8
Меня она старалась не замечать. Я приняла вызов и платила ей той же монетой. Мне, с ранних лет познавшей законы улицы, легко давались такие игры.
К тому же у меня на руках оказались дополнительные козыри. Все свободное время Вадим проводил только со мной, да и Георгий Петрович по-своему был ко мне привязан.
Вообще за Георгием Петровичем водились некоторые странности. Он как огня боялся жены, но в то же время откровенно ей перечил. Например, когда при всех заговаривал со мной об успехах в институте, развязке нового фильма или о том, как я отношусь к перемене погоды. Валерия Михайловна обычно еле заметно бледнела, и Георгий Петрович вдруг замолкал, пугаясь собственной дерзости.
Иногда его поведение становилось совсем уж парадоксальным. Однажды за завтраком он спросил, почему я так плохо ем.
— Не хочется. Что-то болит голова…
— Да, бывает так у молодых женщин, — задумчиво произнес Георгий Петрович, — перед менструацией.
Все сделали вид, что ничего не произошло. Мы уже научились грамотно реагировать на его пассажи.
Помню, как я была удивлена, узнав, что Георгий Петрович работает вахтером на захудалой фабрике. Как он — выпускник факультета международной экономики — угодил туда?
Однако я не спешила удовлетворить любопытство, занятая медициной, Вадимом и домашним хозяйством, заботы о котором Валерия Михайловна не преминула полностью переложить на меня.
Как Золушка, я вылизывала пятикомнатные апартаменты, носилась по магазинам, готовила и сервировала ужины к Валериному приходу с работы. Ей непременно требовалась красивая сервировка.
Поначалу мне очень хотелось взбунтоваться. Мой бунт остановила бабушка:
— Не надо, Люда. Это же свекровь.
— Вот именно! Свекровь — пьет мою кровь!
— Ну не надо, детка, не надо. Ты старшего уважь.
— Меня б уважил кто!
— Так как же? Уважили! Позвали в свой дом. Она хозяйка в доме, а ты — ей помощница.
Возможно, в таком распределении обязанностей и просматривалась некая справедливость. Я была в те годы великовозрастной студенткой, а Валерия Михайловна много работала и хорошо зарабатывала. В начале суровых девяностых она, не бросая своего министерства, пристроилась переводчицей в какое-то, кажется, российско-французское совместное предприятие.
На новом месте Валерию Михайловну ценили и всякий раз присылали за ней красивую серебристую иномарку. Поздним вечером эта машина доставляла свекровь обратно. Она возвращалась утомленной, в несвойственном ей взволнованном, возбужденном состоянии.
Мне грешным делом казалось, что у Валерии Михайловны на фирме появился любовник. Ничего удивительного, она еще молода, привлекательна, а с мужем — давно уже врозь.
Спят они в разных комнатах. По сто раз в день она напоминает ему про какие-то таблетки и вообще говорит с ним, как с ребенком. Хотя как иначе можно с ним разговаривать?..
Мне по большому счету нравились происшедшие в ней перемены. В свекрови появились проблески человечности. Раньше я в ней этого не замечала. Даже любовь к сыну была у нее какой-то извращенной, жесткой, железной. А теперь она стала теплеть, словно оттаивать после затянувшихся морозов.
Как-то раз Валерия Михайловна вернулась с работы особенно поздно. Мужчины спали. Я готовилась к экзамену и по совместительству исполняла обязанности кухарки и экономки.
— Вам рыбу или бефстроганов?
— Спасибо, Люда. Не надо ничего. Может быть, чаю, хотя…
— Ну, чаю-то мы с вами обязательно выпьем.
— Да, выпьем чаю… И, Люда, я хотела тебя спросить… Вот ты живешь у нас несколько лет. Тебе ничего не кажется странным?
— Нет.
Она усмехнулась:
— Я убеждаюсь: вторично недооценила тебя.
— О чем вы?
— Ты очень хорошая девочка, Люда. И прекрасная пара моему сыну.
Ее слова прозвучали так неожиданно, что я отнеслась к ним, как к чему-то кощунственному.
— Валерия Михайловна, ну что вы…
— Я-то? — переспросила она с печальной улыбкой. — Я ничего. Теперь даже умереть спокойно могу.
— При чем здесь «умереть»?
— Да ни при чем, конечно… Хотя, возможно, будет лучше, если ты первой узнаешь обо всем…
— О чем, Валерия Михайловна?
— Я больна, Люда. Тяжело больна.
— Не может быть! Вы в последнее время…
— Да именно! Именно в последнее время!.. Если бы этот диагноз я получила год назад, мне не было бы так тяжело.
— Но ведь диагноз не приговор! В некоторых случаях…
— Только не в моем! — перебила свекровь. — У меня, если и произойдет что-то хорошее, за этим непременно последует смертельный диагноз.
— Валерия Михайловна, ну не отчаивайтесь! Всегда можно что-нибудь придумать… Есть хорошие клиники, современные медикаменты…
— Перестань, Людмила!.. Хотя спасибо тебе: ты собираешься бороться за мою жизнь. Только жизнь — она, право, этого не стоит.
И неожиданно Валерия Михайловна заговорила о своей жизни.
