Записки школьного врача

Андрей Шляхов, 2012

Эта книга человека, который не понаслышке знает, что такое работа в школе. Тем более, работа доктора! В частной школе за внешним благополучием таится настоящий кошмар. "Детки" манипулируют окружающими в совсем не безобидных целях. Врачебная загадка, с которой сталкивается главный герой, может помочь распутать клубок странных происшествий и предотвратить страшный финал…

Низкий порог возбудимости

На следующий день я принес на работу толстенное «Руководство по анестезиологии и реаниматологии» и несколько последних номеров журнала «Педиатрия». С руководством в руках я два часа просидел над «реанимационным» чемоданом, предназначенным для оказания экстренной медицинской помощи. Журналы, уже изученные от корки до корки, выложил стопкой на столе — оформил, так сказать, интерьер. Надо же производить впечатление просвещенного доктора, тем более что я таковым и являюсь.

Закончив дела в кабинете, я отправился на кухню, предварительно выяснив у Тани, что должность Юры официально называется все же не «шеф-повар», а «заведующий пищеблоком» и что к нему лучше обращаться по имени-отчеству — Юрий Николаевич.

— С поварами нужно дружить, — напутствовала меня Таня. — Тогда вам от курицы всегда будут доставаться окорочка, а не крылышки.

Веская мотивация, ничего не скажешь.

Юрия Николаевича я нашел в столовой, он стоял у окна с блокнотом в правой руке и ручкой в левой. Левша, значит.

— Как вам это нравится? — не здороваясь, спросил он. — Первого сентября будет банкет, а сколько будет персон, я только узнал часа за четыре до банкета. Народ не может определиться, а я должен ломать голову!

— Готовьте по максимуму, — предложил я. — А то, что останется, съедите сами.

— И заплачу за все тоже сам! Надо мне! Вы не представляете, как Эмилия Леонардовна проверяет наши расходы! У нее просто в голове не укладывается, что повар может не воровать…

Признаться честно — я тоже так думал. Благодаря бабушке по материнской линии.

— Моя бабушка была поваром, — сказал я. — Она то и дело повторяла, что у реки не умрешь от жажды, а у плиты — с голода.

— Бабушка, значит. — Взгляд Юрия Николаевича потеплел. — Значит, вы в некотором роде сопричастны…

— Я еще и готовить умею. — Я действительно умею готовить, как большинство одиноких людей, которым готовить просто некому. — Хоть оладьи, хоть плов по-самаркандски…

— По-самаркандски? — оживился Юрий Николаевич. — Интересно! Это с айвой?

— Нет, это когда не перемешиваешь…

— Вот как! Не перемешивать! А разве не пригорит? Да, пойдемте ко мне, что мы тут стоим?

— Может, сначала познакомимся? — предложил я, протягивая руку. — Сергей Юрьевич.

— Давай без церемоний. Юра!

Мы пожали друг другу руки. Рукопожатие Юры, несмотря на внешнюю субтильность, было крепким.

Через кухню, примыкающую к столовой, Юра провел меня в свой «кабинет» — небольшое помещение, почти полностью занятое письменным столом и двумя стульями. Вру — была здесь еще мебель — над столом висели две полки, уставленные папками-скоросшивателями.

Юра вошел первым, и только после того, как он уселся за стол, я смог войти внутрь и занять на свободный стул.

— Извини, ничем не могу сейчас угостить. — Юра развел руками в той мере, в какой это позволяло свободное пространство. — Приходи первого сентября… Надеюсь, тебе понравится. Если, конечно, ты не фанат каких-либо мудреных диет.

— Не фанат, — улыбнулся я.

— Ну да, ты же любишь плов, — вспомнил Юра. — Так как там делают в Самарканде?

С четверть часа мы говорили о пловах и почувствовали друг в друге родственную душу.

— Я ведь такой же кулинар-любитель, как и ты, — сказал Юра.

— Не сравнивай, — поскромничал я, — ты все же профессионал.

— Угадай, какой институт я окончил?

— Ну, если работаешь в гимназии, то педагогический, — пошутил я и… угадал.

— Верно, исторический факультет. Тебе уже кто-то рассказал?

— Нет, просто ляпнул наугад и попал. А как тебя в повара занесло?

— Жизнь привела. Готовить мне всегда нравилось, а когда окончил институт, возникли некоторые проблемы с трудоустройством. Куда хотел — не брали, куда брали — я не хотел. Подруга матери рассказала, что в компании, где она работает, открывается детский ресторан и туда требуется администратор без опыта работы в системе. Неиспорченный, так сказать. Я подумал — почему бы и нет? — и пошел на собеседование. В итоге — отправился на двухмесячные курсы поваров. Правда, с первого места работы через год пришлось уйти.

— Почему?

— Пошли крупные трения с хозяйкой и теткой, которая руководила рестораном. Они раскручивали банкеты, а я считал, что надо делать упор на повседневных посетителей, тем более что ресторан находился в торговом центре. Согласись, если моя зарплата зависит от выручки, то я могу высказывать собственное мнение?

— Можешь, — подтвердил я.

— А они считали, что мое дело — обеспечивать меню. Но ушел я вовремя, потому что вскоре ресторан погорел. Специально нашел себе место, где можно не заморачиваться выручкой.

— Доволен?

— Доволен.

— Надоест — перейдешь в педагоги, — пошутил я.

— Здесь?! — вытаращился Юра. — В этом серпентарии? Да ни за какие коврижки! Это ты еще местной жизни не видел во всей ее красе. У меня вообще порог возбудимости низкий, мне так, как местным педагогам, волноваться нельзя. Поубиваю всех нахрен!

— Ну, производственные конфликты есть везде…

— Конфликт конфликту рознь! Еще имеет значение частота этих конфликтов и их последствия. Я не морковка, чтобы меня грызли с двух сторон! Погоди, сам увидишь. Тебя как врача эти дрязги вплотную касаться не будут, но последствиями заняться придется — давление мерить да корвалолом угощать. Так что очень скоро начнешь входить в курс.

Мне было не совсем понятно — что могут делить педагоги в частной школе, да еще у директора, которая все раскладывает по полочкам. Если все обязанности вместе с правами строго регламентированы, зарплаты высоки, иначе говоря — есть что терять, то какие могут быть поводы? Неужели противостояние двух учредителей так сильно сказывается на коллективе?

Когда я озвучил свои мысли, Юра рассмеялся и покровительственно похлопал меня по плечу.

— У тебя идеалистические представления о гимназиях, — отсмеявшись, сказал он. — Помню, и я, впервые посетив лицей, в котором проходила практику моя однокурсница, ожидал увидеть там нечто особенное, но первая же тройка семиклассников сбила меня с лестницы. Хорошо, хоть без переломов обошлось. А если серьезно, то Эмилия обожает стравливать подчиненных. Она считает, что это приносит в учительскую среду здоровый дух конкуренции и не дает им объединиться против администрации. Вдобавок Эмилия и Нина находятся в контрах, что не может сказаться на атмосфере. Вот ты знаешь, почему в России такой бардак?

— Много причин, — замялся я, озадаченный неожиданным вопросом.

— Да потому что на гербе нашем — двуглавый орел и головы смотрят в стороны! Герб — это сакральный знак, недаром в геральдике существует так много всяческих правил. И этот сакральный знак определяет все. У нас — та же самая ситуация. Эмилия смотрит вправо, Нина — влево. Или наоборот, это дела не меняет. Я вообще удивляюсь, как они не перегрызлись на стадии создания гимназии! И про учеников не забывай!

— А что с учениками?

— Это отдельная песня. Мне довелось побывать на практике в разных школах, среди которых встречались и откровенно маргинальные, но в любой из школ я находил общий язык с учениками. Здесь же я бы не смог «держать» класс. Да это двум третям педагогов не удается. Вот как начнутся занятия, пройдись по коридору во время урока, и все тебе станет ясно. В некоторых классах только на головах не ходят… А десятиклассники могут спокойно предложить учительнице заняться сексом…

— Да ну?!

— Не веришь — спроси хотя бы у Дитятковой. Ей в апреле подобное предложение было сделано прилюдно, на уроке. Один из главных дебилов встал и сказал: «I want to fuck you like an animal» (известная фраза из песни «Closer» американской рок-группы «Nine Inch Nails», в переводе означающая: «Я хочу трахнуть тебя, как животное»). Ты уже познакомился с Дитятковой?

— Нет.

— Ну, она такая… Ее сразу хочется. Но это же не значит, что можно так поступать. Мне в школе тоже нравилась наша учительница географии, но я пытался оказывать ей знаки внимания тайно…

— А что было дальше? — перебил я. — После того, как…

— Что могло быть дальше? Дитяткова получила предупреждение от администрации.

— За что?

— За то, что одевается слишком вызывающе и не пользуется авторитетом у учеников.

— А тому, кто сказал, что-то было?

— Нет, сообщили родителям, так сказать — в порядке информации, но мер никаких не приняли. А какие вообще могут быть меры? Исключить? Так это, извините меня, означает денег лишиться. В старших классах месяц обучения стоит тридцать шесть тысяч, и это не считая дополнительных трат, которых меньше чем на десятку не набегает. Как Эмилия может позволить себе исключать учеников? Гимназия хоть и популярная, раскрученная, но свободные места есть всегда. Поэтому учеников вообще никак не наказывают — могут только попросить делать то и не делать этого. Могут родителям сообщить, только очень мягко и осторожно, чтобы не дай бог не обиделись. Например, если ученик начинает во время перемены по голубям из пневматики стрелять, да заодно охраннику в мягкое место пульку всадит, то это называется — «шалил на перемене». Ты это учти в своей работе!

— Учту, — пообещал я и решил прямо сегодня же навести справки у матери Касторкина.

Честно говоря, мне казалось, что Юра, желая произвести на меня впечатление, немного преувеличивает. Или даже — привирает. К тому же у меня был повод для встречи с Тамарой Ивановной — я до сих пор не поблагодарил ее за содействие в трудоустройстве как положено — с цветами, вином и конфетами.

— Ты будешь приходить снимать пробу, или тебе просто журнал на подпись отправлять? — спросил Юра, когда я собрался идти к себе.

— Буду приходить, конечно. — Начинать работу с откровенного пренебрежения должностными обязанностями мне не хотелось.

— Только учти, что проба у нас делается по правилам, — предупредил Юра. — Пробуешь по ложке от каждого блюда, а не ешь тарелками. Хотя с учетом того, что у нас готовится по три вида первого и второго, а салатов обычно не менее пяти, то, пробуя по ложке, можно наесться. Тебе, кстати, карточку выдали?

— Сразу по оформлении.

— Без карточки обедать нельзя — нечем отмечать. Если забыл — ходи голодный, отметить завтра два раза не получится. И от руки в систему ничего внести нельзя — только карточкой. Приложил — обед засчитался. У нас был один фрукт, математику преподавал, так тот знаешь что придумал? Вырезал кусок по размеру карточки из какого-то прозрачного материала, который импульс не проводит, и прикладывал карточку через него. Внешне все пристойно — отметился человек, а терминал карту не считал. И так месяца два, пока Эмилия не сообразила, что в столовой она его видит ежедневно, а по компу обеды не проходят. На следующий день он уже у нас не работал. Смешно было при его зарплате экономить полторы тысячи в месяц на обедах.

— Да и глупо, — добавил я, — коллектив небольшой, рано или поздно заметили бы.

— Людская наивность порой поражает…

Я вернулся к себе вовремя — не прошло и минуты, как ко мне пришел гость — невысокий, крепкого телосложения блондин с глазами пронзительный синевы.

— Денисевич! — отрекомендовался он. — Преподаватель айкидо.

— Коновалов! — представился я. — В миру — Сергей Юрьевич.

— Так мы тезки — я тоже Сергей, только Александрович!

Как и полагается, ладонь у преподавателя айкидо была твердой, словно камень.

— Я сегодня первый день как вышел. Узнал, что у нас новый врач, — пришел знакомиться.

Несколько минут ушло на традиционные расспросы — не надоело ли работать врачом, нравится ли в гимназии и как вообще жизнь. Затем Данисевич перешел к цели своего визита:

— Я работаю, можно сказать, сдельно — получаю пятнадцать процентов от того, что платят ученики. Поэтому, сами понимаете, чем больше учеников, тем мне лучше…

Это я понимал, а вот куда клонит Денисевич, не понимал совершенно.

–…У меня, кстати, тоже медицинское образование — семнадцатое медучилище знаете, на Милашенкова?

— Слышал о таком, — вежливо ответил я, не знакомый ни с одним из медицинских училищ.

— Я — фельдшер. Три года на «скорой» отпахал, а потом решил серьезно заняться айкидо. Поэтому к ученикам я подхожу не только со спортивных, но и с медицинских позиций. Нагружаю посильно, слежу, чтобы не надорвались, в общем — стараюсь, чтобы все было хорошо. Когда клиентам хорошо, то и мне хорошо, верно?

— Верно, — согласился я, все еще не догадываясь, чего от меня надо преподавателю айкидо.

— А у нас в гимназии система такая — в айкидо как в «боевую» секцию, прием идет только через врача…

Тайное мгновенно стало явным.

–…а ваша предшественница очень вредничала. То пролапс митрального клапана у кого-то выслушает, то опорно-двигательный аппарат ее не устроит, а одному так вообще — из-за зрения заниматься не разрешила. Ну зрение-то тут при чем? Вот я и прошу — отправляйте ко мне всех желающих. Я все равно их карточки читаю и прекрасно представляю, кого можно физически совершенствовать, а кого — духовно.

— А как вы совершенствуете духовно? — полюбопытствовал я.

— Знакомлю с философией айкидо. Концепция Пустоты, верность жизненному пути, учу отличать малое от великого, важное от неважного… Вы буддизмом или даосизмом увлекаетесь?

— Нет, как-то не пришлось.

— Плохо, — искренне огорчился Денисевич. — Тогда вы меня не поймете… Ну так что — мы договорились?

— Условно, — улыбнулся я. — С явным пороком сердца или, скажем, с выраженным сколиозом я на айкидо не направлю. Но сильно придираться к физическому состоянию не стану. Все по уму.

— Про пороки и речи нет, — просиял Денисевич. — Правильно вы сказали — все должно быть по уму. Кстати, если захотите — я еще со взрослыми занятия провожу. Индивидуально или в маленьких группах.

В восьмом классе я хотел заниматься карате. Посетил два занятия, впечатлений хватило на всю оставшуюся жизнь. Так же, как и понимания того, что боевые искусства — это не мое. Вот шахматы — другое дело. Хвастать не буду, но не всякий кандидат в мастера против меня выстоит — разделаю как бог черепаху…

Вечер я, как и намеревался, провел в гостях у Тамары Ивановны. Пил чай, закусывал домашним печеньем и задавал вопросы.

Оказалось, что Юра ничего не приукрасил.

— Я не придаю этому большого значения, — призналась Тамара Ивановна. — Просто наблюдаю со стороны и посмеиваюсь втихаря. Меня никто не трогает, знают, что чуть что — я уйду. Пенсии мне на жизнь вполне хватит, да и Димочка поможет, если понадобится…