Не плачь, моя белая птица

Арина Бугровская (2024)

Барин наигрался. «Надоела… Старая уже…». Из дома мать гонит. А под сердцем теплится новая жизнь. Как найти выход одинокой Маняше, когда кажется, что кругом тупики? Красавице Ерине нужно выжить самой и сестру защитить, ведь её принудили занять место искалеченной девушки. Какова цена, которую придётся заплатить? Наивная Дуняша, искренняя Луша с рождения окованы цепями крепостного права. Имеют ли они своё право? Право на счастье? Когда нет свободы, но есть сила духа, мужество и решительность… Гордые и эгоистичные господа Ливасов, Гружева, Ночаев имеют, кажется, всё. Даже то, что по закону человеческой морали не должны иметь. Но им мало. Смогут ли они отнять у невинных девушек их чувство собственного достоинства и девичью гордость?… А остальные? Варя, София, Андрей, Николай… Они лишь свидетели этого противостояния, или станут на чью-то сторону?

Глава 32

— Завидую тебе, — Владимир Осипович и Ливасов незаметно для себя переходили на «ты» после нескольких стаканов крепкого вина. — Нет над тобой никакой руки…

— Какой руки? — не понял Ливасов.

— Власти… Которая рука,.. — Владимир Осипович решил жестами показать, раз уж словами не получилось. Он двумя руками свернул воображаемую шею.

— Ха! Я сам себе господин, — хвастливо закричал Ливасов, подливая в стаканы и мимо красную любимую жидкость.

Владимир Осипович согласно икнул.

Ранее днём он приехал к своему приятелю за цыганами к завтрашнему празднику. Посмотрели ещё раз их танцы, послушали песни, согласились, что «хороши шельмы». Цыган вместе с приказчиком отправили к Ночаевым. Владимир Осипович в записке к жене наказал артистов разместить в каком-нибудь сарае, а он сам задержится у Ливасова. Обещал назавтра с утра быть дома.

— Потому что ты один живёшь! — внезапно осенило Владимира Осиповича.

— А на кой мне ещё кто-то нужен? Чтобы в моём же доме у меня тут указывали, как мне лучше, да как надо!

— А Анна?

Ливасов неопределённо махнул рукой, а потом и головой в ту же сторону. Но Владимир Осипович, похоже, понял.

— Мудрый ты человек! Человечище! Дай я тебя поцелую.

— Давай лучше ещё выпьем.

— Наливай!

После очередного стакана мысли Владимира Осиповича продолжили двигаться немного под другим углом.

— А чего ты с Сонечкой… того… шуры-муры, — Владимир Осипович опять обратился за помощью к рукам и жестам.

— Да не в жизнь. Ты что? Что, я не понимаю?

— Смотри! — Владимир Осипович помотал перед глазами приятеля указательным пальцем из стороны в сторону.

Ливасов попытался поймать палец, но промахнулся. Он всхлипнул.

— Ты мне не веришь?

— Верю. Давай наливай.

После очередного выпитого Ночаев долго мотал головой, по видимому собирая остатки разума в одну кучу. Что-то собралось.

— Всё-таки, хороши у тебя гончие.

— Гончие! А кони?

— И кони. Жеребёнок гнедой, ох, хорош!

— У меня всё хорошо. Потому как я хозяин. И всё у меня знаешь где?

— Где?

— Во-о! — Ливасов потряс крепко сжатым кулаком. — А коней я берегу. Да я лучше на… — тут Ливасов прыснул пьяным смехом, — на крепостных буду ездить.

Владимир Осипович прыснул следом.

— Как это?

— Запрягу и поедем.

Ночаев согнулся пополам.

— На мужиках или бабах?

Ливасов недолго думал:

— На девках.

— А хомуты?

— Хомутов у меня нет по размеру. Пока без хомутов.

— Ну-у, — разочаровался Владимир Осипович. — Надо хомуты.

— Пошли, — Ливасов встал, потянул приятеля за руку.

— Куда?

— Запрягать, — и оба едва не повалились от хохота.

Пошли.