Между мирами-6: Шестерни системы

Андрей Валерьевич Степанов, 2022

Система все равно переработает человека, знает он об этом или нет. Хочет он того или нет – результат будет один. Но можно просто поддаться, а можно сопротивляться. И чем активнее – тем сильнее обнажится гниль системы. Максим уже был в шаге от правды – и от смерти тоже. Ему пришлось бежать. Почти прояснившаяся ситуация стала еще более запутанной, если бы не внезапно подоспевшая помощь. Теперь Максиму предстоит самому примерить роль одного из винтиков сложной системы государства. Если он даст слабину – рискует потерять все, что заработал потом и кровью. Но если поддастся – навсегда упустит шанс найти злодея, который разыгрывает перед ним очередной коварный план.

Глава 3. Дела семейные

Катавасия, которая произошла вечером, не поддавалась никакому описанию. Закончился первый день Совета. Я не считал, что мое присутствие там требуется — к тому же оставался последний час работы.

Алексею Николаевичу я не стал ничего говорить — это работа Подбельского. Сам нарыл — пусть сам и сообщает его величеству неприятные новости. Я лишь перенаправил к нему императора со всеми вопросами и первым делом забрал Аню к себе домой. Мне срочно требовалось с кем-нибудь переговорить.

Девушка заскочила на несколько минут в комнату, чтобы привести себя в порядок. Из ее же комнаты на свой адрес мы заказали еды. Если раньше я еще бы мог добавить, что алкоголь тоже поможет: снимет напряжение, например, — то после утренних возлияний я даже о кефире думать не мог.

Поскольку освежиться можно было и у меня, принцесса лишь оперативно взяла пару вещей, и мы тут же выбрались на улицу. Вечерело, становилось зябко и теплый плащ поверх платья пришелся ей как нельзя кстати.

Аню я сразу же предупредил, что обо всем мы будем разговаривать исключительно у меня дома. Правда, кое какие шумы из кабинета императора мы все равно слышали — так громко Алексей Николаевич, кажется, еще никого на моей памяти не отчитывал.

Но едва захлопнулась дверь моего арендованного дома между дворцом и Дипломатическим Кварталом, Аня буквально засыпала меня вопросами. Словно перешагнула барьер. Скинула пальто и из терпеливой и молчаливой девушки превратилась в сплошную почемучку.

— Дядю тоже арестовали? — этот вопрос прозвучал у нее одним из первых.

— Вероятно, этот вопрос сейчас обсуждают с императором, — хмуро ответил я. — Но я тебя увел, чтобы поговорить наедине, а ты не слышала всей грязи, что может литься во дворце. Вряд ли бы ты смогла помочь дяде. Самое важное не в этом. Я знаю, кто главный в Третьем. И только тебе могу сказать об этом…

— А знаешь, — девушка вдруг решила отказаться от привычной сдержанности, — мне плевать! — с этими словами она уселась на диван в гостиной и отвернулась.

— Нет, я уверен, ты должна это знать, — продолжал настаивать я, искренне не понимая причин ее поведения.

— Единственное, в чем я уверена, что мне, да и тебе тоже, между прочим, следует быть сейчас во дворце, откуда ты меня увел! — почти прокричала девушка, и в глазах я заметил слезы.

— Так… — я едва не сказал «давай успокоимся», но одернул себя и решил больше не тянуть с секретами. — Подбельский — глава Третьего.

— Что?! — Аня быстро развернулась. — Как? Откуда?

— Это не слишком короткая история. Но он заявился лично. Вытащил меня из дома Волкова…

— Ты и там побывать успел? — ахнула девушка.

— Я же говорю, мне надо многое сообщить, Ань… И прежде всего — именно тебе. Потому что тебе я доверяю — и только тебе могу сказать о профессоре. И о том, что как раз ему — не верю.

— То есть, ты думаешь, что мой дядя все-таки невиновен? — девушка нахмурилась, пытаясь разобраться в моих словах.

— Не дам стопроцентной гарантии, но я чувствую, что здесь что-то не так. Слишком все легко получается со слов Подбельского, — я принялся ходить по гостиной, вышагивая напротив Ани. Нервничал я так, точно через пять минут должны были прийти и арестовать вдогонку еще и меня. — Он пытается представить, что твой дядя нарочно расшатывает кресло под твоим отцом, чтобы самому занять место.

— В этом нет никакой логики.

— Вот именно! — воскликнул я. — Потому что все, что делается наносит удар по семье целиком и нелогично крушить все целиком, если твой дядя сам собирается править. Не представляю каково тебе, когда твоих родственников пытаются обвинять в подобном.

— Я уверена, все наладится. Наверно, я пока еще не осознала, что профессор из Университета пытается обвинить моего дядю в попытке захвата власти. Но точно знаю, что па точно не допустит этой дикости.

— Я тоже надеюсь, — мрачно добавил я и присел рядом на диван. — Все притянуто за уши. По самое не могу. Никак это не может быть твой дядя!

— Поняла уже, — откликнулась Аня. — Ты не хочешь рассказать мне, что случилось у Волковых?

— Тоже ничего хорошего, — я покачал головой. — Дом горит. Юрий Волков застрелен. Его дети вроде бы как в порядке. Но там свои странности. Мне даже интересно, как попытаются доказать вину дяди в его смерти.

— Что, серьезно?!

— Григорий Авдеич прямым текстом так сказал. Голова кругом идет от всего происходящего, — я развернулся так, что смотреть на Аню. Та сидела с серьезным видом:

— У тебя что-то не так с лицом, — заметила она. Я рассказал про пожар, и Аня сразу же отправилась наполнять большую ванну на втором этаже: — И ты даже не подумал помыться!

Мне оставалось только гадать — напускное у нее спокойствие или настоящее. Тот краткий выплеск эмоций показал, что передо мной все-таки живой человек, а не какой-то робот с безразличным отношением ко всему окружающему. Вся этика, которой Аня регулярно прикрывалась, сегодня явно дала трещину.

Не хватало мне еще начать сомневаться в Ане, из-за которой я и оказался здесь. А, может быть, и не из-за нее вовсе я тут и оказался? Может, ей просто сыграли, так же как и всеми остальными?

Девушка положила ладонь мне на плечо и села рядом:

— Если ты будешь думать об этом слишком много, проблему не решишь, — сказала она. — Нужны факты, а не домыслы. Мы поговорим с отцом, когда тот сам обдумает всю ситуацию, а потом уже займемся поисками решениями.

Она говорила мягко и тихо, но вывела меня из оцепенения. Я вспомнил, как думал, еще совсем недавно, что ее чувства ко мне вызваны совсем не натуральной химией или это результат пичканья ее другими сильнодействующими веществами. Но, к счастью, все было не так. И в этом я ей верил. Верил я и сейчас.

— Теплая ванна — это именно то, что тебе сейчас нужно, — она продолжала меня успокаивать.

— Нам.

— Что?

— Не мне, а нам нужна теплая ванна. Не надейся отвертеться. Я пять дней торчал в этом несчастном лагере и жутко по тебе соскучился!

Ее улыбка заставила меня быстро забыть о проблемах и выкинуть из головы все, что произошло за этот день. За такую поддержку, когда, казалось бы, помогать девушке должен был я, требовалось что-то сделать взамен.

И, поскольку я ничуть не разбирался в системах отопления, а в доме было довольно прохладно, я нашел несколько больших толстых свечей, расставил их по полу вокруг большой жестяной ванны и зажег их.

Потрогал воду — теплая. Хоть здесь не придется ничего изобретать. Когда свечи разгорелись, стало заметно светлее, но воздух еще оставался прохладным. Я забрался в воду лицом к двери и прикрыл глаза.

Пора бы уже привыкнуть к тому, что каждый раз, когда я подхожу слишком близко к очередной разгадке, становится только хуже. Даже не знаю, что именно в этот раз окажется хуже: что Подбельский на самом деле руководит Третьим отделением или тот факт, что Сергея Николаевича обвиняют во всякой чепухе? И ведь при любом раскладе последствия — непредсказуемые.

Я попытался уложить в голове все старые и новые факты, но обнаружил массу нестыковок. И чем больше пытался найти объяснений происходящему, тем больше уходил в сторону невнятных рассуждений и бесполезных сравнений.

От очередной порции мозговыносительных додумок меня спасла Аня. Она легко впорхнула — только дуновение ветра заставило меня приоткрыть глаза — и остановилась рядом с ванной. Осторожно сняла с себя платье и белье. А я все еще притворялся, что не вижу ее, но на самом деле в очередной, должно быть, уже сотый раз рассматривал, как хороша она без одежды.

Аня, как нарочно, потянулась, сцепив руки высоко над головой. От этого ее грудь напряглась, а я смог полюбоваться крутым изгибом бедер, идеальной талией и… Вся она был прекрасна, от макушки до самых…

Затем она перекинула ногу, слегка наклонилась вперед, словно нарочно поворачиваясь ко мне спиной, опустилась в воду и сдвинулась чуть назад, прижавшись ко мне.

— А ты романтик, — промурлыкала она.

— М? — я притворился спящим.

— Я знаю, что ты все видел, можешь не прикидываться, — развеселилась девушка и положила мою ладонь себе под грудь, потом развернулась и поцеловала меня. — Красавчик! — добавила она, оценив спаленную почти начисто бровь.

— Отрастет, — фыркнул я и провел пальцами ниже по ее телу. Долго дразнить мне принцессу не пришлось.

Когда мы насытились, свечи уже порядочно прогорели, а в помещении стало настолько тепло, что оттуда не хотелось уходить. К тому же ощущение неотвратимо наступающего завтра с его новыми проблемами превратило жестяную ванну в маленькое укрытие.

Но остановить время мы были не в силах и потому следующим днем, нехотя и с самыми отвратительными предчувствиями мы вернулись во дворец. Утром идти не было смысла, потому что император продолжал присутствовать на заседании Большого Совета, а без его участия ни одна наша проблема не получила бы решения.

И все же дела пошли не совсем так, как мы это планировали. Похоже, что все решили до нас. И главным доказательством этого стал вызов Ани к отцу на разговор по душам. Я же, неприкаянный, бродил по дворцу.

Большой Совет подошел к концу, его участники разъехались и, поскольку я знал, что в зале еще наверняка осталась еда, направился туда. Прислуга шаталась без присмотра, когда Алексей Николаевич занялся делом своего брата. Его супруга тоже не следила за людьми во дворце, а всем остальным было не до них.

Когда я вошел, по залу бегали друг за дружкой две девицы, третья сидела на стуле неподалеку от подиума, а четвертая уплетала остатки закуски с блюда, насколько увлекшись процессом, что не заметила, как я подошел.

— Ой! — воскликнула она, — я не нарочно! — и тут же вытерла перепачканный рот большим полотенцем. — А вы… вы не собираетесь меня ругать? — вдруг просветлела она, когда я сам взял бутерброд с красной рыбой.

— Нет, — буркнул я в ответ, запрокинул скатерть повыше, развернулся и, упершись в стол, принялся жевать. — Не буду.

— Хорошо, а… а я вас знаю! Вы ведь тогда пришли, когда Анне-Марии нехорошо стало.

Я внимательно посмотрел на девицу рядом и на остальных. Точно, та же четверка. Но не успел я ответить, как в зал вошел Подбельский, звонко хлопнул в ладоши и отправил девиц подальше. А сам подошел ко мне, с любопытством взглянул на бутерброд в моей руке и присоединился, ограничившись, правда, небольшим пирожным без крема.

— Я рассчитывал побыть один, — все так же мрачно сказал я профессору.

— В компании четырех девиц из прислуги? Не лучшая компания для одиночества, — Подбельский откусил половину шоколадного пирожного и вздохнул. — Нет, надо заканчивать со сладостями. Не в моем состоянии…

— Зачем вы пришли? — перебил я его, недовольным тем, что мне не позволили побыть наедине с собственными мыслями.

— Поговорить и предупредить, — сразу же отозвался Григорий Авдеевич, ожидая моего вопроса. — Поговорить о том, что случилось вчера, а предупредить о том, что у Алексея Николаевича для тебя будет новое поручение.

— О котором, он, очевидно, разговаривает сейчас со своей дочерью?

— С Анной он разговаривает о своих семейных делах, Максим, — профессор посмотрел на меня укоризненно. — Скорее всего, сообщает ей неприятные новости, но я думаю, что ты уже успел это сделать и даже немного сгладил острые края.

— Я надеялся, что версия не подтвердится, на самом деле, — я затолкал остатки бутерброда и стряхнул крошки. — Потому что я думал об этом всю ночь и… — тут я столкнулся с выжидающим взглядом Подбельского: — если вы хотите что-то сказать, то говорите, пока я не потратил время на объяснение собственных версий.

— Зря ты так. Нет, я понимаю, по справедливости и по тому, что ты знаешь, — профессор усердно выделил слова «ты знаешь», — Сергей Николаевич не должен быть виноват. Но я знаю гораздо больше. И если бы ты вчера не ушел, то знал бы столько же, сколько и мы с императором. А то и больше.

— Очень интересно.

— Чрезвычайно. Мне думается, что это самый большой заговор со времен смерти Павла Первого.

— Серьезно? — я постарался сказать так, что это не прозвучало насмешкой.

— Абсолютно! — профессор как раз был очень серьезен. — Ты знаешь, кто был рядом с Сергеем Николаевичем там, на чердаке?

— Нет.

— Представитель дворянства Вологодской губернии, Хворостов. Он же сдал нам участника совета от Пензы, намекнув, что в Приуралье у нас еще порядочное количество диверсантов сидит.

Я слушал то, что говорил Подбельский и не мог поверить своим ушам. Получалось, что он мне нагло врал, когда говорил, что в Империи все спокойно и замечательно, о чем я сразу же и напомнил ему.

— Нет, юноша, во лжи меня обвинять не следует. Я сказал, что спокойные годы подходят к концу. А это значит, что как раз появляются всевозможные локальные неприятели, от которых надо избавляться по возможности тихо. И так, чтобы никто не догадался.

— При помощи инфарктов, которые совершенно неожиданно могут убить взрослого и совсем еще не старого человека? — предположил я, вспомнив историю, которую рассказывала мне Аня

— Необязательно. Способов для этого много. Если же ты хочешь выслушать меня до конца, то, пожалуйста, не перебивай, — попросил Подбельский. — Дело в том, что тот самый представитель был весьма словоохотлив и его слова со всем подписями и свидетельствами есть у императора на руках.

— Он мог оговорить Сергея Николаевича? — спросил я.

— Незачем оговаривать человека, у которого и без того полно проблем. Мы восстановили хронологию. Дело в том, что как только вы с Волковым покинули дворец, брат императора на пару с Хворостовым и другими покинули зал Большого Совета и ушли в его кабинет пить. Причем он не сразу смог сказать, что именно послужило поводом, потому что сам хотел остаться на Совете до вечера. А в итоге послушался своего неофициального руководителя.

— Неофициального руководителя? — уточнил я.

— Да, брат Алексея Николаевича возглавил маленькое объединение заговорщиков. Цель понятна, однако результат весьма сомнительный.

— Звучит так себе.

— Именно. А причиной тому послужили мы. И ты в частности. Это отвлечение, когда ты привел ему Аню, затем, когда пытался ее вызволить, ситуация в твоем поместье, куда ему пришлось мчаться, чтобы племянница не погибла от какой-нибудь дикой случайности. Тебя он тоже пытался устранить и не раз. Опоить тебя — было его личным решением, как и отправка потрошителя… с крюками, — профессор сделал несколько движений, как будто цеплял когтями.

— Но он же мог все сделать по-другому и тише.

— Да, мог, — подтвердил профессор. — Но в этом случае он сразу же привлек бы к себе внимание. А всеми этими действиями, суматохой, которую он создал, Сергей Николаевич старательно отводил вину от себя.

— Очень сложная схема, а он не похож на человека, который может реализовать что-то подобное, — я недоверчиво покачал головой.

— Охотно верю. Отсюда и обилие помощников. Хворостову было обещано место в новом Малом Совете, откуда сразу же убрали бы пособников прежнего императора. Общий план человека не изменился — расшатать все настолько, чтобы потом оказаться единственным оплотом стабильности. Понимаешь? Его игрушечная армия — это не один полк солдат, а куда больше. И они бы его послушались.

Я посмотрел на Подбельского без прежнего недоверия. Объяснения звучали логично и казалось, что ситуация сложилась в нашу пользу лишь по чистой случайности.

— Я же лишь оказался вовремя в нужном месте, а ты не погиб — и мы попали во дворец вовремя. Если бы убийца тебя застрелил, то я бы думал, что тебя тоже завербовали и сделали жертвой в угоду новому режиму

Жертвы, режимы — все это пахло совсем не так приятно, как сила имперского величия. Подбельский замолчал, дав мне время подумать. А потом добавил:

— Сейчас тебе стоит сходить к Алексею Николаевичу. Он объяснит, что тебе нужно сделать.

— Хорошо, — глухо откликнулся я и бессознательно потянулся еще за одним бутербродом только потому, что я хотел есть. — Но зачем вообще потребовалось убивать главного казначея?

— Он должен был стать последним элементов их головоломки, Максим. Казначей — это деньги. Не только ссуды, но и вся казна, вся сеть государственных долгов, расписок и прочего. И его смерть — это снова сильный удар по Алексею Николаевичу. Понимаешь, на что готов был пойти этот человек, лишь бы получить власть? Мы ведь явно стоим на пороге чего-то ужасного — разгребать еще очень и очень много. Ладно, — снова вздохнул Подбельский. — Иди. Быстрее уйдешь — быстрее справишься.