Легенда о Горе Аавэй

Арина Скворец, 2022

В этой книге, вдохновленной сказками и легендами коренных народов Севера, много коварных лесных тропинок. Много злых и добрых духов, чудовищ, древних сказаний, тайн и колдовства. И много ошибок, которые совершат еще совсем юные герои. Юные, но отважные, ведь ошибки – удел храбрецов.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Легенда о Горе Аавэй предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 2. Новая беда →

Глава 1. Нижняя полусфера

Сонные соты леса, пропитанные медом рассвета, источали невесомую сладость. Птицы чистили перышки, семейство пещерных медведей лакомилось малиной, лисица кормила молоком трех слепых лисят в уютной норе… Безмятежность едва проснувшейся тайги нарушал лишь оленевод Игирке. На всех парах мчал он своего учаха¹ в поселение племени Древа, громко выкрикивая благодарности духу волка — покровителю охотников, чем привел в замешательство соплеменников, которые первыми увидели его.

— Охотники вернулись! — задыхаясь, сообщил Игирке, сполна оправдав этой радостной вестью свое необычное поведение.

Племя встречало охотников ликованием. Их поход в Лес Следов длился все лето, и в поселении с каждым днем росло беспокойство. Ведь без охотников, в число которых входили самые сильные воины, племя было беззащитно перед лицом абсолютно любой угрозы извне, будь то вражеское племя или крупный лесной хищник, одержимый злым духом. Но теперь охотники возвратились домой, да еще и с нартами, скрипевшими под грузом пойманной ими добычи, и ни у кого не осталось сомнений, что племени Древа удастся пережить грядущие холода!

Вот только охотники не разделяли всеобщей радости, их лица были мрачны… Когда из леса показались последние нарты, восклицания утихли. То, что на них лежало, прикрыли мешковиной, но люди почти сразу поняли, что под ней находилось. Охотник Алантай неторопливо остановил своих оленей и окинул соплеменников потерянным взглядом. Одни называли его самым сильным и выносливым охотником племени Древа, в то время как другие — самым немногословным, и потому сейчас все ждали того, что он скажет.

— Нэйгумэ, — сказал он сухо.

Племя расступилось перед матерью погибшего. Нетвердо приблизилась она к нартам. Вытащила из-под мешковины серую руку. Племя Древа склонило головы под саваном тяжелой пустоты. Все признавали силу и ловкость Нэйгумэ, он был непревзойденным стрелком и мог потягаться в скорости с самым быстрым учахом… Как могло с ним такое случиться?

Потеряннее своих соплеменников, пожалуй, выглядел только старый охотник Лачил. Он надеялся увидеть внучку среди встречающих его жителей поселения и обеспокоенно всматривался в их лица. Как-никак прошло целых три месяца, а дети растут так быстро. Лачил боялся не узнать свою Юлу. Он боялся также, что она тоже могла не признать деда из-за сильно отросшей бороды. Или еще хуже — попасться в цепкие заботливые руки целительницы Забуль, пока его не было. Не сыскав девочку среди толпы и в пустовавшем тордохе², Лачил нехотя направился к старухе.

Забуль пользовалась большим уважением в племени. Будучи одаренной травницей, она не только лечила раненых и больных, но и брала на себя воспитание детей тех, кого ей спасти не удалось. Хотя ходил по поселению нехороший слух: дескать, колдунья она, и семьи изводит, чтобы детишек к себе забрать да своему колдовству научить. Поэтому пусть люди и чтили ее мудрость, но шли к ней за помощью в последнюю очередь — когда духи шамана Атилы не могли излечить их недуги.

Из жилища Забуль всегда доносились детские голоса, а в воздухе носился дурманящий запах травяных отваров. Она обучала своих подопечных самому разному делу, с вдохновением рассказывала им об обычаях племени Древа, скрупулезно следила за тем, чтобы во всем они соблюдали заветы своих предков.

Немалых размеров яранга³ Забуль стояла на вершине Сытой Змеи на самой окраине поселения. Когда охотник приблизился к холму, его грозная хозяйка гнулась над ступой во дворе. Крепкими сухими руками толкла она в ней пахучую зеленую кашицу. Завидев Лачила издалека, Забуль оторвалась от своей работы и вытянула голову, пытаясь разглядеть его.

— Ты ли это, Лачил? — выкрикнула она. — Живой! А мы тебя уж было в мир духов проводили.

Охотник пропустил ее слова мимо ушей. Он слегка прищурил зрячий глаз и покосился на девочек, которые вышивали, усевшись на траве неподалеку.

— Нет среди них моей Юлы! — крикнул он Забуль, надеясь, что ему не придется подходить ближе.

— А то как же! Эту чертовку я и близко не подпущу к моим девочкам!

Похоже, в его отсутствие не все было гладко. Лачил решился сократить дистанцию. Забуль с надсадным видом продолжала измельчать массу в ступе, и резкость ее ударов усиливалась со все возрастающим негодованием.

— Покамест тебя нет, совсем отбилась от рук. Все носится туда… Сюда… Того и гляди, как бы опять чего не удумала! Вчера умыкнула рыбу у Чиэксиля. Благо Чиэксиль богатый и добрый, не стал ее наказывать. А сегодня, ишь ты, что учудила — подралась с моим учеником!

— Дела… — Лачил почесал затылок. — Она победила?

— Ох и непутевый ты, Лачил… — просипела старуха. — И внучка туда же!

— Значит, победила. — Лачил расплылся в гордой улыбке.

Старый охотник почувствовал, как кто-то подступил к нему сзади, и в следующий момент на его голову опустился венок из седых одуванчиков. Оттуда, где сидели девушки, донеслось хихиканье, а та, что подкралась к нему, рассмеялась и побежала к остальным, довольная удавшейся выходкой.

— Иди, иди! — махнула на нее Забуль. — Займись работой! Шить да вышивать научись, а потом уже венки обручальные плети!

Вернувшись к работе, девушки запели. Забуль на мгновение задумалась, заслушалась мелодией, навевающей столько воспоминаний…

— Куда, говоришь, она побежала? — спросил Лачил, пользуясь тем, что старуха отвлеклась.

— На Бусую речку, с мальчишками, плутовка…

Заторопился охотник на реку. Уязвленная столь дерзким отступлением, Забуль выкрикивала ему вдогонку упреки:

— Говорила тебе, старый пень! Отдай ты мне свое дитятко на поученье, как всех сирот, — набралась бы уму-разуму!

— Она не сирота! — успел парировать Лачил, стремительно удаляясь в сторону реки.

— Тьфу! — фыркнула Забуль. — Испортил девчонку.

Тем временем на Бусой речке развернулась настоящая битва. Сперва дети собирались порыбачить, но обнаружили, что носиться друг за другом, вооружившись багориками, гораздо интересней. Потом их внимание привлек ствол березы, упавшей через русло. Правила игры придумали быстро: последний, кто удержится на стволе, будет провозглашен самым великим воином племени Древа!

Оказалось, играть было не так просто — ствол березы был скользким, вращался и пружинил от каждого движения. Поэтому скоро из шести детей, принимавших участие в состязании, осталось двое — рослый паренек и девочка, которой на вид можно было дать не больше тринадцати зим. Ее легко было перепутать с мальчишкой: на смуглом, искусанном мошкарой лице черные глаза, сверкающие из-под спутанных прядей коротких темно-бурых волос. Вместо ягушки⁴ и няндуя⁵, какие носили все девочки племени, ровдужные⁶ штаны, наскоро заштопанные на коленках, и старенький мужской кафтан в заплатках.

Ствол под ее ногами то и дело колебался, но, несмотря ни на что, ей удавалось держать равновесие. Ее соперник нисколько не уступал ей в этом. Зеваки, поначалу с упоением улюлюкавшие на берегу, приняли скучающий вид.

— Юла, Ханьил, возвращайтесь уже! — прокричал им один из мальчиков. — Давайте рыбу ловить!

Соперники с радостью согласились бы на это. Оба устали стоять неподвижно, чувствуя, как немеют их руки и ноги, но были слишком горды, чтобы просто так сдаться.

— Ханьил… — вкрадчиво шепнула Юла, смотря строго перед собой и балансируя. — Смотри, как красиво бежит река… А как она бурлит, точно песню поет!

На лбу у Ханьила выступила испарина. Он нервно заулыбался.

— Знаю я, чего ты добиваешься… — сказал он сквозь зубы. — Посмотрю вниз, голова закружится, и я не удержусь. Так?

— Можно и так. А можно и эдак! — девочка с силой топнула по стволу.

Он опасно пошатнулся. Наблюдатели встрепенулись, но их в который раз постигло разочарование — удержались оба.

— Глупая! — гаркнул Ханьил. — Оба упадем!

— Ха! — воскликнула Юла. — Я упаду, если сама захочу. А тобой отобедает сюллюкюн⁷!

— Сюллюкюны не едят людей. Разве что маленьких девчонок!

— Ах ты!..

Знакомый голос окликнул ее. Юла подняла глаза на берег — оттуда махал ей Лачил. То ли от неожиданности, то ли от того, что Ханьил воспользовался ее замешательством и поставил ей подножку, девочка с криком и плеском полетела в воду, что тут же было встречено радостными возгласами мальчишек. Они торжественно поздравляли победителя, выкрикивая: «Ханьил — великий воин!» — а Юла изо всех сил гребла к берегу. Ее одежда сразу же отяжелела от воды и начала тянуть ее ко дну. Лачил, зная, что течение в этом месте реки было слабым, а дно неглубоким, не проявлял никакого беспокойства. Глядя на Юлу, вспоминал, как учил ее плавать. Стрелять из лука. Сооружать ловушки. Читать следы. Ездить на учахе и нартах. Много чему еще… Позабыл только привить ей любовь к ягушкам и украшениям. Лачил подозревал, что Забуль сердилась на него именно поэтому.

Охваченная неожиданной радостью, Юла, не помня себя, мчалась по траве, хлюпая торбасами⁸, полными воды.

— Дед! — вскрикнула она.

Подбежав к Лачилу, она крепко обняла его и заразила своим звонким смехом. Взъерошенная, в промокшей насквозь одежде, перемазанная илом и водорослями, она взглянула на него снизу вверх с озорной улыбкой. Нет, Юла ничуть не изменилась с тех пор, как он ушел на охоту. Вот и хорошо…

— Что это у тебя? — спросила она, указывая на венок, который он в спешке забыл снять.

Лачил вспомнил о том, что ему рассказала Забуль.

— Забуль… — начал он, и улыбка сразу сошла с лица Юлы, — сказала мне, что сегодня ты уже успела подраться с ее мальчиком.

— Мы помирились! Почти. А еще, он первым начал.

Ее лицо приобрело то серьезное выражение, от которого взрослым отчего-то становится стыдно, когда они сомневаются в детской искренности.

— Ну же, ну же, — затрепетала она в нетерпении, — быстрее расскажи, сколько зверей ты убил на охоте!

— Ни одного, — сказал Лачил, доставая из кармана костяную трубку. — Я уже слишком стар, чтобы охотиться вместе со всеми.

— Что же ты тогда делал?

— Молодые охотники сильные и быстрые, да многого не знают. А я — место подскажу. Хитростям научу.

— Так значит, в этот раз ты был… Главным охотником?

Лачил не знал, что на это возразить. Да и не хотел, видя, с каким восторгом внучка смотрит на него.

— Самым главным. Пойдем домой, — сказал он, потрепав ее по щеке. — Я подарок тебе привез.

— Правда? Что это? Коготь рыси? Наконечники для стрел?

— Почти угадала… — уклончиво произнес Лачил. — Ты получишь его дома.

Покуда они шли к своему тордоху, со стороны леса все еще доносилось волнение: шаман Атила возвратился из духовных скитаний. Сгорбившись под огромным своим бубном и опираясь на осиновый посох, Атила степенно шествовал к центральной поляне. Бесчисленные зубы животных, бусины и амулеты, которыми пестрел его пыльный кафтан, при каждом движении издавали такой оглушительный звон, что людям оставалось только удивляться, как этому немощному старцу удается воротиться невредимым, когда он так рьяно заявляет о своем присутствии на весь лес. Такая живучесть, однако, добавляла всем уверенности в том, что Атилу защищают весьма и весьма сильные духи.

Ветер развевал ленточки его кафтана, запутывал пепельно-седую бороду в медальонах и птичьих черепках и щекотал волосы в его крючковатом носу. Шаман морщился, пытаясь чихнуть.

— Бестолковые духи, все не оставят меня в покое… — бормотал он себе под нос.

Раздражали его не только духи, но и люди, от которых он успел отвыкнуть за время своего путешествия и которые теперь растерянно роились вокруг него. Каждый хотел спросить его о несчастье, постигшем племя, но почтение перед старостью Атилы не позволяло им тревожить старика, изможденного долгой и трудной дорогой…

— Атила! Атилаа!

Как будто из ниоткуда, перед шаманом возник низенький, почти круглый, упитанный мальчик зим десяти. Устремив на Атилу толстощекое, раскрасневшееся лицо, он радостно подпрыгнул на коротеньких ножках и воскликнул:

— Атила! Ты вернулся!

Атила вздрогнул и остановился. Из толпы послышался возмущенный гул. Шаман мрачно взглянул на мальчика, черепки и стекляшки на его кафтане задребезжали, и все поняли, что причиной тому был не ветер. С обреченным видом Атила двинулся дальше, не одарив его и словом. Люди с осуждением посматривали на мальчика, продолжавшего приставать к нему, но никто не попытался остановить наглеца или осудить его за неуважение к старшему.

Мальчика звали Уту. Он был единственным сыном вождя и головной болью Атилы. Поскольку Атила виделся ему самым мудрым человеком в племени Древа, то завсегда становился мишенью для его расспросов. Шаман старался избегать с ним встречи, но, так как это редко у него получалось, в полной мере насладиться одиночеством ему удавалось только во время прогулок по тайге.

— Атила, ты правда видел духов? Настоящих?

Шаман втянул голову в плечи по самые уши в жалкой попытке оглохнуть.

— Ты говорил с ними?

— Гмгммгрр…

— Что они сказали тебе?

Шаман резко обернулся к Уту и одарил его таким злобным взглядом, что у мальчика дыхание перехватило.

— По… Понял. Это большая тайна, да? — пролепетал он.

— Верно.

— Но… Ты ведь все равно все нам расскажешь?

Шаман испустил утомленный вздох.

— В свое время…

— Ууух, поскорее бы! Атила, знаешь, я охранял твою урасу⁹, пока тебя не было. Следил, чтобы в нее никто не заходил.

— Право, в этом не было необходимости, — прохладно отозвался старец. — Моя ураса находится под защитой преданных мне духов-хранителей. Горе тому, кто посмеет проникнуть в нее!

— Меня они пропустили. Они знают, что я твой друг. Я каждый день приходил и проверял, все ли на месте. Ты возьмешь меня к себе в ученики?

— Ты заходил в мою урасу?

— Я только… Проверял. Ну это… — Уту смущенно шмыгнул.

— Ты ведь ничего там не трогал?

— Прочел парочку берестяных свитков о подвигах шамана Тивэ.

— Парочку?

— То есть… Большую часть. Но я все вернул на место. Ты же помнишь, что случилось на праздновании Ночи Келе¹⁰ прошлой осенью?

— Как такое забудешь.

— Так вот, я подумал, что если узнаю больше о шамане Тивэ, то стану таким же смелым, как он, и в следующий раз ничего такого точно не случится.

Атила чванно посмотрел на мальчика. Ему нравилась любознательность Уту. Из него бы вышел неплохой ученик, но какой из него получится вождь? Уту боялся оленей и плохо дрался, но всегда побеждал в учебном поединке — потому что сын вождя не может проиграть. Любой его каприз беспрекословно выполнялся, и все же вседозволенность, которой был наделен этот мальчик, никак не клеилась с его нескладным, неуклюжим обликом. Многие соплеменники недолюбливали Уту, хоть никто и не говорил об этом вслух, опасаясь гнева вождя Хадара. Негласное неприятие Уту в качестве будущего лидера племени Древа тенью падало и на его отца. Вождь, чей сын был слаб телом и духом, чувствовал, что теряет былое уважение. Сердце Атилы наполнялось скупой печалью, когда он думал о том, какая судьба может постигнуть Уту, если тот так и не оправдает надежд племени.

— Атила, Атилаа… — Уту подергал его за ленточки, пытаясь привлечь к себе внимание. — Пока ты был в Лесу Следов, такое случилось! Кто-то убил Нэйгумэ на охоте. Духи не рассказали тебе, кто это сделал?

Атила будто очнулся ото сна.

— Духи?.. О да, да, конечно! Они поведали мне обо всем! — ответил он, недолго думая, — сработала его шаманская привычка. — Беги, передай людям, что сегодня мы проводим бедного Нэйгумэ на Верхнюю полусферу.

— Ты откроешь нам, кто погубил его?

— В свое время, — повторил Атила.

— Я понял, — кивнул Уту и побежал как мог быстро.

— Разбушевавшееся стадо оленей укротить куда проще, чем усмирить одно дитя… — проворчал шаман, заходя в урасу, такую величественную и роскошную, что по сравнению с ней любое жилище племени Древа казалось скромным тордохом.

Вождь Хадар и охотник Алантай вели разговор у очага. Атила уже знал, о чем они говорили. Увидев шамана, Хадар резко распрямился, его зубы засверкали в радушном зверином оскале.

— Дорогой Атила! Как же нам тебя не хватало! Давно ты вернулся в поселение?

— Только что… — прокряхтел шаман, оставляя свой посох на входе и позволяя служанкам снять увесистый бубен со своей спины. — Спешил к тебе, мой вождь. Духи предвещали мне очень необычные… Кхе-кхее… События…

— Нам не терпится услышать, что ты поведаешь нам, старый друг, — сказал вождь, провожая его к очагу. — Сейчас твоя мудрость нужна нам как никогда. Но твой путь был долог и опасен. Прежде согрейся у камелька¹¹.

— Твоя правда, Хадар, — жалостливо простонал Атила, присаживаясь рядом с Алантаем и поднося ко рту деревянную чашку с шиповниковым чаем. — Мои путешествия даются мне все труднее. Боюсь, следующее станет последним, и я уже не вернусь в родное племя.

Пока он ел и пил, Хадар и Алантай молчаливо ждали. Подкрепившись, Атила искоса взглянул на охотника и, к удивлению для всех, произнес:

— Вижу, ты опечален гибелью Нэйгумэ, Алантай…

С удовлетворением наблюдая, как изменилось его лицо от этих слов, шаман сдобрил их притворной скорбью:

— Я подходил к поселению, когда дух медвежонка сообщил мне эту печальную новость. Ужасно, ужасно… Все в племени Древа знают, что вы были дружны как родные братья, и я уверен, разделяют твое горе.

Алантай был одним из тех, кто относился к Атиле с недоверием. На то были свои причины: Атила не раз ошибался в своих предсказаниях и, как это водится у шаманов, перекладывал вину на злых духов, притворившихся добрыми и одурачившими бедного старика. Алантай встречал такие оправдания язвительной насмешкой. Он не мог простить шаману страданий, которые тот причинял людям, советуясь с теми, кого никто кроме него не видел, и в своей неприязни к нему Алантай был непреклонен. Это злило Атилу. Племя почитало Алантая не меньше, чем Хадара, а в последнее время, может быть, и больше.

«Неровен час, выберут его вождем, и тогда старому Атиле придется худо…» — прикидывал шаман и, пусть даже ценой лжи, считал нужным склонить этого воина на свою сторону или избавиться от него при первой же возможности. Сейчас он чувствовал, что благодаря болтливому Уту и своей хитрости такая возможность у него появилась…

— Прибереги жалость для своих бесполезных духов, — огрызнулся Алантай, резко подпортив ему настроение. — Они только и могут, что смотреть, как кто-то умирает!

— Мы здесь не для того, чтобы обмениваться пререканиями, Алантай, — сказал Хадар, зная, что, если не вмешаться, все закончится шумной ссорой. — Ты пришел, чтобы рассказать, кто убил Нэйгумэ, — так закончи свой рассказ.

— Мне больше нечего сказать тебе, мой вождь. Ни зверь, ни человек не убивал его. Когда я нашел Нэйгумэ в пепле Бледной равнины, он просто… Лежал… — вспомнив то, что трудно было описать языком племени Древа, да и любым другим языком, Алантай рассеянно искал точку на полу.

— Бледная равнина, говоришь? — задумался Хадар. — Владения Горы Аавэй. Обитель духов. Добрых духов, не так ли?

— Один злой дух там все же есть, — напомнил ему Атила.

— Быть может, Нэйгумэ не повезло повстречаться с ним? — предположил Хадар.

— Невозможно, — занервничал Алантай.

Хадар обернулся к Атиле.

— Как ты считаешь, старый друг?

Шаман почувствовал прилив благодарности — по крайней мере, Хадар никогда не сомневался в его способностях.

— Мой вождь, многие духи являлись мне в Лесу Следов. Дух оленя пришел и молвил, что охотникам нашим надобно знать меру — не брать лишнего у Хозяина Тайги. Дух совы прилетел, велел, чтобы в Ночь Келе лучшего олененка заклали, ибо волк духа Келе совсем уж отощал. Дух мамонта со мной говорил…

Атила прошелся загадочным взором по присутствующим, ловившим каждое его слово.

— Поведал он мне, что человек из племени Древа потревожил древнюю скверну, ступив на заповедные земли Горы Аавэй. Как думаешь, Алантай, кто это был?

Алантай почувствовал, как взгляды обратились на него. Под их тяжестью он затаился, словно загнанный зверь.

***

Передав людям указание Атилы, Уту сразу вернулся к урасе отца и поджидал шамана у изгороди. Ему не терпелось узнать, что он видел, и рассказать, как весело прошло его лето — а произошло столько всего! Он поймал первую рыбу, и ничего, что это был малек, которого пришлось отпустить. Разбил коленку и не заплакал. Нашел жабу в камышах, втайне от всех держал ее в кармане и кормил кузнечиками, пока та не сбежала в урасе и не перепугала одну из его нянь до полусмерти…

На его беду, разговор затянулся на несколько часов. Когда Атила показался наружу и, слегка покачиваясь, побрел готовиться к прощальному обряду, Уту мирно спал, прислонившись к ограде. Будить его никто не решался.

***

Закат окрасил поселение золотом и кровью, а затем погрузил его во тьму. В жилищах племени Древа зажглись огни, и воздух окутал запах дыма. Пристроившись на настиле из оленьих шкур, Юла и Лачил грелись у очага. Девочка сжимала в руках копье. Рукоять из мамонтовой кости, испещренная замысловатыми рисунками, венчалась янтарным острием. Юла навела янтарь на камелек и завороженно смотрела, как в камне переливались языки пламени.

— Ты сделал его сам?.. — благоговейно прошептала она.

— У меня было много свободного времени, — польщенно сказал Лачил. — Только твой прадед, охотник Бурокта, мог изготовить такое острие. Незадолго до своей смерти он подарил его мне и обучил меня резьбе по кости.

Юла наклонилась поближе к Лачилу, внимательно слушая его.

— У тебя такие же глаза, как у него, — сказал Лачил, смотря на нее сквозь дымок, что плела его костяная трубка.

— А у тебя один глаз! — хихикнула Юла и попыталась представить, как бы выглядел ее дед, если б его правый глаз не был таким серым и закрывался, когда он спал. Сообразив, что чересчур загляделась на Лачила, Юла еще раз пристально взглянула на копье.

— Что ты нарисовал?

Выпрямив покрытый мозолями указательный палец, Лачил указал Юле на вырезанное у основания копья дерево, заключенное меж двух полусфер.

Это был символ священного Древа Вэрвэ, что когда-то росло на границе Нижней и Верхней полусфер до события, сохранившегося в памяти племен тундры и тайги как Раскол: Хозяин Неба чихнул. Да так знатно, что некогда единая Сфера дала трещину. Верхняя полусфера, мир духов, начала отдаляться от Нижней полусферы, на которой остались влачить свое существование смертные и некоторые духи, которые не захотели или не успели покинуть ее. После Раскола в тундру пришли люди, именовавшие себя племенем Древа. Они называли себя детьми Вэрвэ и утверждали, что появились из ран на его могучих корнях, связывавших два мира и по сей день.

— Видишь Древо Вэрвэ? — Лачил почему-то говорил полушепотом. — Оно обозначает наше поселение. А здесь я вырезал Лес Следов. Но этот поход завел нас гораздо, гораздо дальше. Мы видели места, о которых раньше могли только слышать в легендах.

Палец Лачила поднимался выше и выше.

— Мы повстречали Трех Братьев, что помогли нам перейти через Зловонную топь. Затем, преодолев Каменные Жвалы, добрались мы до Мухоморья. Долго блуждали в лесах его — иччи¹² там любят над путниками пошутить, дорожки запутать. Бледную равнину охраняют, говорят. От духов злых и от глаз людских. Но в итоге мы нашли ее.

Лачил постукал по кончику янтарного острия.

— Гору Аавэй видели, что возвышается над нею. Правда, издали. Никто из нас не осмелился войти на эти земли, — охотник хмуро добавил, — никто, кроме Нэйгумэ. На обратном пути набрели мы на кладбище мамонтов. Там нашел я этот бивень и вырезал на нем дорогу, которой мы шли.

— Дорогу к Горе Аавэй… — произнесла Юла околдованно.

Юла упрашивала деда, чтобы тот взял ее с собой в охотничий поход, с тех пор как племя Древа перекочевало в Лес Следов. Лачилу пришлось очень рано поведать внучке о том, что вождь, шаман, охотник и пастух могли покидать поселение, но всем остальным делать это запрещалось под страхом быть изгнанным в тайгу. Что, в принципе, было равносильно смерти. Тогда-то Юла и решила: обязательно станет охотницей.

До испытания, которое проводилось в племени Древа раз в год и которое позволило бы ей называться таковой, оставался месяц с хвостиком. Лачил надеялся, что его подарок принесет ей удачу и хотя бы чуть-чуть приоткроет для Юлы мир, что она так стремилась повидать. Охотник не ошибся: каждая черточка на рукояти копья будоражила ее воображение. Она жадно вглядывалась в линии рек и гор, обводила пальцем силуэты животных, словно пытаясь их погладить…

— Время тебе ложиться спать, — заметил Лачил.

Зарывшись поглубже в шкуры в обнимку с копьем, Юла слушала прощальную песнь, раздававшуюся с поляны. Обряд уже начался…

— Может, мы должны быть там? — спросила она задумчиво.

— Ты еще мала, не нужно тебе это видеть, — донеслось из полога¹³ Лачила.

— Ты говоришь как Забуль, — проворчала Юла. — Раз ты подарил мне оружие, значит, я уже взрослая. Жду не дождусь своей первой охоты… Скажи, как погиб Нэйгумэ?

Ответа не последовало.

— Дедушка?..

Лачил тяжело вздохнул.

— Мы подошли к Бледной равнине. Было решено повернуть назад. Мы боялись, что злой дух шамана Одо, дремлющий в недрах Горы Аавэй, может почуять людей, так ему ненавистных, и пробудиться. Но Нэйгумэ не был согласен с общим решением. Он был упрямый и гордый. Вот и возомнил, что даже если Одо проснется, то ему не составит труда одолеть его. Перед обратной дорогой мы устроились на стоянку, так глупец сбежал, пока все спали. Алантай бросился за ним в погоню, но было слишком поздно… Из нас, охотников, никому не известно, как он умер. Спи, Юла.

Лачил повернулся на бок и протяжно захрапел.

«Уснешь теперь… — думала Юла, вслушиваясь в горестную песнь, доносившуюся с ритуального костра. — Бедный Нэйгумэ… Что, если Одо в самом деле проснулся и убил его? Как, интересно, выглядит этот Одо? Наверняка похож на Атилу…»

Сон оборвал ее спутанные мысли.

Глава 2. Новая беда →