Тайна Симеона Метафраста

Анна Дашевская, 2020

«Осторожно выпрямив ноги, высокий широкоплечий мужчина с коротким ёжиком светлых волос недовольно повёл плечами. – Ещё ковёр-самолёт бы мне предоставили… – буркнул он. – Тоже мне, любые услуги… Говорил он негромко, так, чтобы водитель этого необычного экипажа не слышал. Не то чтобы он чего-то опасался – он, Франц Класхофен, маг-антиквар, владелец нескольких крупных магазинов… и кое-чего ещё, о чём не стоит знать широкой публике! Нет и нет. Просто Франц не считал разумным выказывать свои истинные чувства к тем, кто в данный момент серьёзно его выручает. Вот когда он залижет раны, встряхнётся, расплатится по всем долгам и получит свой козырь – вот тогда можно будет и помериться, кто сильнее…»

Осторожно выпрямив ноги, высокий широкоплечий мужчина с коротким ёжиком светлых волос недовольно повёл плечами.

— Ещё ковёр-самолёт бы мне предоставили… — буркнул он. — Тоже мне, любые услуги…

Говорил он негромко, так, чтобы водитель этого необычного экипажа не слышал. Не то чтобы он чего-то опасался — он, Франц Класхофен, маг-антиквар, владелец нескольких крупных магазинов… и кое-чего ещё, о чём не стоит знать широкой публике! Нет и нет. Просто Франц не считал разумным выказывать свои истинные чувства к тем, кто в данный момент серьёзно его выручает. Вот когда он залижет раны, встряхнётся, расплатится по всем долгам и получит свой козырь — вот тогда можно будет и помериться, кто сильнее.

Козырь, да…

Всё же у него отлично варит голова! Если бы в своё время он не сообразил создать второй гримуар, точную копию того эльзевировского тома, не осталось бы и тени возможности вновь его получить. Но всё сложилось отлично. В глубоких карманах службы магбезопасности осталась копия, а оригинал всё ещё дожидается своего владельца… там. В хорошем месте, которое Франц не называл даже мысленно.

— Да-да, — и он засмеялся. — Как говорил патер Браун? «Где умный человек прячет лист? В лесу!».

Пожалуй, если бы этот смех услышал психиатр, он бы присмотрелся к господину антиквару повнимательнее. Но беда в том, что не было более никого в экипаже — точнее, в летающей коробочке, вмещающей лишь водителя и пассажира, и Тьма знает каким образом держащейся в воздухе. Класхофен посмотрел в окошко: во тьме не было видно почти ничего, лишь блестел в лунном свете изгиб какой-то речки, да светился вдалеке не то костёр, не то окно какого-то дома.

«Интересно, на какой высоте мы летим?» — невольно подумал беглец.

Ну да, а как ещё назвать почтеннейшего антиквара, вынужденного удирать ночной порою, словно ворона, оставляющая в зубах кошки перья из хвоста?

— Тьма с ним, с Райзеном, — сквозь зубы пробормотал Класхофен. — И адвокат этот — барахло, десяток новых найду. Но они заморозили два моих счёта, отобрали артефакты и книги!..

В этот момент экипаж тряхнуло в воздухе, потом ещё раз, сильнее. Серебряная поверхность воды как-то рывком приблизилась, и пассажир забыл о проторях и убытках, вцепившись обеими руками в поручень.

Других доступных ему действий не было…

Глава 1. 8 мая 2185 года от О.Д.

{ — Я не люблю подарков, — хмуро буркнул Корсо. — Было дело, кое-кто принял в дар деревянного коня. На этикетке стояло: ахейская ручная работа. Те идиоты и обрадовались.}

{Артуро Перес-Реверте, «Клуб Дюма, или тень Ришелье»}

За завтраком Суржиков так тщательно обдумывал новую роль, что даже и не замечал, что ест. Главная, по его представлению, сложность этой роли была в том, что играть её придётся одному, без партнера. Алекс ведь сказал, что будет заниматься детьми, так что на поддержку рассчитывать не приходится. Итак, значит, ему нужно найти подход к горничной, и это, скорее всего, окажется не очень сложно: женщина средних лет, в доме Шнаппса работает не так уж давно, года четыре, и хозяйка для неё всего лишь посторонняя нанимательница. А вот старая нянька… Тут можно поймать птицу удачи или лопухнуться всерьёз.

— «Так тихими шагами жизнь ползёт К последней недописанной странице…», — пробормотал он.

Рядом раздалось фырканье, и Влад, наконец, поднял глаза от тарелки.

— Слушай, ты странно разговариваешь, — сказал ему один из близнецов. — Будто бы и сам с собой, и в то же время с кем-то, кого здесь нет.

— Видишь ли…

— Я Стас, — сообщил мальчишка.

— Это хорошо. Видишь ли, Стас, у меня привычка такая. Когда я очень глубоко задумываюсь, начинаю цитировать пьесы.

— То есть, ты актёр? — спросил второй парень, точная копия Стаса. — Я Серж.

— Методом исключения догадаться было нетрудно, — усмехнулся Суржиков. — Ну да, и актёр в том числе. Вроде бы вчера нас познакомили?

— Познакомили. Ты помощник отца, это мы поняли. Только пока не решили… — начал говорить Стас.

— Ты такой же скучный, как был Весёлкин, или лучше? — закончил фразу его брат.

Их отец, до сего момента наблюдавший за экзекуцией молча, постучал по столу кончиками пальцев и сказал негромко:

— За синюю линию не заходить!

— Так точно! — в один голос ответили близнецы. — А можно, мы пока пойдём к себе?

— Нельзя, — сказала вдруг Софья. — Вначале мы должны решить вопрос с дежурством.

— В смысле?

— Аркадий Феофилактович уехал. Выясняется, что всё то, что делал один небольшой домовой, нужно распределять по всем членам коллектива. Мы с Барбарой можем взять на себя готовку. Остальное вы должны разделить между собой.

— Остальное — это что?

— Уборка, покупка продуктов, мытьё посуды, стирка, глажение белья, — слова падали в тишину за столом, словно металлические шарики в кастрюлю, с хорошим звонким «бамммс!».

— У-у-у! — горестно протянул один из мальчишек.

Второй же деловито спросил:

— А делить будем поровну?

— Делить будем по справедливости! — сказал Алекс. — У Софьи работа плюс сад плюс готовка…

— Я готова взять на себя посуду… после завтрака и после обеда, — заявила Катя.

Бурное обсуждение и делёж обязанностей затянулся вплоть до конца второго кофейника. Суржиков этого не слышал: он снова отключился и мысленно просматривал страницу блокнота с записями о Марии Пантелеймоновне Иванцовой, девяноста двух дет от роду, проживающей в собственном доме торговца Альфреда Шнаппса…

Близнецы честно помогли Кате убрать со стола и донести посуду до мойки, после чего, повинуясь повелительному жесту отца, побрели к нему в кабинет.

— Влад, — хозяин дома вернулся в столовую и тронул помощника за плечо; тот оторвался от размышлений и одним глотком допил остывший чай. — Я постараюсь тебе помочь разобраться с Шнаппсами, сейчас только с мальчишками поговорю…

— Пока не надо, — покрутил головой Суржиков. — Если что, я спрошу, а пока дай мне самому попробовать, без режиссёра.

— Ладно, — Алекс открыл было рот, чтобы дать ещё какие-то советы, но помощника уже не было в комнате, только штора у двери колыхнулась.

Верещагин пожал плечами и пошёл в кабинет. Мальчишки сидели на диване и разглядывали иллюстрации в энциклопедии холодного оружия. Картинки были объёмные и, повинуясь движению пальца, поворачивались, приближались и давали вытащить оружие из ножен, чтобы рассмотреть клинок.

— Пап, а ты малайский нгерис когда-нибудь держал в руках? — спросил Стас.

— Держал.

— И как?

— Что — как?

— Ну, вот, говорят, сакральное оружие, нгерис выковывались специально для убийства определённого человека и обладали собственной волей… У тебя было ощущение, что этот нож не такой как все?

Алекс мысленно почесал макушку, осознавая трудность вопроса. Попавший ему в руки в процессе расследования нгерис явно не был обычным ножиком, которым и колбасу нарезать можно, и глотку перехватить. И было ощущение, что некая личность, довольно злобная, в нём кроется. Вопрос только, стоит ли рассказывать об этом детям?

— Ты знаешь, — медленно начал он, призывая вдохновение, — пожалуй, да. Пожалуй, чувствовалось в том нгерис нечто… неприятное. И, честно говоря, я рад, что сразу же передал его ребятам из магбезопасности.

— А их до сих пор выковывают? — поинтересовался Серж.

— Считается, что кузнецы-эмпу исчезли. Кстати, последнего известного официально эмпу нашли однажды убитым, а рядом лежал только что доделанный им клинок.

— Считается? — вычленил главное слово Стас.

— Кто знает, что происходит где-нибудь в затерянных городах Малайзии? — пожал плечами Алекс. — А теперь прошу убрать книгу, потому что мы будем говорить о том, что же случилось в значительно более близком к нам Кракове.

— Тогда Катьку надо позвать, — Серж спрыгнул с дивана и умчался на кухню.

Стас тем временем аккуратно закрыл толстый том энциклопедии и поставил её в шкаф, попутно погладив пальцами соседние тома.

— Итак, — начал Алекс, когда вся троица расселась, — куда вы дели вашего сопровождающего, и почему я об этом узнал только сейчас?

Дети переглянулись, и Стас еле заметно кивнул.

— Всё началось второго мая, — начала девочка. — Нам в школе сообщили, что учебный год заканчивается раньше из-за указаний службы магбезопасности…

Уже несколько месяцев Катя точно знала, на кого она хочет быть похожей. Нет, не на актрису из головидео и не на модельера; место в разуме и сердце девочки прочно заняла коммандер Лавиния Редфилд из службы магбезопасности. И Катя изо всех сил училась так, чтобы не посрамить кумира, да вести себя старалась по возможности столь же спокойно и невозмутимо, как госпожа Редфилд.

Именно поэтому, услышав от куратора их группы о незапланированных каникулах — прямо с завтрашнего дня! — она не запрыгала от радости, хлопая в ладоши, а чуть сдвинула брови и кивнула, мол, информация принята и усвоена.

Стас и Серж были проще: они бурно выразили радость, потом затихли и переглянулись… Впрочем, наверное, можно уже не говорить, что практически любые действия близнецов начинались с переглядывания, словно таким образом они и мыслями обменивались.

— Надо Василию сообщить, — сказал Серж.

Его брат достал коммуникатор и набрал номер. Экран светился синим, гудки проходили, но ответа никакого не было. Наконец Стас сбросил вызов и пожал плечами:

— Ну, мало ли, чем он занят! Пойдём пока вещи соберём и расписание дирижаблей посмотрим.

Вещи были собраны, подарки упакованы, в расписании обнаружился отличный рейс пятого мая, без остановок на ночлег, только для дозаправки — а гувернёр всё не давал о себе знать.

Было уже около десяти вечера, и Катя, под строгим взором старосты её группы, отправилась к себе на девичью половину общежития. Когда за ней захлопнулась дверь, коммуникатор, наконец, отмер и громко засигналил. Вид у воспитателя был несколько странный и взъерошенный…

— Стас, ты звонил?

— Да. У нас занятия заканчиваются завтра, объявлены внеплановые каникулы.

— На месяц раньше? Вот тьма… — вырвалось у Василия.

Впечатление было такое, что он бы и что-то более забористое произнёс, но в последний момент остановился.

— Мы посмотрели расписание, — продолжал его воспитанник, которому некогда было вникать в проблемы гувернёра. — Пятого есть отличный рейс до Москвы, возьмёшь билеты?

— Возьму… — рассеянно ответил Василий и отключился, не прощаясь.

— Ну, вот, а на следующий день утром… То есть, получается, третьего числа, он прибежал с билетами, отдал их мне и сказал, что в Москву не летит, а проводит нас Барбара, с которой он вчера договорился, — закончил Стас рассказ, начатый Катей.

— То есть, получается, что ваш, с позволения сказать, воспитатель, получающий от меня нехилую зарплату, виделся с вами в лучшем случае на часок вечером?

— Ну… — замялся Серж.

— Интересно… О чём ещё я не знаю?

— Ещё, наверное, о том, что ребята за Василием в тот день проследили… — хмыкнула Катя. — И узнали, почему он хочет остаться в Кракове.

— Да, что-то вы вчера говорили о книге?..

— Оказывается, пока Серж и Стас проводили время в школе…

— Мы учились! — раздался возмущённый вопль двух глоток.

— Хорошо, пока они учились, Василий бродил по Кракову и по его букинистическим лавкам. И в одной из них познакомился с хозяином. Вот к этому самому букинисту, его зовут пан Тадеуш, он и ходил каждый день.

— Ладно, — Алекс потёр занывшие виски. — Понимаю, книги, букинист, лавка — но зачем он в Кракове остался?

— Наверное, на этот вопрос отвечу я, — раздался голос от дверей кабинета.

— Барбара! — Хозяин дома вскочил и подвинул кресло, чтобы гостье было удобнее сесть. — Так что же там произошло? И как наш сбежавший гувернёр тебя отыскал?

Усевшись, женщина пожала плечами:

— Ты не вполне прав, Алекс. Гувернёр не сбежал, он старался выполнять свои обязанности. Просто оказалось, что в школе мальчикам было интереснее, чем с ним, такое иногда случается. А поскольку их и поселили в школьном общежитии, Василий оказался просто не у дел, вот и стал заполнять свободное время… другими занятиями.

— Н-да, — Верещагин смущённо потёр нос. — Ладно, упрёк справедливый. Понимаешь, когда предложили мальчишек отправить по программе обмена в магическую школу, да ещё и в ту же самую, где Катерина учится, я никак не мог с ними поехать…

— Ещё проще, — Барбара улыбнулась. — Ты пока не привык к тому, что они уже почти совсем взрослые!

— Да, наверное… — Алекс улыбнулся, хотя подозревал, что улыбка эта больше похожа на оскал.

Он ещё не рассказал близнецам о смерти Елены, и пока что оттягивал этот момент, сколько мог. Никак не получалось у него хотя бы сформулировать то, что нужно произнести.

Барбара продолжала рассказ:

— С Василием мы виделись в день их приезда, поэтому он точно знал, где меня искать.

— А если бы и не знал, мог у нас спросить, — прокомментировал Стас, о чём-то шептавшийся с Сержем в уголке.

— Ну, а пан Тадеуш Красницкий в Кракове известен даже городским голубям, — договорила Барбара и погрозила мальчишкам пальцем. — Как сказал Василий, у пана Тадеуша он нашёл некие дневники примерно двухсотлетней давности, и там была информация о владельцах какой-то раритетной книги. Книгу эту ваш гувернёр мечтал найти чуть ли не с детства, поэтому отважно пустился на поиски…

— И пропал, — мрачно дополнила Катя. — Как-то вот так всё получилось.

— Что означает «пропал»? Сформулируй, пожалуйста, точнее!

— Означает, что Василий не пришел ночевать в квартиру, где жил всё это время, его вещи остались там нетронутыми, коммуникатор не отвечает…

— А что говорит пан Тадеуш?

— А он разводит руками, — ответила Барбара. — Наш молодой человек купил все пять тетрадей, причём наличных у него не хватало, и он хотел оставить в залог старинные карманные часы. Букинист часы не взял, сказав, что Василию верит.

— И больше не видел ни Василия, ни тетрадей, ни денег, — подхватила Катя.

— Вот и нет! — Серж даже подскочил со стула. — Он получил чек на недостающую сумму!

— Ага, конечно! Только банк ответил, что на счету пусто!

— Стоп! — ладонь Алекса громко хлопнула по столу. — Все замолчали и слушают меня.

В кабинете и в самом деле воцарилось молчание. Четыре пары глаз уставились на него, Верещагин откашлялся и продолжил:

— Катя, ты сможешь написать всё, что ты знаешь об этой истории? Пожалуйста, во всех подробностях и прямо сейчас.

Девочка кивнула и встала. Её торжественный выход из комнаты был несколько смазан тем, что в дверях она быстро оглянулась и показала близнецам язык.

— Барбара, мне нужен максимум информации о букинисте и о найденных Василием тетрадях.

— Хорошо, сейчас напишу.

— А вас, дорогие мои, я попрошу остаться!

Когда Барбара вышла из кабинета, Алекс повернулся к сыновьям. Они переглянулись, и Стас примирительно начал:

— Пап, мы тут ни при чём!

— Мы его не доставали совсем, нам и некогда было! — продолжил Серж.

— Да нет, это я знаю! Я не о том… — Верещагин потёр затылок, вздохнул и начал: — Мне придётся сказать вам плохое. Ваша мама умерла…

Кто-то из близнецов со свистом втянул в себя воздух. Потом Серж встал, посмотрел на брата, мотнул головой в сторону двери и сделал шаг к ней. Повернулся к отцу и выдавил:

— Мы… вернёмся сейчас.

Через миг в кабинете не осталось никого, кроме Алекса.

По утреннему времени Мария Пантелеймоновна оказалась бодра, несколько сурова, и отчётливо припахивала вчерашними злоупотреблениями. Впрочем, довольно быстро она смягчилась, и на вопросы Суржикова отвечала охотно и с некоторыми подробностями, иной раз и излишними. Ну, на кой ляд, скажите на милость, нужно ему знать, что Лотта в детстве была такой хорошенькой, что на улице все на неё оборачивались, даже бродячие собаки…

— А заикание у неё прошло, — потрясла головой нянька. — Почитай, годам к шестнадцати почти ничего и не осталось, ну, разве что, когда разнервничается, так начинает запинаться.

— Мария Пантелеймоновна, а расскажите мне про родителей Шарлотты Германовны?

Старуха махнула рукой:

— И нечего про них говорить. Девчонка им не нужна была, выдали замуж за вдовца на столько лет старше, и рады… Ну, как же, денег им Шнаппс отвалили немерено, они теперь сыночке своему, Эдгарчику драгоценному, экипаж новый купят.

— Да вроде бы они неплохо жили, Шарлотта ваша с супругом? — подыграл Суржиков. — Глядишь, общих бы деток завели…

— Не хочет она, — прошептала Мария Пантелеймоновна, оглядевшись по сторонам. — Меня посылала к травнице знакомой, я, как узнала, чего Лотка хочет, сразу ей сказала — не пойду, хоть режь меня. Ну, так она девку эту послала, Настьку, горничную, а той-то что — подолом махнула и поскакала. А что грех это, так и дела ей нету.

— Да, действительно… Ну, так вроде бы теперь Шарлотта Германовна праведную жизнь вести решила, вон, и молится по целым дням. Может, вразумит её этот… новый бог?

— Ты вот что, — нянька поджала губы. — Говори, да не заговаривайся. Бригиту в доме всегда почитали, и братьев её, Фола и Гразиса. А кому она молится, если у него и имени-то нет? Вот то-то!

И старуха потрясла в воздухе сухим желтоватым пальцем.

— Так откуда ж она взяла этого безымянного? Конечно, на улице кого только не встретишь, я вон сегодня браминов видел — головы бритые, жёлтой тканью обмотаны… Но эти хоть улыбаются и счастья всем желают.

— Да что ты, на какой улице? — Пантелеймоновна махнула скрюченной лапкой. — Лотта женщина приличная, по городу одна не шлындает! Парикмахерша ей эту пакость принесла. Я б таких подруг…

Адрес, куда нянька таких бы отправляла, был обозначен точно, и явно предполагал дальнее пешее путешествие.

— Ну, а зовут эту парикмахершу как? — терпеливо переспросил Суржиков. — И где её искать?

Названия салона Мария Пантелеймоновна, конечно, не знала, а имя — Диана Мерсье — он записал в блокнот, после чего попрощался со старухой и вышел из её душной светёлки.

Разговор с горничной лишь подтвердил сказанное нянькой, но ничего более Настя не рассказала. Владимиру вообще показалось, что она не то не вполне развита умственно, не то чем-то озабочена до такой степени, что не сразу понимает, о чём её спрашивают. Впрочем, вопрос о травах, за которыми хозяйка её посылала, девушка поняла и замахала руками, осеняя себя знаком святой Бригиты:

— Что вы, что вы, господин следователь! Разве ж можно такое делать? Для сна я травы покупала, законные, с печатью и всеми делами.

— А у кого? Мне бы тоже пригодились… для сна-то, а?

— Не помню я, — Настя свела глаза к носу для убедительности. — Забыла.

Так старательно девушка разыгрывала дурочку, что грех было бы ей не подыграть, так что Суржиков покивал, погладил её сочувственно по плечу и сунул в карман фартука монетку.

— Купи себе конфет каких, — сказал он, умалчивая о том, что вместе с монеткой в этот самый карман попала невзрачная сухая горошина нута.

Как и о том, что был это наспех замаскированный амулет, позволяющий в течение ближайшего часа послушать, что и кому Настя будет говорить, так сказать, передатчик. Приёмник представлял собой такую же горошину и размещался у сыщика в правом ухе, доставляя немалые неудобства.

Он попросил горничную узнать, может ли его принять хозяйка, та покивала и ушла куда-то вглубь жилой части дома. Суржиков похлопал себя по уху, беззвучно выговаривая слова заклинания, и в который раз удивился, что всё сработало.

Сработало, Тьма его побери!

Слышно было негромкое «тук-тук» и голос Насти, уже вполне нормальный и бойкий, без гнусавости и протяжных гласных.

— Можно, Шарлотта Германовна?

— Заходи скорей! — чуть хлопнула дверь, скрежетнул ключ в замке. — Ну, что там? Да не стой столбом, подай мне рясу мою, и тем временем рассказывай!

— Сыщик пришёл, — стала докладывать горничная. — Сперва со старухой говорил долго, потом за меня взялся. Пантелеймоновна-то ему напела всякого, и про травки особые, и про Дианку…

Оценив подробное и толковое изложение обоих разговоров (подслушивала, значит, милая девушка Настя, пока он с нянькой беседовал), Влад отметил и звонкий, красивый голос Шарлотты, и её правильную речь, и манеру говорить — твёрдую и уверенную, но не напористую.

Тем интереснее было услышать вялое и безжизненное «Здравствуйте!» от женщины, вошедшей в гостиную через несколько минут.

Госпожа Шнаппс была хороша собой. Высокая статная фигура, пышные светлые волосы, выбивающиеся из-под серого платка, большие опущенные долу глаза; впрочем, в первый момент Суржиков успел разглядеть, что они голубые.

Хозяйка дома тихо отвечала на его вопросы о хозяйстве, муже и образе жизни, даже не интересуясь тем, зачем незнакомцу знать, проживает с ними дядюшка Гюнтер или приехал погостить. Когда Влад попытался расспросить её о том, в какую же церковь она ходит, женщина поджала губы — полные и розовые — и сказала всё так же тихо:

— Ни к чему вам это.

И более ни единого слова от госпожи Шнаппс сыщик не добился.

Распрощавшись с этой безмолвной статуей, он вышел во двор и почесал за ухом. Хорошо было бы проследить, куда Шарлотта Германовна отправится на богомолье, но как узнать, когда это произойдёт? Не сидеть же тут возле дома сутками, да и где прятаться? И Суржиков, с сомнением покосившись на сочные лопухи у ворот, постановил: доложить шефу о полученной информации и посоветоваться, что делать дальше. Да и помянутую парикмахершу, Диану Мерсье, не мешало бы разыскать, а значит, всяко нужно обращаться к городской страже.

И он решительно повернул в сторону Устретенской слободы.

Если же наш герой всё-таки прикинулся бы лопухом у ворот, то не более чем через полчаса смог бы увидеть, как горничная высовывает нос из двери и осматривает двор; как следом за ней выскальзывает из дома госпожа Шнаппс в васильковом платье и шляпке с вуалью и почти бежит к калитке; как садится в закрытый экипаж и забирает у горничной небольшой саквояжик…

Примерно на сотом круге по кабинету Алекс решил, что протёртый ковёр домовому не восстановить. А если и сумеет, так столько хозяин наслушается, что оно того не стоит. Поэтому он постарался взять себя в руки и хотя бы сесть.

Мальчишки не приходили. И попытка запустить в их комнату магическое ухо оказалась совершенно бесполезной: паршивцы провели время в Кракове не зря и, как минимум, научились ставить полог от подслушивания.

Он собрался уже идти к ним… или к Барбаре?.. в общем, куда-нибудь, когда коммуникатор, брошенный на стол, задрожал и засветился синим. Появившееся на экране лицо было совершенно незнакомым, а вот синяя форма и погоны говорили о том, что некто представляет официальные органы Царства Польского.

Неужели близнецы что-то настолько серьёзное натворили в Кракове?

— Господин Верещагин? Подпоручик Хондажевский, городская стража Кракова, — представился этот, в форме, и Алекс замер. — Скажите, вам знаком господин Таунен, Василий Таунен?

— Да, — голос у нашего героя скрипнул, и он откашлялся, чтобы повторить уже вполне нормально. — Да, я знаю господина Таунена, он работает у моих сыновей домашним педагогом. Гувернёром. Сейчас в отпуске. А что?

— Да видите ли… — поручик слегка замялся. — Он арестован по подозрению в краже… и на наши вопросы отвечать отказывается, а требует вызвать вас.

— В краже? — Верещагин отлично помнил, что именно близнецы рассказывали ему о приключениях добропорядочного гувернёра, но удивление сыграл безупречно. — Уверен, что это ошибка.

— Мы вынуждены просить вас прибыть в Краков, — уже твёрдо сказал стражник. — В ближайшее время.

— Хорошо, — кивнул Алекс. — Мне это крайне неудобно, но Василий работает на мою семью. Я прибуду первым же рейсом.

Двое детективов холодно распрощались, и наш герой, помянув Тёмного и его приспешников, полез смотреть расписание дирижаблей в сторону Кракова. Когда дверь кабинета приоткрылась, и в щель один за другим просочились близнецы, он поднял на них сосредоточенный взгляд и сообщил:

— Все наши планы откладываются, как минимум, на неделю. В качестве возмещения…

— Мы уже выбрали, — перебил его Стас. — Летние курсы воздухоплавания в Академии Жуковского.

Серж дополнил:

— Всем троим, Катька с нами.

Счастливый отец не то, чтобы не удивился, просто сумел удержать лицо, и ответил:

— Принято. А насчет того, что случилось…

— Не надо, пап. Давай… потом как-нибудь.

— Лучше скажи, когда ты улетаешь? — подхватил Стас.

— Откуда вы знаете, может, у меня просто новое расследование?

— Не-а, — близнецы дружно помотали головами. — Ты в Краков поедешь, Василия вытаскивать.

— Это, конечно, тоже расследование, — добавил Серж, — но другое.

— Получается, самый быстрый способ — сегодня вечером в Монакум, а завтра по прилету уже поездом в Краков, — сдался Алекс. — И расскажите-ка мне еще раз всё, что вам удалось узнать о тетрадях, книге и о том, чем ваш гувернёр занимался на свободе…

По дороге из Кривоколенного переулка Суржиков всё рассуждал сам с собой обо всём, что ему рассказали и не рассказали. Как раз дойдя до двери дома, он хлопнул себя по лбу и промычал:

— У-у, балда! Надо ж было соображать!

Он взбежал по лестнице на второй этаж, в несколько шагов достиг кабинета, открыл дверь и застыл, никого не увидев.

Алекс обнаружился в спальне. Он стоял над небольшим кожаным саквояжем и аккуратно укладывал туда чехол с рубашками.

— Шеф, я понял, где я лопухнулся!

— Что, сбежала наша богомолица? — поднял на него взгляд Верещагин. — Интересно только, в театр или к любовнику?

— Какой театр? — затормозил Владимир.

— Да я подумал, что очень все её молебны отдают дурным любительским спектаклем… Ты извини, я тебя перебил. Излагай, что ты придумал!

— Ага… Значит, замужем Шарлотта три года, не вчера выдали. И сама она из купеческой семьи, с детства её в почтении к старшим воспитывали и дела вести учили. Вполне себе такая… крепкая девица была. Стояла на земле обеими ногами.

— Это тебе нянька сказала?

— Что-то нянька, что-то я из разговора с неутешным супругом понял. Да и знаю я, как купцы дойчландского происхождения детей воспитывают, в детстве соседи были такие, насмотрелся! Так вот, три года назад она вышла за Шнаппса и жила с ним… нормально. Хороший прочный брак. Если бы сразу после замужества она взбрыкнула, можно было бы списать на девичье потрясение, нервы, всё такое. Но чтобы три года нервы не вибрировали, а тут вдруг взыграли?

— Согласен, — кивнул Алекс. — И ты решил?..

— Я решил, что она любовника завела, тут-то крышу и сорвало. Шнаппс… не похож на инкуба.

Не удержавшись, Верещагин фыркнул:

— Вот уж точно! Но старуха тебе об их проблемах в спальне не рассказала?

— Думаю, она и не знает. Подруге женщина могла бы рассказать о таких подробностях личной жизни, но не няньке. Ну, мне так кажется. Так что я планирую хорошенько потрясти парикмахершу, авось, что-то и вытрясем.

— Хорошо, так и сделаем. Тебе придётся довести это дело самому, потому что я сегодня вечером должен отбыть в Краков.

— Потерявшийся гувернёр, — кивнул Суржиков. — Слушай, и клиенту мне придётся отчитываться?

— Отчитаешься, небось, не бином Ньютона. Бланки отчётов в правой тумбе стола, оплату положишь пока на свой банковский счёт, вернусь — разберёмся.

— А вдруг я не сумею…

— Иди к тёмному! — разозлился Алекс. — Гамлета сыграть сумел? Ну, так сыграй и Шерлока Холмса!

Барбара Вишневская и сама не слишком хорошо понимала, что привело её в Москву, и почему она не уехала сразу же, доставив детей. Или, может быть, понимала, но всё ещё не готова была в этом самой себе сознаться. Со времени их знакомства с Алексеем Верещагиным и его непростым семейством прошло не так уж мало времени, почти полтора года. Они периодически встречались то в Кракове, то в Медиолануме, то в Лютеции, и при каждой встрече этих двоих буквально бросало друг к другу, никакой не было возможности оторваться, разомкнуть объятия.

А потом они всё же расставались.

И наступали долгие периоды молчания, прерываемые редкими электронными письмами или разговорами по коммуникатору.

Ни Алекс, ни Барбара ни разу не говорили о том, чтобы жить вместе, хотя, что уж скрывать, у любой женщины такая мысль возникает и долбит мозг изнутри. Конечно, вот она — любовь, страсть, которая за это время нимало не потухла, а с другой стороны — налаженная жизнь, работа, друзья…

Никак невозможно представить, чтобы Верещагин бросил дом и работу и поехал завоёвывать клиентов в Краков. Но для пани Вишневской переезд в Москву представлялся совершенно невозможным, немыслимым после первого брака.

И всё же, когда Алекс позвонил ей в некоторой растерянности и попросил помочь, она бросила всё, взяла отпуск в клинике и собрала чемодан.

Всё это и много другое Барбара обдумывала, вымешивая тесто. Наконец она сочла, что нужная структура достигнута, накрыла таз чистым льняным полотенцем и стала отряхивать руки. Тут её обняли сзади и поцеловали в макушку:

— Пироги будут?

— С капустой, с мясом и с маком.

— Здорово… Жаль, что я не попробую.

— Это почему? — развернулась она к Алексу.

Он развёл руками:

— Дурацкое стечение обстоятельств. Представляешь, сегодня отправляюсь в Краков. Василий влип в историю. Мне звонила городская стража, его обвиняют в краже.

— Святая Бригита, ерунда какая! — Барбара быстро вымыла руки, сердито стряхнула воду, поискала глазами полотенце и, не найдя, вытерла пальцы о фартук. — Так, погоди минуту…

Она почти пробежала до отведённой ей комнаты, вытащила из чемодана пухлую записную книжку и быстро перелистала её:

— Ага, вот! Записывай: Марек Пшемысский, капитан стражи. Свяжись с ним, он поможет…

— Твой поклонник? — равнодушно поинтересовался Верещагин.

— Друг детства, — она рассмеялась и, встав на цыпочки, чмокнула ревнивца в кончик носа. — Постарайся быстро с ними разобраться, а то у меня кончится отпуск.

Дирижабль «Герцогиня Ауфштадт» отвалил от причальной мачты точно по расписанию, в восемнадцать тридцать. Глеб откинулся на спинку удобного кресла и не без удовольствия осмотрелся. Увиденное ему понравилось: хотя в брюхе дирижабля и помещалось более двухсот пассажиров, со своего места он видел ещё пятерых. Более того, когда подойдёт время спать, спинка кресла откинется, боковую загородку можно будет сдвинуть и остаться практически одному.

— Что меня радует, — сказал он, обращаясь к своему спутнику, — так это то, что наше руководство не стало экономить и отправило нас без ночевок на промежуточных станциях.

Капитан-лейтенант Кулиджанов согласно угукнул и раскрыл на столике папку с делом.

— Давай поглядим еще раз, какой у нас план.

— Да какой план, если мы ещё сутки лететь будем?

— У нас есть, во-первых, рекомендации, во-вторых, цель.

— И, в-третьих — адрес, — пожал плечами Глеб. — А пока мы не знаем, что скажет нам этот господин с говорящей фамилией, любые дальнейшие действия предсказать невозможно. Кстати, я не посмотрел год его рождения — это что, [тот самый] Монтегрифо?

Слова «тот самый» в его речи явно были выделены жирным шрифтом.

— Нет, ну ты что? Знаменитый библиофил, букинист и авантюрист Пако Монтегрифо был дедом нашего гипотетического информатора. Двести с лишним лет человеку без капли магии не прожить никак! Да и Маноло, к которому мы едем, тоже немолод…

Никонов вытащил из папки лист бумаги и прочёл негромко: «Монтегрифо, Маноло Пабло Эстебан, родился пятого мая 2084 года в Мадриде, с 2122 года постоянно живёт в Монакуме. Занимается изучением рунной магии, коллекционер-библиофил…».

— Это выходит, ему больше ста лет? — поднял брови Глеб.

— Сто один. И он до сих пор управляет своей небольшой империей, хотя уже лет тридцать не расстаётся с креслом на колесиках.

— Болел?

— Передозировкой смертельных проклятий, — усмехнулся Кулиджанов. — Благодаря мощным защитным амулетам почтенный господин Монтегрифо остался жив, но ногами не владеет.

— И кто ж его так?

— Клиент. Недовольный клиент, как ты понимаешь. А недоволен он остался, получив не совсем ту книгу, которую оплачивал. Ему требовался сборник призывов к духам лоа с прилагаемым перечнем даров издания Нувель-Орлеанского университета 1756 года, а Маноло Пабло Эстебан вручил том, выпущенный на три года позже.

— То есть, изданный после принятия первого закона о запрещённых заклинаниях? — присвистнул Глеб. — Действительно, досадная разница…

— Вот именно. Наш вудуист был украшен орихалковыми браслетами и надолго забыл о духах лоа, но ног господину букинисту это не вернуло…

— То есть, получается, этот самый букинист вовсе не такой уж невинный барашек?

Кулиджанов помолчал, потом закрыл папку и убрал её в сумку, а сумку — в пространственный карман.

— Знаешь, — сказал он наконец, — среди этой публики — букинистов, антикваров, коллекционеров и тому подобных — можно встретить упрямого барана. Но вот невинного ягненочка — вряд ли. В конце концов, каждый из нас состоит не только из того, что он съел, но ещё и из того, что он прочёл…

Подошедший стюард прервал их философскую беседу предложением поужинать, по желанию, в ресторане или на месте.

— В ресторане, — быстро ответил Глеб. — Давай-давай, разомнём ноги, сидеть ещё долго!

— Сидеть, лежать, есть, и всё со скоростью почти четыреста километров в час, — пробурчал в ответ Кулиджанов. — Работать надо! В Монакум мы должны прибыть готовыми к разговору с Маноло Пабло и так далее.

Зал ресторана был освещён лампами, стоящими на каждом из столов, плюс притушенными магическими фонарями, живописно разбросанными под куполообразным потолком. Сидя на своём месте, можно было разглядеть лишь физиономию своего визави, ну, может быть, ещё соседа справа или слева. Остальные почти две сотни ужинающих оставались невидимыми.

И тем не менее, усевшись на удобный диванчик и подняв глаза, инспектор Никонов первым делом увидел за соседним столиком знакомое лицо.

— Батюшки светы! — воскликнул он с некоторой подколкой. — И здесь ты?

Алекс — а сидел по соседству именно он — слегка поморщился:

— Как известно, Москва — очень маленькая деревня, где все друг друга знают. Очевидно, это распространяется и на другие города и веси.

Инспектор помахал рукой официанту и, когда тот подошёл, попросил его:

— Пересадите нашего друга за этот же столик, пожалуйста… Ага, вот и отлично. Итак, я не помню, вроде бы вы не знакомы?

В ответ на этот вопрос Верещагин помотал головой, а безопасник, наоборот, покивал.

— Вот и славно! — потёр руки Глеб и быстро их друг другу представил. — А теперь рассказывай, дорогой друг, коллега-частник, зарабатывающий бешеные миллионы, какой тёмный несёт тебя в Дойчланд?

Выслушав лаконично изложенную историю обвинения гувернёра Василия в краже, Кулиджанов потёр лоб и сказал хмуро:

— Скажите мне, у меня паранойя, или мне кажется, что это две стороны одной монеты?

— Учитывая поводы к нашим путешествиям, я бы сказал, что это листы одной книги! — хмыкнул инспектор. — Просто, подозреваю, идут они не подряд, и между ними излагается какая-то неизвестная нам часть истории.

— Ты говоришь, дети тебе расписали всё, что им известно?

Алекс кивнул.

— Дай почитать, утром верну, — протянул Кулиджанов руку. — Предлагаю вообще завершить трапезу и отправиться по своим местам, спать. А завтра, на свежую голову, обсудить произошедшее и выработать стратегию.

— Давай начнём с тактики! — усмехнулся Алекс, отдавая листки.

— А вот тактика и есть — выспаться и подумать, — серьёзно ответил капитан-лейтенант.

Укладываясь спать, Софья взбила подушку, перевернула её и снова взбила.

«Завтра надо будет поменять постельное бельё, — подумала она. — И найти прачечную, чтобы постирать это. И купить молока, сливок, фруктов хоть каких-нибудь и овощей. Картошки, вот, именно картошки! И мяса, сегодня почти всё съели, остался только кусок буженины на завтрак. Святая Бригита, хоть бы Аркадий Феофилактович поскорее вернулся!»

На грани сна ей показалось, что где-то поблизости прозвучал знакомый ехидный смешок…