Сондер

А. Фрей, 2023

Каждые двадцать восемь дней, ровно в полнолуние, мой до ужаса угрюмый коллега берет выходной. Я могла бы подумать, что он оборотень, но запах сородича я бы учуяла точно…

Ночь темнее перед самым рассветом

Я наблюдала за детективом Фостером из-за монитора нового компьютера. Рабочая смена уже закончилась, а он сидел за своим столом, разбирая многочисленные отчеты. Это меня отнюдь не удивляло, ведь каждый месяц, ровно перед полнолунием, он до последнего сидел в участке, чтобы под покровом ночи отправиться домой и пропустить весь следующий день. Когда я только переехала в угрюмый Портленд, оставив позади знойную Флориду, мне было не по себе от всего этого: детектив Аарон Фостер вовсе не пах как оборотень.

Он был похож на типичного волка: высокий, темноволосый, достаточно крепкий и вечно хмурый. Вот только пах он как человек. И на меня не обращал никакого внимания. Казалось, что его больше волновали рутинные отчеты, чем кто-либо из коллег-детективов. Патрульных он просто не замечал. Неудивительно, что практически никто из полицейского участка не питал теплых чувств к Аарону. Конечно, едва ли это его хоть как-то заботило. Его вполне устраивали холодные взаимоотношения и репутация сноба.

Не могу сказать, что я хорошо вписалась в местный коллектив, но это было отнюдь не из-за моей тяги к одиночеству. Общение никогда не было моей сильной стороной.

— Детектив Вуд, — неожиданно позвал меня Фостер.

Я чуть дернула головой, вырываясь из болота собственных мыслей.

— Вам принести кофе? — спросил он, поднимаясь с кресла. Аарон потер рукой покрасневшие глаза и тяжело вздохнул. С чего такое неожиданное предложение?

— Нет, спасибо, — холодно ответила я, переводя взгляд на пустую поисковую страницу, перед которой я сидела уже полчаса. Напрасная трата времени для удовлетворения праздного интереса. Я хмыкнула. Это ведь может выйти мне боком.

Детектив равнодушно кивнул и медленно направился по ярко освещенному коридору в круглосуточный кафетерий. Я услышала мерный гул автомата в холле — мой слух уже обострился. Я тяжело сглотнула, запрокидывая голову, чтобы размять затекшую шею. Мне определенно не хватало оперативной работы или хотя бы ежедневной физической нагрузки.

Тайна детектива Фостера не давала мне покоя уже полгода. Я недостаточно смела и вероломна, чтобы следить за ним, да и возможности не было: я была слишком занята собственными проблемами. Оказалось, что без стаи переживать превращение весьма болезненно и сложно. Я сжала губы и машинально коснулась тонких шрамов на запястьях.

Взгляд тут же упал на часы, показывавшие, что я уже засиделась. В груди уже нарастал жар, оставаться в офисе дольше слишком рискованно. Не дожидаясь возвращения коллеги, я быстро собрала немногочисленные вещи — портативную зарядку и книгу, которую никак не могу начать читать вот уже месяц — и направилась к выходу, искренне желая не сталкиваться больше ни с кем из полицейских.

Выйдя на улицу, я поежилась от холода, плотнее запахивая пальто. Пустую парковку окутал синеватый туман, пустивший свои робкие щупальца по влажному асфальту. Я трусцой побежала к своей ауди, стараясь как можно быстрее убраться с улицы. Хоть я и переехала около полугода назад, привыкнуть к пронизывающему холоду было сложно. Упав на сидение автомобиля, я расслабленно откинула голову назад. Я чувствовала себя в безопасности вдали от человеческих глаз. Заблокировав двери, я завела машину, разминая пальцы.

Я не помню, как доехала до небольшого коттеджа, который снимаю за половину своей заработной платы в пролеске. Я бы с радостью пренебрегла комфортом и большой площадью, но мне жизненно необходима приватность, которую довольно сложно найти в городе с населением более четырех миллионов человек. Пройдя по заросшей тропинке, петлявшей по пожухлому газону, я оглянулась по сторонам. Из-за грозовых облаков бледным пятном светилась округлившаяся луна а это значит, что времени у меня не так много. Забросив сумку на тумбочку в просторной прихожей, я сразу направилась к тяжелой металлической двери, ведущей в подвал. Как ни странно, у мастера, устанавливавшего ее сразу после моего переезда, вопросов практически не возникло. Северное равнодушие меня порой поражало.

Спустившись в подвал, я вытащила из сумки массивные цепи, проверила карабины и крепления. Раньше я вела дневник, записывая свои ощущения, пока не смогла выявить закономерность. За пять дней до полнолуния улучшается зрение, за три дня — слух, в день полнолуния появляется дикий голод и звериный нюх. Превращение неизменно после полуночи.

Закрепив цепи к специальным креплениям на каменной стене, я огляделась, проверяя, все ли в порядке. Перед каждым полнолунием меня бьет мандраж. Когда я жила во Флориде с этим было значительно легче. Как минимум потому, что рядом были мой отец и брат. Я задержалась, сжимая в руках кандалы. На секунду все события прошедшего года навалились на меня тяжким грузом. Я убегала от прошлого, но оно неизбежно настигало меня раз за разом. Легко не думать о произошедшем и делать вид, что начинаешь жизнь с чистого листа. Я пряталась за работой, короткими утренними пробежками, рисованием и тысячей других дел, которые могли занять мой мозг чем-либо, кроме рефлексии. К сожалению, работы было недостаточно. Орегон славился своей рекордно низкой преступностью, особенно в части насильственных преступлений.

Мне было жаль, что мои способностью пропадают попусту, но вернуться на юг для меня было равносильно самоубийству. Конечно, можно было переехать, устроиться на неприметную работу и полнолуния проводить в глуши, ведь заковывать себя в цепи там — смертельно опасно. Я всегда боялась навредить людям, боялась однажды очнуться обнаженной посреди людной улицы под изумленные взгляды невезучих прохожих.

Я в последний раз осмотрела помещение, проверила все замки и поднялась наверх, на кухню. В одном из шкафчиков, прямо за рядом консервных банок, хранился пакет с травой, к которой у полиции, несомненно, возникли бы вопросы. Вот только курить ничего я не собиралась. Я надела резиновые перчатки, вскрыла один из герметичных пакетов и высыпала на ладонь синеватую горстку аконита. Это и без того ядовитое растение для меня смертельно. Как, впрочем, и для любых других представителей моей расы.

Я оставила аконитовую дорожку на окнах, перед входом в подвал и на самом пороге. От одного вида и запаха у меня мутнело в глазах. Сдержав душащий кашель, отошла подальше, проверяя проделанную работу издалека.

Я свернула пакетик и спрятала его обратно. Не помня себя, полностью погруженная в список предстоящих на ближайшие два часа, я поднялась на второй этаж в спальную комнату. Она казалась такой пустой, будто риэлтор готовил мой коттедж к сдаче новым жильцам. Мои немногочисленные вещи были аккуратно сложены в закрытый шкаф-купе, на светлом полу виднелся еле заметный слой пыли, на тумбочке лежала одинокая книга Джона Дугласа. Лишь развороченная кровать с четырьмя подушками и несколькими одеялами. Я никогда не заправляла ее, потому что любила это ощущение уюта. Любила свернуться в комок после трудного рабочего дня и греть простыни теплом своего тела.

Дико хотелось в душ. Дело было вовсе не в том, что я чувствовала себя грязной или от кожи воняло, нет. Вода давала мне какое-то иррациональное спокойствие.

Я помню, как плавала на спине в океане во время бури. Я смотрела на чернеющее небо и не видела, где кончается вода. Я была в бесконечном черном омуте, абсолютно спокойна и расслаблена. Одинокие дождевые капли так долго летели вниз, что даже в кромешной тьме я видела их обреченные тела. Изредка мощные свинцовые облака освещали фиолетовые вспышки. Когда-то на уроке физики в школе моя одноклассница сказала мне, что если молния ударит в океан, электрический разряд распространится на десятки километров по поверхности и не оставит ничего в живых. Поэтому, когда я видела вспышки совсем рядом, я начинала нырять. Я погружалась в прохладную воду и выжидала, в который раз жалея, что не могу оставаться под водой часами. Там так спокойно. Тихо. Мягко. Даже удары грома казались такими далекими, будто сам океан обнимал меня и отгораживал от жизни, что была всего в полуметре надо мной.

Но раз за разом, когда мои легкие уже горели от нехватки кислорода, мне приходилось выныривать и возвращаться в бушующий и яростный мир.

Сейчас я скучала по этому чувству единения с природой. Я хотела раствориться, отпустить себя и не думать ни о чем. Бесконечная пустота внутри и снаружи. Поистине прекрасно.

Но мне нужно было переодеться и сходить в душ. Я опустилась на кровать и просто посмотрела на свои руки. Я могла видеть вены под бледной тонкой кожей. В них пульсировала нарастающая сила. Взгляд сам упал на окно, о которое бились первые робкие дождевые капли. Вздохнув, я потерла ладонями колени. Слишком мало времени, чтобы продолжать бесцельно сидеть, но я будто бы не могла заставить себя встать.

Я потерла запястья, уже предвкушая утреннюю боль от кандалов. Я чувствовала себя как перед долгим погружением под воду: старалась насытить легкие кислородом и впечатать в память, вшить в гены эту память о воздухе. Только сейчас я вкушала свободу как в последний раз.

Поднявшись, я выдохнула и пошагала вниз. Ощущение были такие, будто я шла на эшафот. Я переступила порог, закрыла за собой дверь и щелкнула выключателем — не хотелось бы несколько часов ожидания провести в темноте. Я трижды провернула ключ в замочной скважине, до щелчка, задвинула засов.

На автопилоте я сняла с себя одежду, сложила ее в самом углу комнаты, постелила одеяло, еще пахнущее порошком и кондиционером. На полу лежала книга, которая неизменно помогала мне концентрироваться — сборник стихов лорда Байрона. Я защелкнула на ногах кандалы, затем на руках. Оковы были достаточно свободные, но я все равно чувствовала себя некомфортно. Я дернула цепи и отнесла ключи к небольшому сейфу, вмонтированному в стену. Пальцы сами нажали нужную комбинацию — дату, которую стоило бы забыть. Еще раз оглянувшись по сторонам, я мысленно перечислила все, что должна была сделать.

Время тянулось. Я нервно читала потрепанную книгу, изредка делая еле заметные пометки на полях. Порой эти пометки перекрывали или дополняли старые — так я писала свою историю. Моя история была довольно емкой, между делом и иногда невпопад. Местами неказисто, грязно, местами вполне себе сносно. Я полностью погрузилась в процесс, напрочь игнорируя весь окружающий мир, пока не почувствовала зуд, идущий изнутри.

Началось.

***

Тело ломало. Я чувствовала, что мои кости будто крошились и двигались, рвали связки. Я зажмурилась и вскинула голову, стиснув зубы. Кожа покрывалась холодным липким потом, но это вовсе не то, что меня волновало. Не то чтобы я это вообще как-то ощущала. Я лишь видела, что моя кожа нездорово блестит.

В момент боли кажется, что она не закончится никогда. Кажется, что единственная секунда зациклена навечно и тебе не выбраться из этого безумия. Уроборос.

Крик драл горло наждачной бумагой, но я не могла молчать. Это невыносимо. Невыносимо запирать боль внутри, когда она так яростно рвется наружу. Невыносимо стискивать зубы, чувствуя, что они крошатся под нечеловеческим давлением. Невыносимо чувствовать, как лопаются сосуды от перенапряжения. Невыносимо знать, что это неизбежно.

Я попыталась приподняться на локтях, но руки не выдержали, и я упала лицом вниз. В обычное время мне было бы больно, но сейчас я даже ничего не почувствовала: все мое тело, каждая моя клетка, и так были пропитаны агонией. Пальцы судорожно сжимали одеяло, мучительно медленно растущие когти рвали мягкую хлопковую ткань. Позвоночник нещадно ныл, я молилась о том, чтобы потерять сознание от боли, но такое милосердие мне не дано. Организм слишком выносливый, просто отключиться не получится. В нос ударил резкий запах крови.

Голову разрывало от боли.

Боль. Боль. Б о л ь.

Ничего больше. Крик переходит в вой. Я не сдерживаю себя. Сжимаюсь в комок, будто так можно закрыть кровоточащую рану, в которую превратилось все мое тело. Бесполезно.

Во рту привкус металла — десны уже начали кровоточить. Мир вокруг теряет краски. Я перевернулась на живот, тяжело дыша. Слезы, струившиеся по щекам, капали на одеяло.

С меня хватит.

Мыслей все меньше.

Пустота. Такая долгожданная и мягкая.

***

Первые несколько секунд пробуждения всегда самые счастливые. Мозг еще не до конца проснулся и не успел обработать события минувшей ночи. Я заставила себя приоткрыть глаза и медленно осмотреть подвал. К счастью, ничего необычного не произошло: мои запястья и щиколотки кровоточили и саднили, одежда лежала аккуратной стопкой в дальнем углу, а одеяло клочьями валялось подо мной.

Я вздохнула и легла обратно, мысленно откладывая необходимость подняться и хотя бы удовлетворить дикий, животный голод. После полнолуния мне всегда хочется мяса, поэтому я предусмотрительно покупаю несколько говяжьих медальонов.

Полнолуние закончилось, следующие двадцать восемь дней я могла жить обычной жизнью и даже не вспоминать о толстой железной двери, кандалах и аконите. После таких размышлений стереть с лица счастливую улыбку было трудновато.

***

Я лежала в теплой ванной уже сорок минут, когда зазвонил мой рабочий телефон. Привычка брать его с собой везде — даже в туалет и на утреннюю пробежку — не покидала меня ни в отпуск, ни в выходной. Я поджала губы, наскоро вытерла ладони о лежащее рядом полотенце и взяла в руки кнопочный телефон. Сложно было преодолеть желание сбросить вызов и продолжать наслаждаться своим законным выходным, но я справилась.

— Да? — устало произнесла я.

— Детектив Вуд, — эта фраза заменяла всякое приветствие и, заодно, извинение за испорченный день. — Это капитан Джефферсон.

Конечно, кто бы это еще мог быть. Я задушила жаркую волну раздражения, плескавшуюся в груди и вздохнула.

— Добрый день, капитан, чем могу помочь? — я провела пальцем по полупустой бутылке органического шампуня.

— У нас произошла… Экстренная ситуация. Нам нужно заняться одним делом, пока в Федеральном Бюро рассматривают мой рапорт. Не могли бы вы перенести свой выходной и выйти на работу сегодня. Дело важное, нужны квалифицированные детективы с опытом.

«Квалифицированные детективы с опытом» — так в тихих городах называли тех, кто на практике сталкивался с чем-то серьезнее бытового убийства или причинения смерти по неосторожности. В Орегоне это было не то чтобы редкостью, но, мягко говоря, не самым частым явлением, большая часть которых была переквалифицирована в убийство первой степени лишь благодаря упорной работе прокуроров и нежеланием государственных адвокатов уделять много времени «бесплатным» делам. В штате действовал мораторий на смертную казнь, но даже несмотря на это сделок с судом заключалось достаточно.

Проблема была лишь в том, что подобные «предложения» от капитана были диспозитивными лишь в теории, а по факту выбора не было. Я устало потерла лицо и вздохнула.

— Я смогу приехать в участок только через два часа.

— Отлично. Жду вас через полтора часа, детектив Вуд, — удовлетворенно произнес капитан.

— Нет… Я сказала… — мой голос прервали короткие гудки. Я поморщилась, бросила телефон на халат, лежавший на полу прямо возле ванны, и опустилась по подбородок в теплую воду. — Отлично… — перекривила начальника я. — Жду вас через полтора часа, детектив Вуд, — я сморщилась, глядя на телефон. — Почему я просто не могла оставить его в комнате, а?

Я любила свою работу. Я искренне горела криминологией еще со средней школы, когда отовсюду гремели новости об очередном преступнике. Конечно, их было не так много, как в семидесятых или восьмидесятых, но девяностые все равно выдались довольно кровавыми. Папа с братом не особо одобряли мою страсть к этой сфере, но ничего делать не стали, за что я им безмерно благодарна. Я хмыкнула, вспоминая потрепанные детективные журналы, которые мой брат доставал в сомнительных магазинчиках, приторговывавших пиратскими дисками.

Я любила свою работу, но мне казалось, что в один день она меня убьет.