Измена. Я не буду твоей

Алина Давыдова (2024)

— Я сплю с твоим мужем. Я думала, что у нас идеальный брак. А потом появилась любовница моего мужа и сказала, что беременна от него.

Глава 4

Я не знаю, как сказать мужу о моем сокращении. Язык не поворачивается. Мне почему-то так стыдно, будто я сама в этом виновата. Даже забывается, что мы скандалили и до сих пор не помирились.

— Дим…

Он показательно готовит себе ужин. Сам. Яичницу со шкварками, и меня начинает подташнивать при одном виде этих шкварок. Жир разлетается в стороны, брызжет на шкафчики.

— Ну? — муж даже не оборачивается в мою сторону.

— Меня сокращают, — произношу и начинаю плакать.

Он все-таки поворачивается ко мне, смотрит с непониманием, а потом цедит:

— Ты что, шутишь?

Качаю головой, не в силах ответить.

— Лена, ты издеваешься, да?

Этот его вопрос, возмущенный до бескрайности, заставляет меня собраться.

— Тебя самого сократили, — говорю почти твердым голосом.

— Вот именно. А ты должна была сделать всё, чтобы этого не произошло с тобой! Я без дела не сижу, все деньги в бизнес пытаюсь вложить, а ты решила с работой попрощаться? Мне как будто без тебя проблем мало!

Это возмутительно и жутко унизительно, но его слова как пощечина. Отрезвляют. Я словно перестаю смотреть на мир сквозь призму розовых очков. Смаргиваю.

— В смысле, ты хочешь вложить все деньги в бизнес? Все наши сбережения? Дима, ты с ума сошел?!

— Я уже вложил, — внезапно он усмехается, и эта усмешка мне абсолютно не нравится, она дикая и полубезумная. — Не хотел тебе раньше времени говорить, но да, будем с корешами машины перепродавать. Поэтому, Лен, сейчас твои фортели с увольнением вообще не в тему. Придумай что-нибудь.

Сказать, что я в ужасе — ничего не сказать. Мне хочется метаться по квартире, рвать волосы. Последние наши сбережения. Деньги, отложенные за счет того, что мы во всем себе отказывали, про отпуска забыли, в кафе ходили только по огромным праздникам, потрачены. Исчезли. Их нет.

Всё то, что давало хоть какую-то надежду, потеряно.

Он просто забрал наши деньги…

Я не ужинаю, не могу даже заставить себя умыться. Всю меня сдавливает страхом. Я не понимаю, с кем живу. Не понимаю, куда делся мужчина, которого я однажды полюбила. Когда он превратился вот в такого человека?

Лежу в кровати и тупо смотрю в одну точку, даже моргать забываю. Дима ложится рядом, но сегодня нас разделяет с ним огромная пропасть из непонимания. Я уже не знаю, хочу ли быть рядом с этим человеком.

— Лен, — внезапно оборачивается ко мне Дима, и голос его горит безумием. — У меня есть одна мысль. Только что появилась. Может, и неплохо, что тебя увольняют. Слушай…

Идея, которую предлагает мой муж, не просто бредовая — она ужасна во всех смыслах. Она настолько жуткая, что я даже забываю, как дышать, и только смотрю на Диму расширившимися глазами.

— Ты же говорила, что у вас всякие схемы есть по льготному кредитованию, — шепчет он, словно нас кто-то может услышать. — Помнишь, даже рассказывала, как один клиент обманул ваш банк на кругленькую сумму, а суд остался на его стороне, потому что в договоре всё было указано верно? Так вот. Тебя ж всё равно увольняют. Давай провернем какую-нибудь такую тему, кредитнем нас с тобой на пару десятков миллионов под нулевой процент. Ну, и пропишем, что кредит нужно вернуть единой суммой… лет через восемьдесят.

— Дима, что ты несешь…

Я в ужасе. Это уму непостижимо. Он хочет меня подставить под тюрьму?! Хочет, чтобы его жена села?! Не понимает, что если бы такие «шутки» прокатывали, то все сотрудники банка ездили на навороченных тачках и отдыхали на Мальдивах?

Да, у кого-то однажды получилось обмануть и навариться — но после этого систему безопасности банка усовершенствовали настолько, что лишний рубль не позволят утаить.

Да даже если бы и можно было что-то сделать. Я не стану ввязываться в криминал!

— Лен, подумай, — муж хватает меня за плечи и встряхивает. — Мы все проблемы свои решим, квартиру побольше купим, с долгами разберемся. Пусть считают это твоей маленькой компенсацией. Неужели ты не заслужила её за все те годы, что отпахала в этом убогом банке? Они тебя выставили за порог, унизили напоследок — неужели ты собираешься молча это проглотить?! Они тебя в грязь втаптывают, а ты возьмешь и уйдешь? Лен, не глупи. Даже если что-то и обнаружат, ты уже давно уволишься оттуда.

— Дима, если они «что-то обнаружат», — передразниваю невольно, — то меня посадят.

— Ты же умная, ты сможешь всё организовать таким образом, чтобы никто не подкопался. Давай, нагнем эту систему! Покажем, что мы из себя представляем! Что мы не какие-то лошки подзаборные, мы сами способны себя обеспечить!

Он так окрылен, словно просит меня о самой прекрасной вещи на свете. Довольный донельзя, глаза блестят, улыбка широченная. А мне страшно. Я даже шевельнуться боюсь, потому что не понимаю: на что еще способен мой муж? Что творится в его голове?

— Ну, что? Ты согласна?

Медленно качаю головой.

— Даже не проси. Ты не понимаешь, во что просишь меня влезть.

Муж кривит губы. Вся радость, с которой он только что просил меня обмануть банк — банк, черт побери! — испаряется, и место ей уступает холодная решимость.

— Тогда не возмущайся потом, когда я порешаю вопросы своими силами, — говорит он тоном, в котором затесалась угроза, и отворачивается от меня. — Спокойной ночи.

***

В горе и радости…

Никогда не задумывалась над этими словами, но сегодня утром, когда я поднимаюсь на работу, они всплывают в голове сами по себе. В радости — хоть и относительной — у нас с Димой получалось быть вместе. Но как только настали времена чуть хуже, ещё не плохие, но уже не безоблачные, наш брак дал трещину.

Это страшно, но с момента пробуждения я думаю только о том, что мы — слишком разные. Нам противопоказано быть вместе. Мне даже постель делить неприятно с ним. Неприятно осознавать, что вечером нужно вернуться в эту квартиру и опять смотреть на Диму.

Но потом, чуть остыв, я понимаю, что мне некуда деваться. Менять однокомнатную квартиру или уезжать к родителям? Те меня не поймут. Они Диму любят. Называют его образцовым зятем. Наоборот, в их глазах я непутевая дочь, которая никогда не найдет никого лучше. Я даже представляю, как мама схватится за сердце, узнав, что мы можем развестись.

Наверное, трудности временные… наверное, мы всё с достоинством пройдем…

Меня качает из стороны в сторону, словно в штормовой волне. Я пытаюсь ухватиться за остатки того хорошего, что было между нами. Убеждаю саму себя, что всё поправимо.

Пока муж беззаботно спит, я на цыпочках крадусь к шкафу и проверяю конверт, где лежала заначка. Пусто.

Он не обманул… забрал все наши деньги…

Я даже плакать не могу. Не получается. Просто пью горький черный кофе, крашусь, одеваюсь и выхожу из квартиры.

Нет, это не временные трудности. Хватит заниматься самообманом. Я не готова уйти прямо сейчас, мне надо подумать, как быть дальше — но я не останусь с этим человеком. Нам не по пути.

Да, мы разменяем квартиру, и я найду съемное жилье. Так будет лучше для всех.

Кстати, про неприятных людей.

В лифте бизнес-центра я вновь сталкиваюсь с Максимом Витальевичем. Он смотрит на меня пристально, и мне вдруг жутко хочется расплакаться. Это ведь его решение. Это он пришел и удумал всё перевернуть с ног на голову. Это из-за него я почти лишилась работы.

Приходится закусить губу.

Лифт открывается. Я намереваюсь выйти, но голос начальника меня останавливает.

— Елена Сергеевна, подождите.

Он помнит моё имя?!

От замешательства я даже не сразу соображаю, что надо не шагать наружу, а замереть на месте.

— Будьте так любезны, подойдите ко мне через полчаса, — говорит шеф тихим, но властным голосом. — Я хотел с вами поговорить.

Наверное, он ждет закономерного вопроса — "о чем?" — но я молча слушаю, боясь даже представить, что ещё может на меня свалиться.

— Дело в том, что списки на сокращение составлял ваш непосредственный начальник, Денис Васильевич. К сожалению, я доверился его решению, но после разговора с вами решил еще раз проанализировать достижения каждого сотрудника. Самостоятельно, без чужих подсказок.

Поднимаю на него неверящий взгляд.

— Возможно, есть варианты, чтобы вы остались… — загадочно произносит он и делает шаг в мою сторону.

Его взгляд совершенно жесткий, ледяной. В нем нет эмоций.

— Какие варианты? — я смотрю на него как завороженная, и мне страшно от того, как этот мужчина на меня влияет.

Потому что в голове моей прокрутились такие странные картинки. Совершенно не связанные с работой.

Мне хочется его внимательно слушать.

— Мне нужен секретарь. Возможно, вы подойдете.

— Простите за любопытство, но у вас же есть секретарь…

Я вспоминаю ту шикарную девицу в приемной, рядом с которой я даже не валялась. У нее сделаны волосы, ресницы, губы. Она вся такая идеальная, как с картинки. А я обычная. Она ночует в спортзале, чтобы добиться плоского живота и подкаченных ягодиц, а я что ем, что не ем — просто тощая как мышь.

— Она мне не подходит, — ухмыляется Игнатьев. — Её выбрал предыдущий руководитель управления, и она умеет выполнять только конкретный спектр поручений.

Судя по его практически издевательской усмешке, поручения какие-то очень… хм… личного характера. Что ж, не удивлюсь, если и глаза, и губы сделаны на деньги бывшего любовника.

Максим Витальевич не такой? Ему не нужны разовые связи? Или просто он предпочитает другой тип женщин?

Надеюсь, я к этому типу не отношусь… кхм…

— В общем, я предлагаю эту должность вам. Послужной список у вас хороший, с обязанностями справитесь. В деньгах не прогадаете, обещаю.

Хм.

Я не представляю себя в роли секретаря. Мне нравилось работать с людьми. Я понимала эту работу. А секретарь — это что? Чай носить шефу? В короткой юбочке бегать? А если мне поручат какую-нибудь невыполнимую задачу?

Да и вообще, что-то не складывается. Если Игнатьева смутило мое сокращение, почему он просто не отменит свое решение? Зачем предлагать мне абсолютно незнакомую работу?

— Сколько я могу подумать? Мне надо зону ответственности понять, с мужем обсудить.

— Елена Сергеевна, — мужчина так и держит меня в лифте, благо, никто не пытается войти к нам и прервать «идиллию». — Здесь не о чем думать. Либо вы соглашаетесь стать моим помощником, либо увольняетесь. Мне плевать на мнение вашего мужа. В общем, даю вам полчаса. Если придете — вы согласны. Если нет — дальше не стройте мне свои грустные глаза.

Он выходит первым, а я долго еще прихожу в себя и только потом возвращаюсь на рабочее место. В голове туманно и пусто.

Наверное, нужно отказаться. Он уже сейчас показывает, что обращаться со мной будет как с пустым местом, сплошными ультиматумами. «Или делай мне кофе, или проваливай» — вот в таком духе.

Мне не по пути с человеком, от одного взгляда на которого я вся покрываюсь мурашками. Он вызывает во мне странные, сложные чувства. Правильнее всего принять единственно верное решение и отказаться.

Отказаться… даже не раздумывать. Неужели я не найду другой работы? В огромном-то городе? Хватит держаться за старое место, надо уходить и искать что-то другое. Да и Дима явно будет против, чтобы я прислуживала какому-то директору. Он таких вещей не любит.

Но потом меня словно бьет разрядом тока. Какой еще Дима, почему я опять опираюсь на его мнение. Так ли сильно он манипулировал мной, если я сама всегда позволяю мужу решать за нас обоих?

Я ведь собралась с ним разводиться, а всё равно опасаюсь его недовольства. Откуда во мне берутся эти сомнения? На уровне подсознания? Настолько привыкла не иметь собственного мнения?

Бред какой-то…

Я смотрю на себя в зеркальце пудреницы. Изучаю свое бледное лицо, ресницы, глаза, губы. Чем я хуже той секретарши, что сидит в приемной с надменным видом? С чем я не справлюсь? Какие задачи не потяну?

Неужели я не хочу спокойствия? Пятидневной рабочей недели, уютного кабинета, отсутствия скандальных клиентов, которые всегда всем недовольны?

Оглядываю себя, пытаюсь понять, когда я превратилась в такого вот человека. Замученного, с почти отсутствующим макияжем, блеклого. Если бы не рабочая униформа, то вообще бы ни одного яркого пятна не было, а так хотя бы шарфик повязан желтого цвета.

Не была же никогда такой и не хотела стать.

…Я заглядываю в кабинет к Игнатьеву спустя полчаса ровно.

— Максим Витальевич, можно?

— Я рад, что вы приняли верное решение, Елена Сергеевна, — криво улыбается он.

***

Бывшую секретаршу Игнатьева зовут Мариной, и на её лице написано всё, что она обо мне думает, когда передает обязанности. Со мной давненько уже не говорили вот так, сквозь зубы. Она показывает документы, с которыми работала, с таким видом, будто я ей лично жизнь сломала.

Но ведь меня к ней привел сам шеф, показал, попросил погрузить в работу на все сто процентов. Что я ей сделала такого? Я не стремилась занять её место любыми способами. Даже не помышляла о таком. С утра меня вообще сокращали.

Марина не спешит говорить больше, чем нужно. Постоянно отмахивается:

— Это в регламенте посмотришь.

Или:

— Это сделаешь по образцу.

Или:

— С этим вопросом обратись к кому-нибудь из программистов.

Я понимаю, что буду искать всё с нуля, разбираться, копаться и задавать тысячу вопросов. Но выбора-то нет. Не идти же ябедничать Максиму Витальевичу, что его секретарша отказывается мне помогать. Он скажет: «Сама с ней разбирайся» — и будет прав. Это не его проблема, только моя.

Но я пытаюсь заполнить хотя бы мелочи, ловлю каждое движение Марины. Ругаю саму себя за излишнюю мягкотелость и неумение надавить, чтобы узнать больше. Всё «обучение» занимает хорошо если час. После чего девица начинает собирать из ящиков свои вещички, складывать в коробку бесконечные туфли и косметику.

— Я тебе не завидую, — говорит она, но в голосе чувствуется надменность.

— Почему это?

— Ну, Максим Витальевич очень… специфический руководитель, — она хмыкает как-то зловредно. — Теперь это не моя проблема, конечно. Удачи тебе с ним.

Следующие полчаса я наблюдаю, как Марина выгребает с рабочего места всё, включая карандаши. Мне не жалко. Я не собираюсь драться из-за ручки или клейких бумажек. Банк не бедствует, закажу новые.

Девушка уходит, даже не попрощавшись с бывшим начальником. Я знаю, что она не увольняется — тоже переводится в какой-то другой отдел. Но хотя бы ручкой помахала напоследок. А то ушла, и делай что хочешь. Мне приходится опять заглянуть в кабинет к Игнатьеву.

— Марина мне объяснила мои обязанности. Она уже ушла. Что дальше?

— Садись, — кивает на диван, как-то очень легко переходя на «ты», и набирает на телефоне короткий номер: — Денис Васильевич, подойдите ко мне. Сейчас же.

Когда мой почти уже бывший руководитель прибегает с блокнотиком под мышкой, Игнатьев сразу же погружает его в ситуацию.

— Денис Васильевич, Елена переходит под мое прямое подчинение, — заявляет он, кивая в мою сторону. — Если у нее остались какие-то невыполненные задачи, перенаправьте их сегодня другим сотрудникам. Всё ясно?

— Да, конечно же! — Васильевич так активно качает головой, что та грозит отвалиться.

— Елена, занимайтесь передачей дел. Завтра жду вас на рабочем месте. Ах да, ваш сегодняшний рабочий день не до девяти, а до пяти. Понятно? Тогда свободны, — обращается к нам обоим.

— У вас там приемная пустая, — хмурюсь я.

— Ничего страшного. Думаю, Марина поторопилась уходить, — он набирает новый номер и приказывает кому-то срочно вернуть бывшую секретаршу на рабочее место.

Мы с Васильевичем выходим из кабинета, идем по коридору до лифта. Мне не верится, что с завтрашнего дня я буду ходить здесь, на этаже для высшего руководства. Наливать кофе из дорогущей кофемашины. Смотреть в новенький монитор. В горле пересыхает от страха и почему-то предвкушения…

Я не сразу вспоминаю, что даже зарплату не обсудила. Вообще ничего не обсуждала, документов не подписывала. Всё на честном слове. Как будто поверила в пустые обещания.

— Лена, зайди ко мне, — просит бывший мой начальник и отрывает дверь.

Я прохожу внутрь и понимаю, какая маленькая у него коморка по сравнению с кабинетом Игнатьева. Просто чулан для швабр, а не кабинет. Еле-еле вмещается стол и три стула. Даже стеллаж не поставить. Я уже молчу, что стены прозрачные, и все проходящие видят, чем занимается Васильевич.

— Тебя можно поздравить с назначением? — Он садится за свое рабочее место, пытается смотреть на меня сурово, откидываясь в скрипучем кресле.

А чего я такого сделала-то? Согласилась на предложение босса, и только.

— Наверное.

— Вы с ним знакомы?

Мотаю головой.

— Странно. Что ты ему сделала, что он взял тебя?

Вопрос такой неприкрытый, что я даже не нахожу, что ответить. Почему я обязательно должна была как-то покупать расположение к себе?

Да я, черт возьми, сама не знаю, чем заслужила право стать секретарем Игнатьева. Да и право ли это, а не огромная ошибка? Вон, Марина красноречиво намекнула, что с боссом не будет просто.

— Ничего я не делала. Мы с ним общались один раз, когда он сообщал о сокращении.

Вообще-то я соврала. Но не считать же две наши встречи в лифте за общение.

— Не может быть, — качает головой Васильевич. — Тебя собирались уволить, а тут передумали? Такого не бывает, ты же понимаешь это?

— Денис, — я обращаюсь к начальнику по имени, потому что устала соблюдать субординацию с парнем, который младше меня на два года и который ведет себя как самодур. — Ты хотел от меня избавиться. Я знаю, что ты сам составил список на сокращение. Теперь я не буду мозолить тебе глаза. Что тебя не устраивает?

Он морщится и от того, что я назвала его по имени, и от резкости, с которой задан последний вопрос.

— Елена, не забывайся. Ты до сих пор работаешь в нашем филиале, а потому давай сохраним нормальные отношения… или мне придется написать корпоративную жалобу.

Я хмыкаю и, попрощавшись, ухожу к себе на рабочее место — передавать немногочисленные дела девчонкам. В основном мы работаем с клиентами по единой схеме, но я оставляю наработанные номера телефонов, заметки, подсказки или нерешенные вопросы. Расстаюсь со своим барахлом и понимаю, что совершенно не жалею об этом. В отличие от Марины, которая забрала с собой даже карандаши, я не держусь за вещи. Пора что-то менять, и пусть первым шагом к переменам будет новая должность и пустые ящики стола.

Ближе к концу рабочего дня приходит приказ о переводе. Я долго созерцаю сумму в графе «оклад». Мне хочется протереть глаза. Наверное, кадровая служба ошиблась. Вбила не ту цифру. Просчиталась с количеством нулей.

Может быть, сказать самой, что здесь какая-то неточность? Или не лезть, пока не спрашивают?

Я ощущаю себя воровкой, когда подписываю приказ.

Но никто не спешит сообщить мне об ошибке, и домой я ухожу, не веря собственной удаче.

А ещё мне очень страшно, потому что такие деньги не платят обычным секретарям…

***

То, что Катька действительно беременна, для Димы стало настоящим открытием. Он-то думал, она блефует. Придумала красивую историю и теперь берет его на «слабо». Но девушка караулила у подъезда, дожидаясь, когда Ленка уйдет в банк (пришла же, с работы отпросилась!) и заявилась к нему домой.

Она стояла на пороге квартиры и проваливать не собиралась. Практически ткнула в нос результатами УЗИ, как только Дима попытался закрыть перед её носом дверь.

Дима бегло вчитался в заключение. Слова «прогрессирующая маточная беременность» заставили его позвоночник покрыться мурашками. Ему показалось, что мир рушится к ногам. Какая-то нелепая ошибка, за которую теперь он должен нести ответственность.

— Видишь? — она комкала лист в пальцах и глядела на него как побитая собачонка.

— Он не может быть моим, мы всегда предохранялись, — прохрипел он, хотя сам знал, что это ложь.

Иногда на защиту просто не оставалось времени — да и где её возьмешь, например, в рабочем туалете или в примерочной кабинке магазина.

Но Катя беззаботно говорила, что проблем не будет, и Дима наивно думал, что она пьет таблетки. Врала, получается. Хотя кто её знает, она могла их пить, а потом презерватив проколоть — с такой станется.

— Хочешь — сделаем тест ДНК? — девушка посмотрела честными глазами. — Я не обманываю тебя. Я не хотела, чтобы тебя увольняли… просто обиделась за твою трусость, а потом поняла, что ты не виноват. Давай попробуем начать заново?

Катька была хороша в постели, но слишком проблемная в жизни. Теперь он это осознал. Капризная, импульсивная. Вон, не понравилось ей, что он от жены не ушел — сразу же пошла ябедничать начальнику.

Что дальше сделает? Наручники на него нацепит и всюду за собой будет водить?

Нет, с ней противопоказано иметь дело. Она первая же и подставит, даже глазом своим ясным не моргнет.

— Ты мне жизнь сломала, — он смотрел на нее с ненавистью. — А теперь прощение пришла вымаливать?

— У нас будет ребеночек, — девушка обхватила себя за живот, как будто специально не слышала того, что говорил ей Дима. — Представляешь, наш малыш. Я всегда знала, что хочу родить тебе наследника. Теперь и оправдания для жены не нужно придумывать. Уйдешь к своей беременной невесте.

Да вообще замечательно. Уйдет от тихой, неконфликтной Ленки к непонятной Кате, которая махинациями забеременела и предала его. Отличная перспектива зарисовывается. Дима явственно представил, как ходит у Катьки под каблуком, а она постоянно пугает его ребенком и требует алиментов.

Ладно, всё не так плохо, подумал он. Катьку всегда можно убедить сделать аборт. Скажет, чтоб розовые очки сняла и не надеялась на лучшее. Куда ей мелкого тянуть, матери-одиночке-то? У нее самой родители в каком-то захолустье живут, мужика нет. Дима не пойдет воспитывать этого ребенка — ему только за её ошибки не хватало расплачиваться.

Он всё так и сказал. Был максимально ласковым, убеждал, что ей надо хорошенько подумать и не портить себе молодость. Девушка слушала как завороженная. Диме даже показалось, что она прониклась его словами. Очень уж убедителен он был в описании проблем, которые посыплются на её хорошенькую голову.

Но потом он договорил.

— Я тебя услышала. Я уйду… но тебе придется мне заплатить, — сказала Катька совсем другим, пустым голосом. — От тебя отстану, к жене твоей не буду приставать. А иначе подам на отцовство. У меня доказательства есть, что мы с тобой спали. Сам решай. Ты проблем хочешь или нет? Тогда плати, — на последней фразе она разрыдалась.

— Сколько?

— Думаю, миллиона будет достаточно.

Вот коза малолетняя! А какие глазки-то строила огромные, как клялась в любви вечной! Рыдает заливисто, будто разочарована — а самой только бабла подавай.

Меркантильная дрянь!

— Дай мне время собрать нужную сумму. Потом заключим с тобой договор о неразглашении. Поняла? И надеюсь больше никогда тебя не увидеть.

Зареванная Катька кивнула и ушла, всучив ему напоследок заключение УЗИ.

Но на этом проблемы не кончились. Сегодня они сыпались на Диму щедро, как из дырявого ведра.

Не успел Дима закрыть за Катькой дверь, как позвонил один из его корешей, Серый, с которым они вместе решили замутить бизнес. Серый был толковый парень, легкий на подъем, всякие схемы он видел четко.

— Димас, тут засада. Помнишь, мы тачку козырную почти перекупили? С которой навара будет — миллиона два?

— «Бэху»-то? Как её не помнить, а что?

— Да тут нашлись еще какие-то покупатели, не знаю, откуда они выплыли. Продавец накинуть просит. Говорит, нас ждать не будет, им отдаст, ибо машина реально своего стоит.

— Много накинуть-то?

— Ещё четыре сотки. Я полторы потяну, но оставшиеся за тобой.

Таких денег у Димы не было. Он, чтобы вложиться в покупку «бэхи», подчистил все запасы, даже выгреб какие-то украшения, которые лежали у Ленки без дела. Это еще повезло, что дурачок-покупатель изначально поставил тачку за какую-то нелепую сумму, которую в природе машина её уровня стоить не может.

Упустить ее сейчас — несправедливо будет. Они с Серым её первые нашли.

— Говори покупателю, чтоб до завтра ждал. Придумаем что-нибудь, — решительно заявил Дима.

Ленка ещё, как дура, отказывается от беспроигрышной темы.

Надо ее переубедить. Как только они получат деньги за машину, тогда он рассчитается с Катькой. Та от него отстанет. Всё наладится.

Осталось надавить на чувства жены, чтобы та растаяла.

Дима решил брать её нежностью.

Что ещё этим бабам надо?