Заброшенная территория

Андрей Николаевич Кузьмин, 2019

В Приморской глубинке школьницы с учителями отправляются в поход на одну известную вершину Сихотэ-алиньского хребта, где тайно выращивается наркотическое зелье! Долгое время там промышляет возглавляемая полицейским банда. Здесь же, на горе, по сведениям ФСБ, находится необходимый для производства сверхоружия элемент, так нужный, как террористам, так и всем разведкам мира! Все эти группы оказываются в одном месте и в одно время.Переплетение элементов фантастики с действительными событиями конца и начала 20 века.Содержит нецензурную брань.

Глава 9. «Ананас» приходит к Лешему….

— Здоров, Ген! — во дворе появился Димка.

— Здоров, здоров! — недовольно пробурчал Вачура, неся на плече шестиведерный мешок картошки.

Дождь закончился в начале ночи, и над Лудье светило яркое, золотистое, утреннее солнце. Леший, не останавливаясь, прошел мимо двоюродного племянника и высыпал картофель на, расстеленный рядом с ГАЗ-ом 66-м, брезентовый тент.

— Ген, извини, не мог вчера придти! Пацаны с города приехали, просили озеро с карасями показать…, да там до вечера и прогасились!

— В такой дождь, караси?! — зыркнул на него Леший.

— Да я им просто показал где! В машине на берегу и просидели, — Димка переступал с ноги на ногу, чувствуя вину.

— Что, не мог заехать, сказать? На машине же был! — Вачура посмотрел на чистое от туч, яс-ное, голубое сентябрьское небо со слепящим, восходящем над синеватыми горами солнцем.

— Да я, думал, быстро! — племянник теребил кончик носа и опустил зад своего двадцати-двухлетнего тела на ступеньку крыльца.

В армию Диму не взяли — забраковали по болезни! Леший говорил хорошим знакомым: «Сын алкоголика — дурак! Вот и не взяли!»

— Что, батя все пьет? — Леший поднялся на крыльцо и вошел в дом. Димка поплелся следом.

— Нет! Деньги закончились. Лежит, стонет… Мать молоком его отпаивает…

Мать — это двоюродная сестра Лешего, всю жизнь проработавшая оператором «стволовой очистки руды» на горно-обогатительной фабрике.

— Лопатку саперную принес? — Вачура разлил по кружкам чай из свежих ягод элеутерококка.

— Нет, Ген. Вечером принесу!

— Дурак! — беззлобно прокомментировал Леший и вышел с парящей кружкой чая на крыль-цо. Еще раз вгляделся в бездонную голубизну сентябрьского неба.

— Ген, мы же только в пятницу выдвигаемся! — пробубнил дующий на горячий напиток пле-мянник.

— В пятницу, в пятницу…, — заворчал дядька — высокий, черноволосый, напоминающий крупного индейца из фильмов прошлого века.

Прошедшими летними вечерами Леший собирал в своем просторном дворе знакомую молодежь и обучал боксу.

И еще недавно забитый, нерешительный паренек, после десятка занятий у Вачуры, пре-вращался в «крылатого орла», гордо шествующего по центральной улице, вслед которому оборачивались, раньше не обращающие на него внимание, девчонки. Центральная улица брала свое начало от горно-обогатительной фабрики, давно заброшенной, и тянулась вверх, в направлении кладбища, на три километра. Фабрика смотрела черными дырами оконных проемов на заволоченные в погожие дни синеватой дымкой хребты гор. На красном, подымающемся ступеньками на сопку, облупившемся, кирпичном строении, успели вырасти березки и тополя. Словно напоминание об эффекте взрыва нейтронной бомбы. Расположенное выше по дороге кладбище, на крутом склоне лысой сопки, сильно пополнилось покойниками, потерявшими работу и надежду, спившимися мужиками, и молодежью, погибшей от наркотиков. Население кормилось, в основном, за счет тайги, где была большая конкуренция по сбору и реализации ее даров, а заработок являлся сезонным. Орехи, грибы, ягоды, дичь, лекарственные дикоросы, рыба, красная и простая, деловая древесина; в горах не застаивались, не залеживалась, не засиживалось.… И поэтому лес близ Кавалерово стремительно пустел, а добытчики, все дальше и дальше, уходили вглубь.

— Давай, дуй сейчас за лопаткой, а не в пятницу…!

— Вчера караси, пацаны… Пацанам показывал, рассказывал! — оправдывался Димка.

— И что ты им рассказал?! — Леший прожег племянника огнем своих темных очей. Мурашки пробежали по Димкиной спине, — Сболтнул чего?

— Да ну, упаси! — парень подковырнул мизинцем зуб. Вачура рассмеялся:

— Век воли не видать?

— Да ну, Ген. Ни кому, ни чего!!!

— Сам знаешь, для чего нам лопата?! — искоса глянул на парнишку старый промысловик.

— Да знаю, все нормально! — Дима, щурясь, посмотрел на безоблачную голубизну сентябрьского небосвода. В высохшей под лучами, еще по-летнему жаркого солнца, траве трещали цикады, цвыркали различные жуки, лениво жужжали мухи. Леший, то же задрав голову, сказал:

— Хорошо, теперь выкопаю картошку на верхнем огороде! Погода надолго.… До выхода на Темную точно простоит!

Немного не по плану пошла неделя у Вачуры из-за пришедшего из Китая тайфуна. Лешим его в глаза называть не решались. Бывшего егеря опасались — уж больно много различных, в том числе мистических, слухов ходило о таинственном, живущем на отшибе бобыле!

Димка отправился в поселок за саперной лопаткой. Леший поднялся по крутому склону на расположенный в зарослях на сопке огород, чтобы сносить отдута на широком плече мешки с картошкой, и ссыпать крупные, грязные корнеплоды на расстеленный, в заставленным техникой дворе, тент. Не успел высыпать содержимое первого мешка, как за спиной скрипнула калитка. Вернулся племянник:

— Ген, к тебе Анисим идет!

— Ну, идет, да идет… Ты то, что вернулся?

— Да я сказать…

— Иди за лопаткой! — пробурчал Вачура и тихо сплюнул. — Тьфу, балбес!

— Ну ладно, я тогда пошел, — обреченно сказал Димка, встретившись у калитки с Анисимовым.

— Иди, иди! — отрезал Вачура, пожав по-приятельски руку старому, как и он сам, таежнику «Анисиму», по тюрьме проходившему под кличкой «Ананас».

Остроносый, худой, с бледной сальной кожей, Анисим выглядел усталым и озлобленным. При своем высоком росте мученнески горбился, потирая вытянутой ладонью грязные, взъерошенные волосы.

— Геннадий! — обратился он к Вачуре, поднявшись с ним в тень, на крыльцо недостроенного большого дома. Леший со скрипом открыл в этом доме дверь. Скрежет эхом прополз по пустующим, неоштукатуренным комнатам, в отделке которых хозяин затормозился на долгие годы.

Ровно тринадцать лет минуло со дня закладки фундамента.

Для кого строил этот простор никогда не стремившийся к роскоши и большой семье Ле-ший?! Ему, да Богу было известно.… А может дьяволу!!? Но одному, явно жутко будет идти вечером из комнаты в комнату по скрипящим свежим половицам, — Ты шишки принимать начал?

— Да нет! — ответил тот, оперевшись локтями о свежеструганные перила высокого крыльца.

— А будешь? — Анисимов, в такой же позе, встал рядом.

— Я же не на свои деньги в прошлом сезоне принимал. Осень-зиму на китайцев горбатился. Они деньгами снабдили. Вот жду.… Приедут — буду принимать.

— Да только с камеры выпустили, — пожаловался гость, приятельствующий с Геннадием с детских лет. Жили друг от друга неподалеку. Да и сейчас живут. «А чего?» — взглядом спросил Леший. Он никогда ни к кому не обращался по имени. Или «ты», или ничего. Индейские, сверкающие энергией, черные очи, казалось, насквозь пронизывают душу собеседника. Хотя в глаза людям Вачура смотрел редко. Но этого хватало и многим, при этом, становилось не по себе. Соседи часто заглядывали к Лешему, то за шурупом, то за советом. А кедровые орехи и другие дикоросы таинственный бобыль скупал, чуть ли не у всего населения десятитысячного горняцкого поселка. Но так, не с кем и не завязал дружбы, кроме одного человека — милиционера Виталия Советского.

— Деньги на адвоката нужны, — кисло улыбнулся Анисимов, — А то, «расстрельную» точно в этот раз подведут!

— А расстрельной сейчас нет. Мораторий! — ласково успокоил приятель детских лет с черной иронией в голосе.

— Ни за хрен всю жизнь парится на нарах!? — выдохнул Анисим, — Устал, Ген!!!

— Чего случилось, то, у тебя? — Леший внимательно посмотрел на суетящиеся руки Анисимова и пригласил на другое крыльцо стоящей выше на склоне маленькой жилой избушки испить чая. Избушку эту он поставил тринадцать лет назад, как временную. Благодаря высотному положению, из окна ее просматривалась трасса и значительная часть окраины Лудье(Фабричного). Виделось отсюда и подворье Анисимова. Непосредственный сосед отгородился от Лешего высоким, сплошным забором. Соорудил он его после одного случая: Лет десять назад, майским теплым вечером Леший и заглянул в гости к этому самому, отгородившемуся в дальнейшем Антипову. Зашел взять газету со статьей о деноминации рубля. Цвела черемуха, аромат онной вкупе с запахом всего, пробудившегося к жизни разнообразия цветов, кустов и трав, насыщал собой прогревающуюся с каждым днем вечернюю атмосферу, сквозь толщу которой к людям пробивались тонкие лучики появляющихся далеких звезд. Крупный, даже для кавказца, пес дернулся в сторону входящего в калитку Геннадия, но, не успев рыкнуть, стопорнулся и, как-то обмякнув, повернулся к миске с только что принесенным ужином, сонно захлюпал огромной пастью, равнодушно пропустив к входной двери Лешего. Вышел хозяин. Вачура, взяв газету, посозерцал некоторое время животное.

— У тебя собака сегодня сдохнет! — уверенно произнес Леший.

Сосед натужно рассмеялся. Он был из тех, кто в былые временна, обращался к Вачуре, не комплексуя, — «Леший».

— Да брось ты, Леший! Кабелю три года. Здоров, как Ирландский мерин! — Антипов не верил ни в Бога, ни в черта! — Ты что, моего Беркута втихушку дичью подкармливаешь? — строго спросил он.

— Да, нет. А что?

— Беркут тещу близко к калитке не подпускает. А недавно Гришку-соседа чуть не порвал на его территории…, а тебя?!

— Делать мне нечего, своих кормить нечем! Сдохнет твой Беркут сегодня!

— Вачура, не гони! — соседи распрощались.

Часа в три ночи Антипова разбудил собачий вой и громкий звон толстой стальной цепи. Мужик выскочил на крыльцо и увидел, как светло-серый кавказец, разогнавшись, хрипло дернувшись шеей, вырвал длинную цепь из столба у будки. Звонко волоча ее за собой, огромными прыжками преодолел освещенный полной луной огород, пробил грудью забор из свежего штакетника, и бросился под фары редкого для трех часов ночи автомобиля. Глухой удар, визг тормозов и животного — услышал изумленный Антипов. И тишина. Антипов, застыв, стоял посередь огорода. Водитель вышел, глянул на лежащего в придорожной канаве, дергающегося в предсмертных судорогах пса и, подергав помятый бампер, медленно уехал. На следующее утро хозяин похоронил друга-сторожа на склоне, вбив, по совету жены, деревянный крест в темный холмик. Лешим Вачуру больше не называл. При встречах быстро проходил мимо, отвернув взгляд, кивал головой. Вачура, улыбаясь глазами, кивал в ответ, произнося: «Гм…м»!

Анисимов рассказал, как ночью в дом ворвались промокшие опера с какой-то теткой. Перевернули все в столах, шкафах, погребе. Ничего не нашли, но его забрали в отдел, где забросили в камеру к сумасшедшему, агрессивному амбалу, каждый час, выдергивая на допрос.

Леший взглянул на сопку. В лучах солнца на ней алел пушистый клен. Чуть выше, густой, темной хвоей, выделялись верхушки двух кедров на фоне желто–коричневого ковра из уже мертвой, но еще цепко держащейся за ветки, засыпающих на зиму деревьев, листвы.

— Не надо было бегать тогда и продавать Силинский мотоцикл! — сказал Вачура.

— Так Силин тогда пропал, я и…

— А ты откуда узнал, что он пропал? — Гена хлебнул из почерневшей аллюминевой кружки чуть приостывший чай. Выпущенный из камеры сделал то же. Темно-синие ягоды элеутерокка, заваренные кипящей колодезной водой, крепко бодрили.

— Так он меня сам перед тем просил продать этот УРАЛ.

— Нет у меня денег! — Леший нахмурился, — Все родственнику месяц назад занял…. Да так и с концами! А когда труп Вечерова нашли, говоришь — вчера?

— Менты сказали, что вчера утром. Вроде бы как, брат Вечерова поехал на Темную спасать от дождя спрятанные там орехи, да собака и отрыла бывшего хозяина, — Саша Анисимов задумался, — Нашел Славу верный пес! — как-то ностальгически медленно промолвил он. Они с Вячеславом Вечеровым были близкими приятелями. Даже бегали к одной и той же одинокой женщине.

— Оно так и было. Его брат от соседа моего ментам звонил…. Я его видел.

— Что, что рассказывал? — глаза Анисимова возбужденно сверкнули.

— Что, что рассказывал, — в упор посмотрел на него боксер-тяжеловес, — Ты убил, говорит!

Степан Анисимов улыбнулся, сделав крупный глоток из такой же, как у Шурмы, почер-невшей аллюминевой кружки.

— Тут и так хреново, хоть самому стреляйся, а ты, Ген, со своим черным юмором!

— Некогда мне, зайди потом! Картошку с огорода спускаю. А денег сейчас нету! — Вачура направился к калитке. Анисимов поставил кружку с недопитым чаем на периллу крыльца и поспешил следом.

— Меня ж посадить могут!

— Если б садили, то б сидел! — Геннадий Вачура подошел к тропинке у гаража, круто подымающейся вверх, к огороду. На этом огороде Леший выращивал по совету Отшельника экологически чистые овощи и картошку, не применяя синтетических удобрений. Как ни странно, здесь каждый год вызревал умеренный урожай средних по величине плодов, вне зависимости от погодных условий. Бывало редко, выдастся на полях и подворьях района небывалый урожай картофеля, а у Шурмы на верхнем огороде все такой же. За то, в засуху или дожди, нет урожая у других, а у Лешего все такой же — не плохой! — Да то же и говорил, — остановился Леший, — Собака нашла. По одежде, по ремню, ботинкам и зубам узнал. Да и старый пес не мог ошибиться. Он эту лайку всегда в тайгу брал, а в тот раз она под колеса попала. Лапу повредила. Лапа зажила, он долго еще хозяина искал. С утра в тайгу убегал, ночью возвращался. Потом брат Гришка его к себе забрал, пес и успокоился. Но хозяина все-таки нашел, молодец! А денег у меня пока нет, — И Вачура медленно пошел на подъем по уходящей в чащу деревьев тропинке. Анисимов почесал затылок и, развернувшись, быстрым решительным шагом двинулся куда-то.