Восхождение

Борис Сопельняк, 2017

Центральная фигура романа известного писателя и журналиста Бориса Сопельняка – русский офицер и эмигрант Борис Скосырев, совершивший государственный переворот в Андорре. Участник Гражданской войны в России, он невольно вовлекается в гражданскую войну в Испании и оказывается между молотом и наковальней: с одной стороны фашисты, с другой – республиканцы. Через судьбы своих героев автор раскрывает трагическую историю военных конфликтов середины 1930-х – начала 1940-х годов.

Глава V

На следующий день Борька снова отправился в отель под названием «Лагуна». Он не шел, а, можно сказать, плыл по набережной, покуривая ароматную сигарету и помахивая своей волшебной тросточкой. Перед этим он заглянул в салон Рамоса, где относящийся к своему делу как к искусству горделивый парикмахер тщательно его побрил, поправил височки, набриолинил волосы и так отточил пробор, что он стал похож на бритву.

В заключение, привстав на цыпочки, чтобы еще раз поправить пробор, Рамос поинтересовался, предстоит ли сегодня господину барону встреча с дамой.

— Возможно, — буркнул Борька. — А вам-то что за дело?

— Я, конечно, извиняюсь, но от этого зависит, каким вас освежить одеколоном. Неудачно подобранный одеколон — и все, баста! — как саблей, рассек он воздух зажатыми в руке ножницами. — Успеха в этот вечер кавалеру не видать.

— Да-а? — удивился Борька. — Первый раз слышу. То, что женщины любят ушами, это я знаю. — Хотя, — добавил он, — сначала все-таки глазами: не будет же какая-нибудь синьора слушать завиральные речи мужчины, если он ей не понравился внешне. Но чтобы, пардон, носом?

— Еще раз говорю: первый раз слышу.

— О-о, господин барон, — с оттенком сочувствия вздохнул Рамос, — сразу видно, что в Испании вы недавно и не успели изучить нашу историю. А между тем рецепты соблазнения женщин с помощью ароматов в Испании знали еще в Средние века. В старинных книгах подробно описано, как действует на женщин аромат сандалового дерева, увядшей розы, молодого кипариса и даже скошенного луга.

— Вы это серьезно? — заинтересованно привстал Борька. — Это не сказки?

— Серьезно, господин барон. Очень серьезно, — нравоучительно заметил Рамос. — Это, если хотите, азбука покорения женских сердец. Скажем, на молоденьких, романтического склада девушек безотказно действует пьянящий аромат виноградной лозы; на синьор постарше, которые уже несколько устали от жизни и нуждаются в покое, нет ничего лучше только что скошенной травы, которая еще не сено, но уже и не трава, — закатив глаза, не говорил, а прямо-таки пел Рамос. — Но есть один аромат, — вдохновенно продолжал он, — который бьет наповал абсолютно всех — блондинок и брюнеток, аристократок и простолюдинок, молодых и не очень — это тончайший, едва уловимый и потому особенно ценный аромат пиренейского снега. Сейчас я вам дам понюхать этой божественной влаги, — полез в потайной шкафчик Рамос, — и вы узнаете, как пахнет снег. Ручаюсь, что господин барон не знает, как пахнет снег.

Услышав это, Борька с размаху, едва его не сломав, грохнулся на антикварный стульчик, вскочив, по-русски матюгнулся и дико захохотал.

— Это я-то не знаю, как пахнет снег?! — вытирая слезы, то стонал, то кричал он. — Это я-то, свои молодые годы проживший в России! Да знаешь ли ты, что такое зима, настоящая русская зима, когда сугробы под крышу, а мороз за двадцать? А что такое русская тройка, ты знаешь? Тройка — это когда по дороге, а то прямо по полю несутся три вихря, три гривастых и хвостатых тайфуна! Заливаются колокольчики, по-разбойничьи свистит кучер, снег летит за воротник, а рядом, хоть и испуганно жмется, но вся горит от восторга, словно сошедшая с небес, настоящая русская красавица. Эх, Рамос, Рамос, — огорченно махнул рукой Борька, — южный ты фрукт и о том, что такое валенки, соболья шапка или шуба на бобровом меху, понятия не имеешь. А голышом нырнуть в сугроб — после бани, слабо, а? Так что байки про запах снега рассказывай другим.

Самое удивительное, от гневно-возмущенного монолога барона Рамос нисколько не оробел, а наоборот, выслушав его с приличествующим случаю почтением, вернулся к теме ароматов.

— Я, конечно, южный фрукт, — поджав губы, начал он, — но о русской зиме читал, в том числе и воспоминания Наполеона. Правда, он от русской зимы не в таком восторге, как вы, но про снег и трескучий мороз написал немало. В Пиренеях зима другая: в горах снег лежит круглый год, а весной немалая его часть тает и устремляется в долины удивительной красоты водопадами. Именно в это время воздух пропитывается тем неповторимым ароматом, о котором я говорил.

— Да? — удивился Борька. — Никогда не думал, что здесь есть снег.

— Есть, господин барон. Но не здесь, не в Испании, а в соседней Андорре.

— Где-где? — не понял Борька.

— В Андорре. Это хоть и крошечное, но самостоятельное государство. До недавнего времени там ничего, кроме гор, овец и пастухов, не было. Сейчас, правда, начали прокладывать дороги и даже тянут линию телеграфа.

Так Борис Скосырев впервые услышал слово «Андорра» — слово, которое сыграет решающую роль в его судьбе. Но пока что он об этом не подозревал и думал только о том, как поэлегантнее подъехать к английской миллионерше.

— Вот что, — сказал он Рамосу, — свидания с дамой у меня, пожалуй что, не будет, поэтому освежи меня чем-нибудь нейтральным, вернее, таким, чтобы деловые партнеры испытывали ко мне доверие, почтение и… не могли ни в чем отказать, — хохотнул он.

— Я знаю, что нужно господину барону! — метнулся к шкафчику поэт своего дела Франциско Рамос. — Аромат ливанского кедра заставит ваших партнеров быть покладистыми, уступчивыми и сговорчивыми.

И вот, источая аромат ливанского кедра, покуривая американскую сигарету и помахивая волшебной тросточкой, барон Скосырев не шел, а, можно сказать, плыл в хорошо знакомую «Лагуну». Еще вчера он предложил Костину, как ему казалось, хитроумный план проникновения в среду проживающих в «Лагуне» богатеев.

— В идеале мне надо было бы поселиться в этом престижном отеле, — поглаживая тросточку, размышлял он вслух. — Но на это понадобится много денег, а их у нас на такие глупости нет. Я правильно говорю? — навис он над сидящим в кресле Костиным.

— Правильно, — согласно кивнул Костин, — на глупости у нас денег нет.

— Тогда надо сделать так, чтобы, не проживая в отеле, я стал там своим человеком, чтобы запросто мог туда приходить и чтобы леди Херрд услышала обо мне от своих знакомых, постояльцев этого отеля.

— И как ты это сделаешь?

— А вот так! — наклонился к его уху Борька и что-то жарко зашептал.

— Гениально! — воскликнул Костин и согласился финансировать его план.

Вальяжно шествующего господина в персиковом пальто швейцар заметил издалека. Он, чуть ли не вприпрыжку, сбежал по ступеням и, приветливо улыбаясь, залихватски приложил руку к форменной фуражке.

— Здравия желаю, господин барон! — попытался он стать по стойке «смирно».

— Ого! — искренне удивился Скосырев. — Да ты и впрямь почти что вылечился. Неужто последовал моему совету?

— Последовал, господин барон. На мою спину посадили десять пчел, было очень больно, но наутро я смог нагнуться и самостоятельно завязать шнурки.

— Ишь ты, — изумился Скосырев. — Я-то думал, что ты купишь мазь, сделанную на основе пчелиного яда, а ты решил действовать напрямую. Молодец! Только если дело дойдет до яда змеиного, не вздумай сажать на спину клубок гадюк! — хохотнул он и, протянув швейцару хрустящую банкноту: «Это тебе на поправку», прошествовал было в вестибюль, но вдруг, хлопнув себя по лбу, остановился и поманил к себе швейцара.

— Послушай-ка, директор двери, — сострил он, — а откуда ты знаешь, кто я такой? Я же прибыл сюда инкогнито.

— Это не составило труда, — заулыбался швейцар. — Когда вы курили, господин барон, то случайно оставили на столике коробок спичек с вашим титулом и вашим именем.

«Сработало! — мысленно поздравил себя Скосырев. — А Валька жадился на расходы. Подумаешь, сотня коробков лично для меня изготовленных спичек — и результат налицо. Ни у кого именных спичек нет, а у барона Скосырева есть!»

— Скажи-ка мне, будущий чемпион города по танцам, — продолжал острить Борька, — а что за человек ваш портье? Дела с ним иметь можно?

— Еще как! — ухмыльнулся швейцар. — Само собой, за приличные чаевые.

— Не подскажешь, как его зовут?

— Хименес, господин барон. Хуан Хименес.

Когда Борька Скосырев, как бы между делом, подошел к стойке, портье тут же поднялся навстречу и, любезно улыбаясь, спросил:

— Что угодно господину барону? Может, вы желаете у нас поселиться? Как раз сегодня освободился «люкс» с видом на море.

— Нет, Хименес, — небрежно бросил Скосырев. — «Люкс» мне не нужен, потому что я остановился у моего друга. Его вилла так просторна, а ему так одиноко… ну, вы знаете, после развода, — вспомнил Борька прочитанную в газете заметку о разводе какого-то миллионера, — что если я перееду к вам, он очень огорчится.

— Да-да, конечно, — согласно кивнул портье, — в такой ситуации оставлять друга одного было бы не по-товарищески.

— Но есть одна маленькая проблема, — продолжал Борька. — В Штатах у меня серьезный бизнес, поэтому я должен постоянно следить за курсом валют и котировкой ценных бумаг. А как я об этом узнаю в Испании? Только из газет. Выписываю я их чертову прорву: одни приходят утром, другие днем, третьи вечером. Представляете, что будет, если на вилле три раза в день будет появляться почтальон и бренчать в дверь: мой несчастный друг просто-напросто сойдет с ума!

— До этого лучше не доводить, — понимая, к чему клонит барон, несколько фамильярно улыбнулся многоопытный портье.

— Так вот у меня просьба, — достал Борька портмоне. — Нельзя ли сделать так, чтобы все эти газеты приходили сюда? В городе я появляюсь каждый день, хлопот с хранением у вас не будет, а я стану вашим постоянным посетителем… в том числе и в ресторане, — добавил Борька, — надо же мне где-то обедать, — ослепительно улыбнулся он.

— В принципе, оно, конечно, почему бы нет, но, — начал было портье, прикидывая, сколько содрать с барона и сколько тот оставит в ресторане.

— Что касается компенсации за хлопоты и за причиненные неудобства, — перебил его Борька, — то я попросил бы вас, Хименес, — положил он на стойку пачку новеньких банкнот, — необходимую сумму выбрать вам самому.

Это было нечестно! Это было таким ударом по самолюбию и гордости несчастного портье, что его лицо стало малиновым, а залысины покрылись горячим, как кипяток, потом. Но он взял себя в руки, здраво прикинув, что барон появляться здесь будет часто и с него всегда можно будет получить приличные чаевые.

А Борька, все видящий и все понимающий Борька, глумливо поглядывая на портье, не без иронии наблюдал за происходящей в нем борьбой и ждал, что же в конце концов победит — жадность или расчетливость? Когда Хименес взял всего пятьдесят долларов, Борька понял, что имеет дело с достойным партнером, небрежно добавил двадцатку и отправился на почту оформлять подписку на американские газеты.