Жених моей сестры

Анастасия Градцева (2024)

— Убери руку, — прошу я. — Нам нельзя…Яр молчит и продолжает гладить большим пальцем мое запястье. — Пожалуйста! Не трогай меня!– Покажи мне, что ты против. Покажи так, чтобы я поверил. Пока мне кажется, что тебе все нравится. Да, мне нравится, когда он меня трогает. Это разве преступление?Хотя… в нашем случае да. Я очевидно сошла с ума, когда влюбилась так сильно в того, кто через месяц женится на моей сестре.

Глава 5. Берлинская лазурь

Яр

— Что делаешь? — весело спрашивает меня в телефонной трубке голос моей невесты.

«Придумываю, чем бы таким завоевать расположение твоей младшей сестренки», — хочется сказать мне, но я, конечно же, оставляю эту мысль при себе.

— Работаю, малыш, — прохладно говорю я. — Много дел.

— Вечером в Театре Наций премьера, билетов в продаже давно нет, но маме передали два приглашения в ложу, пойдем?

— Сегодня четверг, — напоминаю я. — И я везу твою сестру на занятия. Так что прости, малыш, не получится.

— Обойдется разок без своих занятий, — шипит Леля. — Семейный бюджет целее будет. Серьезно, ты знаешь, сколько стоит один урок у этого чокнутого профессора? Этой инфантильной дурочке, конечно, плевать, она ведь считает себя талантливой и до денежных вопросов не опускается, но я-то в курсе! Понятно, что деньги у папы есть и тратить он их может, как хочет, но блин, Ярик! В случае Нюты это просто выкидывание бабла в пустоту! Лучше бы на благотворительность отдал!

Я молчу, никак не подтверждая и не опровергая Лелины слова.

Я не то чтобы на стороне колючей злобной Нюты, которая принимает мою помощь с таким видом, как будто ее это бесконечно оскорбляет, но внезапно мне хочется поинтересоваться у моей невесты, не считает ли она напрасной тратой семейного бюджета свою коллекцию туфель, к примеру. Сколько их там у нее? Штук сто, не меньше?

Или фирменные тряпки, которые на ней всегда разные. Еще ни разу не повторилась. И белье у Лели всегда самых шикарных марок, всегда самый охрененный шелк и самое дорогое кружево. Не, лично мне все нравится, но просто… носить все это и упрекать сестру занятиями живописью? Как-то это мелко, что ли.

Нюта тоже имеет право пользоваться семейными благами, разве нет? А ведь она одевается всегда очень просто. Даже скромно. Интересно, белье у нее такое же скромное или…

Так, стоп. Стоп, Яр. Думать о трусах младшей сестренки своей невесты — это уже дно какое-то.

Она и так слишком много места в моих мыслях занимает последние дни. Упрямая своенравная девчонка, которая швыряется из окон моими букетами, игнорирует купленные ей кофе, чай, какао, пирожные (ладно хоть в меня этим всем не стала бросаться) и не отвечает на мои вопросы. Согласен, неловко вышло, что она подслушала, как мы с Лелей ее обсуждали, но разве не пора уже закопать топор войны? Я и так дважды в неделю трачу по полдня только ради того, чтобы возить ее на эти занятия. Это не достаточная плата за несколько обидных слов?

— Ярик! — раздраженно врывается в мои мысли Леля. — Ты со мной?

— Да, малыш, прости, тут звонок по параллельной линии был, — вру я.

— Пожалуйста, Ярик, ну давай сходим в театр! Мы уже два дня нигде не были! — капризно просит она. — Забей ты на эту дурочку, ну вот правда. Папа точно не обидится.

— Леля, — жестко обрываю я это канюченье. — Ты, кажется, что-то путаешь. Я не мальчик для того, чтобы сопровождать тебя на всю эту бесконечную околокультурную хрень. Хочешь потрахаться, приезжай ко мне часов в восемь вечера. Я как раз закончу с твоей сестрой, еще немного поработаю и буду свободен. А менять договоренность с твоим отцом только из-за твоего каприза я тем более не собираюсь.

— Ой, прости, Яр, я совсем не это имела в виду! — быстро перестраивается она. Ее голос становится низким, густым и соблазнительным. — Просто… соскучилась по тебе очень. И у меня такой новый комплект… абсолютно прозрачный… Хочешь увидеть, как он на мне смотрится?

— Приезжай в восемь, малыш, и все мне покажешь, — повторяю я уже мягче. — Приедешь?

— Приеду, — шепчет Леля в трубку. — Ужасно по тебе соскучилась, Ярик.

И в этот момент ее голос звучит искренне. Мне уже не в первый раз кажется, что Леля ко мне привязывается больше, чем стоило бы. Ведь у нас изначально был договор, что в будущем после брака мы не будем друг другу мешать заводить связи на стороне. Да, пока нам с ней классно в постели, но я же себя знаю. Мне быстро надоест.

Впрочем, пока не надоело. Леля довольно горячая, умелая и изобретательная.

— Вот и договорились, — усмехаюсь я. — Буду ждать вечера, малыш.

А потом, поддавшись непонятному импульсу, вдруг спрашиваю:

— Слушай, а что хоть твоя сестра рисует? Ты видела ее картины?

— Видела пару раз, давно еще, — фыркает она. — Мазня полная. А сейчас она рисует и сразу рвет их, чтобы никто не увидел. Еще бы в камине сжигала, ну! Бред полный. Да пойми, Ярик, наша Нюта просто играет в свою гениальность. Надо же чем-то привлекать к себе внимание, раз внешностью природа обделила.

Не обделила.

Нюта — странная, тут я с Лелей готов согласиться. У нее неудобный характер, тут тоже плюсую. Она говорит что думает, не пытается произвести хорошее впечатление, замкнута и необщительна, но…

Но с внешностью у нее точно все в порядке, хоть на первый взгляд этого и не скажешь.

У Нюты хрупкие запястья, длинные изящные пальцы, блестящие темные волосы и изумительные глаза, похожие цветом на мраморную крошку. И в этих глазах столько вызова и упрямства, что я уже сам не могу понять, зачем я так упорно пытаюсь наладить с ней отношения.

Ради своего будущего брака?

Или…

Или для чего-то еще?

Нюта

Опять четверг. Он наступает слишком быстро, и я не успеваю морально подготовиться. Ни к тому, что меня опять будут ругать и называть бездарностью, ни к тому, что мне опять придется сидеть в машине Ярослава, вдыхать ледяной горьковатый запах его парфюма и смотреть на его красивые сильные руки, уверенно лежащие на руле.

Но это меньшее из зол, хуже всего, что он не сдается и продолжает свои попытки добраться до меня, расшевелить, заставить улыбаться, заставить ему отвечать…

Зачем ему это нужно?

Я не понимаю.

И не хочу понимать. Он мне никто.

— Привет, Нюта, — все та же широкая обаятельная улыбка. На нем дорогой, отлично сидящий костюм цвета берлинской лазури, он безумно идет к его глазам. — Поехали?

— Привет, — холодно отвечаю я и сажусь на заднее сиденье.

Всю прошлую неделю меня там ждал какой-нибудь сюрприз: стаканчик кофе, коробка пирожных, мягкая игрушка, шелковый шарф…Ярослав и сегодня не оставляет своих попыток, но в этот раз его выбор более удачен — красивый дорогой скетчбук с магнитной застежкой. Такого добра у художников много не бывает, и подари мне это кто другой, я бы с удовольствием приняла подарок, но…

— Спасибо, не надо, — говорю я, обращаясь к его затылку. — Я это не возьму. Верни в магазин или подари кому-то другому.

— Прогресс, — спокойно замечает он.

— В смысле? — не понимаю я.

Ярослав оборачивается и весело ухмыляется. Его синие глаза смотрят на меня с интересом.

— Ты первый раз сказала «спасибо», Нюта, — поясняет он. — Значит, понравилось?

— Нет! И прекращай уже это! — резко говорю я. — Что за бред с этими подарками? Ты меня купить пытаешься или что? Можешь расслабиться, я не собираюсь папе на тебя жаловаться. Ты для него и так идеальный зять, так что оставь меня уже в покое! Пожалуйста!

— А если нет? — с холодным любопытством спрашивает он.

— Тогда… тогда сестре скажу, что ты ко мне пристаешь! — выпаливаю я. — Понял?

Ярослав громко и искренне смеется.

— Я к тебе пристаю? Серьезно? А можно поподробнее, когда это было и где? Где-то в твоих неприличных фантазиях, да, Нюта?

Мои щеки вспыхивают от смущения и злости одновременно.

— Оставь! Меня! В покое!

— Я подумаю об этом, — кивает он и больше до самого конца поездки не говорит мне ни слова, а меня всю трясет от негодования. Как же сильно хочется стукнуть его! Вывести из равновесия! Заставить сбросить эту маску абсолютной уверенности в себе и увидеть, что же за ней прячется!

Впрочем… может, это не маска. Может, Ярослав такой и есть.

В квартире Георгия Исаевича привычно и успокаивающе пахнет красками и одеколоном, и я искренне надеюсь, что сегодня заслужу хоть какую-то похвалу. Ведь я постаралась подготовиться как следует и принесла целых три портрета! Обязательным условием было рисовать реальных людей, тех, которых я видела своими глазами, поэтому выбор моделей был не такой уж большой. На моих портретах сегодня папа, мама и сестра.

Георгий Исаевич кивает и внимательно рассматривает мои работы. А потом просто вздыхает, сует мне их обратно и пожимает плечами.

— Я ничего не могу сделать, Левинская. Ты опять рисуешь то же самое. Куклы, куклы, куклы… Здесь нет людей. Это не люди. А ты не художник. Не приходи больше, это просто трата моего времени и твоих денег. Рисуй пейзажики, они у тебя недурно выходят. Все, свободна.

— В смысле? — растерянно говорю я, все еще ничего не понимая. — Но… у нас же урок! Мы же даже еще не начинали… Георгий Исаевич!

— Дверь там, Левинская, — дёргает он сухим подбородком в сторону прихожей. — Всего хорошего.

Я не помню, как оказываюсь на лестнице, не помню, как спускаюсь вниз и выхожу из подъезда. Меня трясет от рыданий. Слезы текут по лицу, их так много, что весь мир расплывается от них. Меня наизнанку выворачивает от обиды, от жалости к себе, а главное, от осознания, что я правда не художник. У меня такое чувство, что все, что я так тщательно от себя скрывала, о чем боялась даже думать, всплыло на поверхность. Я так и знала, что я бездарность! Я так и знала, что никуда не гожусь!

Права была Леля, во всем права.

Я никто. Никто, никто, никто!

Я вдруг понимаю, что уже стою на улице перед подъездом, а в руках у меня папка с моими работами. Нет, не с работами — с мазней!

Я открываю папку, вытаскиваю рисунки, папку отшвыриваю в сторону, а сами рисунки начинаю яростно рвать на части. Это все ерунда, это все мусор, это все никогда не станет чем-то по-настоящему ценным…

— Нюта! Нюта, блядь. Да что с тобой?!

Я ослеплена своей яростью, своей истерикой и поэтому не сразу понимаю, почему у меня не получается двигать руками. И только через пару секунд доходит: это потому, что Ярослав стоит сзади, крепко обхватив меня со спины, и удерживает мои запястья. Я тяжело дышу, приходя в себя. А под ногами, в грязи, валяются мои смятые и порванные рисунки.

— Что с тобой, Нюта? — повторяет Ярослав. — Тебя кто-то обидел?

— Нет, — с трудом выдавливаю я из себя. Нос распух от слез, горло перехватывает, и слова звучат глухо и гнусаво. — Никто. Поехали домой.

— А твои занятия? Ты же только зашла? — ничего не понимает он.

— Их не будет, — смеюсь я истерично. — А знаешь почему? Потому что я бездарность!

Это слово словно кнопка, которая включает во мне новый поток слез. Я опять плачу, чувствуя, как меня снова начинает трясти, но внезапно сильные руки разворачивают меня к себе и притягивают к широкой крепкой груди, и я с упоением реву, уткнувшись в дорогую гладкую ткань пиджака, окунувшись в горьковатый ледяной аромат парфюма, смешанный с теплым запахом мужского тела. Горячая ладонь успокаивающе гладит меня по спине, и на секунду я вдруг чувствую себя так, как ни разу в жизни не ощущала — в полной и абсолютной безопасности.