Алый, чёрный и белый

Алина Владимировна Кононова, 2022

Злобные соперницы, таинственные преследователи и эксцентричные режиссёры – мир немого кино может пугать и сбивать с толку. Но для Анны, талантливой актрисы с ужасными дефектами речи, этот мир – родной. Когда над этим миром нависнет угроза, сможет ли она спасти его? И какую цену придётся заплатить?

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Алый, чёрный и белый предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 1

— Будущее приносит мне тревогу. Всё слишком быстро меняется.

Камера фокусируется на героине. Глаза широко распахнуты, смотрят в пустоту, в то самое, пугающее грядущее. Руки комкают платок, губы слегка дрожат. А потом камера плавно разворачивается, чтобы показать моего агента, Лео.

Для него монолог звучит совсем не так. Он слышит:

— Будущее пхиносит мне тхевоху. Все слишком быстхо меняется.

Теперь камера фокусируется на его поникших плечах, опущенных глазах. Крупный план руки, которая выключает микрофон.

Следующая сцена — снова в комнате звукозаписи. Лео курит в вентиляцию, прямо у таблички «не курить». Я стою у стены, скрестив руки на груди. Главная деталь — микрофон на высокой металлической стойке. Он разрезает сцену пополам, он привлекает всё внимание. Он — мой главный враг.

Лео делает затяжку и говорит:

— Не стоит расстраиваться. Сейчас всё равно снимают много немых фильмов. Устинов планирует свой новый шедевр, я почти договорился насчёт главной роли для тебя.

Лео стоит показать на экране крупным планом. Его полное имя — Леонид Васильев, но мы все знаем его как Лео, лучшего агента для актёров кино. Русые волосы, очки в серебряной оправе, на указательном пальце — серебряное кольцо. Костюмеру пришлось постараться, чтобы найти эту шёлковую сорочку королевского фиолетового цвета.

Лео прячет окурок в портсигар, тоже серебряный. Говорит:

— Не тоскуй, ты же не виновата. Среди немых актрис тебе равных нет.

Я и без него это знаю.

Я училась в театральной академии — и была одной из лучших, пусть и почти не играла на сцене. Но я нашла своё место в кино. Это я появляюсь в главных ролях в «Владычице Ночи» и «Эвридике»; моё лицо сияет на афишах. Меня знают, меня любят, меня ненавидят.

Но — я смотрю на микрофон — он может лишить меня всего. В кино больше не ценятся твои актёрские навыки, умение показывать эмоции, жить под прицелом камеры. Теперь нужно красиво болтать, и ты звезда!

Камера могла бы записать, как я набрасываюсь на микрофон. Схватившись за железную палку, бью его об стену, пока не останутся бесполезные обломки. Вместо этого Лео помогает мне надеть плащ, и мы уходим.

Дальше — натурные съёмки. Камера следует за мной до такси, потом до дома. Устинов однажды сказал, в будущем камера сможет подниматься в небо и снимать с высоты птичьего полёта.

Он вообще любит фантазировать.

Новая сцена — я поднимаюсь домой, пятый этаж, последний. Каблуки стучат по ступеням. Если бы камера правда могла летать, она бы показала сверху меня и тёмный колодец парадной. Перила давно сломаны, я даже рву о них правую перчатку.

У соседей немало пересудов вызывает моя уединённая жизнь. А ещё — знаки внимания моих поклонников. Сегодня под дверью стоит ярко-розовая коробка, перевязанная лиловым бантом. Это могут быть цветы или конфеты, но, наклонившись, я чувствую вонь.

Кажется, он опять это сделал. Перчатка всё равно порвана, и я тяну за ленту. От запаха глаза слезятся, на миг я зажмуриваю их, но успеваю увидеть, что под крышкой.

Это распотрошённая рыбина. Пустые глаза смотрят прямо на меня. В коробку попала муха, она садится на шляпку, приходится взмахнуть ладонью, отгоняя.

Раньше он присылал мне увядшие розы. Кусочек поминального пирога. Теперь — мёртвая рыба. Около хвоста лежит карточка, я цепляю её двумя пальцами, камера даёт близкий план. Печатные буквы, выведенные уверенной рукой:

«Ты не можешь игнорировать меня. Я покажу тебе!»

Ничего нового.

Бросаю карточку обратно в коробку, носком туфли подталкиваю ту к перилам. Звук шлепка говорит, послание достигло цели.

У моих соседей есть множество поводов для сплетен. Я не замужем — в двадцать семь лет. Постоянно уезжаю куда-то ранним утром или поздним вечером: с небрежно собранными волосами, без макияжа, в осеннем плаще — а на дворе только конец июля. Сажусь в такси и называю адрес частного дома за городом.

Время ночных съёмок.

Это финальная сцена драмы. Моя героиня должна застрелить своего мужа, изменника. Летние ночи бывают очень холодными, поэтому, пока работает гримёрша, я кутаюсь в плащ. Один из знакомых режиссёра уступил нам сад при своём загородном доме, и теперь тот наполнен людьми, техникой и шумом.

В палатку-гримёрную заглядывает мой партнёр по сьёмкам. Для всех поклонниц кино это — Антуан, известный актёр, Ахилл, Отелло, герой и красавец. Я знаю его как Антошу из театрального, который с трудом мог запомнить два листа монолога. Но боги, как он хорош…

— Нас ждут.

На нём брюки и белая рубашка, распахнутая на груди. Все знают, если показать голый торс Антуана, дамы и гомосексуалисты купят билеты дважды. На мне — ночная сорочка и лёгкий шёлковый халат. По задумке режиссёра я должна быть босиком, поэтому сбрасываю туфли перед площадкой, поджимая пальцы от холода травы.

Камера сначала фокусируется на мне: с растрёпанными тёмными волосам, в распахнутом халате. Меня обманул человек, которого я любила, которому клялась в верности. Я долго гналась за ним по саду, и теперь грудь тяжело вздымается под сорочкой.

Один из помощников подаёт пистолет с холостыми патронами. Антуан прижимается к живой изгороди, смотрит прямо в камеру — с неподдельным страхом в глазах. Больше ему некуда бежать. Смесь злости и обиды на моём лице — она такая искренняя. Это будет лучший кадр!

— А пистолет точно фальшивый?

Магия исчезает. Я опускаю руку с оружием; камера поворачивается к нарушителю тишины. Тёмный костюм, до блеска начищенные ботинки, шляпа лихо сдвинула набок. В волосах так много бриллиантина, что они могут отражать свет. Он улыбается как мог бы улыбаться Одиссей.

— Кто прервал съёмку?! Плёнка тратится!

Помощники режиссёра, операторы, даже гримёрша: все выгоняют Иварса — надоедливого, пронырливого журналиста — с площадки. Мы начинаем сцену снова, и я отыгрываю великолепно, режиссёр чуть не падает на колени.

Фальшивый пистолет в моей руке такой тяжёлый.

Точно ли он не заряжен настоящими пулями?

Лео сам отвозит меня домой. В его машине пахнет табаком. Кутаясь в плащ, я смотрю на дорогу — и камера снимает моё задумчивое лицо.

— Я сегодня обедал с Устиновым. Результаты проб на роль Елены в его фильме будут уже завтра.

Бросаю на него взгляд, пытаясь найти на лице хоть намёк на победу.

— Как ты думаешь, я прошла?

— Я почти уверен, — Лео улыбается. — А ты сегодня отлично справилась.

— Откуда вообще Иварс узнал о съёмках?

— У него свои секреты. Надеюсь, он тебя не расстроил. Ты же не виновата.

Лео любит повторять, что я не виновата. В своих дефектах речи. В том случае с Даной. Камера выключается, когда я смотрю в зеркальце над лобовым стеклом и вижу её лицо. Всё как в той сцене. Волосы убраны наверх, открывая тонкую шею, губы и глаза ярко накрашены — хотя она прекрасно выглядела и без макияжа.

Она улыбается

Но я знаю, в груди у неё истекает кровью след выстрела.

Утром я одеваюсь перед разбитым зеркалом. Цепь трещин бежит по лицу; камере трудно сфокусироваться, изображение рябит. Расчёсываюсь, нагреваю щипцы, чтобы немного завить волосы. Камера останавливается на лице, показывает его в анфас, в профиль, сверху, снизу… Какой ракурс не выбрать, всё превосходно.

Звонят в дверь — посыльный принёс два письма. Одно от секретаря режиссёра — съёмки сегодня перенесли в павильон из-за дождя. И одно от Устинова.

Верчу в руках аккуратную карточку с приглашением на обед. Каллиграфический почерк, писал явно не сам Устинов, я видела его каракули во время съёмок. Обед для главных актёров его нового фильма, уже сегодня вечером! Камера отъезжает в угол, чтобы снять, как я прижимаю карточку к груди и кружусь, кружусь по комнате. Полы платья развеваются, глаза зажмурены. Новая роль! Новая роль у лучшего режиссёра!

Я бы выпила шампанского и даже на съёмки не поехала, но нельзя подводить группу. Наскоро накрасившись, выбрав шляпку и перчатки, я тороплюсь в павильон.

Камера не может передать этот запах: дешёвый кофе, чужой пот и сотня разных сортов сигарет. Камера не может передать и звук — здесь снимают одновременно три фильма. Кто-то кричит, указывает, смеётся, плачет… Грузчики проносят мимо меня мотки проводов. Художники расписывают новые декорации. Миновав их, я скрываюсь в коридоре и распахиваю дверь в свою гримёрку.

На столе меня ждёт букет цветов — мёртвых.

Этот навязчивый поклонник, он присылал вещи и похуже, взять хотя бы дохлую рыбу. Бросаю букет в мусорку, снимаю шляпку и перчатки, расчёсываю волосы. Скоро придёт гримёрша, потом нужно будет облачиться в костюм и выйти под взор камеры.

Наступает обычный день актрисы: мы снимаем три дубля новой сцены, я иду на обед, встречаю нескольких поклонниц, подписываю свои фотографии в журнале. Обновляю грим, репетирую с Антуаном ещё одну сцену. Когда солнце клонится к закату, переодеваюсь в обычную одежду — и в гримёрке появляется Лео.

У него нет офиса, любая комната — его офис. Лео достаточно открыть портфель и достать из него бумаги.

— Держи, — он протягивает мне листы. — Это контракт. Мне удалось выбить вам неплохие гонорары.

Берусь за перо, не вчитываясь в текст. За много лет нашей дружбы, Лео ни разу меня не подвёл.

— Кто ещё будет сниматься?

— Устинов решил взять Антона. Он идеально смотрится в амплуа соблазнителей. И ему точно понравится оплата. Ещё будет Полина, ты её не знаешь, но она снималась в одном, — он делает паузу. — Звуковом фильме.

О, боже…

— Но она очень изящна, будет играть Афродиту. И — Лидия.

Я замираю, не закончив подпись.

— Она же играет в театре.

— Может, ей нужны деньги?

— Не говори ерунды! Лидии нужны деньги?!

Лео разводит руками.

— Не знаю. Но постараюсь узнать.

Когда все бумаги подписаны и новый контракт отмечен парой глотков из фляжки Лео, мы расходимся. Камера движется за мной, спешащей к выходу, когда из тёмного коридора появляется тень. Иварс.

Он снова блестит бриллиантином, а голос такой скользкий и вкрадчивый:

— Я слышал, Устинов начинает работу над своим новым шедевром. Вас уже пригласили? Кого ещё? Может, хоть один комментарий? — увивается ужом.

Что бы я не сказала, в своей статейке он переврёт это. А Иварс не отстаёт:

— Странно, что Леонид не женат. Может, вы что-то скажете о его жизни?

— Он женат на работе, — камера показывает, как я презрительно поджимаю губы.

Никогда не видела Лео в объятьях женщины. Или мужчины. Но со своим чемоданчиком он каждый день успевает на десятки встреч.

— Может, поужинаем вместе?

Камере приходится остановиться — потому что я резко замираю. Это не игра. Сияя бриллиантином, Иварс не сводит с меня взгляда.

— Один ужин. В «Еловой Тайге»? Там очень хорошо готовят. Я слышал, ваша семья из Сибири.

— Я уже приглашена сегодня.

— Какая жалость!

Наверное, он хотел выведать какие-то секреты. Или рассчитывает, раз я актриса, расположения можно добиться одним единственным ужином. Но — исход один. Когда дверь такси захлопывается, я откидываюсь на спинку сиденья и долго, беззвучно смеюсь.

Это стоит снять крупным планом.

Собираясь на ужин, я не стараюсь слишком сильно. Принимаю ванную с прохладной водой — чтобы кожа выглядела свежей. Едва касаюсь скул пуховкой с румянами, а губ — помадой; собираю волосы в пучок. Никаких украшений, кроме тонкого золотого браслета, простое платье цвета бордо.

Я могла бы обрядиться в шёлк и меха и надеть ожерелье с бриллиантовой россыпью — досталось в наследство от бабушки. Но хочу выглядеть выгодно на фоне Лидии.

Когда метрдотель проводит меня в отдельный кабинет ресторана, она уже там. Камера скользит по ней с головы до ног. От светлых волос, уложенных в высокую причёску, по яркому макияжу, кулону с голубым топазом в декольте, шёлковому синему платью. Все знают, для кого Лидия так наряжается.

Я так увлекаюсь её рассматриванием, не сразу замечаю ещё одну гостью в углу. Но она сама встаёт, протягивает ладонь для рукопожатия — так современно. Камера фокусируется на ней, и тут есть, что показать. Тёмные кудри, большие, выразительные глаза, но — серое платье и скромный жакет. Неудивительно, что я не заметила её в смутном свете свечей.

— Я Полина, — говорит она.

И я понимаю, почему она снималась в фильмах со звуком. Этот голос такой нежный, но сильный. Им можно и признаваться в любви, и призывать к революции.

— Я так рада с вами познакомиться! Я видела все ваши фильмы.

Лидия фыркает. Не успеваю ответить, взглядом или жестом, когда дверь открывается и заходит Антон, а за ним — Устинов. Поцелуи рук, поклоны. Нам приносят вино и закуски. Лидия сжимает нож для рыбы как кинжал, а я смотрю на Устинова. Каждый раз вспоминаю тот фильм, над которым мы работали вместе. Он, Дана и я.

В отражении в серебряной тарелке — её лицо.

Когда с закусками покончено, Устинов откашливается и просит внимания. Мы все замолкаем, Полина, кажется, даже не дышит.

Он невысокий, с невыразительным лицом, короткими русыми волосами, в очках с толстыми стёклами. Но я знаю, за линзами прячется внимательный взгляд художника. В этой голове больше таланта, чем во всех нас, вместе взятых. Каждый раз, когда он говорит о кино, в комнате будто загорается невидимый огонь.

— Я хочу сказать тост, — мы поднимаем бокалы. — Для начала, я рад, что вы согласились принять участие. Никто и никогда такого не делал — сотни актёров массовки, совмещённые съёмки… Это будущее кино! И я хочу сделать ещё один шаг вперёд, поэтому некоторые сцены будут сняты со звуком.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Алый, чёрный и белый предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я