Как я пропил лето

Арсений Саркисов

Привет, меня зовут Ян Склеров. Уже в свои 17 лет я начал бессмысленно прожигать жизнь.Интересно узнать, как из милого мальчика я превратился в хама, циника и алкоголика? Что ж, тогда просто прочитай эту книгу. Смерть отца, первая влюбленность, плохая компания, бла-бла-бла – все эти клише жанра связаны с моим прошлым. Книга содержит нецензурную брань.

2

Разобравшись в произошедшей вчера ситуации, я вышел из комнаты и услышал звуки, доносящиеся с кухни. Помимо этого, меня манил запах чего-то вкусного. Видимо, мать что-то готовит. Спустившись к ней, я завёл беседу.

— Привет, что готовишь?

Мать не захотела отвечать — как же это в её стиле…

— М, мясо по-французски, класс. А почему ты не сказала, что мы играем в молчанку? Ах, да, ты же должна молчать, забыл. Ну, а я вот, что скажу. Я не собираюсь играть в неё, у меня по расписанию другая игра — «Говорилка». Я буду нести любой бред. Как тебе погода, а данная ситуация? Славные хлебцы, посмотрим их состав. М, в них столько полезного, например: Отруби, дроблёная крупа, лецитин, а также…

— Ну всё, хватит! — не выдержала она.

— Ты проиграла, — на моём лице появилась довольная улыбка. Мать презрительно посмотрела на мою физиономию, в её взгляде читалась злоба, ненависть. Она спросила:

— Ты хоть помнишь, что вчера было?

Теперь да.

— Да, я гулял.

— Ты пил и ещё чего хуже, а не гулял!

Значит ли это, что…

— Ты вчера разбудил меня, захлопнув дверь, да так, что грохот стоял на весь дом, а потом упал на ступеньках и стал блевать на свою руку, крича на меня и пытаясь уползти. Мне пришлось отнести тебя в ванную, облить холодной водой, поменять майку и перебинтовать твою раненую руку. Ты всю ночь орал матом, жалуясь на какие-то звуки за дверью комнаты.

Да, не так уж и хорошо я добрался до дома…

— Ты же обещал, а в итоге снова взялся за старое.

— Прости, — промямлил я. Ох, сколько раз я раньше приходил домой в еле живом состоянии. Плохое время, лучше о нём забыть.

— А толку от твоего «Прости»?

Я уткнулся глазами в пол.

— Ну, знаешь…

— Ян! В свои семнадцать ты уже стал бессмысленно прожигать жизнь. Слушай, сегодня ты отправляешься к бабушке с дедушкой, а уже завтра идёшь в клуб волонтёров. Мне кажется, что это единственное место, где ты исправишься. И я знаю, какой ты хитрый, поэтому даже, если ты будешь себя ужасно вести, тебя всё равно не выгонят, — о нет, только не говорите, что меня записали в клуб волонтёров, основанный моим отцом. — Выбери жизнь, пока не стало поздно, — сказала она, ткнув пальцем в мою майку — правда, я ей не Рентон, чтобы выбирать жизнь. — Не этого хотел твой отец.

— А ты прямо знаешь, что хотел отец?

— Уж поверь — да.

— Именно поэтому ты довела его до такого состояния, ведя себя как сука?

Ко мне прилетает пощёчина.

— Тебе дали жизнь не просто так, ты чуть не умер в детстве, помни!

Но тут я позволил себе сказать то, что не следовало бы…

— Да лучше бы умер, меньше мороки было бы…

Знаю, сглупил.

Поев давно остывшее из-за конфликта мясо, я стал собирать вещи. Моя мать не хотела, чтобы я оставался и гнил в своём родном городе, поэтому решила лично отвезти меня к автобусу, едущему в Бетту. Кто такая эта ваша Бетта?

Бетта — это место, где проживают мои бабушка с дедушкой. Хутор в Краснодарском крае, который раньше мы посещали каждый год всей семьёй, но из-за одного неприятного инцидента всё пошло по пизде. Впрочем, кто бы сомневался… но мы отвлеклись от главной мысли.

Смогу ли я выполнить свой план там? И да и нет, так я думал, когда только ехал в машине, но по приезде к автобусной остановке, понял, что всё склоняется ближе ко второму варианту.

— Ну, вот мы и на месте, — выйдя из машины, сказал я.

— Да, а теперь отдавай свои деньги.

Вот, что поставило на моём плане крест.

— Ну ладно, — поняв, что спорить бесполезно, я достаю из кармана двести рублей и отдаю их матери. Но будто прочитав мои мысли, она не стала убирать руку, и я отдал ей оставшиеся деньги. — Это просто грабёж.

— Не ной.

Я думал, что смогу следовать плану в Бетте, не так, конечно, как хотел, но всё же. Мой план спиться в своём городе не удался, но я нашёл альтернативу. Можно сделать это и в Бетте. Да, конечно, это скучное место без вечеринок, но кто сказал, что надо уходить так эпично? Чтобы захлебнуться собственной блевотиной и умереть, не надо вечеринок. Достаточно будет алкоголя и… моих денег, которые благополучно забрали.

Автобус подъехал, я забираю билет из рук своей матери и направляюсь к двери.

— А попрощаться?

— Пока, — сквозь зубы ответил я.

Заняв место, я понял, что нужно успокоиться. Ведь благодаря моей суке-матери я готов распидорасить ближайшее сиденье. Как она посмела разрушить мой алкотрип?

— Когда тебе плохо, ты пишешь, забыл? — посоветовал мой внутренний голос.

— Верно, должно помочь. Хоть где-то ты помогаешь, мудила несчастный.

Я достаю айпад, захожу в заметки и начинаю строчить всё, что лезет в голову. Всё равно времени много. Отсюда до Бетты примерно шесть часов…

Побег

Умирая от жары, маленький Марк вместе с родителями ехал навстречу отдыху. По радио крутили хиты Дэвида Боуи, и когда заиграла любимая песня отца, тот не выдержал и прибавил мощность звука.

— Давай, сынок, подпевай!

— Да откуда он знает текст песни? — спросила мама.

— Моя вина, такое стыдно не знать. На выходных срочно учим тексты Дэвида Боуи.

Марк улыбнулся и стал качать головой в такт музыке. Песня определённо понравилась ему, как, впрочем, и все другие, что слушал его папа.

— Господи, не засоряй ему голову своими дебильными песнями.

— Дебильными? Боуи — гений, уж лучше он, чем какой-нибудь Шатунов.

— Папа, а как называется эта песня? — спросил Марк.

Отец не услышал его, нервно стуча по рулю.

— Пап! — повторил он.

— Ах, да. «Changes». С английского это — «Перемены».

— А я не знала, что ты хорошо знаешь английский, — продолжала язвить мама.

— Только по песням Боуи.

Взгляд семьи пал на ближайшую заправку. Машина нуждалась в бензине, мама в туалете, а маленький Марк в любимом клубничном соке, ведь старый уже давно был выпит.

Подъехав, родители вышли, оставив девятилетнего Марка в машине.

Отец пошёл в магазин, дабы купить больше еды в дорогу и клубничного сока. Уже чуть позже он вернулся с огромным пакетом, открыл дверь, где сидел Марк и положил товары вниз.

— Оп!

Но когда он положил пакет, из него начало виднеться содержимое в виде бутылки алкоголя. Марк и раньше замечал, что папа иногда выпивает. Правда, последнее время «иногда» превратилось в «часто». Мальчик бы с радостью поговорил со своим отцом, сказал, что так нельзя, но что-то ему мешало это сделать. Страх ли это?

— Чёрт… — произнёс отец Марка.

— Папа?

Руки отца стали судорожно дрожать.

— Да, это… мне надо… Только не говори маме об этом, хорошо? А то будут неприятности. Ну, помнишь, как в тот раз было? Надеюсь, что мы договорились?

— Да, папа, — ответил Марк. Малыш любил своего отца, но не понимал, почему тот пристрастился к алкоголю. Опять-таки, страх ли это?

Они пожали друг другу руки, и папа Марка решил спрятать бутылку получше, а именно под сиденьем машины.

— Но учти, ты дал мужское слово, не смей его нарушать, — добавил отец.

— Хорошо, пап.

— Вот и супер.

В этот момент подошла мама. В её взгляде читались недоверие и злоба к отцу, но она решила скрыть их за глупой и фальшивой улыбкой, натянутой на лицо.

— Ну что, семейство, поехали!

Приехали!

Готово, Беттовская остановка. Мои ноги вместе с задницей уже успели онеметь. Путь был весьма долгим, но он ещё не закончен, ведь до жилища ещё идти и идти.

Удивительно, но даже с учётом того, что меня не было здесь уже как пять лет, я никак не терялся в местности. Знакомые с детства магазины, здания, ларьки — всё это было неким путеводителем для меня.

Пройдя дальше, я решил сделать перекур. Поблизости почти никого не было. Ключевое слово «почти», ведь не так далеко от меня доносились звуки:

— Не ной, смотри правде в глаза, это ты убил ебучего кота!

Я стараюсь не обращать на это внимания, достаю пачку сигарет и смотрю, что у нас в меню сегодня. М-м-м, моё любимое — «Недоношенность». Далее беру бензиновую зажигалку и поджигаю сигарету. Затягиваюсь, меня начинает охватывать свобода, но лишь на секунду. Чтобы почувствовать её вновь, надо сделать вторую затяжку.

— А-а-а!

— Заткнись, гондон!

Да, что там происходит? Очередной гоп-стоп? Чисто из любопытства, я решил пойти и посмотреть на это.

Итак, трое парней, один из которых бьёт ногами мужика, лежащего на земле. А как вишенка на тортик, мёртвый кот на дороге. Похоже, что машина обезглавила его, ведь вместо милой мордашки красовалась лужа крови и плавающие в ней кошачьи глаза. Бедняжка, мне искренне его жаль. Ну, кота в смысле.

— Ты виновен в этом!

— Нет, я не хотел…

— Да завали ты наконец, уёбок! — пнув мужика по брюху, сказал один из парней.

— Будешь и дальше тут просто стоять? — сказал ненавистный мной внутренний голос. И да, я буду дальше смотреть, как кучка дегенератов выбивают всё дерьмо из мужика. — Ты ведь просто притворяешься…

Меня заметили.

— Эй, ты ещё что за хер? — спросил меня парень с длиннющей чёлкой, закрывавшей его левый глаз.

Я прикрываю свой глаз рукой, кручу головой и отвечаю:

— Блин, чувак, я теперь понимаю, почему ты так долго не замечал меня. Когда чёлка перекрывает обзор, приходится головой вертеть, а это пиздец как непрактично. Наверное, ещё и волосы в глаз попадают, неприятно как.

Парни оставили мужика и решили подойти ко мне.

— Значит так, заканчивай свои смехуёчки и отвечай на вопрос, — сказал короткостриженый отброс. Видимо, в этой компании он является главарём. Буду говорить только с ним.

— Так… ну, с чего бы начать. Этот хер зовут — Ян Склеров, и он просто курил, проходя мимо вас. А потом всё как-то по инерции само произошло. Кто бы не стал на такое смотреть?

— А ты мне нравишься.

— Спасибо. А можно узнать, этот чувак убил кота?

Главарь посмеялся и тихо сказал мне, что они лишь внушили ему, что он раздавил кота на своём грузовике. Звучит очень странно, но это так… Также я узнал, что у этого мужика есть кличка — «Рулевой». Один из парней предлагает снять с него штаны, но я делаю вид, что не слушаю его.

— Может, хоть что-нибудь сделаешь? — спрашивает меня внутренний голос.

— Погодите, он там вообще дышит? — перебив угар компании, спросил я. Никто не смог ответить на этот вопрос, поэтому я решил подойти и узнать ответ сам.

— Чёрт, пульса нет.

— Да ладно, тебе ли не насрать на этот кусок говна?

— Чёрт, конечно, мне насрать на него, но это ни хрена не шутки.

— И чё нам тогда делать?

Я сдерживаю улыбку и говорю:

— Бегите по домам, я всё сделаю сам.

Гады благодарят меня и убегают, а я переворачиваю Рулевого и даю ему пощёчину. Он сразу просыпается.

— Что случилось? Куда делись те парни?

— Всё в порядке, ты вырубился просто, и парни ушли, — поясняю я.

— Я не хотел его убивать, это случайно вышло, он просто попал под колёса.

— Не убивал ты его ни хрена. Это только они тебе так сказали.

— О, ну ладно, — вот так просто отвечает Рулевой. — Куда ты, кстати, направляешься? Может, тебя подвезти?

— Было бы неплохо…

Странный этот парень, однако. Рулевой поднимается, отряхивается и достаёт фрисби с фиолетовым нанесением.

— Тогда поехали, — держа летающую тарелку в руках вместо руля, сказал мужик.

— Охуеть, вот тебе и Рулевой.

Я «сажусь» на «переднее сиденье», и мы вместе отправляемся в путь. Мы «едем» в ущелье, к моей бабушке. Чтобы не заблудиться, я указываю дорогу Рулевому, попутно разговаривая с ним. Столько всего изменилось…

Мы «доезжаем» до разрушенного железного моста, который когда-то являлся одним из моих любимых мест в Бетте.

— Ну всё, дальше я не проеду. Даже на грузовике будет тяжело это сделать.

— Хорошо, спасибо, что подвёз, — сказал я душевнобольному.

— Эй, ты не закрыл дверь!

Я наступаю на один камень, потом на другой, дабы перейти речку так же, как я делал это и восемь лет назад. Пройдя её, я иду вверх по дороге и подхожу к воротам, где на меня начинает лаять маленькая серая собака.

— Матильда, привет! Хоть ты ничуть не изменилась, всё такая же мелкая и противная, хех.

Услышав лай собаки, подошла и бабушка.

— Ну, привет, Ян, как прошли эти восемь лет?

— Замечательно, — с фальшивой улыбкой отвечаю я. Порой мне кажется, что вообще все мои действия — это сплошная фальшь. Всё же Ян Склеров и искренность являются антонимами.

Только стоило пройти через порог и зайти, как мне начали говорить о моём новом распорядке дня.

— Сегодня ты ешь, высыпаешься и завтра к десяти идёшь на собрание волонтёров. Каждый день ты будешь возвращаться к 22:00, как маленький, четырнадцатилетний мальчик.

— А где я жить-то буду?

— В сакле.

О, класс, возможно, там можно будет найти старую бутылку коньяка, которую никогда не выпьют.

— И, да, твоя мама мне всё рассказала, поэтому даже не смей искать там алкоголь!

— Положа руку на сердце, скажу, что мне уже всё равно. Мне кажется, что у меня было уж очень плохое поведение. Возможно, ко мне снова приходит просветление. Так жить нельзя, я сознаю это и борюсь с этим. Не знаю, как я докатился до такого мерзкого образа жизни. Я был таким жалким неудачником, но я изменюсь.

— Ах ты, лживый ублюдок, — в очередной раз предъявляет мой внутренний голос. Что ж, не он первый об этом высказывается и, наверное, не он последний…

— Это хорошо. Молодость молодостью, но ты порой переходил рамки дозволенного.

У дедушки с бабушкой небольшой дворик с кустами всех различных ягод, а также деревянный уличный туалет. На территории два домика. Первый был очень длинным и чем-то напоминал вагон, другой же, являющийся саклей, чуть лучше. Как я помню, во втором доме обычно жили люди, приезжавшие ненадолго погостить. В этом доме на горном склоне жил и я с семьёй, когда ездил отдыхать в детстве.

Из комнаты выходит дед и жмёт мне руку.

— Что с рукой случилось? — спрашивает он.

— Да так, ничего, упал, — упал под призмой на стеклянный стол. — Ладно, я пойду, пожалуй, вещи разложу…

И попробую придумать новый план.