По осколкам лжи

Анастасия Шерр (2023)

Я вернулась, чтобы отомстить ему. Подонку, лишившему меня самого дорогого и превратившего мою жизнь в кошмар. После ночи насилия, после нищеты, после всего, что хотело меня изничтожить, я выжила. Мой огонь не погас. Потому что я и есть огонь.В тексте присутствуют сцены насилия!Больная страсть и одержимость.

ГЛАВА 9

— Кто ты и что тебе нужно? — шагнул ко мне, кивая своей толпе. Те разошлись по кругу, словно я могу представлять для него, здорового мужика, какую-то опасность.

— Я Аня… Мы с вами как-то встречались. Вы меня… — вдохнула воздуха побольше, но произнести это так и не смогла. — Я родила от вас дочь. Она больна. И ей сейчас нужна помощь. Дорогостоящая сыворотка, которой в нашей стране нет. Вы могли бы помочь, для вас это сущий пустяк. Я верну вам всё до копейки…

— Слушай меня, Аня… Или как там тебя. Если бы я платил каждой с кем трахался, я бы уже разорился. А сколько таких, как ты, прибегали ко мне с детёнышами на руках — не счесть. Так что, давай. Проваливай. Пока я не приказал выкинуть тебя отсюда за шкирку. Свободна, — в глазах чернота, а в голосе сталь. И столько жестокости в нём, что страшно смотреть.

— Её не станет! — меня схватили под руки два амбала, а он развернулся, чтобы уйти. — Слышишь ты, подонок?! Её не станет, если мне не удастся найти деньги на эту сыворотку! Помоги ей! Она твоя дочь! Её зовут Никой! — я кричала пока он не вошёл в здание, а охранники грубо швырнули меня на дорогу, и я едва не угодила под машину.

Водитель выскочил из машины, бросился ко мне, лежащей на асфальте и заливающейся слезами отчаяния.

— Вы как? С вами всё хорошо? Может вам в больницу? — мужчина трясёт меня за плечи, а я смотрю в его глаза невидящим взглядом и тихо реву.

— Мне нужно найти их, понимаете? Без них ей не помочь!

— Девушка, с вами всё хорошо? — подключается ещё какой-то мужчина, а я вырываюсь из рук водителя, мотаю головой.

Нет. Я никуда не уйду отсюда. Никуда. Пока он не поможет мне. Я буду дневать и ночевать у входа этого проклятого здания, но не отстану от него, пока он не даст мне деньги. И плевать, что он ничего мне не должен. Он должен маленькой крохе, которой дал жизнь. И точка.

Я возвращаюсь на ту же лавочку, где сидела до этого. Жду. Вокруг всё бежит, меняется. Все и всё в движении, лишь я, как застывшая глыба, жду, когда он выйдет, чтобы попытаться снова.

Приходится просидеть до вечера, и как только он выходит на крыльцо, я бросаюсь к нему. Снова меня хватают чьи-то ручищи, удерживают, как взбесившуюся кошку.

— Ты меня изнасиловал, подонок! Ты едва меня не искалечил! Ты мне должен, слышишь?! Я не прошу тебя признавать её! Дай только денег на сыворотку, и ты больше о нас не услышишь! — кричу, вырываюсь из лап охраны, как сумасшедшая, но всё зря. Он лишь бросает на меня равнодушный взгляд и уходит к своей дорогой тачке, в которую садится и тут же уезжает. Меня отпускают, но ноги не держат, и я падаю на колени. Опустив голову плачу, захлёбываюсь слезами. Я сейчас на всё готова. На всё. Даже убить этого урода. Только моей Нике это не поможет.

— Слушай, не моё дело, но шла бы ты отсюда, — ко мне подходит охранник, кажется, один из тех, которые меня удерживали. — Он урод моральный. Будешь надоедать — прикажет прикопать где-нибудь в лесочке. И прикопают, никто тебя не пожалеет. Иди лучше отсюда. С него ты ничего не стрясёшь.

Мужчина даже подаёт мне руку, помогая встать, и я ухожу, растрёпанная и униженная. Иду к остановке, чтобы успеть в больницу. Я так хочу увидеть свою девочку.

Время уже не раннее, но сочувствующая медсестра впускает меня, позволяет даже принять душ у них и переодеться. Чуть позже ко мне приносят мою проснувшуюся крошечку. Я прижимаю её к груди и, закрыв глаза, долго укачиваю.

— Всё будет хорошо, малышка. Я все равно достану деньги. Не у него, так у других. Надо будет — украду. Я тебя не оставлю, моя малышка. Ни за что.

Мы засыпаем вместе, и я ночью слышу, как у меня её забирают. А потом отключаюсь, чтобы проспать до утра. До самого страшного утра в моей жизни.

Умывшись и приведя в порядок волосы, сажусь на кушетку, ожидая, когда принесут Нику. Но время тянется, а медсестры всё нет. Начинаю нервничать, но успокаиваю себя тем, что у персонала пересменка, они ведь тоже люди.

Когда ожидание становится невыносимым, выхожу из палаты и тут же натыкаюсь на нашего доктора.

— Арсений Николаевич, доброе утро. Я за Никой, вы её уже видели? Как она себя чувствует?

Мужчина останавливается напротив меня, задумчиво поджимает губы и опускает взгляд.

— Вам ещё не сказали? Что ж… ваша дочь ночью… Её уже кремировали. Мне жаль.

— Что? — в этот момент меня как-то дико передёргивает, и я вонзаюсь в него бешеным взглядом. — Вы что-то путаете! Моя дочь — Ника! Она была со мной с вечера и её только ночью забрали! Она не могла… Не могла она… Голос пропадает, и я начинаю хрипеть.

— Я не ошибаюсь, Анна. Мне очень жаль. Честно говоря, я думал, что время ещё есть и сыворотка может помочь, но я ошибался. Простите за ложную надежду.