Заводная империя. Книга 1

Алена Чапаева, 2022

Фарук был рожден в бедной семье на окраине небольшого города, куда редко долетают правительственные дирижабли и совсем нет никакой надежды на будущее. Любава – младшая дочь императора, того самого, который много лет мечтает о сыне. Судьбы этих двоих переплетены чудесным и неожиданным образом, им суждено неоднократно поменяться ролями и бесконечно прощаться, чтобы встретиться вновь, на фоне рушащейся империи, ревущих труб революции и беснующихся толп протестующих. И кто теперь станет у руля державы, ведь на престол столько претендентов?!Фэнтези, полное юмора, исторические параллели, совпадения, которые, конечно же, абсолютно случайны…

Царские слабости

Самому государю редко приходилось выезжать на места забастовок, но чтобы продолжать влиять на ситуацию, время от времени приходилось использовать царственное реноме в качестве всенародного успокоительного. Каждый личный визит царя ненадолго усмирял подданных. Но в этот раз все было по другому — царь еле ноги унес. Ему под ноги бросили самодельную бомбу, которая повредила его голень и немного поцарапала лицо.

Оправившись от шока, государь отдал распоряжение пытать кинувшего бомбу рабочего, пока тот не откроет имена всех заговорщиков и не выдаст их планы, и отправился в гостиницу. В глубине души он радовался, что о злые боги не лишили ни чресла, ни зрения, и старался не сильно тревожиться о произошедшем.

Пока императорская повозка ехала по разбитой дороге, Велислав со всей горечью осознавал, что государство в серьезном кризисе. До этого все происходящее в стране он списывал на неурожаи, происки интервентов и нерадивость местечковых чиновников. Сейчас же он был почти уверен, что страна стремительно погружается во мрак и выбраться из него уже не сможет никогда. Тщетно он пытался найти со своей стороны объяснение такому положению дел. Кто подговаривает рабочих на бунты? Почему крестьяне поджигают усадьбы своих помещиков? Сейчас ведь им сравнительно неплохо живется: нет столь массового давления на людей, как при его предках, когда каждого десятого могли вешать или распинать просто для острастки. Появилось паровое отопление, и зима уже не такая опасная, как раньше, особенно хорошо стало в городах. Прогресс шагнул вперед, и вслед за отоплением появились паровые двигатели, паромы — бурлаки, прощайте. Стало возможным запечатлевать лица людей на камеру, что было очень увлекательно. Даже полет на дирижабле уже не выдумка. Не обязательно теперь для авиации приручать грозных и опасных ящеров, которых осталось на всей планете десяток. Совсем скоро даже лошадей и брички полностью сменят паромобили — каждый рабочий сможет купить такой, взяв небольшую ссуду в государственном учреждении. Чего им еще желать? Какой справедливости хотят? Происки интервентов, не иначе!

С такими мыслями царь докатил до гостиницы, вычурного здания с каменными кариатидами, демонами и ангелочками на балконах. В сопровождении охраны он поднялся к себе в комнаты, подождал, пока прислуга откроет двери, вошел в просторную парадную и расстегнул плащ. С одежды осыпалась на пол металлическая стружка. Поглядев на разорванные взрывом швы плаща, Велислав Велимирович подозвал Гостомысла Зарубина, ставшего недавно штабс — капитаном Его Величества.

— Дорогой Мысля, мне необходимо усилить личную охрану. Найдите боевых магов из лиги прорицателей.

Зарубин взял под козырек.

— Вам ценная бандероль из Питтсбурга, Ваше Сиятельство, — Гостомысл протянул Велиславу коробочку, от которой исходил тонкий аромат французских духов. На коробочке стояла печать герба Ее величества.

— Благодарю, извольте выполнять поручение.

Государь прошелся по комнате, все еще гневаясь на произошедшее. “Да как они смеют”, — думал он, вспоминая ужасный взрыв. Чеканя шаг как на параде, Велислав подошел к зеркалу. Отражение ошарашило видом крови, которая сильно испачкала красивое лицо государя и его одежду. “Почему они не сказали мне, что я весь в крови, — досадливо пробормотал Велислав и стал оттирать краем рубахи подбородок и шею. — Неужели так страшно со мной общаться, что офицер, ехавший напротив, не сообщил мне о крови?” Царь рассерженно вызвал дневального из — за двери.

— Этот офицер, который ехал со мной в повозке — на фронт его. Не желаю больше видеть.

— Слушаюсь!

— И впредь если кто будет не замечать чего — то важного и не сообщит мне о чем — то таком, будет выслан! В Сибирь!

— Слушаюсь!

— Ступай, — вздохнул Велислав и сел на кресло. Наконец что — то мягкое и нежное. Спина и ягодицы расслабились. Совсем как дома, где милая Свана…

Он протянул руку и взял с резной консоли коробку. Понюхал ее, погладил щекой. Нежно поцеловал, и только потом осторожно срезал печать и раскрыл. Внутри было несколько фотографий на серебряной амальгаме, с изображением девочек и самой Сваны. Велислав бережно поставил их на консоль и долго рассматривал милые черты. Потом раскрыл перочинным ножом конверт с птичкой на лицевой стороне. Вынул письмо, вместе с которым из конверта салютом высыпалась золотая пудра — очень модная затея в европейских домах. Отряхнув пудру, Велислав развернул лист и узнал строгий каллиграфический почерк своей супруги.

“Здравствуй, мой драгоценный супруг!

Посылаю тебе всю свою любовь и нежность в этом письме. Лови их вместе с золотой пыльцой, которая напоминает нам о днях, проведенных вместе в прекрасных песках на юге под пальмами. Сколько минуло с тех пор, а мои чувства к тебе не угасли.

Милый Велс, пока ты решаешь проблемы государства, стремительно подрастает наша Люлю. Она прелестное дитя, демонстрирующее недюжинный ум и твердый характер. Как жаль, что она не мальчик — лучшего наследника нам не следовало бы и желать. В свои пять лет она ловко ездит на пони, управляет парамобилем и здорово читает. Люлю умнее и храбрее своих сестер в том же возрасте. У нее обостренное чувство справедливости — девочка очень страстно жалеет дворовых собак, когда те голодны или хромают.

Не так давно мы вызвали фотографа с настоящей камерой. Он снял для нас портреты всей семьи. Я отправляю тебе их бандеролью. Там изображены мы все, и отдельная круглая карточка — на ней маленькая Люлю. Она очень похожа на тебя. Такая же внимательная и глазастая, и те же кудряшки, как и у тебя в детстве.

Мое сердце исполнено тоски. Ежедневные прогулки на лошадях без тебя не доставляют мне тех минут счастья. Даже фотограф не смог развеселить меня — увидишь, какое у твоей моншер грустное лицо на фотографии. Пожалуйста, разделайся скорее с этими бунтовщиками и возвращайся домой. Я и девочки очень скучаем без тебя, Велс.

Как же я люблю тебя. Каждый день я прихожу к нашей скамеечке и с наслаждением смотрю на воду в бассейне с золотыми рыбками. Среди них тот ихтиандр, которого ты привез из Китая, помнишь? Ровно в двенадцать ноль — ноль, как заложено в него, он поднимает из воды свою неуклюжую голову и издает смешные кваки. Я помню, как мы все смеялись, когда ты впервые запустил его в водоем. Тогда все лягушки спрятались за камнями, а девочки хохотали так, что мы не могли их успокоить. Без тебя не так весело глядеть на ихтиандра, хоть он и очень милый.

От тебя нет писем уже целый месяц. Я очень волнуюсь о твоей судьбе. Не заболел ли ты случайно, ведь среди черни сейчас ходит малярия и чахотка. Мне пришлось выгнать девять человек прислуги, потому что доктор обнаружил у них подозрение на одну из этих ужасных болезней. Представляешь, подозрение на малярию было у учителя музыки, который приходил к девочкам накануне. Чтобы обезопасить семью, я вызвала могущественных чародеев из самой Сибири. На днях они должны прибыть. Среди них будет тот пугающий и знаменитый мудрец Лихарь, спрошу его, пожалуй, о нашей судьбе и о том, суждено ли нам иметь сына.

Впрочем, я слишком разболталась о себе.

Государственные дела идут тем же чередом, что и при тебе. Казна пополняется исправно, однако новый министр предлагает новаторские решения. Он полагает, что во избежание бунта крестьян следует отселить в дальние районы, чтобы они осваивали новые земли и не кружили вокруг городов, где им забивают голову своими идеями социалисты. Мне кажется, это дельная мысль, ведь в России столько неосвоенных, но пригодных к пахоте земель. В первую очередь, полагает этот Сажинский, следует выслать на Дальний Восток подозрительных, либо тех, у кого родня находится в тюрьмах. Пусть займутся делом вместо того, чтобы слушать революционные бредни рабочих.

Как поступать с бунтовщиками, дело твое. Я не стану лезть с советами, но предложу лишь помощь от своих родственников из Германии. Они могут выслать новую партию военных гомункулов, со стальными сочленениями. Один такой гомункул может навести порядок на любой фабрике в считанные секунды. Взамен они хотели бы получить образцы сирофомита из шахт под Страховым.

Ты милосерден и не захочешь кровопролития, поэтому я усомнилась в правильности подобного предложения.

Возможно, проще уволить лентяев и бездельников, а на их место взять паровые машины, какие используются в Европе уже много лет. Брат пишет, что многие цеха в Германии совсем лишены людей. В них лишь паровые машины, которые работают исправно и требуют минимум вложений. Бандеролью я отправляю тебе чертеж такой машины, ее устройство крайне простое, вот только детали следует заказывать в Германии, не в Китае, откуда ты любишь все везти, хоть там дешевле и тоже есть цеха по производству. Видишь ли, немецкое качество предлагает более надежный сплав, с использованием серебра и стали, а китайцы везде добавляют медь, из — за чего машины ломаются через несколько циклов работы. Подумай, Велс, над этим предложением — чем уговаривать бунтовщиков работать за большие деньги, пусть лучше машины делают их работу.

Я могла бы многое написать еще о нас, и о девочках, но сообщить нового более нечего. Все дочери здоровы, обучаются исправно и посещают храмы. Ежедневно мы гуляем по нашим полям верхом, в бричке или механической мирьяподе, один раз даже ездили ловить рыбу — совершенно не девичье занятие, но такое увлекательное! Обещай, что когда ты вернешься, мы всей семьей поедем на рыбалку на Велиславовский пруд. Кстати, рядом с ним мы обнаружили еще один пруд, поменьше, и девочки предложили назвать его ”Сванский”. Как мило, правда? У нас самая лучшая семья в мире.

С огромной любовью, всегда твоя, тоскующая о тебе безмерно Свана”

Далее стояла дата и маленькое перышко — оттиск личной печати императрицы.

Велислав блаженно потер подбородок и отложил письмо.

Следовало написать ответное, он схватил было бумагу и даже поставил на ней свою царскую печать и размашисто подписал — с витиеватыми закруглениями и сердечками, но затем почему — то отвлекся и стал раскрывать бандероль с чертежами.

Мысль о паровых машинах его самого уже много месяцев сильно занимала. Он развернул первый чертеж на полу и подошел к телефонному аппарату. Тяжелый и грузный, телефон не сразу завелся — с пружинки туго сорвался механический паучок, и не спеша, понес слуховку в соседний номер — Гостомыслу Зарубину. Тот вскоре отозвался.

— Слушаю, Ваше Величество!

— Зайди ко мне, милейший друг, — государь уже был в хорошем расположении духа. Он вообще был весьма отходчив.

Стараясь не расплескать английский бренди на чертежи, братья вскоре ползали по полу с лупой и монокулюсами. За этим увлекательным занятием оба вельможи “накидали за воротник” изрядно спиртного, но этого им показалось мало, и вскоре монаршие отпрыски решили ехать догуливать в кабак. Перед этим в их хмельные головы пришла презабавная затея — переодеть себя и охрану в рабочих, вымазаться сажей и пройтись по самым злачным местам этого города. Конечно, это было рискованно, и начальник царской охраны категорически отговаривал обоих от совершения этого безумства, ведь многие рабочие могли узнать царя, на которого было совершено покушение утром. Но пьяный Велислав не уступал в проделках своему отцу Велимиру, который на весь мир прославился нетрезвыми выходками. Например, тот мог заказать вагон с апельсинами и самолично раздавал плоды всем желающим девушкам, но только с тем условием, чтобы барышня своей рукой без перчаток полезла за фруктами к нему в карманы. А, говорят, подкладка в брюках была обрезана специально… А еще он заказал в Турции стеклянный пол в гостинную, где обедали дамы, и сам снизу любил наблюдать, что там, под пышными юбками светских львиц. А еще… да много чего чудил император Велимир, но его никто не осуждал, и даже любили такого в народе — чудак — человек, но как правитель, считали, годный. Велиславу была непонятна такая избирательность народной любви — Велимира слушались и обожали, несмотря на то, что он часто вел себя на публике неподобающе, имел трех жен и бессчетное количество любовниц, а его, примерного семьянина и учтивого, галантного монарха, похоже, уже ненавидели. Такой парадокс вызывал у него обиду и недоумение.

Итак, он пустился на поиски народной любви, изрядно зарядившись бренди и прихватив с собой еще бутылочку.

— Джентльмены из Англии? — поинтересовался извозчик, изучив внимательным взглядом гостиницу, пальто своих пассажиров, из английского сукна, и бутылку алкоголя в хорошей стеклянной таре.

— С чего ты взял? — спросил Гостомысл и подмигнул Велиславу: “Кажись, маскировка — то не очень!”

Велислав в ответ икнул и, шатаясь, запрыгнул на козлы.

— Я английский лорд, приехал устанавливать деловые отношения с рабочими, — эта шутка показалась царю очень остроумной, и он захихикал. — И дай я поведу повозку. Я умею! У нас в Англии делают так, — царь засунул два пальца в рот и свистнул, что было сил. Лошади рванули с места, как ужаленные. В повозку успел запрыгнуть только Гостомысл, остальная охрана погналась за транспортом, но быстро отстала.

— Эээй, Велька, они не успели! — выкрикнул более трезвый Гостомысл, пытаясь удержать равновесие в кренящейся на повороте повозке. Та вот — вот могла опрокинуться.

— Ну и пес с ними. Без них веселей, верно, Федя? — Царь обнял оторопевшего извозчика и свистнул еще раз, напугав лошадей до белой горячки. — Давай споем лучше! Ооой ты стеепь широооокая! — великолепный баритон Велислава разнесся по улицам захудалого городка и люди стали приникать к окнам, вслушиваясь в удивительный голос. — Воооля ВооооольняААА! — пел царь так громко, как только мог.

— Батюшка, помилуйте, — лопотал извозчик, изо всех сил держась руками за козлы. — Повозка — то она денег стоит! Развалится, родненький! Разобьемся!

— Не боись, Федор! Я тебе дирижабль куплю! Знаешь, как он быстро летит?

— Я не Федор, батюшка. Афдотий я.

— Я сказал Федор, стало быть, будешь Федор у меня. Понял? Царь знает! Отныне ты Федор, управляющий дирижаблем. Так что привыкай, Федя! — Велислав вытащил револьвер с раструбом и стал палить в воздух, отчего лошади окончательно взбесились и понесли, не разбирая дороги, опрометью в степь, через сточные канавы и ухабы. — Вот так быстро дирижабль летает! А?! Хорошо, Федюшка! Есть много войска у царя — полки, гусары, егеря! — запел он новую песню.

Афдотий — Федор молился, Гостомысл заливисто смеялся и подпевал, прохожие кидались врассыпную, а мирно пасшееся стадо свиней переполошилось и с визгом бросилось прочь.

— Они меня убить хотели! — доверчиво поведал государь, наклонившись к извозчику, — Федюшка! А меня нельзя убить! Я бессмертный! Я на все века царь!

Повозка стала замедлять ход, но Велислав снова стал палить в воздух, пока не закончился заряд. Лошади изрядно выдохлись, бежали все медленнее, и это не понравилось Велиславу.

— Дай — ка сюда пистолет! — потребовал он у Гостомысла.

— Никак нет, — запротестовал Гостомысл, успевший немного протрезветь. — Не могу, Ваше Величество.

Велислав с негодованием натянул вожжи.

— Немедленно сдать оружие главнокомандующему! — строго сказал он, пытаясь не коверкать слова.

— Ваше…

— Быстро! — почти взвизгнул царь.

Гостомысл вздохнул, и, высыпав порох в кисет, протянул пустой пистолет царю. Пусть развлекается, звук — то от электрического оружия будет.

— Вот так бы сразу! Эх, братишка! — Велислав принялся самозабвенно палить в воздух, и делал это до тех пор, пока заряд электричества не иссяк.

После этого повозка остановилась, дрожащий возничий спрыгнул с козел и побежал осматривать имущество.

— Ай, батюшки, ось — то лопнула, окаянные английцы! Дирижабы чертовые. Шоп вас дьяволы сожрали, — ругался бедный Афдотий.

— Федя, ну ты чего, — Гостомысл решил успокоить несчастного. — Ты знаешь кого катаешь? А? Вот то — то, завтра придешь в гостиницу, тебе деньги отдадут. Он, кстати, насчет дирижабля не шутил. Хочешь летный аппарат водить? Он устроит!

Афдотий, утирая слезу и пену с лошадей, молчал. В его глазах это были два пьяных разбойника, которым чужое имущество нипочем.

Гостомысл и Велислав, поняв, что повозка дальше не поедет, шатающейся походкой пошли в город, где их ждали новые приключения.

***

— Если мы еще хоть пару миль пройдем, я протрезвею, — пригрозил через какое — то время после начала путешествия Велислав. — И спрошу тебя, дорогой братец, отчего это мы в лесу с тобой. И почему у меня промокли ботинки.

— Ваше Величество, — произнес Гостомысл. — Я и сам хотел бы знать, куда нас черти завели. Похоже, что мы заблудились. Зато у меня есть еще немного бренди.

— Ооо, — миролюбиво заметил царь, — это совершенно меняет дело! Давай напьемся, Мысля… И перестань называть меня Ваше Величество. Мы в лесу, в тьмутаракани, милый друг. И тем более в кабаке так меня не зови, понял?

— Понял, Ваше… Велс.

— Вооот, Мысля!

Братья обнялись и трогательно расцеловали друг друга в усы.

Спустя еще час прогулки, продрогшие, они закатились — таки в деревенский кабак и первым делом потребовали самогон и картошку с салом.

Спустя еще час царь закусывал самогон квашеной капустой непосредственно из бочки и пытался сообразить, где это они оказались, и, главное, зачем, а Гостомысл Зарубин спал богатырским сном, растянувшись на рогоже ногами к печке прямо на полу. Кроме них в харчевне были ее хозяева, немолодая чета, половой, человек пять рабочих и большой лохматый пес, которого Велислав постоянно целовал в мокрый нос, испытывая к животному необыкновенно нежные чувства. “Кажется, я хотел послушать, о чем толкует простой люд”, — вспомнил после пятого поцелуя Велислав и тут же в его хмельной голове созрел коварнейший план. Он подозвал хозяина, дал ему серебро и попросил угостить вон тех прекрасных рабочих вином за его счет. План сработал — рабочие обрадовались и позвали щедрого господина к себе. Велислав поглядел на свое отражение в самоваре — вот сейчас он вообще на царя не похож: фуражку потерял, пальто порвал; удовлетворенно кивнул и поплелся в смердящую луком и потом компанию рабочих. Те «приветливо» исказили лица такими гримасами, что самодержец слегка вздрогнул.

— Отчего господин нас угощать решил, да еще таким прекрасным вином? — спросил хриплым голосом один из них.

Велислав не понял, всерьез он спрашивает, или хочет завязать драку — уж больно страшные физиономии были у работяг. Да и шмурдяк из бочки в сарае вином, тем более прекрасным, назвать никак было нельзя. Но затем мозолистая ручища опустилась на его плечо и настойчиво усадила за стол.

— А сам — то что не пьешь? — ласково спросил второй рабочий.

“Неужели думают, что я хочу их отравить”, — подумал монарх, опираясь на собственный опыт принятия напитков от незнакомцев.

— Я.. Это… У меня у дочки именины, — это было правдой. — Вот, угощаю..

— Ну, здоровья твоей дочурке и богатых женихов, когда вырастет, — хриплый залпом выпил вино и налил себе еще. — Ох, давно я такого хорошего винца — то не пробовал. Ох и спасибо тебе, милый человек. Видать, ты богатый. Не местный.

Конец ознакомительного фрагмента.