Восхождение

Борис Сопельняк, 2017

Центральная фигура романа известного писателя и журналиста Бориса Сопельняка – русский офицер и эмигрант Борис Скосырев, совершивший государственный переворот в Андорре. Участник Гражданской войны в России, он невольно вовлекается в гражданскую войну в Испании и оказывается между молотом и наковальней: с одной стороны фашисты, с другой – республиканцы. Через судьбы своих героев автор раскрывает трагическую историю военных конфликтов середины 1930-х – начала 1940-х годов.

Глава VI

Не прошло и недели, как барон Скосырев в «Лагуне» стал настолько своим и настолько уважаемым человеком, что многие обитатели «люксов» стали искать возможность быть представленными обаятельному блондину. С мужчинами барон сходился запросто: несколько слов о скачках или о футболе, потом дорогая сигарета, солоноватый анекдот — и готово: какой-нибудь английский лорд или немецкий граф считали большой удачей, что имеют возможность запросто пожать руку и перекинуться парой слов с таким интересным собеседником.

А вот с женщинами барон держался строго. Прекрасно замечая их зазывные взгляды и целуя ручки, барон почему-то оставался печальным, а его глаза выражали неизбывную грусть. И уж что совсем странно, он ни разу ни с кем не станцевал! А ведь оркестр в ресторане был прекрасный, и входящее в моду танго буквально всех сводило с ума. Всех, но не барона Скосырева!

И тогда по ресторану пополз неведомо откуда взявшийся слух, что в далекой России большевики расстреляли невесту барона, представительницу древнего рода Долгоруких. Когда графиню Долгорукую спросили о последнем желании, она попросила, чтобы в последний путь ей позволили взять фотографию жениха. Ей это разрешили. У стенки графиня стояла, прижимая к груди незабвенный образ барона. Пули, выпущенные комиссарами, сначала «пробили» грудь барона, а потом сердце его невесты.

— Поэтому он такой грустный, поэтому не может найти себе места, поэтому с мужчинами барон оживлен и весел, а женщины навевают ему воспоминания о графине, — шел по «Лагуне» шепоток.

Надо ли говорить, что этот слух очень умело, через случайных знакомых, был запущен старшим концессионером, то есть Валентином Костиным, который изредка появлялся в «Лагуне». Результат сказался быстро: все женщины стали жалеть барона и искали случая выразить ему свое сочувствие. А некоторые, в том числе и леди Херрд, которая была вдовой и знала, что значит потерять любимого человека, совершенно непроизвольно пытались выступить в роли то ли матери-утешительницы, то ли подруги, способной стереть мрачные воспоминания и заменить графиню.

К тому же барон источал такой тонкий и такой волнующий аромат, что женщин к нему тянуло неудержимо: ведь Борька каждый день брился у Рамоса, и тот не жалел для него ни «скошенной травы», ни «пиренейского снега». Однажды, когда леди Полли проходила мимо барона и случайно коснулась его руки, ее как будто током ударило! А потом она до самого утра не могла избавиться от волнующего кровь наваждения: ей казалось, что барон где-то рядом, так сильно и так призывно благоухал рукав ее платья.

Наутро она решила: это ее судьба, с бароном надо познакомиться во что бы то ни стало. Но не может же она, леди Херрд, ни с того ни с сего подойти к барону и сказать: «Здравствуйте, господин барон. Я хочу с вами познакомиться». Это неприлично, в их среде это не принято. Надо сделать так, чтобы все было наоборот, чтобы кто-нибудь ей помог и представил барона леди Херрд.

Приняв это решение, леди Херрд почему-то впервые за долгие годы перекрестилась и попросила не кого-нибудь, а самого Христа, оказать ей эту маленькую услугу. Много позже она совершенно искренне будет убеждать своих подруг, что если, обращаясь к небесам, о чем-то просить, то просить надо только Христа: он поможет, если, конечно, просить настойчиво и с верой в его силы.

— Ведь помог же он однажды мне! — стыдливо опуская вспыхнувшие воспоминаниями глаза, восклицала она. — Причем не через год или два, а в тот же день.

Да, все произошло в тот самый день, когда леди Херрд, перекрестившись, спустилась к завтраку. Как только она вошла в ресторан, откуда ни возьмись перед ней вырос — леди поджала губы и даже хотела вернуться в номер — этот противный русский капитан.

«Никогда ему не видать руки Мэри! — возмущенно подумала она. — Хорошо, что я девчонку на время отправила в Лондон, там есть вполне приличные молодые люди, которые помогут ей забыть капитана».

Капитан-лейтенант Костин мгновенно прочитал эти мысли и не придал им никакого значения.

«Посмотрим, как ты запоешь через минуту-другую, — внутренне усмехнулся он. — Силки расставлены, и деваться вам, леди Полли, некуда».

— Доброе утро, леди Полли, — церемонно раскланявшись, поприветствовал ее Костин. — Рад вас видеть. Не могу не заметить, что легкий средиземноморский загар вам очень к лицу.

Деваться, действительно, было некуда, и леди Херрд протянула ему руку для поцелуя.

— Вы позволите проводить вас до столика? — как можно более учтиво предложил ей руку Костин. — Только до столика, — продолжал он с нажимом. — Тем более, что мне по пути: сегодня я завтракаю со своим старым другом.

— Ну что ж, капитан, — смягчилась леди, — проводите. Но только до столика, — почему-то игриво добавила она, — возможно, я тоже буду завтракать не одна.

Как в воду глядела леди Херрд! Не успели они войти в зал, как у леди закружилась голова, и от каких-то предчувствий сжало сердце.

«Господи, опять этот запах!» — успела подумать она и, не веря своим глазам, увидела, как, широко шагая и белозубо улыбаясь, навстречу им буквально летел тот, о ком она, не смыкая глаз, думала всю ночь.

— Валентин, дружище! — обнял барон Костина. — Сколько лет, сколько зим! — шумно приветствовал он друга. — Куда ты запропастился? Я же ищу тебя по всему свету: и в Африку писал, и в Америку и к черту на кулички!

— Да здесь я, здесь! — до треска в костях обнял барона Валентин. — Уже несколько месяцев в Испании. А ты? Что ты, где ты, как ты?

— Я-то ничего, у меня все в порядке… А вот новость, которая пришла из России, — достал он платок, — меня чуть не убила. Хорошо, что боек у револьвера стерся, а то бы… а то бы мы с тобой не обнимались.

— Слышал, — подыграл ему Костин. — Новость — хуже некуда. Несчастье, конечно, большое. Но что же теперь делать? Помнишь, как говорили на фронте: «Живым — жить, а мертвым — хлопотать за них на небесах».

Леди Херрд стояла, как приросшая к полу. Мужчины оживленно беседовали, обнимались, хлопали друг друга по плечам, а ее как будто не было, ее совершенно не замечали. Но она все слышала и впитывала каждое слово. Когда она услышала про револьвер, то чуть не шлепнулась в обморок.

«Боже правый! — ударило ее в висок. — Он стрелялся. Кто может сейчас так любить?! Счастливая вы, графиня Долгорукая. Хоть вас и расстреляли, но как же вас любили! Меня так никто не любил… Как же его, беднягу, жалко… Как хочется его утешить!»

Наконец леди Херрд пришла в себя и как-то не сразу поняла, что Валентин Костин обращается к ней.

— Прошу прощения, — сдержанно поклонился он, — мы с другом так давно не виделись, что от радости встречи у меня слегка помутилось в голове. Я же должен его представить! Прошу любить и жаловать, — сделал он шаг в сторону, — мой давний друг барон Скосырев.

Леди Херрд, как во сне, протянула руку, барон ее изысканно поцеловал и, не выпуская руки, метнул в ее глаза такой сине-голубой огонь своего страстного взгляда, что бедная леди готова была хоть сейчас идти за бароном хоть на край света.

Костин все это видел и решил из этой ситуации извлечь кое-какую выгоду и для себя.

— Леди Полли, — напевно начал он, — если позволите, я хотел бы поинтересоваться, как поживает ваша племянница? Что-то давно ее не видно.

— Она сейчас в Лондоне, — не отнимая руки, околдованная ароматом пиренейского снега, отвечала леди Херрд. — Но она скоро приедет, — почему-то добавила она. — Я ей завтра же напишу, — совсем не ожидая от себя этого, закончила леди Херрд.

— Вот и славно, — неожиданно одобрил ее слова барон и так нежно пожал руку, что леди Херрд почувствовала себя на седьмом небе.

А потом был завтрак… Они так весело и так непринужденно провели это утро, что расставаться никому не хотелось. Но барон все чаще стал поглядывать на часы, да и Костин время от времени лез в жилетный карман и доставал серебряный «брегет».

— Все! — на этот раз не вытерла, а промокнула губы развеселившаяся леди Херрд. — Встретиться вечером мы условились, а теперь мужчин ждут дела. Я это понимаю и с легким сердцем вас отпускаю, — картинно-милостиво взмахнула она рукой. — Желаю всяческих удач.

Мужчины, так же картинно делая вид, что идут на это нехотя, встали из-за стола, попрощались и, непрерывно оглядываясь, удалились из зала.

Была ли в этот миг женщина счастливее леди Херрд?! Едва ли. Леди Херрд как попала на седьмое небо, так оттуда и не возвращалась.

«Я ему понравилась, — пело ее растревоженное сердечко. — Неужели это правда, неужели то, о чем я еще вчера не смела мечтать, стало явью?! Еще не стало, — подсказывал здравый рассудок. — Но станет! — стукнула кулачком по столу влюбленная женщина. — Барон Скосырев будет моим!»

Знай Борька об этом решении леди Херрд, он бы цинично подумал: «Кто бы возражал?» — и без лишних слов сдался бы на милость победителя, вернее, победительницы с миллионным счетом в банке.

Между тем наши компаньоны вернулись в свою гостиницу, придвинули кресла к открытой двери балкона, откупорили бутылочку хереса, коротко чокнулись и стали подводить итоги только что проведенной операции.

— Итак, — деловито рассуждал Костин, — леди Полли сражена. Она хоть сейчас готова прыгнуть к тебе в постель. Но ты с этим делом не торопись: помаринуй ее денек-другой, а потом сдайся. У нее должно сложиться впечатление, что это не ты завоевал ее, а она тебя, — наставлял своего друга Костин. — В какой-то мудрой книге я читал, что если женщина чувствует себя победительницей, вернее, покорительницей неуступчивого мужчины, она им дорожит, как полководец взятой крепостью, и будет делать все от нее зависящее, чтобы эту крепость не потерять.

— Ты хочешь сказать, — самодовольно попыхивая не сигаретой, а настоящей кубинской сигарой, которой по случаю успеха угостил его Костин, уточнил Борька, — что леди Херрд будет стараться удержать меня подле себя и, следовательно, потакать всем моим слабостям?

— А ты, — подхватил Валентин, — не будь дураком и одними слабостями не ограничивайся.

— То есть? — привстал Борька.

— Ты о будущем когда-нибудь думал? — по-артиллерийски прищурив глаз, жестко спросил Костин. — Какие у тебя планы? Ты же гол как сокол. Что будешь делать, когда я, дай бог, — перекрестился он, — женюсь на Мэри? Не думаешь же ты, что я буду содержать тебя до самой пенсии?

Первой реакцией Борьки было: треснуть кулаком по столу, заорать: «Да как ты смеешь?!», обматерить обнаглевшего Вальку и хлопнуть дверью. «Но куда я пойду? — тоскливо подумал он. — И в чем? Заберет Валька мое персиковое пальтецо, заставит снять шляпу и штиблеты, лишит карманных денег — и все: ни побриться у Рамоса, ни пойти в „Лагуну“, ни предстать пред глазами Полли. Нет уж, Борька, — сказал он сам себе, — попусту не ерепенься и о гордыне забудь».

— Так что ты там о слабостях? — стараясь быть спокойным, переспросил Борька.

— А то, — делая вид, что ничего не заметил, и мысленно поздравив Борьку с великолепным самообладанием, гораздо мягче продолжал Костин, — что положение наше шаткое. План-то мой в любой момент может рухнуть. А ну как леди Полли догадается, что никакой ты не барон? А ну как мою Машку, пока она была в Лондоне, охмурил какой-нибудь юный лордик? Что тогда? То-то, брат, — пустил несколько сигаретных колец Костин. — Поэтому ты, — резко придвинулся он к Борьке, — должен думать не о слабостях, которым будет потакать старушка, а о том, как с ее помощью сколотить капитал. Он нам еще понадобится, — глядя куда-то вдаль, глубокомысленно закончил Костин. — И в дело мы его вложим стоящее. В такое дело, о котором будут говорить во всех столицах Европы! — вскочил он. — А наши имена будут печатать на первых полосах газет! — возбужденно забегал он по номеру.

— Ты это о чем? — чувствуя, что у него пересохло в горле и почему-то онемели колени, уточнил Борька.

— О чем? — остановился около него Костин. — О моей мечте! О таком грандиозном плане, который никому и не снился! Если мы его реализуем, я вам ручаюсь, барон Скосырев, что о нас будут говорить во всех столицах. Я уже как-то обмолвился, что с тобой этим планом поделюсь. Обязательно поделюсь! Но вот буду ли в нем участвовать, — развел он руками, — как ни странно, зависит от леди Полли, а значит, и от тебя.

— Не понял, — привстал Борька.

— Если она отдаст за меня Машку — а уговорить ее должен ты, я от рисковых дел отойду, погружусь в семейный бизнес и в тихую семейную жизнь с детишками, цветочками и собачками. Тогда этот план я подарю тебе, и европейской знаменитостью станешь ты. Если же старушка упрется, то мне ничего не останется, как реализацией плана заняться самому, — лукаво посмотрел он на Борьку, — а тебя держать на подхвате.

— Так я, — откашлялся Борька, — я что… я, как договорились… И не такая уж она старушка! — с вызовом воскликнул он. — И вообще…Ты же слышал, что твоя Машка на днях приедет: леди Полли обещала ее вызвать.

«Ага, зацепило! — мысленно потер руки Костин. — Делиться славой он уже не хочет. Хорошо, Борька, очень хорошо! Мы такую заварим кашу, что расхлебывать ее будут короли и президенты!»