Соня

Михаил Осташевский, 2023

Вы когда-нибудь стояли на краю подоконника? Я – никогда. На первый взгляд – высоко и страшно, но знаете, чувствуется такая лёгкость, такая свобода. Так хочется расправить крылья и улететь. Нет, не вниз. А туда, куда захочу. Оставить всю боль и грязь, оставить ненавистную школу, дом, город. Оставить голоса, кошмары. Улететь отсюда, пока… Пока ужасы воображения не забрали меня с собой.

1. 16 мая 2013 года

Сегодняшнее утро ничем не отличалось от остальных. Мама уже ушла на работу, папаши тоже, слава богу, не слышно — либо еще спит, либо свалил. Соня любила просыпаться в тишине, без криков и ссор. До школы было ещё около часа, поэтому она неторопливо встала, надела тапочки с помпонами в виде головы маленькой кошечки и пошла на кухню, оставив включаться старый ноутбук. Как и всегда, на столе стоял уже остывший завтрак, но Соня на него даже не взглянула. Уже больше года она не могла нормально есть, особенно утром, любой кусок вызывал тошноту. Соня поставила чайник на плиту и зажгла конфорку электрической зажигалкой. Таблетки уже лежали на столе около тарелки. Чай и таблетки — идеальный завтрак, но не сегодня.

В последнее время «Кветиапин» неплохо помогал. Ушли кошмары, пропала дезориентация, в целом стало спокойнее. Один из побочных эффектов, на который она не рассчитывала: голоса, с которыми она «разговаривала» последние три года, затухли, остались лишь очертания, эхо. Но больше пострадал организм. Практически любая еда вызывала тошноту и боли в животе. За год она похудела до тридцати восьми килограммов, что при ее росте, немногим более полутора метров, было довольно мало.

Неделю назад в тайне от всех она прекратила принимать таблетки. Было сложно, особенно первые дни, но бегать к унитазу после каждого кусочка еды ей надоело. Это было странно, но она чувствовала, что соскучилась по голосам, и ей было что им рассказать.

С чашкой в одной руке и с таблетками в другой она вернулась в свою комнату. Ноутбук всё ещё грузился. Рядом с ним были разбросаны учебники и тетради, разрисованные крестами и пентаграммами. Соня села за стол, сгребла всё в кучу и нетерпеливо стала нажимать клавишу Enter в надежде, что ноутбук быстрее заработает. Но это не помогло.

Раздосадованно она махнула рукой и чуть не разлила чай, выругалась и начала среди кучи вещей искать школьный дневник. Открыла посмотреть:

Алгебра — ненавижу

Русский язык — ненавижу

Литература — ненавижу

ОБЖ — ненавижу

История

Химия — ненавижу

Вслух прокляв каждый из предметов, Соня швырнула дневник в портфель и стала искать нужные учебники. Если бы не сумасшедшая училка по истории, то может быть она смогла бы назвать её любимым предметом. Литературу можно не брать, Миша поделится. К чёрту эту учёбу. Ещё пару дней и выходные, а затем и каникулы. Больших планов она не строила, но как минимум больше никаких знакомых лиц.

Наконец загрузился ноутбук, и Соня тут же забила пальцами по клавиатуре в поиске любимой музыки. Да, песни про смерть и кровь были у нее в приоритете. Но она могла их слушать, только когда родителей не было дома. Мать не понимала ни слова, но словно догадывалась о содержании и начинала молиться, будучи неверующей, а у отца наливались кровью глаза, и он начинал наказывать Соню за то, что она слушает музыку «сатанистов». Один раз даже дошло до того, что папаша схватил ноутбук и кинул его в стену. Тогда визжали все: Соня от того, что больше не сможет сидеть во «Вконтакте», её мать — от того, что снова получила по лицу, а сам отец громко проклинал музыку. Соня пыталась его остановить, висела на руках, царапалась и кусала, но ничего не помогло, ноутбук всё равно полетел в стену. Чудом он выжил, но с тех пор через весь экран проходила трещина, а крышка не закрывалась.

Музыка заиграла, чай остывал, а таблетки полетели в боковой отсек рюкзака. Соня выбрасывала их в школе, боялась, что дома найдет мать. Заиграла группа Suicide Silence, настало время собираться. Перед зеркалом появилась симпатичная девчушка пятнадцати с половиной лет. Впалые из-за худобы щеки, обсыпанные небольшими прыщиками из-за неправильного питания, стали покрываться плотным слоем тонального крема. Вчерашние стрелки, которое ей было лень смывать перед сном, слегка размазались, но ведь не просто так существуют ватные диски? Намочив слюной один из них, Соня наспех подтёрла разводы и карандашом нарисовала новые. Вроде неплохо. Длинные белоснежные волосы (кто-то в школе смеялся над ней и называл седой, более умные — альбиносом) она завязала в хвост. Так было удобнее прятать их под капюшоном. Соне очень нравились ее волосы, несмотря на всевозможные насмешки. Конечно, их состояние было не в самом лучшем виде из-за постоянного окрашивания. Кончики нещадно секлись, а по утрам волос на расческе оставалось столько, что можно было набить ими небольшую игрушку.

Да, она выделялась среди своих одноклассников. Ходила вся в черном, мало с кем разговаривала, плохо училась, сидела на переменах одна в углу рекреации и слушала «сатанистскую» музыку. Всё это началось после неожиданных обстоятельств, и она превратилась в изгоя класса, а потом и всей школы. Мелкотня подходила к ней не переменах, показывала пальцем, кривлялась, кричала, что она «психичка» (и это ещё самые «добрые» слова), и убегала. И так почти каждый божий день.

В восьмом классе Соня была ещё «нормальной», а одноклассники не такие злые. Всё началось после очередного домашнего скандала утром. Отец снова орал на мать. Никто уже не помнил из-за чего, но ему и не нужен бы повод. Свою порцию подзатыльников успела получить и Соня. Накануне вечером, у неё поднялась небольшая температура, и она планировала отлежаться дома, но оставаться с отцом наедине не было никакого желания, поэтому собрала вещи и больная пошла на учёбу. Первые несколько уроков прошли ещё ничего, но после четвертого началась паническая атака. У Сони закружилась голова, катастрофически не хватало воздуха. Впервые она почувствовала, что такое деперсонализация. Первым пропало осязание. Приподняв руки над партой, она попробовала повертеть кистями, но они начали вертеться в другую сторону, словно кто-то ими управлял вместо неё. Пальцы были ватными и не сгибались. Шум класса стал подавляться странным хором, сливающийся в голос страданий, идущий откуда-то изнутри головы. Под конец урока она потеряла сознание и стукнулась носом об стол. Очнулась и увидела, что бордовыми каплями заливает тетрадку. Она сидела одна за последней партой, поэтому никто не заметил ее приступа.

Никто, кроме учителя.

— Соня, с тобой всё в порядке? Ты чего улеглась?

Весь класс дружно повернул голову, Соня не реагировала.

— Соня??? А ну немедленно подними голову с парты, что за неуважение?

Саша, мальчик, который сидел перед ней, хотел похлопать её по плечу, но вдруг кое-что заметил и побледнел.

— Надежда Петровна! Кажется, у неё… Кажется, у неё тут кровь!

Весь класс начал переглядываться и шептаться.

— А ну тихо! Обухов, что это ты придумываешь?

Надежда Петровна уже давно была немолода, шестой десяток разменяла четыре года назад. Ей бы уже на пенсию, но она считала своим долгом учить детей обществознанию до того момента, пока не перестанет ходить. Она смело рассказывала об этом всем подряд, а отпетые двоечники в тайне мечтали переломать ей ноги. Учительница, пробираясь сквозь парты, уже успела прокрутить в голове тысячу вариантов последствий. Первое, о чем, естественно, она подумала, так это о своей репутации. Где это видано, чтобы на уроке Захаровой Надежды Петровны ребенок лежал в крови на парте. Когда она подошла, один из одноклассников Сони уже втихаря снимал всё на телефон.

— Сонечка, с тобой всё в порядке? — Надежда Петровна приподняла её руку, которая закрывала лицо, и увидела перепачканную в крови тетрадь.

— Саша! Нет, не ты. Издемирова! Бегом за врачом. Все остальные — вон из класса. Вещи собрали и вон! Ей нужен воздух, Вадим, открой окно!

Класс зашевелился. Кто-то радостно вертелся, кто-то, бурча, собирал портфель. Наконец, все вышли из душного, как показалось Надежде Петровне, помещения. Через несколько минут прибежала медсестра с небольшим чемоданчиком. Соня уже пришла в себя и плакала.

— Тише, дорогая. Не волнуйся, сейчас придет врач, и всё будет хорошо, — пыталась успокоить девочку учительница.

Это не помогало. От её слов Соня стала реветь ещё больше. Кровь размазалась по всему лицу и рукам, испачкала белую кофту. Даже на, тогда ещё темных, волосах были небольшие красные капли. Симптомы почти кончились, остался неизведанный страх и голоса, будто знакомые, но сильно искажённые. Слов до сих пор было не разобрать.

— Надя, что с ней? — спросила медсестра Марина.

— Я не знаю. Сидела, сидела, а потом просто свалилась на парту без сознания.

Медсестра открыла чемодан, достала ватку и бутылочку нашатыря, на всякий случай.

— Саша, не уходи. В дальнем шкафу нижний ящик. Там, посмотри, внизу лежат полотенца. Дай мне одно.

Пока медсестра аккуратно вытирала лицо Соне, Саша, недовольно цокнув, злая, пошла к шкафу. Открыла первый шкафчик — одни книги. Второй — тоже самое. В оставшихся двух, помимо всяких учебников, стояли несколько бутылок вина и коньяка.

— Надежда Петровна, тут ничего нет.

Учительница обернулась и охнула, увидев, в какой ящик залезла Саша.

— Ты не тот ящик открыла! Я же сказала, в том шкафчике, на котором стоит Конституция!

— Вы про нее ничего не говорили, только сказали, что шкаф в углу, — обиженно сказала Саша.

— Ты опять ни черта не слушаешь! Всё, не мешайся под ногами, свободна!

Саша закинула учебники в сумку и, громко топая, вышла из класса, не забыв хлопнуть дверью. Надежда Петровна сама достала несколько полотенец, намочила их теплой водой и вернулась к Соне.

— Надь, ты чего так с ней? Из-за бутылок что ли?

— Говорила же, давайте в учительской их оставим, зачем у меня хранить, тем более Восьмое марта только через месяц. А она разболтает сейчас всем. Я же вижу, кем она растет. Будущая прошмандовка. Четырнадцать лет, а уже одевается как шлюха. Ты на эти стрелки посмотри — ужас! В наше время за такое бы высекли и заставили всё это смывать. Она главная сплетница в этом гребанном восьмом «Г» классе. Не просто так он под такой буквой. Она и её подружка Лера Смирнова. Помяни мое слово, они что-нибудь точно учудят, не сейчас, так через год или два.

Выдавая эту гневную тираду, Надежда Петровна протирала лицо Сони от крови и как будто не осознавала, что та её прекрасно слышит.

— Соня, мне нужен телефон твоей матери или отца. Я же вижу, что ты себя плохо чувствуешь, тебе надо домой и вызвать врача. Как у неё с давлением, Марин?

— Пониженное, причем слишком. Может, скорую?

— Не надо из мухи слона делать. Наверное, на погоду такая реакция, я себя тоже не очень хорошо чувствую.

— Но у неё ещё и температура.

— Я уверена, что врач, которого вызовет её мать, во всём разберется без нас. Соня, ты скажешь номер или нет? — процедила сквозь зубы учительница.

Соня молча полезла в портфель за телефоном. Она не помнила номер мамы наизусть, но нашла в контактах номер и вялыми пальцами нажала кнопку вызова. Учительница нетерпеливо вырвала телефон у неё из рук.

— Как твою маму зовут? — прошептала Надежда Петровна. — Алло, здравствуйте. Нет, нет, это не Соня. Я учительница по обществознанию, Надежда Петровна. Нет, совсем не поэтому. Ваша дочь заболела, и мы бы хотели, чтобы вы забрали её домой. Нет, не можем. Я не возьму на себя такую ответственность. Нет, одну мы её никуда не отпустим, пока не кончатся уроки по расписанию. Она будет вас ждать в кабинете медсестры. Да, хорошо, ждём.

Надежда Петровна вернула телефон обратно Соне.

— Соня, идти сама сможешь? Тебе уже полегче?

Соня неуверенно кивнула.

— Тогда пойди умойся, потом медсестра поможет тебе дойти до её кабинета. Нет-нет, тетрадь оставь. Я сама всё уберу.

Соня встала и медленно пошла к раковине. Из небольшого зеркальца на неё смотрело худое, бледное лицо с красными глазами и торчащими из носа ватками. Соня включила воду и вытерла остатки крови с аккуратного носика и щек. Попыталась убрать пятна с кофты, но лишь размазала их.

— Твой портфель принесут, за него не переживай.

Медсестра взяла Соню под руку, и они неторопливо вышли из класса. В коридоре уже столпилось несколько десятков школьников. У кого-то тут был следующий урок, а кто-то просто хотел посмотреть на Соню. Слух о том, что девочка из восьмого класса потеряла сознание и истекала кровью, облетел всю Сокиловскую школу за одну лишь перемену. Исподтишка на неё были направлены несколько телефонов. Соня, как могла, прикрывала размазанные капли крови, но дети всё равно нагло пялились на неё, рассматривали в упор. Большинство почему-то посмеивалось над ней. Она видела каждую ухмылку на их лицах, слышала каждый шепот.

Вдруг шепот стал громче, от чего резко заболела голова. Она слышала, как кто-то называл её больной или помешанной. Голоса становились громче, ей уже казалось, что все смеются над ней. Соня не выдержала и закричала.

— Хватит на меня смотреть, заткнитесь!

Тишина. Несколько секунд стояла полная тишина, пока откуда-то слева не раздался легкий смешок. Потом не только слева, но и сзади, спереди — со всех сторон. От обиды Соня заплакала и побежала вперед, расталкивая оказавшихся на пути пятиклассников. Кто-то поставил ей подножку, и она больно упала на колени. Громкий смех звучал со всех сторон, ей казалось, что и медсестра хохочет, показывая на неё пальцем. Соня свернулась калачиком посередине коридора и рыдала от боли, но больше от обиды.

Внезапно прозвенел спасительный звонок. Школьники расходились по кабинетам, оставив Соню одну. Это было первое явное проявление болезни и впоследствии далеко не последнее.

В комнате Сони был сильный беспорядок. Голоса, которые уже пару месяцев не появлялись в голове, говорили ей, что «хаос главенствует над всем» и что «опускаться до уборки комнаты — это грех». Так, по крайней мере, она рассказывала маме, что бы та её не трогала по пустякам. Первое время Соня не понимала и боялась голосов. Сперва он был один. «Матушка» появилась через несколько лет после смерти сестры. Она была женщина яростной и строгой. Именно она принимала на себя удары отца Сони. Тот, когда был пьяным, считал, что ремень — лучший способ воспитания девочек. Позже, когда Соня увлеклась гаданием на картах, появился голос мальчика-подростка. Поначалу он шептал что-то непонятное при раскладах, потом окреп, нахватался плохих слов и выкрикивал их невпопад. Спустя время Соня начала понимать, что он хочет сказать. Тогда он стал ещё одним полноценным жителем её головы.

Под столом валялись пустые банки из-под энергетиков. Врачи запрещали ей их пить, тем более с таблетками, но Соня нравилась эта «игра со смертью». Так тоже говорил голос. Над кроватью висели постеры Bring Me The Horizon и Suicide Silence. Особенно выделялся здоровенный плакат ныне покойного Митча «Удачливого». Он был обклеен самодельными розовыми и чёрными сердечками из бумаги. Ох, сколько же слёз и крови она пролила, когда узнала, что он разбился на мотоцикле, — и это в её день рождения!

На стене висела запылившаяся скрипка. Много лет назад на ней играла сестра. Хорошо играла, Соне нравилось слушать, как она наигрывает мелодии из фильмов. После смерти старшенькой скрипку закрепили на стене и строго-настрого запретили к ней прикасаться. Соня бросила на неё недоверчивый взгляд. Когда никого не было дома, она иногда снимала её с места и пробовала что-то наигрывать на манер сестры. Сейчас же она не была уверена, что осталась дома одна, поэтому оставила эту идею.

В школу идти не хотелось. Последние два года она по-настоящему её ненавидела. Прошлой зимой, Матушка требовала «сжечь к чертям собачьим эту школу», но после приёма мощных порций таблеток она утихла на пару недель. Голоса не любили пропадать, а Соне нужен был контроль над ними. Так и договорились: голоса не лезут в реальную жизнь, а она не пичкает их таблетками. Договор был нарушен на следующий день, и Соне пришлось пропить половину курса «Кветиапина».

Соня потянулась, сделала глоток горячего чая и пошла собираться. Школьный дресс-код её изрядно раздражал, и она, конечно же, его не соблюдала. Анархия — мать порядка. Ей не нравились белые блузки, вообще все белые вещи. В памяти очень плотно отложился момент, когда она судорожно пыталась оттереть с белой школьной блузки капли крови.

Чёрные кеды, чёрные джинсы и чёрная толстовка. В основном в школе мало кто соблюдал дресс-код, но почему-то замечания от заведующей по воспитательной работе получала только она.

— Неужели тебе нравится в этом шляться? Это ничуть не похоже на школьную форму. Ты хочешь, чтобы я снова вызвала твоих родителей в школу? — ругалась она.

Соня помнила, чем кончился последний вызов отца. Мать не смогла прийти из-за работы. Несколько очередных красных пятен на лице от ударов были ещё цветочками, поэтому она смело ответила:

— А вызывайте! Я в школу прихожу учиться, какая разница, в чём?

— Не дерзи мне, девочка! Есть устав школы, который обязаны соблюдать все ученики.

— Мне наплевать на ваш устав, да и на вас тоже. Если у вас больше нет ко мне вопросов, то мне пора на урок.

Под ошарашенный взгляд заведующей Соня развернулась и поспешила в класс. Так окончилась их последняя очная встреча. Родителей в школу, кстати, так и не вызвали.

На улице было тепло. Середина мая, солнечное утро. Закинув рюкзак за плечи, Соня вставила наушники в уши и вышла из квартиры. На лифте с девятого на второй. В одном из почтовых ящиков Соня хранила пачку сигарет. Она была уверена, что родители вряд ли одобрят её привычку, и, чтобы избежать новых побоев, не приносила их домой. Синяя пачка «Бурана» была практически пуста, а родители ей денег на обед не оставили. Она решила сэкономить и выкурила только одну сигарету вместо двух.

Школа находилась в пяти минутах ходьбы. До первого урока осталось двадцать минут. Алгебра.

Молодая учительница алгебры Ольга Владимировна, одна из первых заметила странное поведение Сони. Непонятное бормотание, пристальный взгляд на место, где и смотреть-то было не на что. Именно она и посоветовала родителям отправить Соню на осмотр к врачу.

Мама Сони долго не верила, что у дочери могут быть какие-то расстройства, и не решалась отправить дочь в клинику, ссылаясь на переходный возраст, пока не произошёл неприятный случай. Как пыталась объяснить Соня: «Я просто пыталась удалить наклейки с дневника. Меня завуч заставила, а в интернете писали, что лучше всего получится бритвой. Так я и порезалась». Но даже свято верующая в здоровье своего ребёнка мать засомневалась. Врачи поставили неутешительный диагноз — шизофрения.

Соня любила пораньше приходить в школу, чтобы её не трогали дежурные из старших классов, которые на входе ловили детей без сменки. Иногда приходилось появляться уже после звонка, когда дежурных не было, всё равно учителя редко обращали внимания, когда она опаздывала. Они вообще старались не иметь с ней дел.

Дым от сигарет сладко наполнял лёгкие. Она не курила целых полдня. Ей снова вспомнился разговор с её новым приятелем Мишей. Так странно, они учились в одном классе, но до этого никогда друг друга не замечали. После весенних каникул их класс повезли на экскурсию в Выборг — древний город на берегу Финского залива. Обычно Соня не ездила на такие мероприятия, но в этот раз всё удачно совпало, и у родителей нашлись деньги. Она опаздывала, и, когда прибежала к автобусу, все места были уже заняты, кроме одного. Миша сидел и уплетал бутерброды с сыром, которые сделала для него мать. Он был из бедной деревенской семьи, которая жила в нескольких километрах от Сокиловки, на местном болоте. Поговаривали, что их деревню основали ещё до Санкт-Петербурга. Они проболтали всю дорогу, потом ещё месяц по переписке, а вчера после уроков он пригласил её к себе в гости в деревню. Соня никогда не была в гостях у мальчиков (не считая дня рождения Стаса Шаповалова в третьем классе) и немного растерялась.

— А что мы будем делать?

— Ты же говорила, что умеешь гадать. Я бы хотел попробовать, мне никогда не гадали на картах!

Соня ответила, что не уверена и что ей надо подумать. На что Миша сказал, что у неё есть время до завтра. Он бы хотел пригласить её в пятницу после школы. Конечно, ей нравилось, что у неё появился ещё один человек, с которым она могла бы часто общаться, ведь Катя (её «лучшая», потому что единственная, подруга) после поступления в колледж отдалялась всё больше и больше. Но вот превращать общение во что-то большее ей не хотелось, он не привлекал её внешне. Хотя последнее время она стала замечать за собой, что ждёт от него сообщений.

«Матушка сейчас появится и расскажет», — уверяла себя Соня. Почти полгода голоса не давали о себе знать из-за таблеток. К тому же без маленького иуды с картами, делать было нечего. Со дня на день она ожидала их появления и очень надеялась, что они появятся до того, как придётся принимать решение.

До начала урока пять минут, а Миша опаздывал. Пришлось закурить ещё одну сигарету. Потом где-нибудь достанет. Математичка снова полезет докапываться. Почему им всем что-то надо от меня?

Зашла в школу одна. Охранник неодобрительно взглянул, но только хмыкнул. В класс она не пошла, захотелось в туалет. Мимо бегали и суетились дети, спешили на уроки. Время 9:04. Кто-то окликнул её, но она не обратила внимание. Молча прошла дальше, витая в своих мыслях.

В одной из кабинок на всю стену было написано маркером: «соня сумасшедшая», а снизу приписано: «шлюха». Приписка свежая, но её это не волновало. Она опустила стульчак, положила на него салфетки.

«Чистоплотность есть и у сумасшедших», — усмехнулась она.

В класс вошла в 9:13. Ольга Борисовна сделала вид, что не заметила, когда Соня на цыпочках пробиралась сквозь ряды к своей парте. Села молча. Разложила учебники и стала рисовать на полях. Миша так и не появился.

На доске мелькали формулы, синусы и косинусы, тригонометрические функции. Да кому это понадобится после школы? Даже продавщицам в «Пятерочке» считать не надо, всё делает компьютер. Раскрашивать клеточки было куда интереснее.

«И долго ещё это будет продолжаться?» — буркнул голос как будто позади неё.

Соня дёрнулась и чуть не вскрикнула от неожиданности. Она успела забыть этот голос.

«Не волнуйся, матушка ещё не проснулась, мы с тобой одни», — ответил маленький иуда на её мысленный вопрос, — но это ненадолго. Значит, ты перестала пить таблетки?»

Соня кивнула. Парочка одноклассников стали подозрительно на неё посматривать.

«Как скоро она проснётся?» — спросила Соня у своего голоса.

«Это зависит от тебя. Я знаю, ты можешь нас частично блокировать, возможно, у тебя получится не дать ей проснуться?»

«Ты её боишься?»

«Ты же помнишь, она может меня подавлять, ненадолго, все же это неприятно, она сильнее меня. Видимо, маленького иуду ты кормишь меньше. Что у тебя случилось?»

«Вот он», — Соня достала телефон и открыла страничку Миши во «Вконтакте». Пришлось повозиться, с кнопочного телефона не так просто было войти в интернет.

«Что с ним не так? Я его помню, тихоня, ничем вроде людей не привлекал».

«Мы начали общаться».

Маленький иуда на время замолчал.

«Да, так бывают, девочки взрослеют, им нравятся мальчики».

«Нет, ты не так понял. Мне просто нравится с ним общаться, а он, кажется, хочет чего-то большего. Он пригласил меня в гости завтра после школы. И вообще, что с твоим голосом? Ты как будто повзрослел?»

«С моим голосом? — усмехнулся маленький иуда. — С твоим голосом. Это же ты нас слышишь. Видимо, ты можешь менять нас, хотя, уверяю, я все так же мечтаю, что когда-нибудь мне удастся сломать тебя и стать главным в этом теле. О, кстати, она тоже этого хочет, так что не перекармливай её».

«Кто упомянул Матушку всуе?» — из-за спины, только на этот раз с правой стороны, раздался суровый женский голос.

«Доброе утро, Матушка, — съязвила Соня, — как спалось?»

«Иди к чёрту!»

Матушка была не из тех, кто пожелает доброго дня. Но даже такая компания её очень радовала. Наконец их троица воссоединилась.

«Как ты всё это объяснишь? — Матушка была требовательной женщиной. Любое непослушание каралось долгими, нудными лекциями и нравоучениями. — Ты обещала нам, что не станешь пить таблетки»

«Тогда мне это было необходимо. Вы перешли грань, и я почувствовала, что надо вас немного утихомирить».

«На полгода?»

Соне показалось, что один глаз ненароком попытался перевести взгляд на календарь.

«Куда дольше. Но сейчас мне нужен ваш совет».

«Я его плохо помню, твоего друга, рассказывай с самого начала».

«Была экскурсия, мы поехали в Выборг, — второпях начала рассказывать Соня, — мест в автобусе почти не было, поэтому пришлось сесть рядом с ним. Мы разговорились, пару раз погуляли, а теперь он зовёт меня к себе»

Соне не хотелось подробно расписывать голосам последние два месяца жизни.

«Он же страшный, ты посмотри на него, какая же он тебе пара! — возмутилась Матушка. — Послушай меня, дорогуша, опытную женщину. Все эти поговорки про милых, про шалаш — полный бред. Ты можешь с ним дружить, переписываться, но такие отношения точно не для тебя. Собралась нас всех в деревню сплавить?»

«Ты прекрасно знаешь, что ты тут ничего не решаешь».

«Зато я прекрасно знаю, как работает внушение, — усмехнулась Матушка, — поверь, даже карты тебе скажут, что это не твой вариант».

«Я ему рассказала… Он знает про карты. Не так много. Он просил погадать ему».

«Я думала, это один из тех секретов, которые уносят в могилу… — задумчиво проговорила Матушка. — Впрочем, это, возможно, к лучшему. Он захочет узнать, что скажут карты про ваше будущее, а там-то всё и вскроется».

«О чем ты?» — Матушка, слабо разбирающаяся даже в масти карт, очень удивила Соню.

«Я отсюда чувствую, с ним что-то не то, как будто его что-то м-м-м обволакивает, что-то вроде защиты. Карты либо не станут с ним говорить, либо специально скажут что-нибудь ужасное. Скажи, что я права, маленький иуда!»

«Они у тебя с собой?» — спросил маленький иуда.

«Да, всегда со мной, в портфеле».

«Доставай».

«Сейчас же урок, ты прекрасно знаешь, что в школе карты запрещены, их у меня просто заберут».

«Не парься, просто достань любую карту из колоды, подержи в руке и убери обратно, никто не заметит».

Соня посмотрела на учительницу. С доски уже исчезли тригонометрические функции. Теперь там были сложные уравнения. Класс активно готовился к сдаче ЕГЭ на следующий год. Все настолько были озабочены оценкой, даже учитель, что совсем не замечали, что происходит вокруг. Соня аккуратно полезла в портфель за колодой карт и спрятала их под партой. Девочка открыла пачку и ногтем подцепила карту из середины колоды. Вытащила. Валет Пик.

Класс померк. Перед глазами появилось небольшое чёрное озеро, посередине которого находился остров. Вокруг стояли высохшие деревья. За лысыми ветками просматривалось небольшая землянка, такая же чёрная и сгнившая, как и все вокруг. Дверь со скрипом отворилась, и из дома вышла фигура в тёмном капюшоне. Неспешно человек пошёл в сторону маленькой пристани. Остановился, снял капюшон. На Соню посмотрело распухшее лицо утопленника. Усмехнувшись, фигура прыгнула в озеро, отчего по прежде гладкой воде пошли гигантские волны. Из волн вырос двенадцатиэтажный дом, над которым горела полная красная луна.

Видение отпустило. Соня пришла в себя и обнаружила, что весь класс пялится на неё с недовольной учительницей во главе. Кто-то ухмылялся.

Соня пробормотала извинения и скрылась за учебником в надежде, что про неё забудут.

«Никто не заметит, говоришь?!»

Голоса молчали.

«Эй, ну и куда вы пропали? Вы эту кашу заварили, теперь сами расхлёбывайте. Что сейчас произошло?»

«Ты немного… Пошумела?»

«Это то, о чем я и говорила. Даже карты против. Не знаю, что ты видела, маленький иуда мне не говорит. Но тебе явно было страшно».

«Что это было?»

«Будущее? Прошлое? Я не до конца понял. Думаю, карты явно дали понять, что согласиться на его предложение — плохая идея»

«Не тратить время на всяких слизняков, вот что сказали карты», — настаивала Матушка.

Разбудила на свою голову, — буркнула Соня.

«Я всё слышала!»

«Я надеялась, что вы мне подскажете, что делать дальше, а вы за старое, только отговариваете. Когда вы наконец уже повзрослеете?»

Голоса замолчали. Тишина давила, на её фоне стал проявляться голос учителя, который объяснял формулы. Матушка наконец ответила ей:

«Ради твоего же блага, девочка. Когда я говорю “нет”, значит, так и надо поступать».

Иногда Соне казалась, что спорить — это то, ради чего она живёт. Всю жизнь она ни с кем не соглашалась ни по одному вопросу, даже будучи ребёнком, спорила со взрослыми. Частенько это плохо кончалось, что дома, что в школе. Но её забавляла эта игра. Сейчас она тоже решила остаться при своем. Завтра её ждала прогулка с одноклассником.