Конформист. Записки провинциального журналиста о времени, профессии и о себе

Борис Михайлов

Автор около десяти лет проработал в газетах Сибири и Поволжья, 26 лет на Куйбышевском областном телевидении. На пенсии недолго – в христианском книжном издательстве. «Записки» охватывают период с начала сороковых годов ХХ века и первые полтора с лишним десятка лет в ХХӀ. Не очень далекое прошлое в воспоминаниях свидетеля времени должно показаться интересным историкам и журналистам, а личные страницы – любителям мемуарного жанра.

Дворовые развлечения

К концу войны бакинских пацанов захватило увлечение самокатами. До этого мальчишки 8 — 11 лет катали тяжелые металлические обручи с помощью отрезка толстой проволоки, изогнутой на конце в виде буквы «U». Эти обручи пришли в страну вместе с американскими Студебеккерами и Фордами. В автомобилях они дополнительно что-то фиксировали в колесе. Отечественные «специалисты» посчитали их лишними и выбрасывали. А мы, пацаны, их катали, стараясь не уронить на ноги. Радость беготни с обручем по периметру двора, сменил самокат.

Катание обруча, затем самокат распространение получили в основном на юге. В городах с асфальтовым покрытием дорог и тротуаров, в республиках и областях, с теплой сухой погодой.

Сегодня не могу не задаться вопросом, откуда у нас находились подшипники — основа самоката? Подшипники диаметром от 6 до12 сантиметров. Самокаты существовали только самодельные, изготовленными руками пацанов. Отцов, практически ни у кого не было, чтобы построить надежную конструкцию. Взрослые находились еще в армии или в госпиталях, были инвалиды. Чтобы сделать самокат требовались две доски около метра и одна в два раза короче. В торце длинной доски с помощью ножовки, лобзика и прочих подручных средств, выпиливалось прямоугольное окошко, поперек прибивалась толстая деревянная палка с насаженным на неё подшипником. К одной из досок с разными вариантами крепилась под 90 градусов доска в два-три раза короче. На доске закрепляли две петли из толстой проволоки. Такие же петли крепились и на другой доске, в торец которой прибивалась отшлифованная дощечка — руль. В петли вставлялся металлический штырь, и это позволяло самокату поворачивать на небольшой угол в каждую сторону. Вот и готов самокат. Часто доски разъезжались, складывались. Приходилось всё восстанавливать сначала. Мало у кого в доме имелись инструменты. На таких самокатах мы и катались.

Во дворе с довоенных времен ночевала легковушка «Эмка» — пикап. Утром на месте её стоянки, на асфальте, всегда появлялось небольшая масляная лужица. Мальчишки с самокатами спешили первыми к ней добраться, чтобы с помощью подручных средств собрать это масло, и смазать шарики в подшипнике.

Сегодня трудно представить самодельный самокат, сколоченный из досок, и подшипников. Самокаты всевозможного вида, заводского производства, с двумя, тремя и четырьмя колесиками, с ручным или ножным тормозом, продают в детских магазинах, они выдерживают нагрузку в 90 — 100 килограмм, складываются, их можно брать метро и автобус, в багажник автомобиля. В некоторых европейских странах взрослые дяденьки ездят на них на работу.

Детский двух колесный велосипед появился в соседнем блоке у Сергея в первый послевоенный год. Его отец, если не ошибаюсь, по ранению рано демобилизовался, и работал районным прокурором. Для меня двухколесный велосипед долго еще оставался неисполнимой мечтой. Лишь в седьмом классе папа купил мне велосипед, и не такой, как у большинства моих сверстников, а шикарный, чешского производства, «Диамант» с ручным тормозом, фонарем, зеркалом. Велосипед — красавец сразу стал предметом зависти владельцев машин Харьковского и Пензенского велозаводов.

Закончилась война, а с ней и бумажные треугольники писем. Почта вернулась к конвертам с марками. У школьников возродилось увлечение собирать марки. По утрам у подъезда, или как говорили в Баку, у нашего блока, я ожидал почтальона тетю Марию. Она разрешала отклеить несколько понравившихся марок от писем, которые разносила адресатам. Клей тогда позволял довольно аккуратно, не повредив, отделять марку от письма. В почтовых отделениях, к тому времени, скопились нереализованные марки военных лет, их клеили на письма, и на конвертах они встречались часто. Марками обменивались в классе и во дворе с другими коллекционерами.

Зоя Космодемьянская, Александр Матросов, юные герои Краснодона, виды разных самолетов, участвовавших в Великой Отечественной войне, портреты знаменитых писателей и художников, юбилейные даты известных событий — все это в миниатюре изображалось на марках. Конечно, собирание марок девяти — десятилетними пацанами, назвать коллекционированием — дискредитировать настоящих коллекционеров.

Папа в детстве тоже собирал марки, и, увидев, что я увлечен полезным дело, нашел где-то, в старых семейных архивах, свой альбом с марками, и передал мне. Марки оказались потрясающими. Ни у кого из дворовых и школьных приятелей таких не было. Марки царской России, первые советские 20—30 годов, иностранные марки. Поражали марки Тувы (Государство тогда входило в состав Монголии). Они выпускались в виде ромбиков и треугольников, квадратов, и длинными вертикальными столбиками, и все в ярких красках. Еще ценнее оказались марки Испании 20-х годов, выпущенные в память о былом морском величии Испании. Двухпалубные и трехпалубные парусники галеоны, навио, военные и торговые суда, перевозившими золото, серебро, провиант, а также пассажиров. Были марки с изображением знаменитого линейного корабля «Сантисима Тринидад» и другие. Папа, и в клубе филателистов, куда я записался, рекомендовали коллекционировать марки по темам, а не все подряд. Только так можно собрать полноценную коллекцию. В итоге, на свои марки «Монгол шудан», Испанию, Германию и США, я выменял в десятки раз больше отечественных марок.

Собирание марок пользу приносило огромную. Прежде всего, расширяло кругозор разносторонних знаний. Миниатюры с репродукциями известных художественных полотен знакомили с мировыми шедеврами, рассказывали о научных открытиях и географии разных стран. Благодаря маркам, я на всю жизнь запомнил даты жизни великих писателей, ученых, к юбилеям которых выпускалась очередная серия марок. Знание дат помогало в школе на уроках литературы и истории, а позже, взрослому, во многих случаях позволяло легко ориентироваться в хронологии исторических событий. В книжных магазинах и газетных киосках серии гашеных марок продавались по божеским ценам, их можно было купить, сэкономив на мороженном или школьном завтраке.

Коллекционирование марок, в сороковые-пятидесятые годы оставалось полезным и недорогим увлечением. Никакие современные самые умные компьютерные игры так не способствуют интеллектуальному развитию ребенка, как увлечение марками. Жаль, в последующие годы, собирание марок захватил бизнес, как и остальные виды коллекционирования.

Потом пришло еще одно увлечение — диафильмами. Я тогда учился в третьем классе. Первые диафильмы были посвящены сказкам и черно-белой экранизации небольших рассказов в рисунках. Фильмоскопы не выпускали, и купить можно было лишь довоенные, в комиссионном магазине, а диафильмы продавались в каждом газетном киоске по 30 копеек. Первым в нашем дворе, я сам изготовил фильмоскоп — проектор. Сколотил ящичек из фанеры, в заднюю стенку вставил лампочку, в переднюю прикрепил самодеятельные картонные трубки, вставляемые одна в другую, со стеклом от лупы, заменяющим объектив, и позволяющий выставлять фокус. Такой аппарат довольно сносно проектировал изображение на белую простыню, примерно пятьдесят на шестьдесят сантиметров. Диафильмы знакомили с Маленьким Муком, Гаврошем и Сыном полка Ваней Солнцевым, подвигами партизан в Италии и Хорватии, рассказывали юным зрителям о ВОВ, её героях.

На киносеансы к нам в квартиру набивались пацаны со всего двора, человек по семь, а то и больше. В квартирах в те годы не стояли дорогие мебельные гарнитуры, родители не опасались, кто-то из пацанов что-то поцарапает или разобьет, доброжелательно относилась к моим друзьям и товарищам мама.

В конце большинства диафильмов, редакция студии «Диафильм» обращалась к юным зрителям с просьбой поделиться своим мнением об увиденном. Однажды я написал в редакцию, что их фильмы помогают усваивать школьный материал. Со студии мое письмо переслали в «Комсомольскую правду» и 11 мая 1947 года мою фамилию впервые напечатали в «Комсомолке»: «В студию «Кинодиафильма» приходят сотни писем. Боря Михайлов, ученик 4-го класса 47-й школы Баку пишет: «По учебнику «Родная речь» мы в классе изучали рассказ В. Гюго «Гаврош». Я сделал фанерный аппарат в виде аллоскопа, купил в магазине киноленту «Гаврош» и несколько раз внимательно просмотрел ее дома. Потом я пришел в школу и хорошо ответил урок». Не понятно, как, но через день в школе и во дворе, все уже знали, про меня написала «Комсомолка».

Как и сверстники с нашего двора, я не был послушным маменькиным сынком, увлекающимся только самокатами и собиранием марок. Как и все хулиганил, дрался в нашей «банде» с мальчишками соседних кварталов, вместо школы отправлялся на «шатал», — бродить по городу, кататься на трамваях в отдаленные районы города. Популярностью пользовалось у нас опасное трамвайное лихачество: впрыгивание на площадку и спрыгивание с нее на ходу. В те времена в трамваях двери автоматически не закрывались. Лишь в начале 50 — х появились первые вагоны трамваев с автоматическими дверьми и на ходу уже не запрыгнешь.

Лето после четвертого класса запомнилось походами с дворовыми пацанами в городские купальни на бульваре. Конечно, в тайне от родителей. Кто же отпустит десятилетнего мальчишку без взрослых купаться в море?

Бабушке говорил, что пошел кататься на самокате с горки по Первой Нагорной, а сам на трамвае спешил в город, на бульвар. Годом раньше папа первый раз привел меня в это замечательное место в центре города — городские купальни, в бассейн, отгороженный от моря решетчатым забором, полом, укрепленным под водой и позволяющим поддерживать глубину, чтобы детям не захлебнуться. Взрослые и мальчишки старше купались в открытом море.

После демобилизации папы с военной службы, мы с ним приходили в купальни каждое воскресенье, иногда еще и с мамой. Родители оставляли меня в бассейне — «лягушатнике», а сами плавали в открытом море. Мама быстро возвращалась, боялась оставлять меня без присмотра, вдруг в дне бассейна доски разойдутся, или вредители сделали дырку в полу, и я провалюсь, хотя я умел плавать.

Городские купальники находились в середине Приморского бульвара, против Девичьей башни. От набережной, на полкилометра в море уходила широкая деревянная эстакада. В конце она разделялась на две части и упиралась в купальный городок, вновь открытый еще в 1912 году, перед мировой войной. Если посмотреть на купальни сверху, сооружение имело вид якоря и делилось на две половины: женское и мужское отделение купален. В каждой из них были бассейн с полом для не умеющих плавать, лестница в открытое море, трамплин для прыжков, индивидуальные номера с лестницей в бассейн или в открытое море, имелся душ с пресной водой. На крышах купален находились солярии или, как их называли, «загоралки».

Папа рассказывал, что купальни в море, открыли еще до его рождения, в 80 — е годы ХӀХ века. Их многократно перестраивали, и мы застали уже не такими, как на старинной открытке: над водой возвышается сказочное здание в виде изящного летнего дворца. На обратной стороне открытки приводилась цитата из газеты «Каспий» за 1914 год, в ней сообщалось, что новые бакинские купальни оригинальное сооружение на воде, напоминают сказочный дворец. Ничего похожего в Европе пока нет, если не считать Ниццы.

Мои тайные купания с дворовыми пацанами бабушка вскоре разоблачила, а затем и родители узнали. Как бы ни оттирался керосином и мылом, смыть с тела мазутные напоминания удавалось не всегда. Редкие радужные нефтяные пятна плавали в море при любой погоде, хотя купались мы лишь в дни, когда ветер (Норд), дул с берега и нефтяную пленку уносило в открытое море.

Меня наказали на всё оставшееся лето, не стали выпускать во двор в первую половину дня, я должен бы несколько раз звонить маме, удостоверяя, что я гуляю только во дворе. Теперь я посещал городскую купальню только с родителями и не каждое воскресенье. Мама часто выбирала электричку на пляжи Загульбы или Бузовнов.

В 50 — е годы началось резкое понижение уровня Каспия, море мелело, в те же годы увеличивалась добыча нефти в море, всё большие площади поверхности воды покрывались нефтяными пятнами, даже в дни, когда норд дул с берега в море. Сваи, на которых стояли купальни, «вылезали» из воды, пол бассейнов поднимался и оказался над водой.

В 1964 году приехав в Баку, купален я не застал, их снесли. Тридцать пять лет купальный комплекс в центре города, радовал в жару бакинцев, выручал, не имевших времени поехать на апшеронские пляжи. Бакинцам осталось лишь воспоминать, как в жаркие летние вечера прогуливались по эстакаде, отдыхали на скамейках вдоль ограждения, сидели в кафе или шашлычной, играли на биллиарде. На эстакаде работали буфеты, подавали бочковое пиво и красное вино «Алшараб», а главное — всегда было прохладнее, чем в аллеях бульвара.