СССР – 1979

Андрей Валерьевич Степанов (2024)

Компания друзей из маленького городка собирается потусить на даче. Бурная попойка превращается в незапланированное путешествие по миру, где остался СССР образца 1979 года.

Глава 1. Дачные дела

— Хэй ю! — я покачивал головой такт музыке и подпевал, сидя напротив компьютера. Одновременно пролистывал новостную ленту в соцсети. Ничего нового. Ничего интересно. — Аут зэа ин зэ колд!

— Опять песни горланишь! — раздался крик матери из кухни в момент, когда солист затих перед очередной строкой куплета. — Лучше бы дела помог сделать!

Я приспустил наушники на голове. Невнятно прозвучали следующие слова, но и подпевать желание уже пропало. Краткий миг эйфории, который возникает, когда слушаешь шикарную песню и можешь подпевать, попадая в ноты, растворился в прошлом.

Вообще, с матерью не забалуешь. Я поставил песню на паузу, посмотрел на сайт криптобиржи. Дела шли ни шатко, ни валко.

И отправился на кухню, оказывать посильную помощь — какую единственный сын одинокой матери мог оказать. Перебрался из угловой спальни тесной двухкомнатной квартирки в коридор, что плавно переходил в узкую кухню.

— Сань, — мать оторвала глаза от моркови, которую терла уже, судя по размерам горы на блюде, не меньше десяти минут. — Сынок, — добавила она, вытерев лоб ладонью, на которой виднелись многочисленные оранжевые кусочки. Правда, сказала она это таким тоном, что ничего хорошего ждать не приходилось. — Сколько можно-то?

— Чего, ма? Я пришел, как услышал.

— Работу когда найдешь?

— Я работаю! — уверенно ответил я. — Работаю! — и для пущей убедительности посмотрел маме в глаза. — Екатерина Анатольевна, ну вы чего?

По имени-отчеству я называл ее исключительно в шутку, но в этот раз мать к шуткам была не расположена.

— И кем ты работаешь, скажи мне? Песни поешь целыми днями. То пропадаешь черт знает на сколько, то дома сидишь безвылазно неделями. И хочешь мне сказать, что это — твоя работа?

— Ма, — я притворно вздохнул. Переспорить мать было… по меньшей мере нереально. Но каждый раз я пытался. Уже двадцать пять лет пытался.

— Чего «ма»? — раздражаясь, спросила она. — И не называй меня так, будто ты — мой подчиненный!

— Пытаюсь сделать тебе приятное, — соврал я. Не могло быть у фармацевта подчиненных. Формально и не было. Но пара коллег из вежливости обращалась к ней по имени-отчеству.

— Не юли мне тут! — мать пригрозила мне наполовину стертой морковкой. Я с ужасом заметил, что в блюде рядом лежит еще килограммов пять чищеной. Предвкушая, что придется пожертвовать временем и, вероятно, кожей на нескольких пальцах, взамен душевного спокойствия, я спросил:

— Может, тебе на кухне помочь?

— Хочешь потереть? — тут же просветлела она. — Нам нужно еще несколько трехлитровок закатать.

— Закатать? По-корейски, что ли? — простонал я. — Я же не люблю! Кто есть будет?

— Зато я люблю! И я буду, — раздраженно добавила мать. — Вот отец твой никогда в помощи мне не отказывал!

Я вздохнул, но так, чтобы мать не заметила. Если увидит, проблем точно не оберусь. Придется еще пару дней слушать о том, что я плохой сын.

— Ну, так поможешь? — уже требовательно спросила она. — Заодно расскажешь, чем ты там сейчас увлекся.

И, сперва открыв воду, к моему ужасу, взяла в руки нож, чтобы почистить еще моркови. Я сглотнул слюну.

— Ма, овощечистка же есть.

— Я привыкла так!

Мать, хотя еще и была довольно молодой, ссутулилась над раковиной. Ей было сорок три. Мне — двадцать пять. До смерти отца казалось, что мы — одинаковые. Друзья. Но с годами пропасть между нами начинала расти, а последние пару лет и вовсе развезлась до неимоверной ширины.

— Сам бери овощечистку и помогай! — крикнула она, перекрывая шум льющейся воды.

Как же я не любил эту непоследовательность… Только что взял в руки морковку, чтобы начать ее тереть, а теперь она предложила мне потолкаться у раковины. Переубеждать бесполезно. Она так видела.

Я встал рядом, взяв овощечистку, и принялся скрябать морковку. Мать ловко орудовала ножом, справляясь гораздо быстрее и чище, чем я.

— Ма, ты как с рождения с ножом в руках, — пошутил я.

— Как в семьдесят девятом в первый раз взяла, так и… Чего ты смотришь так?

— Ты помнишь, когда первый раз..? — удивился я, даже перестав чистить.

— Продолжай-продолжай, — скороговоркой произнесла мать. — Еще бы не помнить! Моя мама тогда занята была, ушла из дома и сказала — Катя, почисти картошки! — она выразительно изобразила голос покойной бабушки. — И я почистила. Да не так ты держишь!

— Вот так вот сама, знала и…

— А я смотрела, как взрослые делают. Смотрела! Не то что ты! Уткнулся в свой компьютер и сидит там целыми днями! — поучительно продолжила мать. — А так… — она переложила морковку, — знал бы, хоть как чистить надо!

— Так сколько тебе было тогда, в семьдесят седьмом?

— Девятом! Три мне было.

— Кошмар…

— Сань, мы быстрее взрослели. Мы и жили иначе. Жизнь была другой. Хотя нет. Такой же, но… — она замялась и принялась еще более яростно чистить морковку.

— Так другой или нет?

— Да как бы да. И как вроде бы нет.

— Ой, ма, путаешь только.

— Ну пусть так. Так чем ты занимаешься, сынок? — она немного подуспокоилась и принялась меня расспрашивать. — Вроде бы как учиться ты закончился. В армию бы тебе.

— Армия — это такой же пережиток прошлого! — возмутился я. — И вообще, обычно от армии косят, а ты…

— Я хочу, чтобы ты прошел школу жизни. Был бы жив твой отец… Чертов вирус!

Я не стал комментировать. Вирусы-хренирусы. По большому счету — воспаление легких. А какой вирус стал тому причиной — какой выгоден сейчас правительству. Но мать не переубедить. Ковид, свиной, птичий…

— А так я к жизни — совсем не приспособлен? — я даже бровь приподнял, чтобы показать невероятную степень моего возмущения

— Ты колледж-то с трудом закончил, — продолжила мать.

— И причем тут это? — морковка выскользнула из ладони и упала в раковину.

— Сынок… я просто хочу, чтобы ты человеком стал.

— То есть, колледж современной коммерции не делает меня человеком?

— Нет, я…

Мать не любила, когда я задавал вопросы в ответ. Особенно она не любила, когда она не могла на них ответить.

Я же потянулся за упавшей морковью в раковину. Злиться на мать. Нормально, когда она так себя ведет, подумал я. И вдруг кухня поплыла.

— Ой. Ой-ей! Сынок!

Комната вальсировала. Начала вращаться.

— Выключай!

— Гаси-гаси. Ну же! Живо, мать вашу, вырубайте!

— Тумблер один-ноль-три отключи!

И тумблер словно у меня в голове выключили, а не где-то там. Сразу же и голоса пропали. А звучали так явно, точно рядом. Будто я и не на кухне был вовсе. А где-нибудь на заводе. Не хватало только «Палыч, кинь ключ на тридцать два». Бдыщ!

Я кривовато улыбнулся.

— Сынок! — воскликнула мать и схватила меня за плечи, насильно усаживая на табуретку. — Сань! Что такое?

— Все… нормально…

И снова ложь. Ни разу не нормально. Меня как через мясорубку только что пропустили. И не раз. И не два.

Прошло минут десять. Я отдышался. Мать поставила передо мной стакан воды.

— Мокрый весь… — она заботливо провела рукой по моим волосам. — Курчавыш.

— Ма, мне не пять лет…

— Ой да. Тебе лучше?

— Лучше.

Она опустилась рядом со мной.

— Говорю, тебе надо нормальную работу найти. Это все компьютер. Глаза портишь только.

— Ты еще скажи, что игры учат людей убивать, — начал спорить я.

— Но и за компьютером не заработаешь!

— Время сейчас другое. Честное слово, ма, ты как в прошлом застряла… — сильная боль пронзила висок, и я едва удержался от того, чтобы не схватиться за голову. Иначе меня сразу же послали в больницу очереди стоять. Или таблеток напихали.

— Ну не говори так, — мать встала. Вот сейчас я видел перед собой уверенную в себе женщину. А не сгорбленную чистильщицу моркови. — Не говори. Пожалуйста. Я просто хочу чувствовать уверенность в будущем. Внуки и…

— Ты полчаса назад хотела знать про мою работу! — воскликнул я. На каждый слог висок пульсировал. — Да как можно…

— Ладно. Хорошо. Внуки — перебор. Прости, сынок, я лишь…

Голос ее отдалился слишком быстро. Что-то наподобие второй космической скорости разделило нас. Две секунды — и двадцать два километра разделяет нас.

Уши заткнуло пробкой, но лишь на миг.

— Вась, ну епрст! Перезапускай!

— Да, товарищ командир!

— Живо! Видишь, на полную не тянет!

— Да делаю!

— Как вышестоящему…

И снова обрыв. Пробку выдернули.

–…ну, и все, — закончила фразу мать. Разумеется, я все прослушал.

— Так что ты хотела бы услышать? — начал я. — В первую очередь.

— Работа.

— У нас с парнями бригада.

— С кем? — скептически спросила мать.

— С Максом и Темой. Ремонт, стройка. Все дела. Макс еще варить умеет, так что можем и заборы…

— Но это не работа.

— И это не работа? Ну ты даешь, мам.

— Не работа. А компьютер? Игрульки?

— Музыка. И работа. Криптобиржи.

— Кри… что?

— Торгую.

— Саша… — прозвучало это то ли сочувственно, то ли огорченно. — Это не работа.

— Ты просто не понимаешь!

Хорошо, что я рот закрыть успел. Новая пробка в ушах.

— ВАСЯ! Ты за резисторами не следишь совсем, что ли?

— Товарищ…

— Не болтай, а делай!

— Слушаюсь!

— Вырубай и готовься заново!

Пробку вынули.

— Что-то ты мне совсем не нравишься, — ответила мать. — Может, свежим воздухом подышишь? До дачи доедешь.

— Поработать?!

— Нет, но… мальчишек позови. Надо…

— Вот опять…

— Ладно, просто отдохни. Не за компьютером, пожалуйста, Саш. Все дела подождут. И дачные тоже.