На кухне мисс Элизы

Аннабель Эббс, 2020

«На кухне мисс Элизы» входит в список лучших исторических романов по версии New York Times. Эта история основана на реальных событиях, которые произошли с английской поэтессой Элизой Актон и ее верной помощницей Энн Кирби. Прелести современной кулинарии не останутся незамеченными для читателей, которые потратили последний год на то, чтобы научиться печь домашний хлеб. Это невероятная история двух жизнерадостных женщин, которые проложили свой путь и нашли свой голос в совсем другое время. «На кухне мисс Элизы» была переведена на 16 языков, а CBS Studios готовится ее экранизировать. История Элизы и Энн доказывает: чтобы изменить мир, достаточно научиться варить яйца. Англия, 1837 год. Когда королева Виктория начинает свое правление, Элиза Актон вносит последние штрихи в сборник стихов. Она мечтает, чтобы ее книга увидела свет, но своенравный издатель уверяет Элизу, что поэзия – не женское дело. То ли дело кулинарная книга. Элиза никогда не готовила, однако сдаваться не намерена. Она нанимает в качестве помощницы семнадцатилетнюю Энн Кирби, и между девушками зарождается крепкая дружба. Собирая рецепты со всего мира и осваивая кулинарное дело, Элиза и Энн создают уникальную книгу, ломая социальные стереотипы викторианской Англии. Это история о вкусной еде, семейных тайнах и настоящей дружбе, но главное – это история о женщинах, которые навсегда изменили отношение к кулинарии. «Интригующая дружба Элизы и Энн, прекрасное повествование о любви к еде и реальный жизненный опыт женщин, живших в викторианской Англии». – Сара-Джейд Верчью и Клэр Хей, Simon & Schuster UK «Я всегда была очарована старыми кулинарными книгами, поэтому блюда из этой истории покорили меня». – Люсия Макро, HarperCollins US «Элиза Актон – настоящее открытие». – Клэр Пули «Голоса Элизы и Энн сменяют друг друга, но еда всегда стоит на первом месте». – New York Times

Глава 11

Элиза

Жаркое из телячьей печени с маринованными лимонами

В полковнике Мартине и его супруге есть что-то неприятное. Какой-то холод в глубине глаз. Мама ходит перед ними на задних лапках, старается во всем угодить. Когда я замечаю, что им не хватает теплоты, она набрасывается на меня, обвиняя в высокомерии, на которое я не имею права.

— Можешь оставаться на кухне, — надменно заявляет она. — Но будь осмотрительна. Не то наши постояльцы подумают, что мы не можем позволить себе настоящую кухарку.

Меня это возмущает. Разве приготовленные мной блюда хуже, чем у настоящей кухарки?

— Вот и прекрасно, мне больше нравится на кухне, — лаконично отвечаю я.

Мартины каждый день отправляются в наемном экипаже в Танбридж-Уэллс, а я готовлю еду и записываю рецепты. Я переписываю их по много раз, ведь они должны быть не просто точными и аккуратными, а изящными и тонкими. Порой я откладываю рецепты и сочиняю несколько стихотворных строк. Переходы от кулинарии к поэзии позволяют мне сохранить остроту ума и тонкость слуха. Благодаря им я могу поймать ритм, уловить темп каждой строчки, будь то стихотворение или рецепт. С каждым днем слова приходят все легче и стремительнее, и я понимаю, что дело в чем-то еще. Задумавшись об этом впервые, я поднимаю голову и вижу Энн. В голову приходит еще одна странная мысль: прилив вдохновения вызывает она.

Я боялась ее вторжения в свою уединенную жизнь. Вместо этого она меня вдохновляет. Вся такая тоненькая, невесомая, будто миндальный лепесток. Лопатки торчат, как крылышки, а огромные глаза блестят, словно церковные свечи в темноте. Подошвы ботинок вот-вот отвалятся… Тем не менее у нее тонкий вкус, способный распознавать малейшие оттенки. Порой я ловлю себя на мысли, что присутствие Энн придает особый смысл самым незначительным мелочам. Я не могу этого объяснить, но понимаю каким-то шестым чувством, и знаю, что эту неуместную привязанность необходимо скрывать от бдительного взора моей матери.

У нас быстро устанавливается ежедневный распорядок. Мы начинаем готовить еду для полковника Мартина и его супруги с первыми лучами солнца, чтобы иметь запас времени и, если нужно, приготовить блюдо два или три раза. Затем Энн убирает на кухне, а я пишу. В первый день я ушла в гостиную, чтобы составить рецепт песочного пирога, который мы два раза недопекли, а затем сожгли до угольков, испортив в процессе приготовления целый фунт отборного почечного жира. Мои нервы были на пределе, ничего не выходило, да еще мама возмущалась, что весь дом пропах горелым жиром. Тогда я вернулась на кухню и стала писать за сосновым столом, а Энн суетилась вокруг, мыла посуду и прибирала. Плеск воды, шуршание швабры по каменному полу, скрип песка и соли — все эти звуки меня успокаивали, и с тех пор я пишу рецепты только на кухне. Затем перекусываю с мамой в столовой, а после этого мы с Энн готовим обед. Если блюда не слишком замысловатые, я могу чередовать рецепты со стихами.

Через несколько дней после прибытия четы Мартин я решаю отправить новое стихотворение в один из лучших литературных ежегодников, «Реликвию». У него самая красивая и чудесная обложка. Я отправляю рукопись с почтовой каретой, и меня охватывает чувство… свершения… достижения. После, когда я пишу короткий рецепт жаркого из телячьей печени с маринованными лимонами, я вижу в словах поэзию и чувствую легкий трепет. Рецепт может быть столь же прекрасным, как стихотворение. Полезным и красивым. Это необязательно тяжеловесный набор сухих указаний. «Возьмите нежную, светлую печень… вымочите ее на ночь в хорошем уксусе с мелко нарезанным луком и ароматными травами… обжарьте на сильном огне»…

Впервые после бегства отца в Кале у меня появляется цель, я словно обретаю себя. Как будто получаю хоть какое-то право на существование. Быть может, моя жизнь не будет безрадостной и убогой. Быть может, создание рецептов будет питать и поддерживать меня, подобно поэзии. Быть может, я стану чем-то большим, чем старая дева.

Я настолько погружена в работу, что едва замечаю Мартинов и начисто забываю об их странной холодности. Лишь впоследствии я начинаю сожалеть, что, увлеченная своим возрождением, совсем не обращала на них внимания. Но к тому времени оказывается слишком поздно.