Пьесы. Забытые в столе

Алексей Праслов

Автор написал в подзаголовке – «Забытые в столе». Конечно, это не подзаголовок, а какое-то временнОе и даже пространственное определение написанного. Ощущение, что пьесам дали отлежаться и вытащили из стола, тем самым ухватив так называемую уходящую натуру. И натура эта не остыла, она горяча. Люди живые, страстные, с желаниями и поступками. Интересный взгляд на героев, на то, что с ними происходит, подталкивающий поучаствовать в их жизни. Актёрский взгляд, из-за кулис.

© Алексей Праслов, 2019

ISBN 978-5-0050-8109-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЯБЛОЧНЫЙ СПАС

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ РЕТРО

СТАРИК

СТАРУХА

ПАРЕНЬ

ДЕВУШКА

ГАРМОНЬ ПУСТЬ ИГРАЕТ ВСЁ, ЧТО ЗАПРОСИТ ДУША.

Кухня в деревенском доме. Входная дверь, дверь в комнату, два окна, большая «двойная» печь (сбоку плита, с торца — «русская»), стол с табуретками, кровать, на которой стоит гармонь. У стола сидит седой, заросший бородой, усами, СТАРИК. На столе — бутылка, стаканы, огурцы, помидоры, капуста… Яблоки. Из угла в угол протянута верёвка, на ней висит рубашка. С улицы слышна гармонь. Открывается дверь, долго никто не входит, потом в проёме появляется СТАРУХА. Видно, что она наряжена и даже накрасила губы. Стоит в дверях, опираясь на палку.

СТАРИК: Пришла?

СТАРУХА: Девяносто лет тебе сёдни.

СТАРИК: Они.

СТАРУХА: Помирать не собираешься?

СТАРИК: Сказал, тебя подожду.

СТАРУХА: Фигу тебе, Ваня, не дождёсся. Я ищё погожу.

СТАРИК: И я погожу, не тороплюсь.

СТАРУХА: Взойти-то можно?

СТАРИК: Зашла ж… Проходи.

СТАРУХА проходит к столу, садится.

СТАРУХА: (кивает на стол) Сам накрыл?

СТАРИК: А чё его накрывать? Стаканы помыл и готово.

СТАРУХА: Попиваешь всё?

СТАРИК: Пью, куды ж денешься…

СТАРУХА: Значит, помрёшь.

СТАРИК: Перестану — помру.

СТАРУХА: И не перестанешь — тоже.

СТАРИК: Поглядим. Тебе-то как, налить? А то вроде как пора, а я сижу.

СТАРУХА: Никаво?

СТАРИК: А кто? Все померли. Петька не ходок. Мы с тобой… состязаемся.

СТАРУХА: Ну, налей чуть… А дети-то?

СТАРИК: (наливает) Сказали, к завтря… На выходные.

СТАРУХА: Чево печку-то летом палишь? На плитке, чай…

СТАРИК: А ты мне за электричество платить будешь?

СТАРУХА: Кошелёк потеряла!… Платок скину?

СТАРИК: Скидай, а чево!…

СТАРУХА отставляет палку, развязывает платок на голове, опускает его на плечи. На удивление волосы её густы и не совсем седые. СТАРИК ухмыляется, качает головой. Она замечает это, показывает ему язык, и, тихо смеясь, поправляет волосы.

СТАРИК: Эх-х!… Стерва ты, Санька… Думашь, не вся поседела, то меня переживёшь? Хрен те!

СТАРУХА: Злись, злися!… Хе-хе… Дверь прикрой, дует.

СТАРИК встаёт, идёт к двери.

СТАРУХА: На, палку-то, обопрись.

СТАРИК: Сам дойду. Эт ты у нас… стоп-модель с клюкой!

СТАРУХА: Гляньте, Тарзан какой!… А ты у нас уже с клюквой, поди?? Да давно!… Ой, батюшки, чево сказанула?! Я про то, што, мол, сам ходишь?

СТАРИК: Не, скелет меня водит, а я за ним иду! А на горшок — сам. (закрывает дверь, возвращается) Мне ищё тебя до кладбища пешком провожать. «Клюква»!

СТАРУХА: Тренируешься, значит?

СТАРИК А как же?! Дойду, закопаю тебя, вернусь и выпью!… А там уж могу и за тобой, вдогонку.

СТАРУХА: Ой, петух, петух! Кукурекни ищё!…Чую, перегонишь ты! Моложе я тебя. (берёт стакан с водкой) Сказать хочу… (пытается встать)

СТАРИК: Сиди, чево уж.

СТАРУХА: И то!… Не министр, чай. Кхе, кхе… (поднимает стакан) Сколь у нас в веку-то, сто лет? А сколь ты собрался кувыркаться? Не надоело? Живёшь, как сыч, никаво с тобой, ни души… Один! И никуда не уехал. Вить, звали дети-то? Кажный год зовут, так он — нет, сидит! За мной следишь, кабы не пережила тебя? Чай, помру, телеграмму дам!… Коптишь воздух-то… Место в жизни занимаешь, и я за тобой. А знаешь што, тебе меня ждать нечево! Я как сказала, не помру раньше, так и знай, и не надейся! Но ты не бойся, я над тобой повоплю, как положено, да и сама не задержусь, не завидовай. Совесть знать надо! Если кажному веками жить, то эт чево ж будет? Пни да колоды, и всё — труха. Молодым об нас спотыкаться только!… Ой, батюшки, аж задохнулась!… У тебя как с сердцем-то?

СТАРИК: Стучит по ночам. И в кажном ухе… Да какой «в ухе», во всей башке! Верчусь, а оно — бум-бум-бум, бум-бум-бум…

СТАРУХА: Я те травки дам, попей с недельку. А остальное как, фурыкает?

СТАРИК: Эт ты про чё?

СТАРУХА: Ды не-е… Эх, кобель, кобель! Я про нутро твоё!

СТАРИК: Да я уж ево и не чую, нутро-то.

СТАРУХА: Вот и не чуй, желаю! А то, когда чуешь, то весь свет не мил. Хе… Вот гад какой! Я чую, а он не чует!

СТАРИК: А ты выпей, и вроде ничево нет в нутре-то… И снаружи всё красивше, ей-богу!

СТАРУХА: Да вот разве што… Ну, давай, Ваньк… Ой, чево ж я так? Чай, Иван Гаврилыч… Ваня… (всхлипывает) Так долго… А как и не было… Вот ищё тебе год, Ваня. Проздравляю тебя с днём ангела! Желаю тебе крепкова здоровья и долгих лет жизни! Ура!

Они чокаются, пьют, закусывают.

СТАРИК: Чем бог послал.

СТАРУХА: Огурцы-то сам солил?

СТАРИК: А то кто ж?

СТАРУХА: У-у, каки… какие! А! Скуловороты!… А хорошо! Прям, всю водку смазало… нитрализовало… А!

СТАРИК: Ищё бы! А ты говоришь!… После огурца и не знаешь, пил иль не пил. Хе-хе… Пока третью не пропустишь!

СТАРУХА: А вторую-то куды дел?

СТАРИК: (берёт бутылку) А всё туды же!

СТАРУХА: Ой, погоди, погоди… Закумарилась! (поёт на деревенский лад) Куды, куды вы удалилися, весны моёй златые дни-и… Ух, жарко! Расстегнусь. (расстёгивает кофту) Чё в печке-то?

СТАРИК: Чугунок.

СТАРУХА: Чугунок?

СТАРИК: Он самый.

Он отставляет бутылку, опускает голову, о чём-то задумывается, водя пальцами по столу. СТАРУХА растерянно оглядывается, видно, что её что-то волнует.

СТАРУХА: Чугунок, чугунок… С картошкой? (принюхивается) Вода, чую… Чую, выкипела, Вань, вода-то… Пригорает.

СТАРИК поднимает голову и, глядя на СТАРУХУ, тоже принюхивается. Они смотрят друг на друга, но взгляды их далеки. Становится ясно, что сидят эти два старых человека, «вынюхивают» во времени своё прошлое, и захватывают их воспоминания до удивления, до радости, до испуга. СТАРИК тихо встаёт и идёт за печку, за занавеску.

СТАРУХА: (почти испуганно) Куда ты, Ваня?

СТАРИК: (почти весело) Чё ты, чё ты, Сань? За ухватом.

СТАРУХА: Ай!… Ай!…

Она тихо смеётся, когда из-за занавески, куда ушёл СТАРИК, появляется чубатый, по пояс голый ПАРЕНЬ с ухватом. Он наклоняется к печи, чтобы вытащить чугунок. В дверь легонько стучат. СТАРИК выходит из-за печи, идёт, открывает дверь. Вбегает юная, с двумя косичками и бантами, девушка. Она в опрятной школьной форме, с цветами. СТАРИК стоит, опершись о косяк, СТАРУХА сидит всё так же за столом. Они, только они видят эту «новую, молодую» жизнь!

ДЕВУШКА: (парню) Ой! Здрасьте, Иван Гаврилыч! А я вот, видите, школу кончила!

ПАРЕНЬ: А я вот, видишь, картошку варю.

ДЕВУШКА: Да у вас вода уж вся выкипела!

ПАРЕНЬ: А ты откуда знаешь?

ДЕВУШКА: Чую! По запаху чую!…

ПАРЕНЬ: Да? (принюхивается) А какой должен быть запах?

ДЕВУШКА: Картошешный!

ПАРЕНЬ: А щас какой, мясной?

ДЕВУШКА: При-горелый! Ну, чё стоите — то? С ухватом, как на медведя с рогатиной!… Я вам не медведь! Чё стоите-то?

ПАРЕНЬ: А чё?

ДЕВУШКА: Вытаскивайте, сгорит же совсем!

ПАРЕНЬ: А-а!… (вытаскивает ухватом чугунок) И ничё не пригорела!

ДЕВУШКА подходит к нему, они смотрят в чугунок. Старик подходит к столу, садится на своё место.

ДЕВУШКА: Чё я не знаю? Пригорает-то снизу!

ПАРЕНЬ: Что ты говоришь?!

Он переворачивает чугунок, высыпает картошку на стол. СТАРИК со СТАРУХОЙ берут по картошке, улыбаясь, чистят. ПАРЕНЬ берёт картошку, разглядывает её.

СТАРИК: Чуток снизу… Зато рассыпчата!

СТАРУХА: А я люблю!… Как в жару печёна, правда?

СТАРИК: У-у, дух какой!… Ну, как тут не выпить?

СТАРУХА: Ой, чево ж поделаешь!

СТАРИК наливает «по грамульке» себе и СТАРУХЕ.

ПАРЕНЬ: Ну и чё, говоришь, испортил, да?

ДЕВУШКА: Что вы?! Вку-усно! Мы всегда так: воду сольём, а чугунок опять на жар, чтоб подсохла чуть-чуть. Отец не любил — мокрая, говорил. А я всегда снизу выбираю, у каких шкурка припеклась, и ем.

ПАРЕНЬ: Садись, ешь. Вон они, припёкшие.

ДЕВУШКА: Ой, да ну!

ПАРЕНЬ: А чё? За компанию!

ДЕВУШКА: А знаете что?… А давайте!

ДЕВУШКА кладёт на подоконник цветы. ПАРЕНЬ в это время сдёргивает рубашку с верёвки, надевает её. Улыбаясь, садятся за стол, берут по картошке, чистят. Пары живут свободно, независимо друг от друга, каждая в своём времени и в своих мыслях.

ПАРЕНЬ: Чё, говоришь, школу закончила?

ДЕВУШКА: Ага, последний сдала. Послезавтра выпускно-о-ой! Придёте?

ПАРЕНЬ: Опа! А меня не приглашали!?

ДЕВУШКА: Считайте, я вас пригласила.

ПАРЕНЬ: Да откуда ж ты такая взялась? Как тя звать-то?

ДЕВУШКА: Здрасте!… Я у него картошку ем, уже и на выпускной пригласила, а он — нате, приехали! Саша я! Вы чё?

ПАРЕНЬ: Шингина, что ль?

ЛЕВУШКА: А кто ж?!

ПАРЕНЬ: Да ты чё?! Ты ж во-о была!

ДЕВУШКА: Когда была-то? Хватился! Все «во» были!… После вашей армии я уже не «во» была, а вон какая — четырнадцать уж было! Вы-то отгуляли и не заметили, и в какой-то Донбасс попёрлись, а это ещё аж вон сколько! А чё вас в Донбасс-то понесло?

ПАРЕНЬ: Так, чё? Ну, чё?… Работал… А, вон, за гармошкой!

ДЕВУШКА: Да прям, поверила!

ПАРЕНЬ: Да ей-богу!

ДЕВУШКА: Да ну, чудно!… А вы играете?

ПАРЕНЬ: У-у!

ДЕВУШКА: А сыграйте чё-нибудь?!

ПАРЕНЬ: А запросто!

Он идёт к кровати, берёт гармонь, садится и шумно растягивает меха

ДЕВУШКА: «Три танкиста», «Три танкиста» заказываю!

ПАРЕНЬ: («пиликает» что-то и, смеясь, ставит гармонь) Соврал я! Не научился ещё.

За окном неожиданно и громко, и как-то лихо и весело играет гармонь «Три танкиста».

ПАРЕНЬ: О!

ДЕВУШКА: Петька наяривает

ПАРЕННЬ: Какой?

ДЕВУШКА: А во, кто цветы мне…

ПАРЕНЬ: Ухажёр?

ДЕВУШКА: Скажете тоже!… Ухажёр! (смеётся) В девятый перешёл!… Остолоп какой-то!

ПАРЕНЬ: А цветы?

ДЕВУШКА: Да у бабки Сивухи надрал!… Иду, а он — на! — и убёг… А хотите, пусть он вас научит играть?

ПАРЕНЬ: Пусть!

ДЕВУШКА подбегает к окну, распахивает его, манит к себе ПАРНЯ. Он подходит. Она, взмахнув рукой, начинает петь, ПАРЕНЬ подхватывает: «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят…»

ДЕВУШКА: (после куплета) А знаете что?… А сколько вам лет?

ПАРЕНЬ: Двадцать шесть скоро.

ДЕВУШКА: А мне уже целых семнадцать!

ПАРЕНЬ: Ого!

ДЕВУШКА: Старая?

ПАРЕНЬ: Страсть, какая!

ДЕВУШКА: А вы нет!

ПАРЕНЬ: Ф-фу, слава богу!

Смеются. Петькина гармонь затихает.

ДЕВУШКА: А с вами ничё!… Не страшно! Даже весело!… (вздыхает) Только мне пора. А знаете что? А давайте я цветы оставлю у вас?

ПАРЕНЬ? Не-не-не!…

ДЕВУШКА: Ага, вы чё хотите? Попрусь с цветами… Да меня бабка Сивуха прибьёт! Где у вас чё-нибудь под цветы? (ищет) Я пока ищу, а вы знаете что? Сказать?

ПАРЕНЬ: Давай!

ДЕВУШКА: Смеяться не будете?

ПАРЕНЬ: Никогда!

ДЕВУШКА: Я, наверное, троглодитка!… Бросьте пару картошек в жар, они подрумянятся, и мы их съедим! И я пойду!

ПАРЕНЬ бросает картошку в печку. ДЕВУШКА находит стеклянную банку, наливает воды, ставит в неё цветы.

ПАРЕНЬ: А Петька?

ДЕВУШКА: А чё Петька? Ещё надёргает! А вы зато помнить будете по цветам, что послезавтра — вы-пуск-ной!… Ну, по картошке и домой?

ПАРЕНЬ: Не подрумянилась ещё.

ДЕВУШКА: Подрумянилась, она варёная.

ПАРЕНЬ вытаскивает из печки по картошке, жонглирует ими, остужая, и отдаёт одну ДЕВУШКЕ.

ПАРЕНЬ: На брудершафт, что ль, будем?

ДЕВУШКА: Как это?

ПАРЕНЬ: Руку давай сюда… С картошкой которая… Цепляемся локтями! Откусываем… Э-э-эй, каждый свою!… Прожёвываем! Проглатываем! И целуемся!

ДЕВУШКА: (выдёргивает руку, отбегает к двери) Вы чё? Да как же «целуемся»? (обиженно) Вы думаете, если я пришла… Зачем вы так?!

Убегает.

ПАРЕНЬ: Саш!… Сашка! Да пошутил я, дурёха!

Он выбегает за ДЕВУШКОЙ. Опять громко и забористо играет гармонь за окном. СТАРИК и СТАРУХА сидят за столом, медленно жуют картошку, слушают.

СТАРУХА: Он щас почти не встаёт… Так, сядет на лежанке и играет. Петька-то. Тоже помирать не хочет. И чево ждёт? Вить, бобыль, а чево-то ждёт!

СТАРИК: Дак, человек… он, Сань, всегда ждёт. Я, вот, твоей смерти жду, ты моей.

СТАРУХА: Я на жданки твои чихаю, Вань… И не думай, раз я с палкой, то, прям, туда направилась. Мне так легше тебя переждать. Обопрусь и пережду! Наливай, не жадничай!

СТАРИК понемногу «плескает» в стаканы, но пить они почему то не торопятся. Входит ПАРЕНЬ, на плече у него рюкзак. ПАРЕНЬ подходит к столу, берёт яблоко, вертит его в руках, как бы разглядывая, потом доливает в стакан водки. Распахивается дверь, вбегает ДЕВУШКА в белом платье.

ДЕВУШКА: Вы не смеете!… Так нельзя!… У меня сегодня выпускной!… Как же так? Вы… Вы!… Да у вас повестки нет!

ПАРЕНЬ: Милая, хорошая девушка Саша!… Пока повестка придёт, война кончится. А я буду сидеть, да? Ждать, да?

ДЕВУШКА: Нет, я не то!… Ну, как же? Ну, денёк хотя бы… Ну, что вам стоит? У меня платье красивое… Сама шила… перешивала…

ПАРЕНЬ: Умница!

За окном играет Петька, горланит, дурачась: «Мне сегодня так больно, слёзы взор мой туманят…»

ДЕВУШКА: (про Петьку) Дурак какой-то! (парню) Знаете что?… Вы, конечно, уйдёте… Так надо, я понимаю. У нас в классе всего четыре мальчика… Вы представляете? Четыре! И они сегодня… Ну, все как один, прям!… Все захотели пойти на войну… И мы тоже! Но мы их не пустили до завтра!… А то, как же это так?! Тринадцать девочек и не одного мальчика! Понимаете?

ПАРЕНЬ: Понимаю. Правильно сделали! И вообще… Мне до района идти семь километров. Успеть надо. Понимаешь?

ДЕВУШКА: Понимаю. Знаете что? Я ни разу в жизни не пила водку… Ничего не пила! А вчера мы решили, что вечером сегодня… Ну, в общем, закроемся в классе и выпьем тайком. А потом пойдём танцевать… по очереди… Правда, дураки? Но мы же это вчера! Мы же… (подбегает к окну, распахивает) Петька, зараза такая, играй весёлое!

Петькина гармонь на секунду смолкает, но тут же «взрывается» весёлой плясовой.

Знаете что?… Я могу… я хочу с вами… выпить этой дурацкой водки на… на этот… на брудершафт!

Неловко, но пьют и неловко, но целуются.

ПАРЕНЬ: Сладко-то как!… Вот и проводились.

ДЕВУШКА: (закрывает лицо руками) И нисколечко не стыдно!… Только чуть-чуть!

ПАРЕНЬ: А ты считай, что брата провожаешь, с братом целоваться можно.

ДЕВУШКА: Брата?

ПАРЕНЬ: Ну, дядю.

ДЕВУШКА: Нет уж!… И знаете что? Не претворяйтесь старым! (подбегает к окну, кричит) Петька, «Рио-Риту», сказала!… Не говорила? Ну так говорю!

Петька играет «Рио — Риту».

Я сегодня совсем бесстыдница!… Но вы уйдёте, и вас вечером не будет… Не думайте ничего такого… А знаете что?… Думайте! Думайте, что вас здесь… будут ждать. Пусть «сестра», пусть! А разве не могут сестра с братом потанцевать?

ПАРЕНЬ: Могут. Только я не умею.

ДЕВУШКА: И я не умею. Мы пробовали с девчонками, но… Но, ведь, это совсем другое?

ПАРЕНЬ: Ещё как другое!… Эх-х! До района всего семь километров… Если быстро идти… А то и добегу! Попробуем? (снимает рюкзак) Только не подставляй ноги, оттопчу!

ДЕВУШКА: Это ещё кто кому!

Неумело, смущаясь, танцуют.

ПАРЕНЬ: Цветы забери обязательно.

ДЕВУШКА: Да как же? То я вам, то вы мне?!

ПАРЕНЬ: Заберёшь, заберёшь!… Я б всё равно принёс их… вечером. Они тебе сегодня очень пойдут. Тебе сегодня всё идёт!… Ох, Саша!

ДЕВУШКА: Правда? Это потому что я первый раз губы накрасила!

ПАРЕНЬ: Нет, не потому!… Просто… Просто идёт и всё!

ДЕВУШКА: А знаете что? Отгадайте, на какую тему я писала сочинение?

ПАРЕНЬ: Первый бал Наташи Ростовой!

ДЕВУШКА: Ой, а как вы догадались?

ПАРЕНЬ: По глазам твоим красивым… По рукам нежным… По платью белому!… По губам красным! По… по…

ДЕВУШКА: (тихо) Не надо. Заплачу.

Гармонь за окном смолкает. Они перестают танцевать и какое-то время стоят, опустив головы.

ПАРЕНЬ: Гармошку пусть Петька заберёт. Пусть разыгрывает меха. Вернусь, освою сам.

ДЕВУШКА: Я буду приходить, прибираться тут… А гармошка? Пусть стоит!

ПАРЕНЬ надевает на себя рюкзак, отходит к двери.

ПАРЕНЬ: Саша, голуба моя маленькая!

ДЕВУШКА: Я не маленькая!

ПАРЕНЬ: Я вижу. Мне до темна добежать бы!… Или…

ДЕВУШКА: Идите. Надо. Я понимаю. Не «или», а идите!

ПАРЕНЬ: Что за чудо платье твоё!… Ох, что ты со мной сделала?! Яблочко наливное! (подходит к столу, берёт яблоко) Тётка из Краснодара привезла. Рано, говорит, начали падать… А вот это, глянь… Ему ещё висеть да висеть, а оно вон какое! Белый налив! Как ты!… На, возьми! Считай, что сорвал для тебя! Созреет, и я вернусь!

ДЕВУШКА: (берёт яблоко) Белый налив — яблочко недолгое, пропадает быстро!

ПАРЕНЬ: Не успеет!… Да мы их за месяц раздавим! Так что вашим пацанам и не стоит… Вы повеселитесь сегодня, подурачьтесь, посмейтесь вволю… Потанцуйте… по очереди! Тринадцать наливных и четверо счастливых! Н-ну!

ДЕВУШКА: А вдруг я… тринадцатая?

ПАРЕНЬ: Ты первая!.. Знай — первая!

ОН быстро уходит. ДЕВУШКА, прижимая к себе яблоко, отходит к окну, и, уткнувшись в стекло, плачет. СТАРУХА берёт из тарелки яблоко, покачивая головой, смотрит на него.

СТАРУХА: А яблочки в этом году наливные. Падальцев мало.

СТАРИК: Плодоножка хорошая, крепкая, не сорвёшь!

СТАРУХА: Лёжкие будут. Гля, гля, да у тебя и налив дотянул до сёдни!

СТАРИК: Дотянул. И я дотянул.

СТАРУХА: Ну, ты-то живи пока… сёдни. Не в день же рождения!… А то дети завтря съедутся, а ты растопыришься.

СТАРИК И то!… Вот, выходит, опять жить. Так што не жди меня, старая калоша, некогда мне!

СТАРУХА: А я сёдни и не жду, валенок ты старый! Я сёдни гуляю!… Вот только Петька чё-то замолчал.

Она идёт к кровати, садится, берёт гармонь и неожиданно начинает «пиликать» «Катюшу».

Наливай, Ваня, по чарочке да поднеси гармонисту! (поёт) «Ой, ты песня, песенка девичья, ты лети за ясным солнцем вслед…»

СТАРИК: Лихо ты!… А мне так и не пришлось. То работал, то шабашил… То то, то сё… А то дети.

СТАРУХА: А то — пил.

СТАРИК: А как же!? Природа, видно, наша такая. Миталинтет особый — так щас говорят. Х-хе… Похоже выводишь песню-то.

СТАРУХА: Петька научил… Я, бывало, прибираюсь тут, а он за окном играет, играет… Возьму гармошку, к окну подойду, он мне и покажет, на какую кнопку нажать.

Старухино «пиликанье» подхватывает за окном Петька. Играет, как всегда, мощно, сочными и чёткими аккордами. СТАРУХА смолкает. ДЕВУШКА у окна рыдает.

ДЕВУШКА: Ну и пусть… пусть услышит, какая я дура… несусветная!… Что ни с того ни с сего разревелась… Ой, да мамочка моя! Ой, да как же? (вдруг перестаёт плакать) А проводить-то?! Ой, какая ж я!…. Хуже, чем дура! Я догоню, догоню…

Она выбегает из избы. Петька почему-то резко перестаёт играть.

СТАРИК: (задумчиво) Да…

СТАРУХА: А? Чево?

СТАРИК: Гуляем, говорю… Ну, гармонист аховый, бросай свою фортепьяну. Иди, мадама, к столу!

СТАРУХА: Эт чево ж ты меня по всякому?

СТАРИК: Расфуфырилась, больно! И губы, вон, нарисовала до носу!

СТАРУХА: Чай, не картошку копать пошла, а на свиданье! (отставляет гармонь, встаёт) По лампидринчику?

СТАРИК: Как, как?

СТАРУХА: Да эт мой, старший… Да Ванька-то! Кажись, так говорит…

СТАРИК: А мой… Нет, не так. Похоже, но… По лампадочке, што ль?! Вот, ага! Да один хрен!

СТАРУХА: (подходит) Дети у нас хорошие. Ванька у меня уж сам дед.

СТАРМК: Так ты у нас «пра»?

СТАРУХА: А ты, скажешь, нет?

СТАРИК: Ей-богу, нет! Мой-то старший моложе твоего.

СТАРУХА: Как это так? Ты в два раза меня старше, а он моложе моего?! Как разобрать-то?

СТАРИК: Э-э, подруга!… Знать бы как разбирается, собирали б по-другому.

СТАРУХА: Ну, нас-то с тобой собрали крепко. До стольки щас не живут, нет!

СТАРИК: И Петька, вон, неплохо… Культя до трусов, с войны аж, а живёт. Догоняет по годам-то!

СТАРУХА: Догнал бы, да вторая отказала. Чево он молчит-то?

СТАРИК подходит к окну, смотрит в него, прислушивается. Опираясь на палку, подходит к нему и СТАРУХА.

СТАРИК: Молчит. Праздник нарушает. Нам щас молчать нельзя, Сань… Страшно дольше жить! Глаза видют — ум не понимает, ум понимает — душа не принимает, а когда душа примет, так и глаза уж не видют, и ноги не ходют. Вот и весь круговорот. А смысел-то где?

СТАРУХА: Смысел?… А знаешь што? Я б ищё пожила! Но хвораю сильно… А ты держись! Держись, не сдавайся! Покажи им всем, как надо жить!

Слышен шум подъехавшей машины. Две сгорбленные спины стариков у окна вздрагивают. Входит ПАРЕНЬ. Он в полинялой солдатской форме, с усами, худ и бледен. За плечами вещмешок. ПАРЕНЬ оглядывает всё, улыбается, увидев горящую печь. Сбросив вещмешок, подходит к печи, прижимается щекой.

ПАРЕНЬ: (шепчет) Здесь, здесь голубушка! Саша… (тихо смеётся) Печка сама не горит… Не горит печечка-то сама!

Входит ДЕВУШКА с ведром воды, и застывает у порога. Парень поворачивается к ней.

Полное?

ДЕВУШКА: А-а? Да-а… (растерянно, изумлённо) Воды, вот, холодненькой… Чтоб всегда здесь была… Вернёшься, попьёшь и… хорошо… Иду, а у калитки машина, солдаты… Попить попросили… вкусно, сказали…

ПАРЕНЬ: Вот как оно, Сашенька, вышло-то!… Думал — до Спаса Яблочного и вернусь, а оно вон как растянулось. Угостишь водичкой

Он подходит к ней, опускается на колени, пьёт из ведра, Она стоит, не отпуская ведро. ПАРЕНЬ, попив, осторожно берёт его из её рук, ставит и прижимается лицом к её ладоням.

ДЕВУШКА: Почему… Спаса… Яблочного?…

ПАРЕНЬ: Ко дню рождения, мечталось… Не вышло.

ДЕВУШКА: Я… я… я майская.

ПАРЕНЬ: К своему дню… (встаёт) Думал, отомщу тебе — возьму и приглашу! Ты бы согласилась?

ДЕВУШКА: Бы?… Ты был… так долго… Где?

ПАРЕНЬ: На войне.

ДЕВКШКА: (кричит) Ва-а-а-ня-а-а!…

Она бросается к нему на шею, он обнимает её, прижимает к себе, целует

ДЕВУШКА: (плача) Целый год… Год целый… Всё! Всё!… Как ты пахнешь табаком?! Я тебе всё постираю… Я тебя щас искупаю! Воды нагреем и я… Какой ты тощий! Я тебя щас накормлю! Щас, щас!… Я тебя…

ПАРЕНЬ: Саня-Санечка!… Погоди, дай поглядеть на тебя… (берёт в ладони её лицо) Здравствуй, яблочко моё наливное! А глазки-то зачем потемнели? А слёзки-то зачем? Смоют веснушки… Не надо! Цвети. цветочек мой майский!

ДЕВУШКА: Да, да… Я щас, щас… Первым делом накормить… Конечно, конечно! Огромную кастрюлю щей, да? Я умею, ты не думай!… Мяса нет… Ну и пусть, и не надо! А на пустой воде даже лучше бывает… Я умею! Из кислой капусты, да? Я щас, я принесу всё…

ПАРЕНЬ: (тихо) Саша!

ДЕВУШКА: А?

ПАРЕНЬ: Мне пора. Я на пять минут… Права не имею теребить твою жизнь, в такое время не надо бы. Но невмоготу!… Думал, заскочу, только взгляну… А не увижу — не судьба, значит. Увидел же, увидел!

ДЕВУШКА: Куда тебе… ехать?

ПАРЕНЬ: Из госпиталя я, проездом на станцию, к эшелону. Машина там, ты видела… Я упросил…

ДЕВУШКА: Ты ранен?

ПАРЕНЬ: Всё, всё как на собаке, Саша! Зацепило… (слышен гудок машины) Вот и всё! (кричит в открытую дверь) Иду! (нервно закуривает) Спасибо за дом… Сухо, опрятно…

За окном неожиданно гармонь начинает играть довоенную «Рио-Риту».

Э-эх, Петька дурачина!… Что ж ты душеньку-то рвёшь?

Так же неожиданно Петькину гармонь подхватывает скрипка. СТАРУХА, пошатнувшись, приваливается к СТАРИКУ.

СТАРУХА: Доведи меня, Вань, до… до… до стола. Ослабла я чё-то…

СТАРИК: (поддерживает, ведёт) Приляг лучше.

СТАРУХА: С водки, поди… Напоил ты меня. Специально подтачиваешь моё здоровье?

СТАРИК: А как же?! Вот напою и ссильничаю!

СТАРУХА: Тогда уж сразу к кровати веди…

Они смеются. СТАРИК помогает СТАРУХЕ лечь на кровать, идёт к ведру, набирает стакан воды, несёт СТАРУХЕ. ДЕВУШКА подходит к окну, слушает.

ДЕВУШКА: Как красиво!

ПАРЕНЬ: Изька-еврей, мировой парень… И в окопе со скрипкой… Не жилец он. Нас провожает, тайком… (подходит к ней) Может быть, я щас скажу не то и не так… В общем, глупость какую-нибудь… обязательно! И пусть!… На фронте как-то не думалось… Вру, думалось! А когда в госпитале валялся… четыре месяца…

ДЕВУШКА: Четыре?!

ПАРЕНЬ: Я всё перебирал в уме, за что зацепиться в жизни, чего терять не хочу? И всегда ты перед глазами… Хоть закрою, хоть открою глаза — ты! Гоню тебя, прям, вслух гоню!… Да прогнать-то не получается!… Вот ведь как, Са-аша! И чего, казалось бы, — два-три раза поговорили!… Н-ну!… Да разве забудешь такое?! Да разве… Ах ты, батюшки!… Платье белое… бантики… глаза — утонуть! Танец и… и… белый налив… (сигнал машины) Всё! (вытаскивает из кармана гимнастёрки письмо) Я писал его долго… Здесь — всё! Прощай, сестрёнка!

ДЕВУШКА: Ваня, Ваня, стой тут! Я щас!… Только, Ваня… Я щас!

Она выбегает из избы. За окном нервно сигналит машина. ПАРЕНЬ кладёт письмо на стол и быстро уходит. Слышен шум отъезжающей машины, и вместе с ней удаляется и постепенно затихает скрипка. Петька ещё какое-то время играет, но уже не «Рио — Риту», а что-то несвязное, будто подбирает другую мелодию и никак не может подобрать. Входит ДЕВУШКА, в руках у неё стопка писем-треугольничков. Беззвучно плача, она подходит к столу, роняет на стол письма и оседает на табуретку.

ДЕВУШКА: Не дождался… Что ж ты? Я каждый месяц по два письма… А отослать куда, не знала. Куда теперь, куда?… Ой, что ж ты, Ванечка? Я тебе такие слова, такие слова писала, а ты не захотел послушать! Мне ж некому писать, тебе только. Мальчишки наши тоже на фронте… Их сначала не брали, а потом сразу троих!… А Славку опять отсеяли по зрению, у него очки толстенные-толстенные, он так слабо видит. А в конце зимы добился — взяли… Убили его, Вань! Весной!… Да как же это? Никто ему, наверное, и написать-то не успел?! Ты, вот, раненый, а я тоже не знала… Я б тебе про всё, про всё написала, пожалела б тебя. Мы ж русские женщины, мы должны-ы… А то и приехала б в госпиталь, тут же недалеко было. Конечно б приехала! И ты бы всё прочёл! И услышал бы! И ещё, ещё… Эх, ты!…И никакая я тебе не сестрёнка! Разве сёстры пишут такие письма?! Разве… сёстры могут… так?… Разве… Эх-х!…

Она сгребает письма в охапку и бросает их в печку. Вспыхнувшее пламя освещает её заплаканное, растерянное лицо. За окном, заглушая Петькину гармонь, опять неожиданно и громко играет скрипка. Виртуозное «Каприччио», гаснущие блики огня заставляют ДЕВУШКУ опомниться. Обжигаясь, она пытается выхватить из печки горящие клочки, кричит что-то бессвязное и, отчаявшись, заливает огонь водой из ведра. Ведро падает из её рук, катится, позвякивая, ДЕВУШКА устало прислоняется к печи. СТАРУХА тихо-тихо постанывает.

СТАРУХА: И чево-эт защемило-то?… Иван, там в этой, в кофте, да на табуретке-то, пилюли сердешные… Поднеси, уж будь другом. А я над тобой повоплю, обещаю!

СТАРИК: (идёт к табуретке) Лежи уж, вопилка!… (достаёт из кофты таблетки, несёт) Совсем Петьку забил, чертёнок!

СТАРУХА: Кто?

СТАРИК: (кивает на окно) Да вон, в автобусе, с кудряшками-то… В детдом, наверно, едут, с концертом. Попить остановились. Да, дети тоже!

СТАРУХА: (запивает таблетку) Хорошо играет.

СТАРИК: Они все хорошо играют. А ты помолчи лучше, разлеглась!… Лежит, ей подносют! Курорт тебе, што ль?

СТАРУХА: А хыть бы!… Даме… эта… дурно, а ты кукурекаешь! Кавалер, он чё должен? Развлекать, а не болячки щитать!

СТАРИК: Ух ты, повело бабку-то!… Камаринскую, што ль, иль задом повертеть? Петька, вон, надрывается, мало? Иль покруче чево?… Щас, щас я тя развлеку, сама вскочишь!

Он идёт к комнате, но в дверях останавливается.. ДЕВУШКА отстраняется от печки, подходит к окну, садится на подоконник, слушает. Вдруг сзади со стороны улицы её обхватывают чьи-то руки. ДЕВУШКА вскрикивает, отскакивает. В окне ПАРЕНЬ.

ПАРЕНЬ: Батя, майор, человеком оказался!… Эшелон в полночь, ещё три часа… Сказал, не успею, лично расстреляет. Да мне эти семь километров — раз плюнуть! (перекидывается внутрь, кричит за окно) Играй, Изька, играй, евреюшка хороший, напоследок!… Жми, Петька, только на весёлые кнопочки!.. Дайте, братцы, хлебнуть радости глоточек!

На секунду зависает тишина, и вдруг круто и слаженно, с какой-то кабацкой удалью «взрываются» гармонь и скрипка. Удивлённо и испуганно смотрит ДЕВУШКА на ПАРНЯ. Они стоят, не приближаясь друг к другу.

Сашенька… Испугалась, глупенькая! Ну, чего ты? Не бойся! Не нагляделся, потому и… Бежал сюда, Изьку за собой тащил… Ему всё равно попутку ждать, в госпиталь ему, обратно… А нам сыграют. Вишь, как они!… Оркестр по заказу!

ДЕВУШКА: (тихо) Спасибо. Я завтра уезжаю. На санитарку чтоб… На курсы. А потом…

ПАРЕНЬ: Ах ты!… Ах ты!… И до тебя добрались. Да куда ж тебе, куда?!… Выходит, по полной прощаться надо. Чёртово дело, эта война!… Не надо бы тебе…

ДЕВУШКА: Прощаться… Свидимся ли?

СТАРУХА поднимается, садится на кровати и закрывает лицо руками. СТАРИК, мотнув головой, скрывается в комнате. ДЕВУШКА идёт к кровати, садится, сжимается, низко опустив голову.

СТАРУХА: (зовёт) Иван!… Гаврилыч?!

СТАРИК: (из комнаты) Тут я, тут, чево ты? (кашляет) Запершило чё то!

ПАРЕНЬ нервно закуривает, стоит, дымит, мотая головой. ДЕВУШКА безвольной рукой расстёгивает верхние пуговицы на своей блузке.

ДЕВУШКА: Иди, Вань… Иди ко мне!

ПАРЕНЬ сминает папиросу, делает к ней шаг, но вдруг резко отходит к печи, и, ударив поднятыми кулаками в её стенку, то ли с мычаньем, то ли со стоном, замирает. ДЕВУШКА подходит к нему и нежно прижимается щекой к его спине.

(шепчет) Я всегда буду помнить тебя. Ты хороший.

ПАРЕНЬ: (не оборачиваясь) Тебе нужно… нужно собраться. Отдохнуть, выспаться. Бери сразу и тёплое с собой.. Как знать!.. Только уж не лезь в героини!… Прошу. (поворачивается к ней) А на Спас мы с тобой соберёмся! Гульнём так, что все позавидуют!…

ДЕВУШКА: На этот Спас?

ПАРЕНЬ: На этот не обещаю. Пропустим этот, договорились? И на который — не знаю. Но точно — на Яблочный!…И помни, вам, девчатам, беречь себя надо, беречь! Вам балы ещё заводить, да получше, чем у Наташи Ростовой! Вам туфельки свои выпускные ещё истанцевать надо! Вам… губы свои сладкие… исцеловать… Исцеловать, чтоб горели!… «Ты под нежной фатой белолицая, губки словно цветочек аленький! Не успел тобой насладиться я…» Э-эх! Ну?! «Подставляй-ка губки алые…» Прости!

Он крепко целует её и выпрыгивает из окна. Скрипка с гармонью обрывают свой «спор». Слышен удаляющийся голос ПАРНЯ: «Напиши! Номер части в письме!» ДЕВУШКА бросается к печке, потом к окну, зовёт ПАРНЯ и, не получив ответа, понуро уходит. Из комнаты выходит СТАРИК с аккуратным магнитофоном в руках. Стоит, хитро посматривает на СТАРУХУ, которая торопливо вытирает платочком глаза.

СТАРИК: Ну чё, старая тёлка, откинемся, што ль… То есть, как это? А-а… Оттянемся по полной?

СТАРУХА: Откинемся-то верней… Х-хах! Чур, ты первый!

СТАРИК: Иш ты!… Вот я не знаю, у тебя осталось, чем понимать-то? Музыку? Иль ссохлось?

СТАРУХА: Коленом, Вань, коленом понимать, как и тебе!

СТАРИК: Эт как так?

СТАРУХА: А так так!… (стучит по колену) Што тут кость, што тут! (стучит по голове) А в мозгах сухо, скрип какой-то. Суховей, хе-хе!

СТАРИК: Так оно и понятно! Ты ж динозавр, не вымерший пока! Ссыхаешься с веками! Я, правда, тоже… Но не колено с ушами! Я умный, а ты чё — баба.

СТАРУХА: Ба-атюшки, умный! Эт в каком месте?…А я продвинутая!

СТАРИК: Ё-о! Задвигать пора! (ставит магнитофон на стол) Тебе «попсу» или «реп»?

СТАРУХА: А покруче есть чё?

СТАРИК: Во, блин, разборчивая попалась!

СТАРУХА: А как ты думал?! Иначе не заторчу!

Они заходятся в смехе, со стоном, с хрипом, по старчески. СТАРИК оседает на табуретку. Смеются долго, то затихая, то опять срываясь. Потом долго молчат. Темнеет. СТАРИК идёт к стенке, щёлкает выключателем.

СТАРУХА: Ой, погоди, погоди!… Не гляди на меня, потуши!

СТАРИК: Больно нужно, королевна! Ищё глаза наведи… по коровьи.

СТАРУХА: А чево раньше времени свет палить? Тучка нашла, а он сразу — тырк!

СТАРИК: Ну, на!… (выключает, выглядывает в окно) И правда дощь, поди, шибанёт. (за окном сверкает, гремит) Щас врежет!

В окно влетает бабочка. Она кружит вокруг СТАРИКА, потом подлетает к СТАРУХЕ садится ей на плечо. СТАРИК грустно улыбается.

СТАРИК: Во, а ты говоришь!… Они на брёвна, да на травку какую садятся… В общем, на неживое!

СТАРУХА: Неживое они облетают, Вань. Им тепло нужно.

Сразу и мощно идёт дождь. СТАРИК прикрывает окно, стоит молча. СТАРУХА что-то бормочет, глядя на бабочку на своём плече. Входит ПАРЕНЬ, мокрый от дождя. Он в военной форме с погонами капитана. Чуть поседевшие виски, усы. Ставит чемодан у двери, смотрит в какую-то бумажку в руке.

ПАРЕНЬ: Где стол был яств, там гроб стоит… (читает) «Погиб смертью храбрых…. В боях…» Х-ха, дураки вы мои родные!… Саня-Санечка, Сашуля! Вот он я! И-эх!… Петька аж заикаться стал, когда я заглянул к нему. Тоже успел повоевать пацан, отдал ногу… А я весь живой, Петька, жив, как видишь! (читает дальше) «Спасибо, что ты был, Ваня.»… Карандашиком химическим приписала… Буковки размазались.. Плакала. Что ж, и тебе спасибо. Был, не был… Да! (осматривается) Ничего, ничего… Вот на Дальний еду, на Восток, Саш. Оказия такая подвернулась. Да… Был, был, был!…. А похоронку не взяла, оставила… Был? Не был? А?

Бабочка вспархивает с плеча СТАРУХИ и, покружив, садится на руку ПАРНЯ.

Ой ты, маленькая моя!… Замёрзла? Ну, посиди, посиди… Беленькая… Жить-то тебе чуть всего! Когда ты родилась-то? Уж не майская ли? Да не-е… Сутки протянешь?… Протянешь, а как же! Ты не бросай меня! Нас с Петькой… У него ногу оттяпали, а меня, видишь, и вовсе похоронили… Всего сутки, а? Японцы ждут не дождутся, когда приеду бить их! (снимает фуражку, прислоняется к косяку) А я вот поздороваться пришёл… Здравствуй, жизнь прошлая! Здравствуй, родная!… (берёт в рот папиросу) Огонька не найдётся?… А?…Сыра печечка молчит! (выплёвывает папиросу, взмахивает рукой с бабочкой) Ну, полетай тут, пока дождь не кончится, а я к Петьке. (кладёт в нагрудный карман извещение, надевает фуражку) Спасибо ему за эту бумажку сказать, что сохранил. Индульгенцию мне выдал земеля! Знать, живы будем — не помрём! Да и вообще! (с тоской оглядывает всё) Чую, чую, Сашенька, управимся на сей раз до Яблочного. А? Хотелось бы!… (провожает взглядом бабочку) Вернусь, открою дверь, войду… и скажу… Вот тебе, бабочка, и Спасов день!…

Бабочка летит к окну и, побившись о стекло, садится на СТАРИКА.

СТАРУХА: Вишь, и ты живой оказался!

СТАРИК открывает окно, и сразу врывается Петькина гармонь. «Отрада»… ПАРЕНЬ, присев, открывает чемодан, достаёт оттуда пару бутылок водки, консервы, но, чуть подумав, складывает всё обратно, захлопывает чемодан и встаёт.

ПАРЕНЬ: (кричит) Петька! Примешь? Тоска невмоготу! Куда сутки девать, не знаю!… Погужуем, а? За ногу твою, за молодость нашу!… За душу, мать её!

СТАРИК стряхивает с себя бабочку, пытается выгнать её на улицу, но она перелетает к ПАРНЮ, садится на него.

СТАРИК: Не хочет. И правильно, в дощь не полетаешь.

СТАРУХА: (встаёт с кровати, стоит) Пусть, Вань. Живая душа.

СТАРИК: Я чё? Я ничё. Думал, там ей лучше, на воле. А так, пусть.

Смотрят с грустной улыбкой на бабочку. А взгляды… Взгляды далеки.

ПАРЕНЬ: (бабочке) Не отпускаешь? Иль со мной пойдёшь? Ну, айда-айда!… А? (задумчиво) Хотя… Побудь пока здесь. Посиди, полетай. Всё живая душа! А я загляну попрощаться, загляну. У меня сутки всего. А если чё, передай той… майской бабочке, что… Ну, в общем… (мотнув головой, зажмуривается) Яблок, я гляжу, нынче до хренища… Лети!

Он сдувает бабочку и выходит. Бабочка летает. СТАРИК опять прикрывает окно.

СТАРИК: Чево нам слушать старпёрские Петькины песни? (идёт к магнитофону) Ну-ка!… (втыкает вилку в розетку) Забыл… Куда тыкать-то, не знаешь?

СТАРУХА: О! А ищё мужик называется!

СТАРИК: Тю, ты!… Сто лет скоро, а всё туда же!…

СТАРУХА: (подходит) А куда ж, Ванюш? После ста-то?

СТАРИК: Заигрываешь, што ль? (тычет на клавиши) Эта иль эта? Эта! Ну, бери палку, держись! (громко объявляет) Хери метл! Тяжкий рок!

Он дурашливо кричит и включает магнитофон. Громко, режуще гремит музыка.

СТАРУХА: Ой, как оглашенный!… Убавь, убавь!… Оглохну, уверни!

СТАРИК: (перекрикивая музыку) А никак! Внук убавлялку свернул!

СТАРУХА: Уй! (закрывает ладонями уши) Выключи!

СТАРИК: Громко — это по-совремённому!

СТАРУХА: Унеси к шутам!… Вон, в комнату! Иль я уйду!

СТАРИК: Э-э, бабка, сдаёшься!… Верти костями, мочалка! Вот так! Вот так! Та-ак!… Иль сдаёшься?

СТАРУХА: Я-то? Ах, козёл ты старый!… Где у тя вата? В ухи, в ухи!… Меня переплясать? Я-то с подпоркой, хе-хе! Так што, держись, Ваня!… Ты меня не выгонишь, я ищё не всё выпила у тебя!

СТАРИК: Едрит тя в корень, пьяница! Ну-ка, вот чё!…

Он берёт со стола хлеб, выбирает из него мякиш, скатывает шарики.

СТАРУХА: В гроб вгоняешь досрочно? Не поддамся!

СТАРИК: Ты ж на трёх, Сань, тебе легше супротив моих стоптанных!… Давай, давай ухи!… Во, затычки!

СТАРУХА: Хулюган! Эх и хулюган!… Не выкорчишь потом!

СТАРИК: Штопором выдерну!

Он затыкает уши себе и ей хлебными мякишами. Они смеются, как дети, пританцовывая и показывая друг другу кукиш. За окном шумит дождь, сквозь него пробивается Петькина гармонь. Слышится, как поют: «Живёт моя отрада…»

СТАРУХА: (кричит) Наливай для храбрости!

СТАРИК: (кричит) Усёк!

СТАРИК наливает, они хулигански, «залпом», выпивают и начинают вихляться в такт музыки. Делают это они серьёзно, изредка поглядывая друг на друга, и их взгляды становятся какими-то отчаянно пронзительными. Орёт «маг», шумит дождь, играют и поют у Петьки, но СТАРИКИ этого не слышат. То ли хлебный мякиш, то ли память заглушает всё. Входит ДЕВУШКА в форме лейтенанта. Она коротко стрижена и очень повзрослевшая.

ДЕВУШКА: (тихо, с грустью) Есть кто живой?… Тихо-то как. Пусто-то как. Ну, здравствуй… Здравия желаю. Ну… что сказать? Что, что…

Оглядев кухню, задумчиво идёт вдоль стены, легонько дотрагиваясь до занавески, до печки, до стола, до кровати… Садится, берёт гармонь, тихо «пиликает» «Катюшу».

Ваня… Ваня… Жизнь до тебя казалась мне картинкой, я на неё смотрела как бы со стороны. Радостная и цветная, громкая и тихая, сладкая и горькая… Но когда появился ты, я её ощутила в себе. Вдруг ощутила!… Как торкнулось что-то внутри. Ой, сказала я себе, как хорошо и как надо, надо, надо жить! Наверное, это и есть смысл. Потом тебя не стало, и я опять смотрела на всё, как будто это происходит не со мной. И даже боль… не моя. Может, это меня и спасло? Я понимала разумом, что вокруг… страх господний, а своего страха почти не ощущала. До поры.

На гармонь садится бабочка. ДЕВУШКА замолкает, перестаёт играть. Осторожно, чтобы не спугнуть бабочку, она ставит на место гармонь, грустно улыбается.

Она и пришла — пора… Я его вытащила из земли. Только рука и голова были видны. Я откопала. Он совсем, совсем не должен был жить. А выжил. Я… Как бы это сказать? Я его выходила за тебя!… Пожелай мне счастья, Ваня…. Как хочется этого после всего! Так хочется! Ты уж прости меня, а?… Жизнь обрушилась на меня такой тяжестью! Мне было страшно, я соврала, мне было страшно!… И тут — он… из-под земли… Живой! Я схватилась за него, как за самое родное… За самое последнее своё… За свою жизнь! Что мне было делать, что?… Не ответишь. Не ответишь! Всё равно, спасибо тебе!… Пожелай мне счастья, Вань. Пожелай!

Она кладёт бабочку на ладонь, идёт к окну, открывает его, и бабочка улетает.

Прощай.

ДЕВУШКА уходит. И сразу возвращаются все звуки. СТАРИКИ смешно выплясывают, подражая молодым, кричат, подпевая: «Нас не догонят!… Нас не догонишь!» Идёт дождь. Магнитофон играет всё тише и, наконец, стихает. СТАРИКИ, тяжело дыша, стоят у окна, опершись на одну палку, почти касаясь лбами друг друга. Щелчок магнитофона и звучит голос: «Вы слушали концертпо заявкам моего суперприкольного деда, которому скоро-скоро будет… Нет, нам с ним будет сто пять лет! Ур-ра-а!»

СТАРИК: Внук баловался… В прошлый приезд… Ух-х!…

СТАРУХА: Держисся? А то свалишься, мне не поднять.

СТАРИК: Я тебя держу за палку!

СТАРУХА: (со смешком) Эт за какую, интересно, Вань, палку-то?

Они тихо, бессильно смеются, трясут головами, вытряхивая из ушей затычки, смущаются за своё ребячество, удивляются ему. Слышится плач ребёнка. Из-за занавески выходит ПАРЕНЬ. Ему уже за сорок. Кудлатая, заметно поседевшая голова, усы, небольшая бородка. Рукава его засучены, в руках бельё. Он быстро развешивает его на верёвку и уходит в комнату, где плачет ребёнок.

СТАРИК: Ты как выражаешься-то!?… Я, прям, весь в стыде!

СТАРУХА: А чево тебе стыдиться? Танцор ты неплохой, тебе уже ничево не мешает.

СТАРИК: (уходя опять в смех) Танцор диска!… Танец с животом!…

СТАРУХА: (тоже заходясь) Ванька!… Чёрт!… Упаду… Дай сесть!

Они садятся к столу, тяжело дыша и постанывая. После лёгкого стука в дверь, входит ДЕВУШКА. Ей уже за тридцать.

ДЕВУШКА: (зовёт) Иван? Иван Гаврилыч?! Тут?

ГОЛОС: (из комнаты, тихо) Тут, тут!

Из комнаты выходит ПАРЕНЬ, останавливается в замешательстве. Они смотрят друг на друга с интересом и неловкостью.

ПАРЕНЬ: Да я Саньку, вон… Не спит и всё!

ДЕВУШКА: (шёпотом) Ой, а я кричу!

ПАРЕНЬ (тоже шёпотом) Ничё, укачал! А то тут стирать, а он…

ДЕВУШКА: А чё на улицу не вывесишь?

ПАРЕНЬ: Так я только — он орать!

ДЕВУШКА: А Рая, жена?

ПАРЕНЬ: В районе, в больнице.

ДЕВУШКА: Ой, да заболела, што ль?

ПАРЕНЬ: По вашему делу!

ДЕВУШКА: Чё финтишь-то, Иван, «по вашему»!… Рожает, што ль?

ПАРЕНЬ: Собирается.

ДЕВУШКА: А чё с первым задержался?

ПАРЕНЬ: А куда спешить? Я долгожитель.

ДЕВУШКА: Жена у тебя хорошая. Познакомились. Вы уж как два месяца здесь?

ПАРЕНЬ: Тётка тут жила, померла, дом освободился…

ДЕВУШКА: Знаю.

ПАРЕНЬ: Ну и решили на родину вернуться.

ДЕВУШКА: Да ну и правильно!… Я давно хотела зайти, да всё как-то… не решалась. А тут познакомились с твоей, мне она понравилась. Спокойная такая, красивая. Любит тебя… Ты поседел!

ПАРЕНЬ: Да уж пора!… А ты, Саш, такая… в расцвете вся!

ДЕВУШКА: Ой, скажешь тоже!… У меня уж двое детей! Ванька осенью в первый пойдёт.

ПАРЕНЬ: Хороша, хороша!… Даже лучше стала! Женщина!

ДЕВУШКА: Но-но-но, Ванечка, я мужа люблю!

ПАРЕНЬ: А я жену!

Они тихо, но весело смеются и видно, что неловкость проходит. Петькина гармонь за окном подхватывает их доброе настроение и играет что-то лирическое.

ДЕВУШКА: Ну, как?

ПАРЕНЬ: (пожимает плечами) Да вот… А ты?

ДЕВУШКА: (тоже пожимает плечами) И я. (пауза) Ой, а чево ж мы не поздоровались? (подходит к нему, легко целует) Здравствуй, Иван.

ПАРЕНЬ: Здравствуй, Саша.

ДЕВУШКА: Странно как-то, да? И мы, и дом, и Петька…

ПАРЕНЬ: Всё хорошо.

ДЕВУШКА: Хорошо.

ПАРЕНЬ: Всё правильно.

ДЕВУШКА: Правда, правильно? А то я… А вы заходите к нам. У меня замечательный муж!

ПАРЕНЬ: Зайдём, а как же!

ДЕВУШКА: Н-ну, я пошла. Давай захвачу бельишко, развешаю.

Она снимает с верёвки бельё. Слышится плач ребёнка.

ПАРЕНЬ: Проснулся.

ДЕВУШКА: Санька? На кого похож?

ПАРЕНЬ: На себя!

ДЕВУШКА: (обернувшись в дверях) У меня Ванька, у тебя Санька!

ПАРЕНЬ: Не так. У меня Санька, у тебя Ванька!

Они кивают друг другу, и ДЕВУШКА уходит. ПАРЕНЬ идёт в комнату.

СТАРУХА: Ну, нагулялись? Видно, домой пора.

СТАРИК: Сиди, чево.

СТАРУХА: Скажут ищё чё. Скомпормитируюсь!

СТАРИК: Меня ты уже скомпормитировала!

СТАРУХА: Эт чем же я тебя?

СТАРИК: Губами крашеными! А если б кто заглянул, чё ты здесь вокруг палки выделывала! У-у… Трёптиз! И надо же! Как пионерка! У тебя уж паспорт кончился, а ты всё живёшь! Да ищё пляшешь!

СТАРУХА: Живу и жить буду! (встаёт, приплясывает частушку) И петь буду, и плясать буду, а время придёт помирать буду! Ух!.. Наливай на посошок! В первый раз тебе девяносто, а ты жадничаешь!…

СТАРИК: И правда, уморил девку! (наливает) Эх, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец!

СТАРУХА: (поднимает стакан) За деток твоих, за внуков твоих, за правнуков…

СТАРИК: Трррр, бабка! Нащёт правнуков я ищё не целованный!

СТАРУХА: У тя вся жизнь впереди, какие твои годы!

Они чокаются, СТАРИК выпивает, закусывает. Старуха отставляет стакан, крутит головой, смотрит по сторонам «осоловелыми» глазами.

СТАРУХА: Ой, а я, кажись, уже в дупель пьяная! Встала дура! Щас запою.. Как в мульфуль… В мильфульте… Ой, чё со мной? (падает на табуретку) Ваня, ты пьяный! (кричит) Петька! Петька, давай мою любимую! Петь хочу!

Петька, будто услышав, играет: «Вот кто-то с горочки спустился…»

Вот зараза Петька, прям, в самое то!… Ваня, какой ты… Помолодел, прям, за сёдни… Нам, бабам, пить нельзя! У нас сразу все хорошие-хорошие вокруг… Нет плохих мужиков, есть мало водки!… Запевай! (поёт) Вот кто-то с горочки спустился,

Наверно, милый мой идёт.

На нём защитна гимнастёрка…

Пока она поёт, СТАРИК уходит в комнату и быстро возвращается. На его голове военная фуражка. СТАРУХА осекается.

СТАРИК: (козыряет) Капитан запаса! Алтирелист!

СТАРУХА в восхищении поднимается, пошатываясь, идёт к нему, кладёт свои ладони ему на грудь и долго смотрит в лицо Из комнаты с недовольным бурчаньем выходит ПАРЕНЬ. Ему уже за шестьдесят. Он в форме капитана, на груди — в три ряда ордена и медали. ПАРЕНЬ пытается оглядеть себя со всех сторон, одёргивает китель, хмурится. За окном гармонь, голоса, смех.

ПАРЕНЬ: Далось им!… Я, што ль, на службу иду? Ну, как маленькие, ей богу! Куда она подевалась-то? (что-то ища, уходит в комнату)

В окно заглядывает ДЕВУШКА. Время не остановилось и для неё. Ей за пятьдесят. Она возбуждена, весела.

ДЕВУШКА: Ну, долго ждать, Иван?

ПАРЕНЬ: (из комнаты) Да фуражку не найду, мать её!…

ДЕВУШКА: На кой она тебе? Там жарища, дыхнуть нечем!

ПАРЕНЬ: (выбегает из комнаты) А на кой мне этот маскерад?! Все в майках, а я чучелом ряженым!… Кто в армию идёт, я или Лёнька? Вот пристали!

ДЕВУШКА: (с восхищением смотрит на него) Дурак ты, Ваня!… Ты щас, прям, маршал, а не чучело! Ой, как бы мужа не бросить, тьфу, тьфу, тьфу!… (кричит во двор) Девки, встречайте пенсионера-алтирелиста! Только подолы сразу не задирайте!

ПАРЕНЬ: Санька, стерва!… Не пойду!

ДЕВУШКА: Полон двор гостей, а он не пойдёт!

ПАРЕНЬ: Без фуражки не пойду! (наклонившись, трясёт волосами) Куда с этими кудлами?! Как бандит из лесу!

ДЕВУШКА: А давай мы их причешем.

Она залезает в окно, берёт с припечки расчёску, расчёсывает ПАРНЯ.

Ну, не кобенься!… Рая твоя попросила поторопить тебя. Иди, говорит, меня не послушает, а Лёнюшка уж больно хочет… Уважь сына-то на проводах! Они там с моей Любашкой восседают!… Он погордится тобой хочет. Тоже, вить, в офицеры идёт…. (отстраняется от него, оглядывает) Хорош!… Вань, а Вань, ты и помирать намерен, не старея? Интересно б глянуть!

ПАРЕНЬ: Ага, хрен тебе, «глянуть»! Я на тебя гляну!

ДЕВУШКА: Не дамся! А то увидишь, какая я старая да страшная лежу!… Не, не дамся!

Переваливается опять через подоконник.

ПАРЕНЬ: А куда ты денешься?!… (выпивает водку, крякает) Готов!

ДЕВУШКА: (кричит во двор) Бабы, запевай! Петька, играй, не сачкуй! (запевает) Вот кто-то с горочки спустился,

Наверно, милый мой идёт….

ПАРЕНЬ выходит, и тут же во дворе подхватывают: «На нём защитна гимнастёрка, она с ума меня сведёт!…»

СТАРУХА: (поёт, поглаживая грудь СТАРИКА)

На нём погоны золотые

И яркий орден на груди!…

Зачем, зачем я повстречала

Его на жизненном пути?

Она допевает куплет и только тут замечает, что гармонь за окном молчит.

Петька? Петь, ну побалуй ищё, утешь старуху! Может, последний раз гуляем!

Но вместо Петьки вдруг неожиданно и громко вступает духовой оркестр. Играется красивый марш. СТАРИКИ подходят к окну.

СТАРИК: Теперь детдом этих… скрипок провожает. У них духовой! Хороший! Вон они как, вон!… На праздники всегда дудят! О, о как! А?

СТАРУХА: Я тоже люблю. Вот тебе мой подарок, Иван Гаврилыч: помрёшь, закажу духовой на всю пенсию, и сама за барабан встану!

СТАРИК: Спасибо, Александра Алексевна!…

СТАРИК вдруг всхлипывает, быстро идёт к столу, наливает в стакан водки и, не выпив, с рыданьем опускается на табуретку. СТАРУХА подбегает к нему.

СТАРУХА: (гладит его) Да што ты, Ваня? Да што ты, родной мой? Пошутила я!… Ой, пошути… шутила! Да чево ж ты, миленький? Не буду я барабанить!… Я уж там буду… Встречу, как роднова… Не плачь, Иван!

СТАРИК: (рыдая) Младшенький мой!… Последыш мой… Лёнюшка!…

СТАРУХА: Вон ты чево вспомнил! Пятнадцать лет уж! (обнимает его, плачет) Хотя… Поздний, он самый дорогой.

Входит женщина в фуфайке, платке. Ей за шестьдесят. Седая прядь из-под платка, лицо приятное и не старое. Это… ДЕВУШКА. Прислонившись спиной к косяку, она какое-то время скорбно стоит, поглядывая на дверь в комнату.

ДЕВУШКА: (тихо зовёт) Ваня?… Это я, Саша. Как ты?

Из комнаты медленно появляется ПАРЕНЬ. Он совсем сед, ему уже за семьдесят. Он стоит в дверях, придерживаясь правой рукой за стену. Видно, что левая половина, начиная с лица, его не совсем слушается. Он пытается что-то сказать, но не может.

ДЕВУШКА: А ты не говори, Вань, не надо, я всё знаю. Мы с Раей твоей хорошо поговорили. Обо всём!… Поехала она… привезёт ево… А Саня, знаю, за профессором в город… Знакомый там у него, друг даже. Хороший профессор, он всех шишек лечит! Они там все еле ходют, а после него аж бегают! А тебя-то, такова здоровова да крепкова — эт ему только плюнуть! (сдерживает и не может сдержать слёзы) Ты не переживай, што не поехал с Раей. Она, што ж… она мать. И Люська при ней, дочка-то ваша. Привезут… Ой, батюшки мои!… Да што ж это делается?! Любашка моя убивается… Так уж убивается! Любила она его, Лёнюшку твоего, сильно любила! И… и… и он её… Пожениться решили. И они не стыкнулись. Вишь как?!… Месяц!… Всего месяц не дожил! (вытирает слёзы, успокаивается) Вон, с утра марши гоняют по радио, по телевизору. Слава богу, выводят наших солдатиков! Выводят, да без нашего Лёни!… Чё ты, Вань, чё? Помогу!

ПАРЕНЬ медленно, по стенке идёт к окну. За окном духовой оркестр играет красивый марш. ДЕВУШКА поддерживает ПАРНЯ. Они стоят, слушают. Потом идут к столу, ПАРЕНЬ показывает на стакан с водкой. ДЕВУШКА подносит стакан к его рту, он долго пьёт. Выпив, отстраняет ДЕВУШКУ, идёт к комнате. У дверей оборачивается, пытается улыбнуться.

ПАРЕНЬ: (с трудом, малопонятно) Не плачь, Сашка. Я живучий. Спас… меня… держит.

Он скрывается в комнате. ДЕВУШКА крестит его вслед и тихо выходит. Духовой оркестр делает последний, звенящий тарелками аккорд и смолкает. СТАРИКИ, обнявшись, сидят у стола. Гудят машины, сигналят, взвизгивает «прощальная» скрипка, и всё стихает. Молчит и Петькина гармонь.

СТАРУХА: Вот и погуляли мы на Спас, Ваня, как ты обещал. И пили, и ели… И танцевали. И пели. Два оркестра и Петька.

В окно кто-то зовёт: «Дед? Дед, дома?» СТАРИК подходит к окну. В его руках оказывается свёрточек из старой пожелтевшей газеты, перетянутый крест накрест верёвкой. СТАРИК тяжело опускается на подоконник.

СТАРИК: Письма…. Мои к тебе письма. Петька получал, пока тебя не было. Потом, когда ты… увидела похоронку, не решился отдать. Чё, мол, травить-то!… Я проездом был, зашёл… Ох, он и… Убивался сильно! Если б знал, говорит, если б знал. Я сложил их стопкой в газету, перетянул… Оставил ему. Спросит, сказал, передай. А тут ты замуж!…

СТАРУХА: (тихо) А была я, Вань, заходила. Петьку не видала. Сказали, повезли его ногу дальше отрезать. Я здесь, в Калаче была… Рукой подать! Петька…

СТАРИК: Да… И опять он не сумел. А тут и я… И все мы нарисовались. Он сказал, што тётке давно отдал, письма-то. Просил за што-то прощения, опять плакал. А сам, вишь… Случая ждал. Поправить, што ль, хотел… свою ошибку?… Нет за ним никакой вины. Чево он? Столько лет! И чево он про них вспомнил?

СТАРИК идёт к печке, кладёт в неё свёрток. СТАРУХА тоже подходит. СТАРИК чиркает спичкой, свёрток с трудом, но загорается. Они стоят, прислонившись к печке по обе стороны от огня. В их глазах слёзы.

СТАРУХА: Это мы с тобой, Вань?

СТАРИК: Мумии наши, Сань.

СТАРУХА: (протягивает руку к огню) Врёшь, мумии тепло не чуют. А мы, как бабочки, и перед смертью к теплу тянемся!

И вдруг в окно влетают две бабочки. Они порхают, не отставая друг от друга, играют в свои весёлые «догонялки». СТАРИКИ с усталой печалью следят за ними.

СТАРИК: Отпусти ты меня, Сань. Устал я. Вот, давай, дождусь завтра детей и потом — прощай. Не держи больше, Христом богом прошу!… С утра об этом думал. Придёт, думаю, и скажу: сдаюсь, мол, не могу дольше! Потому и сидел, не пил. Пропускаю тебя, как женщину, вперёд — живи. Ты молодая. А мне хватит. Пожалей старика! И прости, если чево не так!

СТАРУХА: Нет, Ваня, не хитри! «Пропускаю»!… Мы с тобой не в очереди за килькой. И я к тебе с тем же шла!

СТАРИК: Тебе нельзя!… Я завтра детей хоть повидаю, порадуюсь с ними. Может, нам с тобой жизнь уже и не нужна, а им-то как же без нас? Сразу и без нас!? Обидются! Запрещаю я тебе, Сань!… Сперва

своих повидай тоже, порадуйся на них, успокой. А там уж твоё дело. А так — нехорошо!

СТАРУХА: Ну, мне твои запреты… Устал он! А я не устала? Сколько же мне мотыляться-то?… Тогда знаешь што? Тогда уж давай в один день, штоб никому обидно не было!

СТАРИК: (усмехается) Ну, давай в субботу.

СТАРУХА: (тоже с улыбкой) Понимаю. После бани, штоб людям хлопот поменьше. (повязывает на голову платок) Ну, спасибо за именины. Не серчай на старуху! Пойду попроведаю Петьку, молчит чё-то. Кабы чево… (одевает кофту, берёт со стола бутылку) Ево доля осталась. И яблочков ему сыпни на закуску.

Она поднимает подол фартука, СТАРИК ссыпает в него яблоки со стола. Одной рукой держа подол, другой опираясь на палку, СТАРУХА идёт к выходу. За окном какой-то шум, топот, слышны голоса: «А чего? Чего?», «Петька, говорят, помер!» СТАРУХА вздрагивает, отпускает подол, и яблоки рассыпаются по полу. СТАРИК идёт к кровати, садится, берёт гармонь и вдруг яростно играет «Отраду». Играет умело, чётко, красиво. СТАРУХА, полуобернувшись, смотрит на него.

СТАРИК: (плача) Тогда, в сорок пятом… Когда я проездом… Пили мы с ним сутки… Просил я ево «Отраду» играть… Как он играл! Как мы с ним плакали!… «Научи меня, Петька, научи!» — пристал я к нему… И он давай учить! Сутки напролёт! Пока кнопки не запали!.. (резко обрывает игру) Не помру, переходи ко мне жить.

СТАРУХА: (стирает ладонью краску с губ) А так?

СТАРИК: И так переходи.

СТАРУХА: (чуть ли не падая, приваливается к косяку) Петька звал, не пошла… Помер. К тебе не пойду, помрёшь?

СТАРИК: Помру!

СТАРУХА: Вот и дождалась, старая, предложения.

Она возится в своём кармане, вытаскивает из него маленький узелок из носового платка, дрожащей рукой развязывает его и протягивает на ладони в сторону СТАРИКА. На платке — маленькое, ссохшееся до черноты яблочко. СТАРИК, мотнув кудлатой головой, делает сочный аккорд и громко, и молодо запевает:

Живёт моя отрада

В высоком терему,

А в терем тот высокий

Нет хода никому!…

Летают бабочки, играет гармонь, поёт «молодой» СТАРИК, слушает «молодая» СТАРУХА.

Войду я к милой в терем

И брошусь в ноги к ней!…

Была бы только ночка,

Да ночка потемней!

ЗАНАВЕС