Слёзы чёрной вдовы

Анастасия Логинова, 2018

Муж графини Раскатовой, признанной в высшем свете красавицы, найден убитым. Полицейские сыщики имеют все основания полагать, что убит он самой графиней – но так ли это? Или причины преступления уходят корнями далеко в прошлое? Решать придется чиновнику по особым поручениям Степану Кошкину. Решать, оставаясь объективным, и попытаться не попасть под чары слез прекрасной вдовы

Глава 2

Полицейский приехал всего один, но зато за версту было видно, что это не местный исправник. Одет он был в штатское и даже немного щеголевато. Темноволосый, с аккуратными усиками и в модной шляпе. Немного манерный — насколько Светлана могла судить, внимательно разглядывая его из окна в гостиной. Сперва ее удивило, что следователь так молод, но потом она подумала, что это определенно ей на руку. И, воодушевившись, принялась ждать, когда Василиса проведет его в дом.

Однако кое‑что Светлану насторожило: слуга, что приехал со следователем, вдруг подозвал Петра, коротко сказал ему что‑то, и вместе они принялись распрягать лошадей из полицейской кареты. Это что же — следователь собирается здесь задержаться?..

Долго раздумывать над этим не пришлось: за дверью послышался голос Василисы, и Светлана поспешила отойти от окна. Напустила на себя облик убитой горем вдовы — однако такой вдовы, которую всякому хотелось бы утешить, — и, поправив ажурную накидку на груди, села в кресло.

Вблизи следователь оказался даже привлекательным и, главное, галантным:

— Михаил Алексеевич Девятов, — отрекомендовался он, припадая к ручке Светланы. — Первым делом позвольте мне, Светлана Дмитриевна, выразить вам соболезнования… от меня и от лица Платона Алексеевича, моего шефа.

Услышав это имя, Светлана почувствовала, как сердце ее пропустило удар. Против воли у нее вырвалось:

— Платон Алексеевич знает? Уже?

Но потом все стало на свои места: ее муж был не последним человеком в Петербурге и, разумеется, друзей нажил много. Платон Алексеевич, граф Шувалов, тоже входил в их число: много лет назад, когда Светлана с Павлом еще выезжали вместе, они часто бывали у Шувалова, а тот навещал их. Служил же Платон Алексеевич в таком ведомстве, которое и упоминать‑то всуе не стоило…

— Да, мой шеф славится тем, что знает в Петербурге и окрестностях о каждом выстреле, — некстати улыбнувшись, объяснил Девятов.

Светлана едва совладала с собою, потому что не сомневалась в этот момент: Шувалов действительно знает о каждом выстреле. Уж его ей точно не удастся обмануть… но все же она совладала и, поймав взгляд следователя и понижая голос, сказала доверительно:

— В таком случае, я уверена, вы непременно найдете того, кто это сделал.

Девятов ответил ей взглядом чуть более долгим, чем позволяли приличия, и отчаяние, уже успевшее охватить Светлану, немного отступило.

— Я думаю, вам лучше побывать на месте, где все случилось. Позвольте, я сама провожу вас, Михаил Алексеевич.

С этими словами Светлана вновь протянула руку, чтобы он помог ей подняться, а после, пройдя мимо него так близко, что коснулась кружевом на рукаве его сюртука, она направилась в библиотеку. Светлана словно бы не замечала, что ажурная накидка соскользнула с ее плеча, оголив тонкую полоску кожи возле ворота платья. Девятов молча шагал позади, но Светлана готова была поклясться, что этот участок ее кожи он изучил вдоль и поперек.

И она убедилась в этом, когда вела следователя через музыкальный салон: Сержа там уже не оказалось, слава богу, зато была дверь со стеклянными вставками, начищенными Василисой до зеркального блеска, где и отразился взгляд Девятова, которым он жадно и масляно скользил по ее шее.

«Мужчины все же примитивны до отвращения…» — подумала она и с трудом поборола порыв закутаться в накидку плотнее.

Павел лежал в библиотеке. Точно так же, как ночью, — раскинув руки и с навеки застывшим на лице немым осуждением. Именно таким Светлана, наверное, его и запомнит на остаток жизни. Жаль, что таким. Жаль, что она уже и не может вспомнить его лицо во время их помолвки, когда он был влюблен, а она смотрела на него как на божество. Или когда родился Ванечка и ей казалось, что в целом мире нет никого, кроме них троих, — им никто и не нужен был.

Теперь Павел лежал в ее доме убитый, а Светлана совсем ничего не чувствовала к нему. Он и правда успел стать ей чужим человеком. То восторженное чувство влюбленности как‑то резко, почти что в один день, сменило безразличие — холодное и бескрайнее, как ледяная пустыня. Вот чего никогда не было между ними, так это ненависти: там, где царствует безразличие, ни для каких других чувств места нет.

Было ли ей жаль Павла? Наверное, да. Он был еще слишком молод, чтобы умирать. Хотя, попытайся Светлана хоть сколько‑нибудь проявить это сострадание, вышло бы фальшиво до омерзения. Ведь в мыслях своих она похоронила мужа уже давно. Оплакала, похоронила и оставила в прошлом.

Единственное, что Светлану по‑настоящему волновало сейчас: что будет с Надей, когда все откроется? И дело даже не в том, что сестра останется без крова над головой, без средств и без покровителей, — дело в несмываемом позоре, который навсегда теперь пристанет к фамилии Шелиховых.

Пока же Светлана, растеряв всю решительность, стояла в дверях, следователь Девятов делал свою работу. Натянув тонкие перчатки, он сноровисто осматривал и даже ощупывал кровавую рану на груди Павла. Потом, тяжело повернув тело на бок, поднял сорочку и, беззвучно шевеля губами, буквально изучал буро‑фиолетовые синяки на спине.

— Вы доктор? — догадалась Светлана.

Пожалуй, только представители этой профессии лишены брезгливости настолько, что считают человека — и живого, и мертвого — материалом для изучения, и не более.

— Что? — переспросил Девятов, кажется, он настолько увлекся, что забыл о ней. Это плохо. Но он тотчас улыбнулся, будто извиняясь: — Ах нет, не доктор, но без основ военно‑полевой медицины в нашем деле никуда. Быть может, вам лучше подождать в гостиной?

— Нет, — быстро и твердо ответила Светлана, — я хочу все видеть.

Впрочем, Девятов уже закончил с телом Павла и теперь, почти распластавшись на полу, с увеличительным стеклом изучал пятна крови, уже высохшие и въевшиеся в паркет. Поколебавшись, Светлана подкрутила масляную лампу, потому как в библиотеке стоял неприятный полумрак, отнюдь не помогающий следователю. И с опаской принялась ждать, что он найдет.

Казалось, кровь в библиотеке была разлита лишь под телом Павла, но следователь ползком и с лупою в руках изучал паркет и в шаге от него, и в двух, все ближе и ближе подбираясь к Светлане… а главное, по его глазам и диковатой улыбке было понятно — он определенно что‑то видит. Когда же Девятов приблизился настолько, что был в прямом смысле у ног Светланы, она не выдержала и поспешно отошла за порог. И сама отметила, что под носком ее туфли оказалось небольшое, но четкое бурое пятно. Было ли оно там прежде, до этой страшной ночи? Бог его знает…

Но следователя наличие пятна необыкновенно обрадовало.

— Интересно‑интересно… — пробормотал он.

И, не отводя лупы, полез во внутренний карман сюртука, откуда извлек металлический несессер, размером чуть крупнее портсигара. Внутри оказался пустой спичечный коробок и лопаточка, не больше пилки для ногтей. Ею Девятов тщательно и ловко выскреб между дощечек паркета немного бурого порошка, в который превратилась высохшая жидкость, и почти любовно ссыпал этот порошок в спичечную коробку.

— Что‑то нашли? — не удержалась Светлана, которая, глядя на это действо, не знала, что и думать.

Но Девятов лишь улыбнулся ей и ничего толком не ответил. Он уложил коробку обратно в несессер, почистил лопаточку о носовой платок и отправил ее туда же. Светлана разглядела, что спичечных коробков у него еще два или три.

А после следователь осмотрелся в библиотеке — теперь выше пола.

— У вас отличная коллекция книг! — не к месту сделал он комплимент. — Должно быть, проводите здесь много времени?

Этот вывод Девятов сделал, судя по всему, когда углядел в дальнем углу библиотеки внушительную стопку книг возле уютного глубокого кресла и почти до основания оплавленную свечу. Это Надюша оставила: сестра любила читать и действительно проводила в библиотеке много времени, но Светлана, почувствовав, что не нужно заострять на сем факте внимание, лишь вымученно улыбнулась и повела плечом.

Но следователь и не стал допытываться.

Его внимание привлекла остекленная дверь, что вела на террасу прямо из библиотеки. Уже стянув перчатки, он отодвинул занавеску и сквозь стекло рассматривал террасу вместе с расстелившимся за ней задним двориком, утопающим в зелени.

Дверь была плотно закрыта и заперта на засов — изнутри. Наверное, поэтому она тотчас перестала интересовать Девятова, и он, отпустив занавеску, снова повернулся к Светлане.

— Очевидно, что ваш муж был застрелен, — сказал он. — В доме есть оружие?

— У Петра, моего сторожа, есть что‑то… — произнесла Светлана и сделала вид, что задумалась.

Это «что‑то» было стареньким пехотным штуцером, с которым, как рассказывал Петр, еще его отец оборонял Бомарзунд в Восточную войну. Но Светлана сомневалась, что этот штуцер вообще способен еще выстрелить — настолько он был видавшим виды. Разумеется, Павел застрелен не из штуцера, а из револьвера. Да, Светлана несколько разбиралась в оружии, но никогда не выказывала этого интереса на людях и тем более сочла неуместным упоминать при полиции.

Девятов же кивнул, наверное, взяв себе на заметку поговорить с Петром.

— А выстрел вы слышали?

— Нет, — подумав, отозвалась Светлана, — я ничего не слышала.

— Странно… — пробормотал следователь. Потом вслед за Светланой вышел из библиотеки и закрыл за собою дверь. — Вы говорили, что сами нашли тело. Расскажете, как все было?

Светлана очень постаралась не выдать, что именно этого вопроса она ждала и боялась уже давно. Но и ответ был у нее готов заранее — еще до того, как она отправила Петра за полицией.

— Это случилось ночью, без четверти час примерно, — заговорила Светлана, когда они вернулись в гостиную и расположились в креслах. — Мне надо было поговорить с мужем, потому, едва я закончила с делами — сверяла счета, спустилась в библиотеку. Было почти темно. Я подкрутила лампу, добавляя света, и увидела на полу…

В этот момент столь сильные эмоции завладели Светланой, что она вдруг встала и отвернулась от следователя, желая хоть как‑то их скрыть. Видимо, не так безразличен был ей Павел, как она привыкла думать… ей было необыкновенно трудно говорить о нем, мыслить, как о мертвом. Все внутри переворачивалось от необходимости говорить о нем так. Это неправильно… это какая‑то ошибка.

— Простите… — ругая себя за эти нервы, Светлана сделала усилие и повернулась к следователю. Вновь продолжила рассказ — сухо, отрывисто, так, как научила себя говорить: — Я подбежала и села рядом, пыталась привести его в чувство — я не сразу сообразила, что он мертв, понимаете?.. — Она всхлипнула — на этот раз вполне осознанно и притворно.

Светлана очень постаралась, и одна‑единственная слезинка скатилась из уголка глаза, повиснув на ресницах.

— Понимаю, — участливо кивнул Девятов и подал ей свежий платок.

— Спасибо. — Она коснулась им кожи возле глаз, так и не тронув драгоценную слезинку. — Спасибо вам за все, я верю, вы действительно мне поможете.

Светлана отлично знала, как хороши вблизи ее русалочьи глаза, становившиеся от слез почти прозрачными. И подняла взгляд на Девятова, лицо которого было сейчас так близко к ней, что она разглядела красные прожилки возле его радужки.

«Сколько же он не спал, бедняга?» — даже с сочувствием подумала она.

Вот только понять, действуют ли все ее уловки, она до сих пор не могла.

— Что вы сделали потом? — задал очередной вопрос Девятов.

— Потом? Потом я все же поняла, что мой муж мертв… хотя я уже вся перепачкалась в его крови, и Надя, моя сестра, вошедшая в этот момент, перепугалась почти до обморока. На ее крик сбежались слуги — я пыталась их успокоить, заперла дверь в библиотеку и… собственно, сразу отправила человека за полицией.

Светлана сама удивлялась, но то, что она рассказала, было правдой. Почти. За исключением нескольких деталей.

— Ведь убийца не мог далеко уйти? — горячо уточнила она. — Вы найдете его, да?

— Разумеется, найдем, Светлана Дмитриевна, не сомневайтесь, — заверил ее следователь не менее горячо. — Вы сказали, вошла ваша сестра… а зачем она направилась в библиотеку ночью?

Сердце Светланы вновь пропустило удар. Надя‑то здесь при чем — неужто он допускает, что девочка имеет к этому хоть какое‑то отношение?

— Взять книгу, — она ответила это как что‑то само собой разумеющееся. — Моя сестра не может уснуть без книги и такая рассеянная, что наверняка не думала застать Павла Владимировича в библиотеке в такой час… — И, понижая голос, попросила: — Она дитя совсем, такая впечатлительная девочка… прошу, не втягивайте ее в это.

— Хорошо, — кивнул Девятов как будто с пониманием, — разумеется, я не думаю, что ваша сестра причастна к этой трагедии. Но побеседовать нам все же придется. Очень мягко, уверяю вас.

«Он действительно ее подозревает…» — Светлана паниковала уже не на шутку.

А следователь заговорил с нею опять:

— Светлана Дмитриевна, позвольте спросить: много ли семей проживает здесь, в округе?

— Нет, сейчас всего три семьи, включая нас с сестрой и Гриневских, хозяев поселка. Едва ли вам стоит посвящать в это наших соседей — они даже знакомы с моим мужем не были.

— Как это? — изумился Девятов.

Светлана, понадеявшись, что, быть может, увлечет его беседой и он забудет о Наде, охотно начала рассказывать. Право, она давно уже была лишена той стыдливости, из‑за которой могла бы молчать об этих подробностях своей жизни.

— Видите ли… — с деланым смущением Светлана отвела глаза, — должно быть, Платон Алексеевич не счел нужным посвящать вас в детали, но у нас с супругом несколько разнится круг интересов. Павлу Владимировичу по душе более теплый климат и уединение… Он никогда не бывал в Горках, а за последние четыре года мы виделись от силы раз пять.

Светлана вновь отыскала глаза Девятова и вымученно улыбнулась.

Если этот следователь хоть сколько‑нибудь сообразителен, то должен догадаться, что Павел просто‑напросто оставил ее. Бросил, если угодно. Правда, она и сама не очень настаивала на своих правах жены. Может быть, даже первая сказала, что не хочет его больше видеть: когда умер Ванечка, все было словно в тумане — Светлана плохо понимала, что говорила и делала тогда. И возможно, что, если бы он не послушался и остался с нею… возможно, та восторженная влюбленность переросла бы во что‑то более глубокое. В настоящее.

Они вполне искренне клялись когда‑то, что не расстанутся ни в горе, ни в радости. Оказалось, что в радости быть вместе не составляет никакого труда… а вот горя они пережить не сумели.

Но что теперь сокрушаться.

— Павел Владимирович большую часть года проводит в родовом имении, под Новгородом, около ста верст отсюда, — продолжила Светлана, — мне же нужно вывозить сестру в свет, потому я осталась в Петербурге. Лишь на летние месяцы снимаю дачу здесь, у Гриневских — они мои друзья с самого детства, мы вместе росли.

— И тем не менее Гриневские не знакомы с графом Раскатовым?

Светлана развела руками, соглашаясь:

— Так вышло. Гриневские поженились прежде, чем я повстречала Павла Владимировича. Они уехали сюда, в Горки — это имение досталось им в приданое. Я и не думала тогда, что увижу их вновь.

Девятов кивнул, кажется, его вполне удовлетворил такой ответ.

— Другие соседи тоже ваши друзья детства?

— Нет, что вы. Вторую дачу снимает Николай Рейнер.

Девятов снова кивнул, не сразу, наверное, сообразив, но тотчас переспросил:

— Тот самый Рейнер?

— Да, знаменитый художник, — улыбнулась Светлана. — Здесь уже Финляндия: сосны, озера, скалы — красивейшие места, очень живописные. Потому он с женой, сыном и братом частый гость в Горках. Рейнеры, бывает, обедают у нас — замечательные люди.

— И Рейнеры тоже не были знакомы с вашим супругом? — подумав, уточнил Девятов.

— Насколько мне известно, нет.

— Зачем же тогда приехал ваш муж? Вероятно, чтобы решить с вами какие‑то дела?

— Возможно. Но я не имею об этом ни малейшего понятия — я и шла сегодня ночью в библиотеку, чтобы поговорить с мужем об этом. Но, как вы понимаете, ничего не выяснила.

Девятов, выслушав это, озабоченно кивнул. Кажется, в итоге он вполне поверил Светлане.