Тайна Симеона Метафраста

Анна Дашевская, 2020

«Осторожно выпрямив ноги, высокий широкоплечий мужчина с коротким ёжиком светлых волос недовольно повёл плечами. – Ещё ковёр-самолёт бы мне предоставили… – буркнул он. – Тоже мне, любые услуги… Говорил он негромко, так, чтобы водитель этого необычного экипажа не слышал. Не то чтобы он чего-то опасался – он, Франц Класхофен, маг-антиквар, владелец нескольких крупных магазинов… и кое-чего ещё, о чём не стоит знать широкой публике! Нет и нет. Просто Франц не считал разумным выказывать свои истинные чувства к тем, кто в данный момент серьёзно его выручает. Вот когда он залижет раны, встряхнётся, расплатится по всем долгам и получит свой козырь – вот тогда можно будет и помериться, кто сильнее…»

Глава 3. 10 мая 2185 года от О.Д.

{«…если книга переплетена в пергамен, а не в телячью кожу, и поля у нее на три сантиметра шире обычного, это может поднять цену на тысячи».}

{Артуро Перес-Реверте, «Клуб Дюма, или тень Ришелье»}

Надо признаться, после вчерашней нервотрёпки и первого дня работы в одиночку Суржиков банально проспал. Кто-то заглядывал к нему в комнату, звал на разные голоса, подносил к носу неимоверно пахучий кофе — наш герой спал, и его могучий равномерный храп был достойным ответом всем попыткам нарушить это прекрасное состояние души и тела.

В конце концов над самым его ухом кто-то гаркнул:

— Занавес! Суржиков, две минуты до занавеса, кончай ухо давить!

И тут Влад подлетел на кровати, судорожно хватая ртом воздух.

Разглядев, кто сидит в его любимом кресле, да ещё и посмеивается, он лишь печально покачал головой и пошёл в ванную, пробормотав:

— Бог тебя простит, Савелий. Или не простит.

К его возвращению на столе исходила паром чашка с кофе, рядом золотился поджаренный хлеб, свежее масло покрывалось капельками воды, и сливочник стыдливо приоткрывал желтоватую поверхность пенки.

— Ладно, — сурово заявил Суржиков, в один глоток выпив чашку кофе и неспешно пригубив вторую. — Говори, чего надо тебе, аспид!

Лицо незваного гостя, покрытое морщинами и складками, сложилось в умильную гримасу:

— Володечка, так ведь я ж не сам к тебе, меня общество послало!

— Какое общество? — подавил вздох Влад.

— Так труппа театра нашего, дорогой мой!

— Зачем, Савелий? Пять лет прошло, а я и сейчас помню, как на читке «Федры» аплодировали этому… шарлатану, который меня выгонял. И что, теперь труппа вспомнила, что был в ней такой актёр? Брось, Крамов, фигня это.

Старый лицедей посерьёзнел, морщины и складки нарисовали совсем уж трагическую гримасу, а левый глаз стал косить куда-то в угол.

— Да разве ж в том дело, Влад, — сказал он тихо. — Плохо у нас, помощь твоя нужна.

— Я пять лет играл этого… который листовки раздаёт, так что, боюсь, более серьёзной роли уже не потяну, — Суржиков продолжал обижаться, хотя и понимал уже, что дело не в какой бы то ни было роли и даже не в главном режиссёре.

Резким жестом он отодвинул чашку, тем более что уже наелся.

— Рассказывай, что случилось.

— Ворует кто-то у нас за кулисами, — просто ответил Савелий. — Свой крадёт, понимаешь? Воруют и пакостят…

— И что украли? Выручку из кассы? Брильянты Мавлюдовой? Архив Дёминой?

— Если бы… — гость махнул рукой. — Самое дорогое тянут, что там брильянты…

— Ну так что, говори уже!

— У Виктории Мавлюдовой пропал розовый веер, с которым она всегда играет все костюмные роли, — начал загибать пальцы Крамов. — У Тихорецкого стащили гвоздь…

— Что, тот самый? Который он нашёл за кулисами на своём первом бенефисе? — перебил его Влад.

— Именно тот самый! Не знаю, помнишь ли ты, Эдик его всюду с собой таскал, считал главное счастливой приметой.

— Помню, и его, и веер… Ладно, а ещё что?

— Перед премьерой «Идеального мужа» во всех гримёрках перевернули коробки с пудрой и с румянами. Из костюмерной пропали счастливые туфли Золотова, а в бальном платье Золушки вырезали дыру в подоле. А недавно… знаешь, это было последней каплей! — тут Савелий покосился через плечо и зашептал: — Представь себе, первое представление новой современной пьесы, ждут массу высоких гостей, чуть ли не самого! — рассказчик поднял вверх указательный палец, что долженствовало показать высокий пост предполагаемого гостя. — И за полчаса до начала, как раз когда все настраиваются на роль, в коридорах возле гримёрок и у выходов на сцену обнаруживают листовки с цитатами из той самой шотландской пьесы!^[1]

Слова, которые вырвались у Суржикова в этот момент, мы опустим, но поверьте, собеседник его экспрессивность оценил и даже уважительно цокнул языком. Влад выдохнул и спросил:

— Ладно, а что главреж говорит?

— Ну, Сергей Степаныч сперва отмахивался, мол, сами потеряли. Потом хотел списать на мелкое хулиганство, мол, мальчишки какие-то пробрались и пакостят. Даже сторожа под это дело уволил и нового взял. Ну, а после шотландской пьесы… Он же её ставить собирался, представляешь?

Владимир кивнул. Много лет назад, даже не в прошлой, а в позапрошлой жизни, ещё в Пермь-Вычегодске, он как раз в роли Макбета и прославился, так что многое про это помнил.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Чего ты от меня хочешь?

— Ты сыщик? Ну, вот мы и хотим тебя нанять, чтобы ты вывел пакостника на чистую воду.

— Мы — это кто? С кем я договор заключать буду?

— Со старостой труппы. Дуайеном, так сказать. Это, собственно говоря, я и есть, — и Савелий Крамов приосанился.

— Дуайен, значит… — Суржиков потёр подбородок. — Давай так: мне нужно закончить дело, которое я сейчас веду, — сказал он, и сам удивился, как веско и уверенно это прозвучало. — Думаю, к завтрему я освобожусь и отчёт клиенту отдам. После чего зайду в театр и погляжу, что там и как. Имей в виду и передай… обществу, что услуги мои не бесплатны, берём мы пятьсот дукатов в день плюс расходы по делу. Без денег работать я не могу, у меня старший партнёр есть.

Судя по несколько поскучневшему лицу Савелия, он рассчитывал как раз на бесплатное обслуживание.

Впрочем, деваться старому актёру было некуда, без согласия на работу частного сыщика его бы в родной труппе с кашей съели, и он отбыл, уговорившись о времени встречи.

Было ли то результатом усталости после долгого перелёта, нервов из-за важной встречи или особой мягкости тёмного раухбира, но спали сыщики, словно младенцы. И никому не мешало то, что один храпел, другой говорил во сне, третьему же явно снилась погоня. Проснулись они поздно, спали бы и дольше, но в распахнутое по случаю тёплой погоды окно влетела птичка магвестника. Кулиджанов вынужден был пробудиться, а следом за ним и его товарищи: спать под звонкое возмущённое чириканье было совершенно невозможно.

Капитан-лейтенант открыл письмо, услышав последнее возмущённое «квиррр!», прочёл и вздохнул:

— Экземпляр «Метафраста», который попал к нам в руки, к королю Сигизмунду Августу никакого отношения не имел. Пометок нет.

Хмыкнув, Алекс потянулся, вскочил с кровати и пошёл в ванную, сказав лишь:

— После завтрака всё обсудим.

Торопиться им было некуда, и завтракали неспешно и обстоятельно. Когда в бездонном желудке инспектора Никонова исчез последний кусочек белой сосиски, Алекс сказал ехидно:

— Между прочим, шкурку полагается оставлять на тарелке, её местные не едят.

— Слушай, я всю ночь голодал! — с искренним возмущением ответил инспектор. — И неизвестно, когда удастся поесть следующий раз. Этот изверг ведь сейчас работать заставит, — и он кивнул в сторону Кулиджанова, как раз в этот момент о чём-то шепчущегося с хозяином.

— Заставит, — согласился Алекс, задумываясь, не съесть ли ещё сосиску.

От размышлений его отвлёк капитан-лейтенант, бодрой походкой вернувшийся к их столику:

— Пошли работать. Господин Шульце принесёт нам ещё кофе для бодрости.

То ли у герра Шульце был тайный ход, то ли он пользовался порталами — неизвестно, но, когда сыщики пришли в свой номер, на столе уже стоял поднос с кофе, сливочником и горкой кренделей, называемых в Монакуме «брецель».

— Отлично! — сказал Кулиджанов, усаживаясь. — Итак, для начала о твоём беглом учителе. Я запросил городскую стражу Кракова о подробностях дела.

— И что, уже ответили?

— Разумеется! — в голосе представителя службы магбезопасности прозвучала явная нотка гордости. — Итак… Василий Таунен был арестован городской стражей Кракова по подозрению в краже, совершённой в доме известного коллекционера Мечислава Войтыцкого. В настоящий момент Таунен отпущен по подписку о невыезде, так как за него поручился уважаемый гражданин Кракова.

— И что он пытался украсть? — с долей скепсиса спросил Алекс.

— И кто этот уважаемый гражданин? — в тот же момент поинтересовался Никонов.

Они сердито посмотрели друг на друга, капитан-лейтенант усмехнулся и ответил:

— Уважаемый гражданин — владелец антикварно-букинистической лавки пан Тадеуш Красницкий. Он поручился за подозреваемого и поселил его в своём доме. А украсть он пытался, по словам Войтыцкого, большой раритет, драгоценную книгу 1558 года издания Эльзевира, «Готская руническая письменность…». Ваш хороший знакомый, Симеон Метафраст.

— Что, опять? — простонал Алекс. — Мы от этой книги никогда не избавимся…

Кулиджанов развёл руками. Он сохранял суровый вид истинного розыскника, но глаза смеялись.

— Так получается, что книга не в Монакуме, а в Кракове? — поинтересовался Никонов.

— Слушай, был напечатан тираж! Пятьсот экземпляров, конечно, совсем немного, но и покупали нашего Метафраста только маги. А они живут долго, и книгами не разбрасываются, поэтому могла сохраниться большая часть тиража. Мы ищем следы не просто «Готской рунической письменности», а том с пометками короля Сигизмунда Августа.

— И не только мы, — меланхолически заметил инспектор и протянул руку к последнему кренделю.

Алекс опередил его, быстро схватил выпечку и откусил краешек.

— Солёный, да со сладким кофе — красота! — сказал он. — Ты прав, Глеб, не только мы. Так что было бы лучше, если бы эта книга оказалась у Монтегрифо, её бы конфисковали, да и дело с концом.

Тут у Кулиджанова просигналил коммуникатор, он посмотрел на экран и ответил. Разговор был явно неприятный, капитан-лейтенант повторял только «да» и «нет» и мрачнел с каждой фразой. Наконец он отключил коммуникатор, отложил его в сторону и сообщил:

— Класхофен ушёл от наблюдения, избавился от фиксирующего амулета и исчез из Москвы.

Верещагин выругался, инспектор с досадой плюнул.

— Ну ясное дело, эти обалдуи расслабились… Говорил я, надо его за решёткой держать! Нет, разрешили домашний арест, как же — пожилой человек, вдруг плохо станет…

— Надо будет, когда снова Класхофена возьмём, сообщить ему, что его охарактеризовали как пожилого! — развеселился вдруг Кулиджанов. — Авось сдохнет от злости!

— И когда это произошло?

— Примерно в тот момент, когда мы устраивались поудобнее в дирижабле.

— Погоди, но это ж позавчера! А почему только сегодня сообщили?

— А потому, что этот… пожилой антиквар, прострел ему в поясницу, сказал, что заболел, простудился, плохо ему, и попросил не беспокоить. Амулет показывал, что он на месте, вот ребятки и уважили просьбу.

— Лопухи, — подвёл итог Никонов. — А мы предупреждали…

В этот момент в открытое окно влетел магвестник и приземлился на стол перед Алексом.

— Надо же, какая у нас сегодня активная переписка! — хмыкнул он. — И что тут у нас?

Белая птичка превратилась в записку: в витиеватых выражениях господина Верещагина просили пожаловать в особняк Маноло Пабло Эстебана Монтегрифо к семи часам вечера, дабы завершить обсуждение сделки. Приписка рекомендовала вечерний костюм, так как господин Верещагин приглашается также и на коктейль в дружеской компании, который последует после переговоров.

Приглашённый счастливым не выглядел.

— Тю-ю! — присвистнул он. — Вечерний костюм! Я с собой смокинг не брал, только джинсы и куртку…

— Ерунда. Если не найдём в прокате, заглянем в нашу костюмерную, — махнул рукой капитан-лейтенант. — Полагаю, в запасниках Службы магбезопасности найдутся три комплекта нужного размера.

— Тогда лучше с костюмерной и начать, — предложил Никонов. — Не знаю, как у тебя, а мои командировочные аренду смокингов и фраков не предполагали, а Алекс и вообще за свой счёт поехал. Экономить будем!

Когда Суржиков проводил гостя, часы показывали начало одиннадцатого. Он вздохнул, но достал коммуникатор и набрал номер господина Шнаппса.

— Альфред Францевич, если я через час подойду, сможет супруга ваша уделить мне время? А к вам бы я вечером подошёл, уже с отчётом.

— Приходите, Владимир Иванович, с Лоттой я поговорил, ждёт она вас. А отчёт… Эх, неудобно мне вечером, дела семейные. Давайте завтра с утра? В восемь, а?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Шекспировский «Макбет» считается среди актёров «проклятой» пьесой, даже произнести название или процитировать текст вне спектакля или репетиции — значит навлечь на себя невезение. Поэтому на всякий случай «Макбета» называют «шотландская пьеса» или «та самая пьеса Барда».