить отсюда, и побыстрее. Здесь нельзя оставаться, особенно в такую ночь!

— Что это было? — вопрос задавался на все лады, но ответы были уклончивыми и неопределенными, как будто люди хотели выговориться, но под воздействием какого-то общего испуга воздерживались от откровенного выражения своих мыслей.

— Это… это… в жизни такого не видел! — промямлил один из них, чье самообладание явно дало трещину.

— Волк, и все-таки не волк! — с содроганием произнес другой.

— Бесполезно охотиться на него без серебряных пуль, — добавил третий более сдержанным тоном.

— Хорошо, что мы выступили сегодня вечером! — воскликнул четвертый. — Теперь мы честь по чести заслужили свою тысячу марок!

— На разбитом мраморе была кровь, — произнес еще один после некоторой паузы. — Она не могла появиться от удара молнии. А он… с ним все в порядке? Посмотрите на его горло! Видите, друзья, — волк лежал на нем и согревал его!

— С ним все в порядке; кожа цела, — ответил офицер, посмотрев на мое горло. — Что все это значит? Мы никогда бы не нашли его, если бы волк не скулил.

— Что стало со зверем? — спросил человек, который держал мою голову и который казался наименее затронутым общей паникой, потому что его руки были крепкими и не дрожали. На его рукаве был шеврон унтер-офицера.

— Он отправился в свое логово, — ответил человек с мертвенно-бледным узким лицом, буквально дрожавший от ужаса и нервно оглядывавшийся по сторонам. — Тут достаточно могил, куда он может залечь. Давайте поскорее уйдем отсюда, друзья! Нужно покинуть это проклятое место.

Офицер привел меня в сидячее положение, а затем по его команде несколько человек усадили меня на лошадь. Он забрался в седло у меня за спиной, обнял так, чтобы я не упал, и отдал приказ к отступлению. Отвернувшись от кипарисов, мы поскакали прочь от кладбища в армейском строю.

Язык все еще отказывался служить мне, и я был вынужден хранить молчание. Должно быть, я заснул, ибо в следующий момент обнаружил себя стоящим и поддерживаемым солдатами по обе стороны от меня. Было уже почти светло, и на севере отражалась красная полоска солнечного света, похожая на пролитую кровь над заснеженной равниной. Офицер внушал своим подчиненным ничего не говорить о том, что они видели, не считая того, что они обнаружили неизвестного англичанина под охраной большой собаки.

— Собака! — фыркнул тот человек, который испугался больше остальных. — Это была не собака. Я могу узнать волка, когда вижу его.

— Я сказал «собака», — спокойно произнес молодой офицер.

— Собака! — иронично повторил другой солдат. Было очевидно, что его смелость поднимается вместе с солнцем. Он указал на меня и добавил: — Посмотрите на его горло. Разве это собачья работа, командир?

Я рефлекторно поднял руку к горлу, но когда прикоснулся к нему, то вскрикнул от боли. Люди собрались вокруг, чтобы посмотреть; некоторые спешились, но тут снова раздался голос молодого офицера:

— Как я и сказал, это была собака. Если кто-то скажет иное, над нами будут смеяться.

Потом меня усадили за всадником, и мы въехали в пригороды Мюнхена. Здесь мы нашли свободный экипаж, куда меня перенесли и отвезли в гостиницу «Времена года». Молодой офицер сопровождал меня; следом ехал солдат, ведущий в поводу его лошадь, а остальные ускакали в свои казармы.

По прибытии герр Дельбрюк так быстро вышел на крыльцо, чтобы встретить меня, что не оставалось сомнений: он наблюдал за нами изнутри. Он взял меня под руку и услужливо провел внутрь. Офицер отсалютовал мне и уже собирался уйти, когда я осознал его намерение и настоял на том, чтобы он поднялся в мои комнаты. За бокалом вина я тепло поблагодарил его самого и его храбрых товарищей за свое спасение. Он ответил, что очень рад этому и что герр Дельбрюк с самого начала предпринял всяческие меры для организации и обеспечения поискового отряда; при этих двусмысленных словах метрдотель улыбнулся, а офицер сослался на служебные дела и ушел.

— Герр Дельбрюк, — начал я. — Как и почему эти солдаты отправились искать меня?

Он пожал плечами, словно не одобряя свой поступок, и ответил:

— Мне повезло, что я смог обратиться к командиру полка, в котором когда-то служил, и попросить его, чтобы он поискал добровольцев.

— Но откуда вы знали, что я заблудился? — спросил я.

— Кучер вернулся сюда с остатками своего экипажа, который опрокинулся на ходу, когда лошади понесли.

— Но, разумеется, вы не стали бы отправлять военный поисковый отряд только из-за этого?

— О нет, — ответил он. — Но еще до прибытия кучера я получил телеграмму от боярина, чьим гостем вы являетесь.

С этими словами он достал из кармана телеграмму, передал ее мне, и я прочитал:

Bistritz ^[2]

Позаботьтесь о моем госте: его безопасность чрезвычайно дорога для меня. Если с ним что-то случится или он пропадет без вести, не считайтесь с расходами, чтобы найти его и обеспечить его безопасность. Он англичанин, а следовательно, имеет склонность к приключениям. Ночью путникам часто угрожает опасность от снежных буранов и волков. Не теряйте ни минуты, если подозреваете, что он попал в беду. Ваше рвение будет вознаграждено за счет моего состояния.

Дракула

Когда я держал телеграмму в руке, комната как будто начала вращаться вокруг меня, и если бы внимательный метрдотель вовремя не подхватил меня, то я бы непременно упал. Во всем это было нечто настолько странное и невообразимое, что во мне росло ощущение двух противоборствующих сил, сама мысль о которых как будто парализовала меня. Я определенно находился под некой таинственной защитой. Сообщение, пришедшее из далекой страны в самый последний момент, спасло меня от непробудного снежного сна и волчьих челюстей.

Примечания

1

Да, сударь! (нем.)

2

Бистрица, река в Румынии (нем.).