Предчувствие апокалипсиса

Анна Аксинина, 2022

Очнувшись в больнице после взрыва на базе отдыха, Вероника обнаружила, что ничего не помнит. Травмы ноги, руки и головы заживают, память тоже постепенно возвращается, отчасти информация всплывает сама по себе, много нового о себе она узнает от посетителей: друзей, родни, полиции. Некоторые подробности её жизни – радостные, другие – мучительные. Ника сразу вспомнила о сыне-школьнике, но куда пропали её родители и сестра? Двое уцелевших после взрыва, Ника и Марк, – главные подозреваемые у следствия. Они вместе пытаются найти виновного. Руку помощи протягивает друг семьи Кирилл, в которого в юности она была влюблена. Он приехал для организации выставки картин художницы Ады Каревой, матери Ники, из цикла, который она называла «Предчувствие апокалипсиса». Постепенно выясняется, что каждый в окружении Вероники что-то скрывает, пользуясь её потерей памяти…

«Большая черная птица вскочила на голову. Кажется, так выглядит ворона. Она больно впилась когтями в затылок и нахально поглядывала на меня круглыми блестящими глазами. Ей этого оказалось мало, наглая птица принялась клевать в висок»…

Женщина определенно проснулась. Рука смяла полотно. Она поняла, что где-то лежит. Свежий ветерок приятно обдувал лицо. Но голова! Она не просто болела, раскалывалась от боли! Не хотелось открывать глаза. Усилием воли она разлепила налитые тяжестью веки. Она действительно лежала на небольшой кровати, укрытая простыней. Рядом с кроватью стояла высокая палка, тонкая трубка от которой тянулась в правую руку. Стены салатного цвета и белый потолок в узкой незнакомой комнате. Она что, в больнице? Как же болит голова!

— Ух ты, проснулась! — раздался голос со стороны окна.

На краешке её кровати, придвинутой вплотную к раскрытому окну, стояла на коленях молодая девушка. Вернее, колени стояли на кровати, ступни свешивались, а сама девушка лежала животом на подоконнике, высовываясь в окно.

— Извини, я тут на твоей кровати расположилась. Ты все равно спишь, а ко мне Пашка вот-вот прийти должен, — торопливо объяснила она. — Меня Полина зовут, а тебя как?

Она напряглась. «Соня, кажется, меня зовут Соня». — Пронеслось в голове. — «Или нет?» Невозможно думать о чем-то, когда невыносимо болит голова.

Она устало закрыла глаза. Сквозь сизый туман женщина с узким породистым лицом ласково посмотрела на неё. Выразительные серые глаза, пепельные волосы собраны в небрежный узел на макушке, тонкой рукой она поправляет выбившиеся прядки мягких волос. «Вероника, Ника, доченька», — зовет она её.

«Мама? Это же моя мама!»

Она резко открыла глаза.

— Меня зовут Вероника. Ника.

— Вот и хорошо, познакомились, — девушка спустилась с окна. — Я позову медсестру. Ты вторые сутки спишь. Думаю, тебе снотворное капают. Надо сказать, что ты проснулась.

Полина встала перед кроватью Ники. Ничего себе! В какой же переделке побывала эта девушка? Правая рука в гипсе, голова забинтована, а на половину лица лег один сплошной багровый синяк. По контрасту вторая половина лица, где нет отека, сияет молодой гладкой кожей. Губы яркие, сочные, а зеленоватые глаза обрамлены густыми темными ресницами. «Она совсем молодая, от силы — 20 лет».

— Мы в больнице? — Спросила Ника.

— Да, в районной, в Ордынке. Где же еще можно быть в таком виде?

— А что с тобой случилось?

— На машине с Пашкой ехали, в аварию попали. Пашке хоть бы что, а я здесь оказалась. А у нас с ним свадьба через месяц.

— А я?

— Тебя из реки выловили. Головой ты сильно ударилась, и ребра треснули, я слышала, врач говорил. Документов при тебе не было. Тебя фотографировали, чтобы фото по телевидению показать и в газете местной напечатать. Хорошо, что ты проснулась и всё вспомнила. Щас, за медсестрой сбегаю.

Полина выскочила из двери. «Вспомнила. А что я вспомнила? Что меня зовут Вероника. Мама называет меня Ника. И все! Больше ничего не помню».

Ника закрыла глаза. Хорошо бы сейчас к маме. Но мамы нет. Она умерла. Ника уверена, знает точно, что мама умерла. Сердце больно сжалось, и слеза скатилась по щеке. Но кто-то у неё есть? Дима! Кто это? Чье-то лицо стало проступать, как сквозь туман…

Дверь шумно распахивается. Две женщины возникают перед кроватью Ники. Одна энергичная, полная, белый халат чуть не лопается на пышной груди. Из-под белой шапочки кокетливо выбиваются рыжие кудряшки. «Медсестра», — определила Ника. Вторая женщина — пожилая, худенькая, одета в простое летнее цветастое платье. Белые седые волосы коротко подстрижены. Морщинистые загорелые руки придерживают халат, наброшенный на плечи. Близко посаженные темные глаза с тревогой смотрят на Нику.

— Господи! Неужели Ника? Да, это она. Я сразу узнала её, когда по телевизору показали. Вероника Андреевна Карева. Так и запишите, — поворачивается она к медсестре.

Женщина опускается на стул возле кровати.

— А год рождения больной знаете? — Спрашивает медсестра.

— Знаю. В девятом году ей 20 было, значит, девятьсот восемьдесят девятый. Ника, моя девочка, как же это так! Ну, ничего, главное, живая. Все будет хорошо, я тебе обещаю. Ты помнишь меня? Я Ксения! Ксюша!

Шершавая рука осторожно гладит Нику по макушке. Ника не помнит, кто такая Ксения, но ей приятно. Она закрывает глаза и проваливается в сон.

… Девушка со светлыми волосами входит в комнату. Она обнимает Нику. Приятное тепло растекается по телу. «Ника, не бойся, я помогу тебе». Девушка плывет в воздухе. Она кружится и танцует, невесомая и легкая. Белое платье развевается вокруг неё. Свежий ветерок касается лица Ники…

Следующее утро началось более приятно и спокойно, без резкой головной боли. Хотя под повязкой на голове ощущалась тяжесть и временами что-то пульсировало. Завтрак принесли в палату. Медсестра поставила на тумбочку тарелку с кашей, лежащей серым скользким комком, и вторую — с куском хлеба, ломтиком сыра и кубиком масла, из эмалированного круглого чайника налила чай в стакан. Ника слегка поковыряла кашу, но чай отхлебнула с жадностью. Из хлеба, масла и сыра сделала бутерброд, но сжевала половину, решив оставить остальное на потом. Завернула остатки в салфетку и положила в пустую тумбочку.

Захотелось осмотреть себя, чтобы оценить свое состояние. Ника откинула простыню, обнаружив лишь короткую ситцевую рубашку, и пошевелила ногами. Движение отозвалось болью в правом колене. Правое колено выглядело значительно толще левого. Отек сопровождался сизым синяком. Ника попыталась сесть. Правая рука плохо слушалась и болела, но Ника натянула висевший на спинке кровати халат, одной рукой застегнула три пуговицы и доковыляла до санузла. Осторожно левой рукой умылась холодной водой, вернулась, но уронила полотенце на пол. Ника присела на край кровати и, стиснув зубы от напряжения, нагнулась, чтобы достать его.

— Что это за упражнения? — зычный голос прервал попытку Ники. — Больная, вам назначен постельный режим.

— Ой, обход! — Полина отпрянула от окна и легла в кровать, Ника последовала её примеру.

— Никишина, а вы что скачете, как заяц? Выпишу с нарушением режима! Больничный не оплатят!

— Виктор Иванович, я больше не буду, — заныла Полина. — А когда мне гипс снимут?

— Через месяц, если все срастется нормально.

— Хорошо, срастется, я обещаю. Но можно чуть пораньше снять гипс? У меня же свадьба. И платье уже куплено, открытое. Никак нельзя, чтобы гипс.

— Посмотрим на ваше поведение.

Врач подошел в Нике.

— Карева, как вы себя чувствуете? Вижу, вам значительно лучше. Голова болит?

— Побаливает.

— Сегодня еще покапаем. А завтра на МРТ. И лежать. Следователь хотел подъехать. Я разрешил ему 10 минут побеседовать с вами. Сможете отвечать на его вопросы?

— Наверное, смогу.

Врач покинул палату. Ника подняла подушку повыше и натянула одеяло до подмышек. Она осторожно ощупала голову левой рукой. Повязка вокруг головы, но больно только впереди, посреди лба.

— Полина, у меня нет синяков под глазами?

— Нет, ты же рассекла лоб, кровь вытекала — синяков нет. Тебе даже на свадьбу можно, если шляпку надеть поглубже. И лицо почти чистое, сбоку ободралась, но это ерунда, кремом тональным замазать и тип-топ, — Полина села на стул рядом с кроватью Ники.

— Чего хорошего? Нога отекла, и рука не слушается, — отозвалась Ника.

— Длинное платье скроет. А вот я что буду делать?

— Может отложить свадьбу?

— Ты что! Ресторан оплачен, приглашения всем разосланы. Не представляешь, чего мне стоило Павла к этой свадьбе подвести. Кобелина ещё тот!

— Зачем замуж за такого идти? Ты молодая и симпатичная. Найдешь себе приличного парня.

— Ника, а ты замужем?

Вопрос вгоняет Нику в ступор. «Муж, жених, свадьба, белое платье, кольца. Засыпать и просыпаться вместе. Нет, не помню ничего такого».

— Нет. И не была.

— А сколько тебе лет?

— А какой сейчас год?

— 2019-й.

— Ксюша сказала, что я с 1989-го, значит, тридцать.

Всплывает картинка: накрытый к чаю стол, ваза с тюльпанами, торт посередине, две свечки с цифрами «3» и «0». Вокруг толпятся улыбающиеся женщины, всем хорошо за 30, многие очень полные. «Да это же школа! Я — учительница…» Пустой длинный коридор, светлый от льющегося в окна солнца. Звенит звонок, распахиваются двери, выбегают шумные дети в одинаковой одежде. В глазах темнеет, но в голове оглушительно и навязчиво продолжает звенеть школьный звонок. Ника откидывается на подушку, прикрыв глаза. Но заснуть ей не дает настырная Полина.

— Нравится одной?

— Я не одна, у меня сын есть, Дима.

Фраза вылетает сама собой, как что-то привычное, часто повторяемое.

— А я не хочу, чтобы мои дети без отца росли.

Полина гордо подняла голову и вышла в коридор.

Ошеломленная своим новым знанием, Ника задумалась. Почему же она не вышла замуж? От кого родила ребёнка? Как мучительно ничего не помнить! Она закрыла глаза, сон сморил сразу.

…Кирилл, красивый молодой шатен, высокий и стройный, распахнутые карие глаза, брови вразлет, бесподобная улыбка… Сладко заныло сердце. Ника искательно заглядывала в его лицо, но он отворачивался, а потом пошел прочь от Ники по аллее между тополей в желтой листве. Там стояла девушка в легком белом платье и туфельках, он взял её за руку и они пошли дальше вдвоём. Пошли, не оглядываясь, среди золотых деревьев. Это было очень обидно! Ника хотела догнать их, но ноги приросли к земле, хотела окликнуть, но голос пропал. Кто эта девушка?! Ника видела её со спины, она так хотела назвать её по имени. Если бы только она вспомнила имя разлучницы! Но лишь стук каблучков раздавался и не умолкал…

Сон прервался осторожным стуком в дверь.

«Наверное, следователь», — успела подумать Ника. Но дверь отворилась, впустив вчерашнюю посетительницу, Ксюшу. Она придвинула стул, присела и раскрыла на коленях сумку.

— Ника, дорогая, врач сказал, что тебе сегодня значительно лучше. Как же я рада! А Маруся пожаловалась, что ты ничего не съела на завтрак, так я тебе блинчиков принесла. Помню, ты любила блинчики с яблоками, а Соня с вишнями.

«Соня! Это моя сестра Соня, девушка в белом платье…» — Ника замерла, взгляд её остекленел. — «Но где же она? Её тоже нет».

— Ой, извини! — Ксения погладила её по руке, виновато опустила глаза и торопливо продолжила. — Я с яблоками принесла, блинчики тепленькие, я в платок завернула. И чай смородиновый в термосе, как тебе нравилось.

Ксения ловко постелила холщевую салфетку перед Никой и достала из сумки тарелку с блинами. Ника сглотнула слюну.

Аромат яблок и корицы наполнил комнату. Ксения налила чай из термоса в фаянсовую кружку с рисунком усатой кошачьей морды. Ника определенно помнила эту кружку. Ксения перехватила её взгляд: «Твоя, твоя любимая кружка».

Маслянистые, кружевные блинчики, начиненные яблоками, просто таяли во рту. Как вкусно. Оказывается, она безумно проголодалась! Ника допила ароматный чай и без сил откинулась на подушки.

— Спасибо!

— На здоровье! — Ксения держала руку Ники и нежно поглаживала. — А в обед я тебе курочку принесу. В сухариках, и с помидорками.

Ника наелась, но перед глазами невольно встала картина: золотистый кусок курицы на тарелке, по бокам красные кружки помидор и зеленые листья салата.

— И с салатом?

— Конечно, с салатом! — Умилилась Ксения. — Я тебе домашней еды приносить буду. Знаем, какие здесь харчи!

— Ты тоже лежала в этой больнице? — Спросила Ника.

Ксения помолчала.

— Я здесь работала, старшей медсестрой, — после паузы произнесла она. — Недавно на пенсию вышла. Я на хорошем счету была. Меня все здесь знают и помнят. Разрешили к тебе приходить.

— Здравствуйте! А почему посторонние в палате? — Громкий голос раздался у двери.

Высокий грузный мужчина средних лет в форме, казалось, заполнил все свободное пространство больничной палаты. Наброшенный на плечи халат скрывал его погоны.

— Ухожу я, ухожу, — засуетилась Ксения.

— Гражданка, вы кто такая? Кем приходитесь потерпевшей?

— Бабушка я её.

— Так это вы её опознали?

— Да, я, по телевизору фото показали, сразу и признала.

— Быстро же вы приехали!

— Не приезжала я. Живу здесь рядом. Покушать принесла. Разве нельзя?

— Подождите меня в коридоре. Я задам вам несколько вопросов.

Ксения вышла. Следователь Веронике не понравился, хотя вел себя «по уставу»: поздоровался, представился. Фамилия и должность сразу вылетели из головы, а имя зацепилось «Иван Сергеевич». По ассоциации с Тургеневым. Он уставился на неё цепкими глазами-буравчиками, как будто она в чем-то виновата.

— Вы работали администратором на базе отдыха «Лесная поляна»? — Строгим голосом спросил Иван Сергеевич, усевшись на место Ксении.

— Администратором? — Ника удивилась. — «Я же учительница. Или была, но сменила профессию?».

— Может быть, — вымолвила она.

— Что значит, «может быть». А этот договор не вы подписывали?

Следователь поднес листок к глазам Ники, она не успела прочитать весь текст, но подпись внизу ей точно была знакома.

— Вам виднее.

— Что вы помните о случившемся на базе отдыха 25 июня?

Ника закрыла глаза. Огненная вспышка осветила кусты перед ней. Оглушительный грохот, сильный удар в лоб. Кажется, она тонула. Как страшно!

— Я устала и ничего не помню, — выдавила из себя Ника.

Виктор Иванович предупредил, что она может не разговаривать со следователем, если почувствует себя плохо. И врач-спаситель пришел на помощь.

— Извините, Иван Сергеевич, я прекращаю допрос пациентки. Вряд ли она что-то сможет вспомнить. Приходите дня через три-четыре. У неё положительная динамика. Тогда, думаю, она ответит на ваши вопросы.

— Хорошо, — неохотно согласился следователь, вставая. — До завтра! — Я пока побеседую с бабушкой.

— Вряд ли старушка что-то прояснит, насколько я знаю, они не общались с пациенткой длительное время.

Он сказал эту фразу в дверях, но Ника её услышала. «Непонятно, она такая добрая, а я с ней не общалась. Почему?»

Она лежала под капельницей и размышляла. «Что же случилось на базе отдыха, где я работала. Взрыв, похоже, что-то там взорвалось. И я оказалась в воде. Полина же сказала, что меня в воде выловили. Сходится. Я сильно ударилась лбом, и у меня пропала память, частично пропала. А сейчас возвращается, «динамика положительная». Я же вспомнила маму, вспомнила, как меня зовут, Кирилла вспомнила. Дура, разве это сейчас важно! Главное, что у меня есть сын Дима! Вот о чем думать надо».

Лекарство по каплям втекало в вену, уменьшая туман в голове и звон в ушах. Ника закрыла глаза, расслабила мышцы и несколько раз повторила про себя: «У меня есть сын Дима». И вдруг вспомнила совершенно ясно, как и не забывала. Дима отдыхает в летнем детском лагере! А лагерь называется «Следопыт». У них маленькие группы всего по 12 человек. На каждую группу воспитатель и вожатый. А спят они по 2-3 человека в комнате с санузлом, и воспитатель находится в соседней комнате. Каждую смену в лагере своя развлекательная программа. Эта смена занята поисками клада. Димка обожает ездить в «Следопыт». Он несколько смен проводит там каждое лето, хотя, это очень дорогой, элитный лагерь.

Ника обрадовалась: «Могу же, если захочу! Я звонила Диме, когда произошел взрыв. Точно, я вышла на террасу, чтобы музыка из зала не мешала мне разговаривать. Терраса нависает над водой, справа и слева кусты ивняка. А затем я полетела в воду. Звонила! Я упала в воду с телефоном. Необходимо срочно позвонить Димке, а то он с ума сойдет от беспокойства. Мы же каждый день созванивались».

— Полина, не могла бы ты дать мне телефон, сыну позвонить? Я минутку поговорю с ним. И деньги тебе заплачу.

— Не вопрос. Номер-то помнишь?

Ника задумалась. Пальцы машинально набрали номер телефона. Отозвался родной голос.

— Дима, я звоню с чужого телефона. Ты не волнуйся. Со мной все в порядке. Я телефон в воду уронила. Как твои дела?

— Мам, хорошо, что ты позвонила. Не сердись, я кроссовки порвал.

— Кроссовки? Они же почти новые были!

— Мама, ты представляешь, у меня способности к футболу обнаружились. Мы здесь играем в футбол, и меня назначили нападающим. Тренер сказал, что у меня талант, и я непременно стану футболистом! Мам, привези мне новые кроссовки, купи самые дешевые, все равно порвутся. Ой, тебе же ещё новый телефон покупать!

— Не переживай, деньги найду. Пока.

Принесли обед. Ника посмотрела на суп в тарелке, вдохнула запах и отказалась. К ней же обещала прийти Ксюша с курицей. А кстати, кто она такая? Если бабушка, то не родная, конечно, а двоюродная или троюродная. Ника попыталась еще раз включить мозги. Но напрасно. Ничего, в следующий раз вспомнит. Врач говорил следователю, что они с Ксенией долго не общались. Может быть, они с ней поссорились? Не похоже. Ксения искренне ей обрадовалась и завтраком накормила.

Стоило подумать про Ксению, как она появилась. С обещанной курицей. Как же вкусно Ксения готовит!

Ника лежала сытая и довольная. «Да какая мне разница, кем Ксения мне приходится. Придет время, вспомню. Неудобно, что она деньги на меня тратит. Не похожа она на состоятельную даму: одета бедно, вид неухоженный».

Сегодня у Ники оказался день посетителей. Лишь ушла Ксения, как пришел новый гость. Сначала в узкую дверь просунулся большой букет, затем крепкая рука и нарисовался мужчина средних лет. Ника решила, что пришел тот самый Павел к Полине. Но Полина удивленно округлила рот, уставившись на цветы, и Ника догадалась, что посетитель пришел к ней, а не к Полине. Мужчина действительно решительно направился в сторону Ники.

Ника внимательно осмотрела посетителя и нашла, что он совершенно не в её вкусе. Невысокого роста, чуть выше неё, крепко накачанный, с короткой стрижкой, серые невыразительные глаза широко расставлены, простецкий курносый нос и подбородок квадратный — одним словом, далеко не красавец. Ника отметила престижные часы на руке, модные дорогие джинсы и толстую золотую цепочку на мощной шее. Легко представить такого в малиновом пиджаке, в котором щеголяли поголовно все новые русские в девяностых.

Ника воочию увидела фотографию, иллюстрировавшую статью в журнале про известного итальянского модельера. Малиновый пиджак, как и «мобила», «шестисотый» мерседес и золотая цепь на шее, — такая вызывающая мода русских «братков» и бизнесменов пошла от Джанни Версаче. Хотя вряд ли у сорокалетнего мужчины может быть в гардеробе подобный пиджак, скорей уж кожаный или джинсовая куртка. Но сегодня жарко, и мужчина ограничился белой хлопковой футболкой.

— Здравствуйте, Вероника Андреевна! — Вежливо поздоровался посетитель. — Не подскажете, во что можно цветы поставить?

Полина встрепенулась.

— Я банку принесу, в процедурной на окне видела. Какой букет!

Нике тоже показалось, что букет чересчур красив для больницы, он был не просто большой, а изысканный. Из трех видов цветов Ника с уверенностью определила только розы, белые с нежным розовым оттенком. Их было 5, они составляли основу, а весь антураж представлял какую-то необыкновенную экзотику, но очень гармоничную.

— Мы знакомы? — Ника заставила себя оторваться от цветов и вопросительно посмотрела на мужчину.

— Вероника Андреевна, возможно, вы меня не запомнили хорошо. Это я заказывал банкет в «Лесной поляне» на 25 июня. Меня зовут Марк Пичугин. Можно просто — Марк.

— Тогда я — просто Вероника.

Марк смотрел вопросительно. Она напряглась. Определенно, она его видела раньше.

— Спецобслуживание. Банкет и номера. Вечер в кругу друзей. С девочками, — перечислила Вероника.

— Вспомнили! — Он улыбнулся ей. — А то врач ваш лечащий сообщил, что у вас провалы в памяти.

— Есть немного.

— Хотел поговорить с вами на тему банкета. Может быть, что-то странное было накануне или во время банкета? Люди посторонние? Любая мелочь важна.

— А вы почему спрашиваете? Ко мне уже следователь приходил, но я не стала с ним разговаривать. И с вами не обязана. Кто вы такой, чтобы меня допрашивать?

— Кто я такой?! Мы с тобой, Вероника, единственными остались, кто уцелел после взрыва газа на том банкете. Уже установили, что взрыв не случайным был! И сейчас на меня стрелки переводят. Думаешь, ты в стороне останешься? Мы с тобой двое — главные подозреваемые. Так что нам лучше вместе держаться, чтобы отбиться.

— Я не виновата, уверена, они разберутся.

— Ага, разберутся! Держи карман шире!

— Марк, поверь, — Вероника машинально тоже перешла на «ты». — Я, правда, ничего не знаю, и не видела. Я вышла на террасу с сыном по телефону поговорить. Мы с ним каждый вечер созваниваемся. Вспышка, грохот, меня выбросило в воду. Я даже не помню, как в больнице оказалась. И не всё про себя помню. Когда очнулась, имя своё не знала.

— Да, дела! Но вспомнила же своё имя, в конце концов! Будем надеяться, что и остальное вспомнишь. Тебе что-то надо? Лекарства, вещи, продукты? Говори, не стесняйся, привезу.

— Ко мне бабушка ходит, еду приносит, она местная. Она говорит, что здесь меня хорошо лечат. Завтра МРТ будут делать. Если результат окажется хороший, она обещала меня к себе домой забрать из больницы. Дома долечивать будет.

— Вероника, позвони мне, я приеду, помогу перевезти тебя к бабушке.

— У меня телефона нет. Можно мне какой-нибудь простенький аппарат купить, самый дешевый? И симку бы вставить. Я отдам деньги, потом.

— Договорились.

Марк на прощанье улыбнулся и вышел. «А у него приятная улыбка».

Полина вплыла в палату, прижимая к себе одной рукой двухлитровую банку, налитую до половины, она пристроила её на тумбочку и осторожно поставила букет, не ставший менее красивым от такой простой «вазы».

— Подумать только, какой роскошный букет! Девчонки в сестринской разахались, думают, он пришел тебе предложение делать. Так кто это приходил? Твой жених?

— Нет, клиент.

— Клиент?!

— Полина, что ты подумала? Марк банкет заказывал в нашем ресторане в тот самый день, когда взорвалось. Говорит, мы вдвоем выжили в зале после взрыва.

— Он ничего, симпатичный. Спортом занимается, часы дорогие. Наверное, богатый. Не упусти.

— Полина, я его второй раз вижу, и ничего о нем не знаю.

— Узнаешь, успеешь. Он на тебя с интересом смотрел, и на цветы раскошелился.

— Он интересуется, помню ли я что-то про тот злополучный день.

— А мне интересно, как же его в тихий час в палату пропустили? Точно, богатый! — Полина вздохнула и улеглась, наконец, на кровать.

Ника смотрела на цветы. Боже, какая красота! Когда ей последний раз мужчина дарил цветы? Даже если бы мозги включились, не вспомнила бы. Да, Первое сентября, Восьмое Марта, день рожденья родители учеников старались отметить. Но это как бы по должности. А просто как женщине, тем более, таких роскошных цветов никогда ей не преподносили! Зачем он потратился? Денег девать некуда? И банкет он заказывал по высшему разряду. Как вспышка молнии промелькнуло в памяти:

«…Их было шесть человек, одни мужчины, без жен. Они откупили всю базу отдыха. Сначала был чисто деловой ужин для мужчин. Девочки прибыли ближе к ночи. Мы с моей помощницей фуршет для дам накрывали. Вокруг этого Марка вертелась яркая красивая брюнетка. У неё имя необычное было. Девочки все были не «Тани и Мани»: Сабрины, Мадлены, но красотка Марка переплюнула всех. Как же её звали? Вспомнила! Еванджелина! Придумала, так придумала девочка себе экзотичное и неординарное имечко! Она самая красивая из всех была, не вульгарная, одета изыскано, со вкусом. Может, подруга? Не из «ночных бабочек»? Что с ней стало? Марк сказал, мы двое выжили из всех, кто был в зале…»

Ника решила отдохнуть и закрыла глаза. Ничего она изменить сейчас не сможет. Неприятности надо переживать по мере поступления. Но отдохнуть не удалось. Едва она задремала, резкий свист раздался под окном. Полина вскочила и метнулась к окну.

— Пашка!.. Ой, а вы к кому? К Нике?

— Ника, просыпайся к тебе очередной мужчина пришел! Под окном стоит.

Ника села в кровати, попыталась встать. Голова закружилась, она чуть не упала.

— Я не смогу подойти. Поля спроси, кто пришел и что ему надо?

— Мужчина, вы кто?

— Я Игорь. Игорь Зайко. Друг Ники.

«Игорь Зайко? Друг? «Сначала друг, потом супруг», — кто это говорил? Тетя Лида Зайко, мамина подруга по институту. Они сидят за чашечкой кофе, и стоят планы поженить нас с Игорем, когда мы подрастём. Мне, наверное, лет пять, я уплетаю пирожное, и всем довольна. А Игорь, лохматый, худощавый подросток, злится и краснеет. Это было давно, в той счастливой жизни, с мамой и папой. Мама тогда была весёлая, разговорчивая, любила приглашать гостей. Мы и сами часто ходили в гости».

Тем временем Полина отдаёт распоряжения Игорю.

— Видите, справа чурбак лежит? Ставьте его под окно и поднимайтесь. Она не сможет к вам выглянуть.

Полина отлипла от окна, а над подоконником показалась черная кудрявая голова, а затем и плечи Игоря, далеко не подростка, а зрелого уверенного в себе мужчины.

«Ох, эта голова была на моей подушке! Мы — любовники? Или нет?» — Ника в сомнении разглядывала Игоря.

Волосы кудрявятся на макушке, а на висках выбриты «под ноль». Линия высокого лба по бокам уже слегка приподнята залысинами. Черты лица правильные, немного портит впечатление темная щетина. Темно-серые глаза смотрят тревожно.

— Ника! Ты жива! И руки-ноги целы. Просто чудо!

— Игорь! Ты пришел…

«Вспомнила, почему, мне не нравится его модная борода. Он её отпустил, когда собрался жениться. Не на мне, о чем сам и сообщил, предварительно угостив хорошим обедом. Белый зал ресторана, столик в углу у окна. Я постаралась не заплакать, но пришлось выйти «носик припудрить». Отрепетировала речь перед зеркалом и сказала с улыбкой: «Полагаю, наши «сексуально-дружеские» отношения на этом закончились?» Он перестал нервничать, заулыбался: «Как скажешь. Но дружеские будут продолжаться».

Ника не собиралась больше никогда с ним общаться. Но постепенно чувство её отболело, перегорело. А затем нужда заставила. И когда Игорь предложил место администратора на его базе отдыха на время каникул, она ухватилась сразу.

— Ну и церберы в вашей больнице! Не смог уговорить, чтобы пропустили. Как ты?

— Лучше значительно. Память понемногу возвращается. Представь, имя своё не сразу, но вспомнила. Так что, прогресс налицо.

Ника улыбнулась Игорю. Друг — это даже лучше, чем любовник. Надежнее.

«Марк сказал, нас двое выжили. А как же мои работники? Трое постоянных и два приходящих?» Ужас охватил Нику.

— Как там наши? Как Катя? — Имя возникло само, как будто Ника и не забывала свою лучшую повариху.

— Наши все живы. Деревенские к тому времени уже ушли, охранник возле машин караулил. Катя твоя несла из кухни поднос со сливками и сахаром. В данный момент в монастырь уехала, отмаливать, что Бог беду отвел. Не знает даже, что ты нашлась.

— А в зале?

Игорь помрачнел.

— Из зала двое вас осталось: ты и заказчик банкета, он выходил как раз.

— Понятно.

— Прости, Никуся, что раньше не нашел тебя! Я сейчас в запаре, пытаюсь на обломках хоть что-то восстановить, чтобы сезон не пропал. Кухня почти не пострадала, в главном корпусе стекла вставили. А банкетный зал осенью отстрою. Пока обломки убрал, завез стройматериал, полежит до осени. Вот привёз твою сумочку с документами, да немного денег. А вещи брать не разрешили и комнату опечатали. Мне бежать надо. Пока! Навещу, как смогу вырваться.

Игорь положил на подоконник сумку и исчез.

Немного отлегло от сердца: Катя жива. А остальных жалко, хоть и не знала этих людей. У них остались близкие. Столько горя! Кого хотели убить? Марка? Наверное, его, не её же! А девушка Марка, Еванджелина, погибла. Молодая, красивая, жить бы да жить. Живем и не знаем, сколько нам отмеряно. Не думаем о плохом, а в любой момент тонкая ниточка жизни может оборваться. Ника вытерла слезу со щеки.

Приход Игоря всколыхнул целый вихрь воспоминаний. Ника лежала в полудреме, а картины из её жизни всплывали одна за другой.

…Мама, сидит за подрамником, волосы под косынкой, в руке кисть, широкая рабочая блуза испачкана красками. Голос её, красивый, нежный, слышен так отчетливо: «Ничего нет плохого, если ты сходишь с Игорем в театр. Лида сказала, его брак обречён. Самое время ему обратить на тебя внимание. Надень бабушкин браслетик, серебро снова в моде»…

…Со дня рожденья тети Лиды они с Игорем ушли рано. Игорь теперь свободен, никуда не спешит, гуляет с Никой по скверам, разговаривая на всякие темы, прощальный поцелуй — долгий и многообещающий…

…Игорь дарит Нике ко дню рождения туфли, красивые, дорогие, из натуральной кожи, они долго выбирают, продавщицы сбились с ног. У Ники голова идёт кругом, когда Игорь помогает ей надеть туфельку, присев у самых ног. Красивый, воспитанный, состоятельный. Сердце стучит: «Он мой!» Наконец, туфли подошли. Звонок телефона. Игорь почти убегает на какую-то важную встречу. Бизнес есть бизнес. А Ника постеснялась сказать, что мечтала о другом подарке — кольце…

…Подушка, на которой лежит кудрявая голова, голубая с вышивкой в углу. Логотип. Это гостиница в Санкт-Петербурге, номер-люкс. Целых две недели вдвоём! Ника попала в сон, в сказку…

…Снова мама, она недовольно хмурится: «И почему ты не поехала прямо к нему? Не пригласил? Это неважно. Вы ездили вдвоём, ты скомпрометирована, он обязан на тебе жениться. Собирай чемодан — и иди к нему жить». — «Нет. Я не буду навязываться. Его бывшая так делала — и ничего хорошего не вышло. Промучили друг друга два года и разошлись»…

…Столик в ресторане, Игорь с модной новой щетиной, сердце сжимается: «Он уже не мой»…

…Но ещё раньше, до Игоря, Нике тоже было горько до слёз, вдаль тянулась аллея, по которой уходил Кирилл со своей девушкой…

Скрипнула кровать, Полина заняла свой пост у окна, открыла и вторую створку. Ника заметила на стекле бумажку с номером палаты — 11. Стало понятно, как Игорь оказался под этим окном. В ожидании жениха Полина с любопытством созерцала внебольничную жизнь и комментировала.

— Ника, представь баба идет с тремя детьми, двое из них ногами сами перебирают, третий в коляске, и она беременная! К кому-то в больницу топает. Нет, я заведу одного ребенка. По-хорошему, не стоит торопиться с детьми, пока на ноги не встали. Но придется родить ребенка, чтобы Пашку привязать к себе. Будет с сыном заниматься, дурные мысли в голову не полезут. Хотя говорят, что черного кобеля не отмыть добела. Ты во сколько Димку родила?

От неожиданности Ника ответила сразу:

— В двадцать лет. Я в пединституте училась. Няню пришлось нанимать.

— А почему замуж не пошла за его отца? Он тебя бросил? Это не Игорь случайно?

Ника молчала. Какая же бесцеремонная эта Полина! Не собирается Ника перед ней исповедоваться. К счастью, другой объект на улице отвлек от неё внимание соседки.

— Ника! Жалко, ты не видишь! Какой экземпляр идет по улице! Прямо актер из Голливуда! Кому-то же достался этакий красавец. Глаз не оторвать. А он без обручального кольца! Он к нашему окну подошел!

— Здравствуйте, девушка! Здесь есть Вероника Карева?

Ника уже догадалась, что это Кирилл, хотя и не видела его. Она раньше ощущала его, не глядя, любой частью своего тела, даже в соседней комнате. Спиной, рукой, плечом, она «видела» его. Неужели, это не прошло? Она и не заметила, как села. Полина с застывшим лицом отошла к своей кровати.

Кирилл легко подпрыгнул и присел боком на подоконник. До боли знакомым движением он откинул назад каштановые волосы.

— Вероника, моя дорогая! Я сегодня случайно узнал о произошедшем. Сразу бросился к тебе. Удалось поговорить с твоим лечащим врачом. Разговор меня обрадовал. Но огорчился, к тебе сегодня не пускают. Как ты, душа моя? Сильно болит?

— Уже лучше.

Кирилл бросил взгляд на её роскошный букет, стоящий в простой банке на тумбочке. Брови его удивленно поползли вверх, но он удержался от комментариев. Его бархатный взгляд переместился на Нику.

— Дима знает о тебе?

— Нет, я не хочу говорить ему, пусть спокойно отдохнет в лагере до конца смены.

— Ты права, полностью согласен с тобой, ты всегда была мудра. Не стоит волновать мальчика. Мы расскажем ему позже, когда время сгладит остроту.

Больно кольнуло: «Мы?»

Дверь резко отворилась.

— Никишина! Я пожалуюсь врачу! У тебя мужики в палате! Безобразие.

— А я… я…

Полина не нашла слов ответить. Медсестра рассмотрела посетителя, одернула халат и поправила волосы. Кирилл пристально посмотрел в глаза медицинской сестре и начал свой монолог:

— День добрый! Прошу меня извинить, за столь бесцеремонное вторжение. Я разговаривал с Виктором Ивановичем, и он завтра разрешил мне навестить Веронику Андреевну. Я получил от вашего замечательного врача исчерпывающий отчет о состоянии здоровья дорогого мне человека. Но простите, не утерпел, захотел лично убедиться, что Вероника поправляется. Откланиваюсь. Всего вам доброго! Будьте здоровы!

Кирилл улыбнулся лучезарной улыбкой так, как лишь он умел улыбаться женщинам. Ника прекрасно помнила, ни одна представительница прекрасного пола не могла устоять против этого безотказного приема. И она сама, к сожалению, тоже.

Кирилл помахал ей рукой и исчез за окном. Медсестра странно посмотрела на Нику, вздохнула и вышла из палаты, забыв, зачем приходила.

Опять заныло сердце. Зачем он приехал? Ника думала, что прошлое забыто. Нет, никаких мужиков в её жизни не будет. У неё есть сын Дима!

Полина сидела, молча, приоткрыв рот от удивления. Когда шок от волны обаяния Кирилла прошел, она выдавила: «Понимаю я тебя. Незачем тебе замуж выходить, хомут надевать. Мужики к тебе, как на мед, липнут».

Ника не ответила, она закрыла глаза, притворяясь, что спит. Но незаметно заснула по-настоящему. Во сне она перенеслась в юность, в свои 16 лет. Она ясно увидела Кирилла, он не уходил от неё, наоборот, подошел и прижал к своей щеке её руку. Он посмотрел в её глаза и поцеловал ладонь. Сердце юной Ники запылало. Любимый наклонился к ней, положил ладонь на затылок, порывисто притянул к себе и поцеловал. Жаркая волна прокатилась по телу. Ника застонала от сладкого желания…

— Ника, Ника! Тебе плохо? Где болит? — Над ней нависла Полина и трясла за плечо.

Ника чуть не послала её к черту. Какой сон перебила!

Вечером ещё раз к Нике заехал Марк. Его визит окончательно выбил Полину из колеи. Марка снова беспрепятственно впустили в палату. Из большой сумки он выгрузил несколько упаковок сока и овальное блюдо с фруктами.

— Мытые, — кивнул он на блюдо. — Не знал, какие соки и фрукты ты любишь, купил разных. Соки с трубочками в небольших упаковках. Удобно пить.

— Спасибо. Не стоило в такую даль из города ехать.

— Не так уж далеко и ехал. У меня дом загородный в этих краях. Чуть не забыл, держи.

Он протянул Нике новенький телефон черного цвета.

— Ой, зачем такой дорогой! Сколько он стоит? У меня деньги есть, я рассчитаюсь.

Она потянулась к сумочке.

— Нисколько. Он с симкой, твой старый номер. Договорился с оператором, остатки денег даже перенесли, ну и я добавил немного. Болтай по телефону, сколько захочешь. Интернет есть. Не знал, какого цвета тебе гаджет купить, решил, что черный цвет подойдет. Разные розовые сюси-пуси — это не в твоем стиле. Угадал?

— Угадал, — выдавила Ника.

— Насчет денег, не парься. Если вспомнишь что-то, считай в расчете.

— А если нет?

— Я же сказал, не парься. Но постарайся, пожалуйста!

Ника решила продемонстрировать, что старается.

— Марк, девушка с тобой была на банкете, Еванджелина. Прими мои соболезнования. Это твоя невеста? Имя у неё необычное, но я вспомнила.

— А, Ева? Бывшая подруга. Мы недавно расстались с ней. Я попросил её составить мне компанию на банкете для престижа. Красотка, но стерва ещё та. Но что это я? О покойниках не говорят плохо.

— А какое у девушки настоящее имя?

— Ты не поверишь, — Еванджелина! Родители назвали. Я ей колье проспорил, не верил, пока она метрику не показала. Ты позвони мне завтра, когда выпишут. Я в своём доме заночую, мигом за тобой приеду. Пока! Поправляйся.

Ника определенно бывала раньше в доме Ксении. Кирпичная дорожка, крылечко с фигурными перилами, резные наличники на окнах — ей знакомы эти детали. У Ксении большой дом с палисадником в сиренях, цветы широкой пестрой полосой вдоль дорожки, маленькая аккуратная банька в огороде. Нике нравится ходить по участку. Нога болит, но позволяет ей совершать непродолжительные прогулки. Ника стоит у высокого забора, отделяющего огород Ксении от соседской усадьбы.

— Ника, что ты опять делаешь в огороде? — Ксения подходит к ней. — Не стой здесь в тени, посиди на лавочке во дворе на солнышке. Цветы нынче хорошо цветут, на красоту полюбуйся.

— Ксюша, а что там за забором?

— Люди живут, я с ними не общаюсь. Это переселенцы из Казахстана, они сами по себе, соседей не жалуют.

— Поэтому забор высокий поставили?

— Дался тебе этот забор!

— Мне кажется, здесь проход был.

— Не помню, может и был когда-то. Пойдем в дом, уколы ставить пора.

Ксюша сердится, и Ника покорно бредёт в дом. Длинный подол яркого летнего платья путается в ногах. Одежда, в которой её нашли в воде, пришла в негодность. Ксюша щедро поделилась с Никой своими летними нарядами. Но они разные по комплекции: Ксюша выше Ники ростом и худее. Ксюшино самое просторное летнее платье на Нику налезло, но подол длинноват. Под платьем на ней короткие хлопчатобумажные панталоны и длинная майка. Всё новое, из запасов Ксении.

Пока Ника не может выбраться домой за своей одеждой. Слабость не прошла, и голова часто кружится. Ксения забрала Нику к себе на амбулаторное лечение. Дома у Ксении ей, конечно, нравится больше, чем в больнице. Нике повезло, что вторая больница в райцентре на ремонт закрылась. Выписали всех, кого можно было. Жаль, Полину оставили в больнице. Она, бедная, и плакала и просила, но Виктор Иванович не поддался на уговоры: анализы у неё плохие оказались. Ника предложила ей перебраться на кровать возле окна и оставила ей свой большой букет цветов для утешения.

В спальне у Ксении Ника заметила на стенке большое фото в резной рамке: два одинаковых русоволосых пацана заразительно смеются. До чего же похожи мальчишки между собой! По возрасту они, как Димка. Ксения замечает её взгляд.

— Мои дети: Женя и Слава.

— Близнецы! До чего похожи! Как ты их различала?

— Лишь я одна и различала. Они, негодники, пользовались своим сходством: уроки по очереди учили. Так я их стричь по-разному стала, в наказание.

— А где они сейчас?

Ксения замолчала. Села напротив Ники, вытерла глаза.

— Умерли. Сначала Женя погиб. Он у меня ученый был. Университет окончил. Диссертацию защитил. Но не уберег Господь. А Славка, он тоже умный, но ленился. Избаловали мы его с отцом, он младшенький, на 20 минут позже родился, болел чаще в детстве. Из института выгнали, не доучился. Работать толком нигде не работал. А затем на заработки подался. Пару раз деньги мне присылал, письмо одно пришло. И пропал. Я два года в Храме свечи «За здравие» ставила. А тут пришла в Храм, свечу несу Богородице поставить за сына, она смотрит мне в душу, а глаза печальные, печальные. Холодом прямо меня охватило. Заплакала я и поняла, нет у меня больше сына.

— А муж твой?

— Муж давно умер. Одна я осталась.

— Кем я тебе прихожусь? Мы родственники?

Ксения молчит и вопросительно смотрит на Нику. После небольшой паузы продолжает:

— Дальние родственники. Я бабушку твою по маме хорошо знала, и маму, и папу.

— Расскажи мне про них.

— Бабушку-то свою, Агнию Аркадьевну, помнишь?

— Нет, даже не представляю, как она выглядела.

— Я фотографию тебе покажу, у меня есть очень красивая карточка. Бабушка в ателье снялась в парадном платье, с прической. И всем по карточке подарила, сказала: «На долгую память обо мне». Как чувствовала, она через полгода умерла.

Из комода Ксения достает старый альбом с фотографиями. Из-под обложки на пол падает несколько новых цветных фотографий. Это же Ника с Димой! Они гуляли с Димой в парке в конце мая этого года, отмечали окончание учебы в школе.

— Откуда у тебя наши фотографии? — Спрашивает Ника Ксению.

Ксения смущается, опускает голову.

— Я в парке гуляла, сфотографировала вас. А вот и фото Агнии Аркадьевны.

Женщина на фото меньше всего напоминает классическую бабушку. Темно-синее бархатное платье тяжелыми складками спадает до пола. Гордо поднятая голова чуть повернута в сторону, волосы уложены в замысловатую прическу. Глаза подведены, ресницы и брови накрашены, на губах — темно-красная помада. На шее, в ушах и на руке, лежащей на спинке кресла, массивные украшения с синими камнями.

— Ох, какая гордая, нарядная! Украшения настоящие?

— Конечно. Она презирала бижутерию. Это сапфиры. Она сама родом из профессорской семьи. Замуж за художника Илью Ставрова вышла. Разошлись они, когда мама твоя, Ада, пешком под стол ходила. Ставров в Москву подался, знаменитым стал, деньги хорошие на Аду платил. Детей во втором браке не нажил, Ада — единственная дочь. Но по завещанию все жене второй досталось, когда Илья умер.

Ксения резко забирает с колен Ники фотографии из парка и фото бабушки.

— В следующий раз продолжу, а сейчас ложись, отдохни. Я за документами твоими в больницу зайду.

Ксения определила Нику в комнату рядом со своей спальней. Комнатка маленькая, широкая кровать занимает большую часть площади. Голова утопает в огромной пуховой подушке. Нику заботливо укутывают пушистым пледом. Она проваливаюсь в легкий приятный сон.

… И снова сестра Соня летает по комнате в своем белом платье. В руках у неё легкий белый шарф. Шарф приятно прикасается к лицу Ники. Соня что-то пытается ей сказать. Ника напрягается, но не может понять слов…

Ника проснулась от голосов в соседней комнате. Один голос — Ксении, а другой — мужской. Они разговаривают вполголоса, но она различает отдельные слова:… банка… напали… ударила… окно…

Ника поднимается и идет в зал. На диване в гостиной сидят Ксения и Марк. Ксения взволнована, она жестикулирует руками, сопровождая свой рассказ. Марк слушает очень внимательно, но без бурной реакции.

— О, Ника! Мы тебя разбудили?

— Сама проснулась. Что случилось?

— На соседку твою по палате ночью напали.

— На Полину?

— Никогда раньше такого в нашей больнице не случалось. Кто-то залез ночью в 11-ю палату, видно Полина окно на шпингалет не закрыла. Упала банка с цветами, что на тумбочке стояла. Полина проснулась, закричала и огрела того рукой в гипсе. Пока дежурная сестра прибежала, вор в окно сиганул. Полинка цела, лицо немного ободрала.

— Ужас какой! Почему ты сказала, «вор»? Какие-такие ценности в нашей палате находились?

— Раньше в этой комнатке склад располагался. Решетку сняли с окна и палату сделали, когда лабораторию и склад в новую пристройку перевели. Все наши думают, что какой-то наркоман по ошибке залез.

— Полину жалко, ни за что пострадала. У неё же свадьба на носу. И снова травма на лице.

Марк нахмурился:

— Не нравится мне это нападение, она же на твоём месте оказалась, — он обернулся к Нике. — Ты давай, поправляйся, и всё вспомни. А мне пора, я только лекарство по пути для тебя завёз, купил в городе. Второе заказал, обещали на днях привезти со склада. Какое-то оно редкое оказалось.

— Виктор Иванович — хороший специалист. Он знает, как лечить, два курса ноотропных препаратов проколоть назначил, а затем таблетки пить.

Ксения достала небольшую скатерку, постелила на стол.

— Марк, может, на ужин останешься? Я рыбки свежей пожарила, забежала днем на рынок.

— Спасибо за приглашение! Но у меня дела. Некогда. Завтра заеду.

— Приезжай, если хочешь.

Марк уехал. Пока Ксения накрывает на стол, Ника размышляет:

«Непонятно, почему он со мной возится? Мужчинам его типа нравятся совершенно другие девушки. Еванджелина отлично вписывалась в стандарт красоты для обеспеченных мужчин. Не думаю, что он будет долго горевать по подруге, быстро найдет другую, подобную. А я и ростом не вышла, и до параметров 90-60-90 далеко. Не сказать, что пышка, но худосочной сложно назвать. Лицо, пожалуй, симпатичное, интеллигентное, я похожа на маму: серые большие глаза, тонкий нос. И волосы у меня неплохие: пышные светлые, длина ниже плеч. Но обычно я их прячу в шишечку на затылке. Не могу ходить с прической «под колдунью» ни в школе, ни на базе. А то еще подвыпившие гости примут за одну из своих «подружек». А сейчас вообще из-под бинта свешиваются какие-то серые грязные сосульки. Разве такое пугало может кому-то понравиться? Так что успокойся, дорогая, вернись в реальность».

— Вероника, хватит крутиться перед зеркалом, иди к столу, — зовет Ксюша. Поужинаем, да посидим во дворе на свежем воздухе. Я тебе покрывало на качели постелила.

Качели у Ксюши замечательные. Две фигуры стилизованных медведей, вырезанные из дерева, держат лапами железную перекладину. Уютная лавочка висит на цепях. Ника забирается на качели. Тихий вечер спустился на землю. Опьяняюще пахнут мелкие цветочки у крыльца. Слегка покачиваясь, она откинулась на спинку, перевела взгляд на вечернее небо над крышей. Как хорошо, можно ни о чем не думать.

— Ника! — Ксюша с напряженным лицом сидит на крылечке. — Я у больницы Кирилла Гудкова встретила. Ты знала, что он вернулся?

— Да, он приходил ко мне в больницу, — Ника задумалась. Всё, что касалось Кирилла, легко всплывало в её памяти. — И домой он один раз заходил ненадолго, это было раньше, ещё до взрыва.

— Что ему надо от тебя?

— Ничего. Он исключительно по делу заходил. Кирилл готовит в Санкт-Петербурге выставку работ Ильи Ставрова и его дочери, моей мамы. Интересовался последними картинами мамы, теми, которые с огнём на полотнах. У меня картин нет, одни наброски. Мне кажется, они могут быть у тети Лиды Зайко. Мама ей для дачи наш старый стол отдала, тумбочку, чемодан тряпок. Может, в столе или в тумбочке та папка с картинами осталась.

Ксюша оживилась.

— Ника, ты не в курсе, Лидочка жива?

— Жива-здорова. Недавно только пенсию оформила, но работает, преподает и в музее консультирует. А летом неутомимо трудится в огороде.

— Лидочка с Адой мечтали, что вы с Игорем поженитесь, когда вырастите.

— Не получилось у нас пожениться, но мы с ним хорошие друзья. Он меня работой обеспечивает на лето. Деньги мне всегда нужны. Димка растет быстро, да и лагерь отдыха дорогой.

— Хорошо, что Дима в лагере. Может быть, не встретятся.

— Ты о чем, Ксюша?

— Я про Кирилла. Никогда он мне не нравился. Скользкий он какой-то. Держись от него подальше. Картин ему захотелось! За дурочку тебя принимает. Считает, что поулыбается тебе, и ты ему выложишь бесплатно материны картины. Ты не узнавала, сколько они сейчас стоят?

— Они ничего не стоят. Я помню, картины продавались очень плохо, мама часто грозилась их сжечь.

— Пусть для чужих — не стоят, а для тебя память о матери. Отдашь ему, а этот вертопрах потеряет, не ровен час.

Ника не слушает Ксюшу. Она закрыла глаза.

… Высокая стройная женщина швыряет на пол большую папку. Волосы выбились из заколки, светлые пряди свешиваются на лицо, искаженное злобой, на безумные глаза. Картины веером рассыпаются на полу. На всех картинах красивая природа, дома, люди, но нижний край холста — горит и скручивается. Такое впечатление, что холст пылает, огонь, как живой. Кажется, что прикоснешься и обожжешь руку… Ненавижу! Сожгу! Всё сожгу! И сама сгорю!

Ника очнулась, встряхнула волосами и повернулась к Ксении.

— Меня, если честно, пугали последние мамины картины. Сама она называла их «Предчувствие апокалипсиса».

— Как ты сказала, чего предчувствие? Что это за слово такое?

— Слово «апокалипсис» — старинный богословский термин, он означал «очищение сознания, переворот в мыслях». Но в наше время его часто используют в значении «катастрофа», «конец света».

— Понятно. А зачем все-таки картины Кириллу понадобились? — Ксюша вопросительно смотрит на Нику.

— Хотят усилить интерес к выставке работ моего знаменитого деда, добавив для контраста такие тревожные работы его дочери.

Ника вспомнила, у неё дома лежит большой альбом с репродукциями картин Ильи Ставрова, подаренный её маме. На титульном листе даже его автограф есть: «Дочери Адочке от папы на долгую память». Ника не продала альбом деда, даже когда отчаянно нуждалась в деньгах. Мысленно Ника переворачивает тяжелые листы картона. Красивые и яркие пейзажи и цветы. На картинах четко прорисованы детали, кажется, ты живешь внутри этих картин. Ничего себе! Одну из этих картин Ника видела на стене у Ксюши. Она вскакивает с качелей и спешит в дом.

— Ксюша, а что это за картина у тебя висит? Неужели сам Ставров? Картина «Цветы у озера». Вроде его подпись.

— Какой Ставров! Копия. Мой старший сын рисовал. Он в студии художественной занимался. Хорошо рисовал в детстве, жаль, бросил. Мне всегда цветы нравились. Сын постарался, сделал мне подарок на день рождения.

Ника задумалась. Почему память возвращается к ней отдельными эпизодами? Легко всплывают события, связанные с Димой, Игорем, Кириллом. Но она почти ничего не помнит о Ксении, сестре Соне и своей маме. Может быть, ей слишком больно вспоминать? И память хочет отгородить её от страданий, пока она слишком слаба, чтобы вынести боль прошлого.

«Все-таки, по какой причине я не общалась с Ксенией несколько лет? Она такая добрая и любит меня искренне. Даже в парк приходила, чтобы нас с Димой издали повидать. Фотографии наши сделала себе. А к нам она не подошла! Ксения обещала рассказать мне о бабушке. Зайдем издалека. Пусть расскажет о бабушке, может быть, я что-то вспомню. Мне кажется, что Ксения многое не договаривает о нашем прошлом».

…Ты просишь рассказать тебе об Агнии Аркадьеве. Какая она была? Величественная! Я не встречала женщин подобных ей. Я ни разу не видела её нечесаной и в домашней одежде. Даже дома она носила украшения и нарядную одежду. Ой, нет, халат надевала иногда: шелковый, длинный до пола с павлинами на спине. Говорила, что это натуральный шелк из Китая. Квартиру-то помнишь, в которой вы жили? Огромная квартира с высокими потолками и большими комнатами досталась Агнии Аркадьевне от родителей. Она поздний ребенок в семье и единственный. Отец — профессор, преподавал в институте, и мать тоже происходила из обеспеченной семьи. Драгоценности бабушке твоей от родителей достались, и разный антиквариат. Она не работала толком. И зачем ей работать было, надрываться? Ставров хорошие алименты на Аду платил, ну, и продавала понемногу родительское наследство.

Я в поликлинике работала, медсестрой. Мы тогда жили в Октябрьском районе, недалеко от вас. Горе у меня случилось: запил мой Николай. Я в аду настоящем жила, гонял меня и детей, бил по-черному. Почему не развелась? Не знаю. Надеялась, что муж одумается, все-таки двое детей у нас было. Николай-то мой мастер на все руки был, когда не пил. По дому всю работу мужскую умел делать. Но запои чаще становились. Денег не хватало. Я на полторы ставки в поликлинике работала и полы еще мыть оставалась. К Агнии Аркадьевне я приходила уколы ставить, массаж делала. И по хозяйству помогать стала постепенно.

Не жаловала она твоего отца. Ада против её желания за Андрея Карева вышла. Вы все четверо в одной комнате ютились, а бабушка остальные комнаты одна занимала. Андрей реставратором работал. Заказ у него случился большой. Ада помогала ему, когда пожар в реставрационных мастерских начался. Здание деревянное, двухэтажное, краска кругом и разные другие горючие жидкости — вспыхнуло мгновенно. А на окнах первого этажа решетки стояли. Андрей жену как-то на второй этаж через огонь пронес, в окно выбросил, а сам уже не смог спрыгнуть, задохнулся.

Ада упала на газон, осталась жива, но ногу о бордюр сломала. Сложный перелом был, несколько операций перенесла. Аглая Аркадьевна с вами двумя осталась, тебе пять лет, а Соне семь. Дочь в больнице, а у самой здоровье никуда не годное. Я к вам жить перебралась. Присматривала за вами всеми, готовила, убирала, в больницу к Аде ходила.

Дети у меня выросли, к тому времени они отдельно жили. Николая оставила одного дома, решила пусть пьет, если иначе не может жить. А я к нему больше не вернусь. Дети уговорили меня на развод подать и на раздел имущества.

И что ты думаешь? Николай мой закодировался! Он пить бросил, ни капли спиртного в рот не брал. Но дружки его не отставали. Прилипли к нему, как банный лист к известному месту. Николай злой ходил, но держался. И тогда я продала квартиру, купила дом здесь, в райцентре. Работа нам с мужем нашлась: я медсестрой в больнице, а Коля мой — автомехаником на СТО. Коля дом отремонтировал, перестроил. Сама видишь, как яичко домик.

Что с вами стало? Ада выписалась из больницы, нога зажила у неё. Она почти не прихрамывала. Разве что, немного, но не заметно было тем, кто не знал. Замуж она второй раз вышла. Помнишь ли? Нет? Аглая Аркадьевна умерла. Да ты уже засыпаешь!

— Ксюша, вы родственники с мамой или нет?

— Родственники. Всё, спать. Спокойной ночи, моя дорогая!

Ксюша прикрывает за собой дверь. Ника открывает глаза, спать расхотелось. Ну, хоть бы что-то вспомнить из прошлой жизни! Одни несвязанные между собой отрывки крутятся в голове. Ей было пять лет, когда умер папа. Должна же она его помнить! Полный провал. Ника помнит, что какой-то мужчина в семье присутствовал.

… Мама швыряет на пол тарелку и кричит:

— Я знаю, я чувствую, что погибну в огне! Огонь придет за мной, он заберет меня. Не хочу жить, кому я нужна такая!

Мужчина берет ее за руку, гладит по голове. Но это точно, не папа.

— Ада, дорогая, ты мне нужна. Вся моя жизнь в тебе.

Мама успокаивается. Она прижимается к мужскому плечу, затихает, слегка всхлипывая.

Сестра уводит Нику в соседнюю комнату. Они забились в угол у дивана, сидят на полу, не зажигая света. Соня обнимает и утешает Нику.

… Не плачь и не бойся. На самом деле мама добрая у нас. Она иногда болеет. Но она поправится, и жить мы станем, как раньше. Мама — она веселая, знаешь, как красиво она смеется. Наш настоящий папа — художник, Суриковское училище окончил. Папа приехал в наш город работать на полгода. Он однажды услышал звонкий женский смех, обернулся и увидел маму. Папа влюбился в неё с первого взгляда, и мама тоже влюбилась. Полгода прошли, работа закончилась. Папа хотел увезти маму с собой, но мама не смогла оставить больную бабушку. И тогда папа перебрался из Москвы в наш город.

Мама перестала смеяться после пожара, когда погиб папа, а она сломала ногу. Мама долго лежала в больнице и не могла ходить. А мамина подруга, тетя Лида, сказала, что должен же хоть кто-то из семьи пойти на похороны. Она взяла меня, а тебя дома оставила. Мне было страшно. Я понимала, что папа неживой, но я кричала, когда его опустили в яму и стали закапывать…

Слезы текут по щекам Ники. Бедный папа, умер молодым. Она закрывает глаза.

Сильные руки подбрасывают её вверх к потолку. Они с отцом смеются. Мамин взволнованный голос прорывается из сумрака: «Андрюша, перестань, ты же уронишь её!» А папа отвечает: «Ни за что! Разве могу я потерять свое сокровище». Развеваются папины длинные волосы, он улыбается, от смеха у серых глаз собираются мелкие морщинки.

Второй муж мамы всплывает в памяти неким безликим существом. Он умел успокаивать маму, он не обижал их с Соней. Они дружно жили одной семьей, Ника полагает, он неплохой человек был. Именно был! Они были! И мама, и отчим, и Соня! Что с ними случилось? Почему Ника осталась одна?

Ника проснулась от крика петуха.

«Сельская идиллия! А в нашем Новосибирске я уже и забыла, как по утрам кричат петухи. Полное ощущение, что я в деревне. Тишина, и куда ни глянь — домики, огороды и деревья».

Ника потянулась, откинула одеяло, с удовольствием отметив, что коленка выглядит гораздо лучше. Да и все другие болячки сегодня беспокоили меньше. Ника тихо выскользнула из дома с полотенцем. «Пока Ксения спит, надо помыться. А то опять начнет предлагать спинку потереть». В баню подведена холодная вода, а для мытья воду можно подогреть в старом электрическом чайнике. Ника помылась из таза, стараясь меньше напрягать больную руку, и довольная, также тихо вернулась в свою комнату. Зазвенел будильник у Ксении. Она тоже боялась проспать, ведь сегодня очень важный день — родительский день в лагере «Следопыт». Это мероприятие пропустить никак невозможно.

Вчера весь вечер шла подготовка к поездке. Ника начала делать разминку, поглядывая на свой сегодняшний наряд, висящий на плечиках на дверце шкафа. Этот брючный костюм с жилеткой, а к нему блузку с длинным рукавом, позаимствовала Ксюша у Тани, соседки с петухом, постирала и отгладила. Костюм был салатного цвета, а блуза в розовых розах с зелеными листиками, что Нике совершенно не нравилось. Заехать домой, чтобы взять другую одежду, никак не получалось по времени. На голове Ника собиралась носить, не снимая, широкополую шляпу из вьетнамской соломки, чтобы скрывать повязку. Но, к счастью, вчера утром на перевязке сняли швы, а бинт заменили пластырем на середине лба, который почти не виден под челкой.

Наконец-то удалось помыть голову! Ксения усадила Нику спиной к столу, запрокинула голову над тазиком и ловко помыла её волосы, не намочив пластырь. Какое же это наслаждение — чистые волосы! Удобная стрижка, которую Ника подновила перед отъездом на базу, держала форму даже без лака. В зеркале отражалась вполне симпатичная блондинка, с целой шапкой пышных волос, коротких надо лбом, но доходящих до лопаток на спине. «Концы можно распускать, а можно сзади закалывать, но сверху приподнимать завивкой или лаком. Так лицо зрительно удлиняется, а шея кажется тоньше», — поучала стилист Алена. «Еще бы талию сделать тоньше», — пошутила в ответ Ника.

Теперь Ника не опасалась напугать Димку внешним видом. Они с Ксюшей решили, что скрыть от сына все травмы будет сложно. И она рассказала заранее по телефону, что поскользнулась на мокрой террасе после дождя, упала, ушибла колено и ударилась лбом о перила. Рассекла кожу, но рана не опасная, скоро все заживет. Только приходится прятать синяки и ссадины.

Упражнения Ника делала легкие, «без фанатизма», как напутствовал доктор. По сравнению с фитнес-тренировкой нагрузка меньше раз в десять. Ветерок, залетавший в открытое окно, доносил запахи земли, цветов и скошенной травы. Вчера Ксения стригла косилкой траву на лужайке перед домом. Запахи будили давние впечатления. Девчонкой Нике нравилось гостить здесь, где можно бродить босиком по травке, устраивать кукольный домик под листом лопуха, рвать цветы и украшать ими волосы, воображая себя принцессой маленького королевства, окруженного надежным забором.

Сегодня из-за забора там и сям торчат крыши коттеджей, а через 2 квартала есть многоквартирные трехэтажные дома, над которыми гордо возвышаются 4 этажа районной больницы. Но сюда, на улицу Светлую, не долетали ни сирены машин скорой помощи, ни шум Ордынского шоссе. Все звуки приглушали деревья, разросшиеся во дворах: дубы, ели, липы. Ника закончила разминку ходьбой на месте, чуть прихрамывая из-за больной коленки.

— Ника! Хватит топотать! Иди завтракать! Я сегодня творог тебе нежирный принесла, — позвала из кухни Ксения.

— Спасибо! Но это разве нежирный! Целых 5 процентов!

— А два — совсем невкусный. Ты поправляй здоровье, а худеть потом будешь.

Ника аккуратно бочком присела к столу, вытянула ногу. Не успели приняться за еду, у ворот просигналила машина.

— Кого это черт принес? — Ксения вышла открывать и вернулась с гостем.

— Вот гостя нам Бог послал! — радостно представила она Нике.

Было отчего обрадоваться. В дверях, обаятельно улыбаясь, стоял Марк с двумя фирменными пакетами в каждой руке. Синие джинсы, белая футболка, черная кожаная поясная сумка. «А он коренастный, но не толстый, Полина правильно определила, что он спортом занимается».

–Доброе утро!

— Марк Олегович, мойте руки — и за стол! — Ксения тем временем уже и приборы поставила и стул пододвинула.

— Да, спасибо, Ксения Ивановна! Я с утра ещё голодный. Встал рано, в город надо сгонять по делам и вернуться до пробок. К вам я по пути заскочил. А ты замечательно выглядишь, Ника! — он стремительно прошел к столу и стал выгружать из пакетов сыры, ветчину, колбасу, консервы и пресервы, компоты и соки, лимоны, а ещё крупную темно-вишневую черешню в картонной коробке.

— Куда столько? Зачем? — слабо возражала Ника, глядя на гору продуктов на столе. — «Как можно замечательно выглядеть в этой линялой пижаме, с пластырем на лбу и синячищем на руке? Может, он всё-таки ухаживает за мной?»

Марк как будто прочитал её мысли.

— У меня к тебе дело, а не то, что ты подумала. Только давай сначала позавтракаем.

Марк сел и начал хозяйничать, как у себя дома. Взял нож, потрогал лезвие, скорчил гримасу, отложил. Достал из сумки свой складной нож и начал кромсать подряд хлеб, сыр, мясо. Вскрыл баночку с красной икрой. Намазал маслом несколько кусков хлеба, выложил на тарелку, несколько быстрых движений — и готовы 3 вида бутербродов.

Ника наблюдала за умелыми руками Марка и вдруг подумала, что с таким мужем можно быть как за каменной стеной. Она представила, как его руки обнимают её. Ника покраснела и мысленно отругала себя: «Что за бред в голову лезет! Точно, стукнулась головой. Не хватало, чтобы он догадался». Хорошо, Марк не смотрел на неё, работая ножиком.

— Ешьте, девушки! Ника, налегай на мясо, полезно при травмах. А икра повышает гемоглобин. О, огурчики! Малосольные? Обожаю!

Марк мгновенно нашинковал огурец, положил кружок на свой бутерброд и принялся за еду с таким аппетитом, что у Ники слюнки потекли. Ксения налила всем по чашке чаю, потом по второй. Обстановка за столом была самая непринужденная, почти семейная. Только после завтрака Марк перешел к делу.

— Вероника, как твоя память, включилась? Что-нибудь про 25 июня подозрительное вспомнила?

— Марк, я все время стараюсь вспомнить. Перед тем, как выйти на террасу, я была на кухне. Сказала Кате, чтобы через 5 минут подавала кофе, и прошла в зал. На свое место не присела, а вышла через другую дверь на террасу. Выходя, оглянулась, всё ли в порядке. Освещение было приглушенное, но я помню, как располагались гости, так впечаталось в память, я даже сделала набросок, кто и где сидел или стоял. Так вот, из 12 гостей на месте были все. Это было, наверное, минуты за 3 до взрыва, я недолго разговаривала с сыном. Сам взрыв вообще не помню, вроде бы я падаю и ударяюсь лбом о перила, там был брусок, так я прямо на ребро угодила. Больно, страшно… Очнулась в больнице.

— А я в следующую минуту захотел ещё виски, раз ты куда-то вышла, то я решил сам сходить в кухню, это же рядом во дворе. В дверях столкнулся с женщиной из обслуги, она что-то несла. Я взял бутылку и только повернулся, как загремело, и входная дверь с размаху захлопнулась.

Я выбежал, а на месте ресторана, даже сейчас страшно, — груда обломков дымится с воронкой посередине, все разнесло в щепки. Часть обломков в речку швырнуло, они уплывают, кусок лесенки над водой висит. И женщина кричит на одной ноте: «А-а-а…» Не знаю сколько, я стоял столбом, охранник от ворот прибежал, меня растормошил, он же и полицию вызвал и «скорую». Только «скорой» там нечего делать было, они женщине, которая голосила, укол сделали, а мне валерьянки предложили.

Я узнал позже, что тебя рыбаки выловили, в устье речки, почти уже в Обском море, ты на куске ограды, как на спасательном плоту, плыла, почти вся в воде, только голова и плечи сверху. Ты без сознания была, лицо в крови, а с «плота» не выпала, потому что рука по локоть застряла между перекладинами. Рыбаки на берег тебя вытащили, там уже освободили, голову перевязали, и отогревали у костра, пока не приехала «скорая» из Ордынки.

У Ники от рассказа Марка навернулись слёзы, а Ксения шмыгала носом и прикладывала платок к лицу.

— Ну, ну! Гляди веселей, Ника! Нам с тобой сказочно повезло. Но зато теперь у следствия бредовая версия, что это я или ты (или мы вместе) хотели убить кто-то из гостей.

— Да, по принципу, стреляй в куст, пуля виноватого найдёт.

— Здорово сказано! Сама придумала?

— Куда мне! Русская народная поговорка о работе полиции. Ей больше двухсот лет. Из сборника Владимира Даля.

— Да, всё течет, но не всё изменяется. Гераклит Эфесский, редакция моя, — писклявым голоском важно изрек Марк.

— Это ты меня пародируешь? Забавно. Увы, этот педагогический тон просто уже в крови.

— Значит, Ника, твои профессиональные навыки тоже возвращаются, как и чувство юмора.

— Марк, шутки в сторону. Мы знаем, что это не ты и не я. Но как понять, кто? За что могли убить одного из бывших на банкете?

— Я уверен, что целью был я. Ведь мои гости, полезные для бизнеса знакомые, — все рангом пониже меня. Были. Скажи, кто-нибудь про меня спрашивал? За день, за два ты рассказывала, что я заказал банкет?

— Не знаю, обычно мы никогда не даем фамилии гостей, хоть проживающих, хоть банкетных. Если звонят, говорю, что такое число занято. Но как я сейчас могу это утверждать!

— Не надо, не волнуйся так. Подлечишься — и всё вспомнишь.

— Марк, прости, но у меня сегодня о другом голова болит. Мне надо к сыну съездить в лагерь на родительский день.

— Куда это, в какой лагерь?

— Здесь недалеко, в Боровом. По трассе — в сторону города.

Марк вынул серебристый айфон и в три счета открыл карту.

— Ну-ка, посмотрим. Ничего себе! Боровое — недалеко? Ты, милая моя, наверное, привыкла от базы считать. Да и то получается 20 км по трассе, да 10 в сторону, а отсюда, от Ордынки, ещё 35 добавь. Ты такси заказала?

— Нет, мы с Ксюшей на рейсовом автобусе хотели съездить.

— Да. И, кстати, черешню привезем, порадуем мальчонку. Давай-ка, Ника, я прямо сейчас ягодку вымою с мылом и переложу в ведерко пластиковое.

— И вы туда же! Ксения Ивановна, извиняюсь, вам уже за 65 перевалило? Так и знал, за 70! Ника, тебе рано скакать по автобусам. То, что ты сменила повязку на пластырь и даже смогла волосы покрасить, не делает тебя совсем здоровой.

— Ничего я не красила! — Невольно возразила Ника. — Просто помыла. Это мой природный цвет.

— Да? А я и не подумал, — Марк на секунду замолчал, уставившись на волосы Ники. — Необычный цвет глаз и светлые волосы, тебе идёт.

Ника смутилась, но Марк быстро вернулся к разговору.

— Значит, ты отмылась и «включила блондинку». А если коленка крякнет, или голова закружится, Ксения Ивановна тебя на себе дотащит? Прямо сейчас позвони, предупреди, что не можешь приехать. Сколько лет ребёнку?

— Двенадцать.

— Вполне взрослый, поймёт.

— Марк, ты не представляешь, как дети ждут этот родительский день! И я не говорила Диме про взрыв.

— И он, по-твоему, не заметит твои травмы?

— Это ничего, я уже сказала ему, что немного ушиблась. Да и одежду Ксения мне нашла подходящую, — Ника махнула рукой в сторону спальни.

Марк повернул голову и посмотрел через дверной проем на шкаф. На лице его опять мелькнула недовольная гримаса. «Какое тебе дело, как я одета! — Подумала Ника. — Я в твоем одобрении не нуждаюсь».

Конец ознакомительного фрагмента.