Риск и бутылка шампанского

Андрей Дышев, 2002

Абсолютно безбашенные парни Гера и Клим занимаются тем, что совершают затяжные прыжки с городской телевизионной башни. Но это экстремальное развлечение им уже давно не щекочет нервы. Смельчаки мечтают выпрыгнуть из вертолета и выполнить несколько фигур воздушной акробатики, имея всего один парашют на двоих. Для осуществления этого самоубийственного трюка нужны деньги. И вдруг находится человек, который предлагает парням то, что они ищут, – смертельный риск и хороший заработок…

Глава десятая

Целомудренная и усталая

Отец парил ноги и смотрел по телевизору футбол. Несмотря на то, что по его крепкой красной шее струился пот, он был в теплом халате и спортивной шапочке.

— Вот же мазила! — возмущался он. — С трех шагов не попасть в ворота!.. А ты долго гуляла. Я уже подумал…

— Он пригласил меня в бар, — ответила Лисица, опускаясь на стул.

— Ты много выпила? Хотя, можешь не отвечать… Подай-ка мне очки! Они на подоконнике.

Он вынул ноги из тазика и опустил их на полотенце, брошенное на каменный пол. Затем выключил телевизор, надел очки и стал вынимать из папки фотографии и схемы.

— Сосредоточься, если сможешь, — предложил он, раскладывая содержимое папки на столе. — Это план застройки нашего квартала, который я выудил в архитектурно-планировочном отделе. Вот этот квадратик — забор. Черный прямоугольник — коттедж.

— А это что за куриное яйцо? — спросила Лисица, ткнув пальцем в план.

— Это бассейн.

Пилот посмотрел на дочь поверх очков так, словно хотел сделать ей замечание по поводу ее легкомыслия, но промолчал и придвинул Лисице большую цветную фотографию.

— А этот фотоснимок сделан с самолета. Я раздобыл его в институте аэрогеологии. Возьми лупу… Снимали вечером, и точность контуров немного смазывается тенями. Но его двор виден прекрасно.

Лисица склонилась с лупой над снимком. Волосы упали на стол и загородили свет. Изображение на снимке потемнело, словно вдруг зашло солнце. Лисица сопела, напрягала глаза, но все равно изображение плыло, будто кто-то тянул за краешек фотографии. Наконец, ей удалось сосредоточиться на коричневом квадрате забора. Теперь Лисица видела зеленые пятна кустов и голубой, как медный купорос, овал бассейна. Можно было различить даже людей. Смуглый человечек в плавках, по виду мужчина, стоял на бордюре бассейна, вытянув вперед руки.

— Какой живот! — воскликнула Лисица. — Сейчас он как плюхнется в воду! И поднимется огромная волна, и она обрушится на двор, и смоет всех злодеев, стяжателей и расхитителей, и спасется только большой мохнатый кот, который успеет взобраться на макушку пальмы…

— Ниже посмотри!

— Ниже… Ага, вижу! Это стол! — обрадовано произнесла Лисица. — Полигон чревоугодия. Холестериновая заправочная станция. Портативный гастроном. Беленький, круглый. И стульчики…

— А что на столе лежит?

Лисица снова засопела от усердия.

— Не пойму… Вроде костыль…

— Костыль! — усмехнулся Пилот. — Это «калаш», моя дорогая.

Лисица подняла голову и, глядя на отца сквозь увеличительное стекло, произнесла:

— Лучше бы это был костыль. И чтобы все обитатели особняка скакали на костылях: стук-прыг, стук-прыг… Ну их в баню, папуля! Я уже чувствую, как альтруизм наполняет мою душу истомой благородства и нравственной чистоты, триумфально изгоняя алчность…

Пилот вытер ноги полотенцем и сунул их в мягкие розовые тапочки.

— Нашему юному другу ничего не грозит, — сказал он, закапывая в ноздри нафтизин. — Я уже просчитал: он будет парить над двором не больше пяти секунд. Если охранники догадаются задрать головы кверху, то увидят его. Но скорее всего не догадаются. Проблема не в этом.

— А в чем?

— Как бы он не передумал завтра утром… Как ты думаешь, горчичники ставить или нет?

— Не надо, — поморщилась Лисица. — Если поставишь, от тебя будет пахнуть, как от арабской шаурмы. Давай лучше натрем грудь красным перцем.

— А лучше сразу серной кислотой… М-да, простуда летом — скверная штука… Конечно, мы можем обойтись и без него, — развивал мысль Пилот. — Предположим, ты перекинешь бутылку через забор. Но вероятность того, что она упадет на пол, а не мне на голову, весьма мала.

— Он сделает это, папа, — сказала Лисица, глядя на отца сонными глазами.

Пилот посмотрел на дочь поверх очков взглядом учителя нравственности.

— У тебя с ним что-то было?

— Ну что за вопросы? — вяло возмутилась Лисица. Она опустила голову на стол. Сон был близок к победе над ней. — Да. Мы катались по ночному городу на машине без тормозов. Именно это и было «что-то»…

— Я имею права задавать такие вопросы, — спокойно отпарировал Пилот. — Потому что я воробей стреляный. К тому же, я еще и твой отец.

— Он смешной, — бормотала Лисица, не поднимая головы. — И… добрый. Но никакого повода я ему не давала! Ни повода, ни намека, ни двусмысленного взгляда, ни вздоха, полного сладкой неги, ни истомы в полураскрытых губах… Ни-ни! Я держалась как оловянный солдатик в сарафане цвета хаки, в кирзовых подкованных туфельках и с противогазной сумкой на плече. Я была целомудренной, как престарелая настоятельница женского монастыря.

— Настоятельницы по барам не шастают, — заметил Пилот. — Тем более престарелые…

Он открыл холодильник и вынул оттуда коробку с нарисованными на ней фруктами. Водрузив ее посреди стола, Пилот осторожно развязал тесемку и приподнял картонную крышку.

— Смотрится нормально, — сделал он вывод, глядя на коричневый торт, лишенный каких бы то ни было кремовых завитков, цветов или фруктов. — Как настоящий шоколадный. Укусить хочется.

— Не надо его кусать, — предупредила Лисица. — Такими тортиками в поликлинике мышей выводят. Они умирают в страшных муках от несварения.

— Пусть лежит в холодильнике? — спросил Пилот.

— Пусть. Но перед применением его надо часик подержать на солнце. Чтобы стал мягким. Как подушка…

Пилот убрал торт в холодильник. Лисица обнимала стол и тихо сопела, как студент на лекции.

— Я завидую твоей выдержке, — признался Пилот. — А мне что-то не спится. Старею, наверное… Не мучайся, иди наверх!

Но Лисица уже крепко спала и не слышала его.

Пилот поправил очки и стал перечитывать открытку, которую ему сегодня принес посыльный.

«Дорогой сосед! Чувство вины за мою неловкость не оставляет меня, и желание хоть отчасти загладить его столь велико, что я настойчиво приглашаю Вас и Вашу очаровательную дочь завтра ко мне на обед к 18.00 по адресу: Вольготный пер., строение 4».

Дочитав до конца, Пилот отправил открытку в камин и пошуровал в углях кочергой. Открытка вспыхнула алым пламенем, скукожилась и превратилась в тень.