Нильфийка Ангардории

Анна Найденко, 2020

Ангардория напоминала рай. «Рай для ангелов хранителей», как его называли смертные. И жили здесь не просто существа, а божества, которые служили людям и сохраняли мир, не давая ему развалиться на части. Они рассыпали пыльцу, исцеляли болезни, душевные травмы и разбитые сердца. Когда Лави исполнилось пять лет, ее мать бесследно исчезает, а ее медальон находят у границы и это означает, что той нет в живых… Лави не верит в это, решает докопаться до истины и найти маму любой ценой. Она погружается в паутину тайн и интриг, рискуя своей жизнью, и понимает, что за всем этим стоит история, которую скрыли от жителей Ангардории…

Глава 7. Прикосновение

В восемнадцать Лави немного изменилась: волосы теперь доставали ей до пояса, но по-прежнему были огненно-рыжими и слегка волнистыми, тело вытянулось, веснушек на носу стало еще больше, а в глазах появилась зелень молодой травы. Светлое легкое свободное платье прикрывало стройное тело и длинные ноги.

Лави смотрела на мамин медальон, висевший у нее на шее. Во время Обряда Равни отдала медальон Лавьеры ее дочери. Зачем изготавливать новый, когда этот лежит без дела?

Дрожащими пальцами Лави прикоснулась к маминому медальону, словно в нем были скрыты все ответы. День за днем в ее памяти вспыхивало такое родное лицо: пронзительные зеленые глаза, теплая улыбка, гладкие рыжие волосы по пояс. Лави зажмурилась, дыхание перехватило, а по щекам потекли слезы.

После Обряда Лави испытала странные чувства: в груди одновременно и холодело, и жгло. Силы как будто стало больше, и одновременно она куда-то исчезала, словно вода, вытекающая из сосуда. Стало даже на мгновение страшно, но как оказалось, это − нормальное состояние после Обряда.

Первое, что удивило ее, как только она стала посвященной нильфийкой − пересечение границы. Все было не так, как в детстве. В пять лет ей казалось, что происходит какое-то волшебство − когда она приземляется на прозрачный пол перед мерцающей стеной, а потом делает шаг вперед, летит вниз, визжит, и из ее груди вышибает воздух, пока она не взмахнет крылышками. А теперь в этом не было ничего волшебного − контролировать себя стало проще. Она сразу удержалась в заметно прохладном воздухе. Ветер неприятно хлестал ее по щекам.

В мире людей она почувствовала себя своей, словно прожила здесь все свои восемнадцать лет. Возможно, потому, что она была здесь раньше, и здания казались ей знакомыми, как и парки с кафе и ресторанами. Плюс − она хорошо обучилась и теперь многое знала о мире людей.

Последние годы Лавур часто нездоровилось, и она взяла участок поменьше, а свой, с разрешения Равни, отдала Лави.

Лави рассеивала пыльцу там, где это требовалось: в бандитских районах и в малообеспеченных семьях, где супруги поколачивали друг друга, где помещения провонялись спиртным и запахом табака.

Она пролетела мимо того самого парка, в котором увидела те же самые гигантские мыльные пузыри. Опустевшая карусель больше не крутилась. Людей в парке не было, только одинокий старичок с тростью шаркал ногами в пыльных ботинках.

Пузырей здесь тоже больше не было. И запах, доносящийся из кондитерских, больше не впечатлял так, как раньше. Лавур иногда приносила внучке пирожные и эклеры, чтобы заглушить ее боль, но Лави к ним не притрагивалась. После пропажи мамы все поблекло.

Лави сглотнула ком в горле, когда приближалась к больнице. Воспоминания об исхудавшем мальчике вспыхнули с новой силой − она будто заново проживала прошлое. И тут же ее затопил стыд. С пропажей мамы она совсем забыла о нем, ни разу его не проведала, даже не вспоминала о нем. Жив ли он?

Лави оказалась внутри и вдохнула ртом воздух. Уже знакомый запах медикаментов ударил в нос, в воздухе повисли все те же боль и отчаяние. Она направилась в запланированную палату и замерла в воздухе. Там пахло ванилью и корицей − до боли знакомый запах. Лави обернулась и улыбнулась. Это была Надин − нильфийка Надежды. Дверь в палату была открыта, Надин висела в воздухе спиной к Лави. В палате напротив находилась Вера. Две ее подруги, с которыми она дружила с самого детства, тоже были здесь.

Изнемогая от усталости, Лави поплыла в палату Надин. На хрупкой кровати находился громоздкий мужчина. Он лежал на белоснежных простынях, на его лице застыла гримаса неприязни и брезгливости.

Пышечка Надин с густыми русыми волосами, заплетенными в косу, и с темными, как шоколад, глазами пробормотала:

− Ну же, Кристофер, давай попробуем еще раз. У нас намечается прогресс.

Лави не видела Кристофера раньше, у нее был другая «цель», как выражались нильфийки, но любопытство пригвоздило ее к месту.

Надин прикоснулась к руке больного. Лави открыла рот и нахмурилась. Прикасаться к людям разрешалось лишь в самых редких случаях, потому что при этом нильфийки теряли много сил. Лави за весь день еще ни к кому не прикоснулась. После пыльцы люди становились добрее, и этого было достаточно.

Кристофер вдруг закрыл глаза и попытался принять сидячее положение. Мышцы на его лице напряглись, лицо побагровело, он сдался и упал обратно на подушки. На его лице проступил пот, он отдышался и сглотнул.

− Да пошло оно все к черту! Ненавижу! − сквозь зубы прошипел он.

Его лицо разгладилось, и только сейчас Лави обратила внимание на его глаза цвета неба, на правильные черты и густые темные волосы. Внешне он был весьма привлекателен.

− Вера, давай сюда! Я не справляюсь! − крикнула Надин. − До чего же вредные люди, − сморщила она свой миниатюрный носик.

«Мда, хорошо, что люди не видят и не слышат нас», − пронеслось в голове Лави. «Хотя, нет. Один все-таки видит, но не всех, а только меня. И это Оливер».

Рассказать об этом бабушке или Равни у Лави язык не повернулся, и она просто похоронила это в памяти. Гляди, еще накажут за то, что она заговорила с человеком! Возможно, этого Оливера вообще нет среди живых. Но об этом Лави думать не желала, потому что в груди сразу разрасталась боль.

Между бровей Надин пролегла складка. Она снова прикоснулась к руке Кристофера, но он, похоже, не поддавался внушению нильфийки Надежды.

− Вера, ну где ты там? − снова выкрикнула Надин.

В палату вплыла Вера и подмигнула Лави.

Вера была высокой и стройной. Ее светлые волосы, достающие до пояса, казались в Ангардории каким-то чудом света. Они были гладкими, длинными и шелковистыми. Серые, словно серебро, глаза смотрели с теплотой и нежностью.

− Давно ты здесь караулишь? − поинтересовалась она. Надин резко обернулась и улыбнулась.

− Нет, недавно. Прости, что так незаметно подкралась, − она обратилась к Надин и широко зевнула. − Захотелось постоять здесь рядом и отдохнуть.

Подруги одновременно переглянулись и пристально посмотрели на нее.

− Выглядишь ты неважно, − пробормотала Вера. − Ты хорошо спишь?

− Когда как, − честно ответила Лави. − Но думаю, дело не во сне, а в Обряде.

Вера понимающе кивнула. Сама она, как и Надин, прошли Обряд двумя месяцами раньше.

Кристофер застонал в постели, и Вера с Надин поспешили к нему.

− Понимаешь теперь, почему Равни не ставит нас в тройку? − пробормотала Надин. − Мы же можем болтать часами напролет!

Лави подавила улыбку. Болтать часами напролет могла Надин, но Лави, конечно же, промолчала.

Вера взяла Кристофера за правую руку, Надин − за левую. Полупрозрачные крылья раскинулись в разные стороны. Они обе прикрыли глаза.

Кристофер по-прежнему лежал неподвижно, а потом вдруг расслабился на громоздкой кровати.

Лави взмахнула своими крыльями, подлетела к ним и прикоснулась ладонью ко лбу мужчины. Единственное, чего ей хотелось, − завалиться на кровать, но развернуться и улететь она не могла. Этот человек потерял веру и надежду, пребывал в отчаянье и не желал жить.

В голове снова вспыхнуло воспоминание об Оливере. «Интересно, если он смог разглядеть меня за пыльцой, то сможет ли кто-то еще?». Вот этого ей почему-то не хотелось! Если люди смогут видеть нильфиек, то ничего хорошего не выйдет. Лавур говорила, что люди жестоки и от них нужно держаться подальше, но как обычно не сказала − почему.

В Ангардории правили строгие порядки: никаких чувств к людям, только исполнение своего долга! Знакомство с человеком означало предательство, любовь к нему вообще каралась смертью.

Лави глубоко вздохнула. Это было ее первое прикосновение к человеку. Сначала ничего не произошло, а потом из ее тела стали утекать силы. Хорошо еще, что Лави на рухнула с грохотом на пол.

На круглом личике Надин расплылась счастливая улыбка:

− Девочки, смотрите! − сказала она так, словно произошло какое-то чудо.

Лави убрала руку со лба мужчины, вздохнула и с трудом открыла глаза. Лицо покрывали капельки пота, под глазами появились темные круги. Ее рыжие брови медленно поползли вверх, когда Кристофер прикрыл глаза. По его щекам потекли слезы, а на лице отразилась решительность. Он втянул носом воздух и попытался встать еще раз. И еще. И еще − до тех пор, пока, усталый и изможденный, не сел на кровати. Темная прядь волос прилипла к потному лбу, а на лице появилась счастливая улыбка.

В этот самый момент в палату вошла медсестра. Ее глаза округлились, она резко развернулась и побежала.

− Ну, все! Думаю, мы здесь больше не нужны. Сейчас медсестра приведет врача.

− Пока, Кристофер. Я проведаю тебя завтра! − сказала Надин так, словно Кристофер мог ее слышать, но он лишь тяжело дышал и улыбался. Из глаз бежали слезы облегчения и радости.

Лави улыбнулась измученной улыбкой. Глаза закрывались, она еле держала себя в руках, чтобы от усталости не свернуться калачиком на кровати Кристофера. Места там было мало даже для него.

− Лави, у тебя еще много «целей» на сегодня? − поинтересовалась Вера.

− Одна, − зевая, сказала Лави.

Надин нахмурилась, подлетела к Лави и приложила ладонь к ее лбу.

− Да ты горишь! Что с тобой?

Лави лишь растерянно уставилась на подругу.

− Ты пользуешься медальоном? − это уже была Вера.

Лави опустила на него глаза и удивилась. Она не активизировала мамин медальон!

Вера взяла ее за руку, пока Лави проводила рукой по медальону. Но ничего не получилось. Тело не слушалось.

− Сосредоточься! − сказала Надин. − Попробуй еще раз.

Лави прислонила к медальону палец и зажмурилась. Она почувствовала резкую боль в пальце, будто в кожу вонзилась игла. Через несколько мгновений по телу потекла сила. Спина нильфийки выгнулась, плечи расправились, дышать стало заметно легче.

Она открыла глаза и увидела улыбающиеся лица подруг.

− Ну вот, другое дело! − сказали одновременно Надин и Вера.

Они поплыли к «цели» Лави. Это была девочка со сломанной рукой. Ее рука была перевязана. В палате сидела мама девочки и гладила дочку по голове. А малышка смотрела на нее печальными глазами, в которых плескалась вина.

Лави подлетела к ней и посыпала пыльцой ее макушку. Девочка улыбнулась, ее личико вспыхнуло от незнакомого внутреннего тепла, разливающегося по всему телу. Ей стало так хорошо, что она прижалась к груди мамы, а та обняла дочь с такой теплотой, что у Лави защемило в сердце.