Смертельный архив

Алексей Макеев, 2013

В результате сердечного приступа умирает полковник в отставке Ермолаев. Однако его бывший коллега капитан Звонарев не верит официальной версии и предполагает, что полковника убили. Он знает, что Ермолаеву в последнее время очень многие желали смерти: за долгие годы службы в милиции тот собрал внушительный архив компромата на сильных мира сего и, по слухам, собирался выгодно его продать. Звонарев начинает расследование и вскоре становится участником загадочных и опасных событий, которые окончательно убеждают его в том, что Ермолаев умер не своей смертью…

Глава 4

На город медленно падал вечер. Загорались вывески магазинов; стихал нескончаемый рокот автомобилей; пустели тротуары и дорожки — пробежит изредка хмурый, припозднившийся человечек, юркнет в подъезд, и снова никого… Желтели в сумерках окна, за которыми ждали горячий чай, теплый плед и ужасные теленовости.

Звонарев скинул надоевшую за день форму, натянул треники и устроился на кухне. Перед собой разложил несколько исписанных листков дела: точнее, дела-то никакого не было — предварительный осмотр места происшествия, краткая биографическая справка по жертве… Или не жертве — никаких объективных причин считать смерть Ермолаева убийством не виделось, интуитивные догадки, не более.

«И странная баба!»

Капитан поморщился — ему так хотелось, чтобы Ерема умер своей смертью, что он забыл о загадочной гостье морга.

Судьба иногда выкидывает странные коленца — Звонарев хорошо знал Ермолаева, уважал как специалиста и человека… до тех пор, пока не оказался с ним по разные стороны. Помимо своей воли капитан закрыл глаза и унесся по волнам воспоминаний.

…Погода не задалась с утра — город атаковал мелкий колючий дождь с ветром; по асфальту неслись потоки жидкой грязи вперемежку с мусором; люди прятались под козырьками уцелевших пока остановок и норовили вытолкнуть тех, кто стоял с краю, — чтоб не давили. Низко висящее, уныло-серое до горизонта небо обещало затяжной, пасмурный день.

Лейтенант Звонарев крутился перед зеркалом: то одним боком встанет, то другим, то новенькие погоны ровняет, то снова — в который раз! — начищает ботинки… Первый рабочий день, знакомство с коллегами и — кто знает? — может, первое дело? Хочется, как у великого Шерлока Холмса — непременно таинственное, но которое можно раскрыть по упущенной злодеем мелочи и поразить окружающих выдающимися способностями.

Саша, конечно, проходил практику и участвовал в расследованиях — но все они казались скучными и банальными: наркоманы украли телефон, хозяин телефона нашел бандитов и три раза пырнул ножом, один умер — раскрытое убийство. Кражи, пьяная поножовщина, драки… Звонарев удивился, выяснив, сколько на свете внешне приличных «бакланов» — совершивших крошечное преступление по глупости, за которую взимается плата годами потерянной молодости.

— Иди, опоздаешь, — Света, жена, обняла сзади, ткнувшись носом рослому Звонареву между лопаток.

— Не опоздаю. Как тебе? — он покрутился перед ней. — Хорош?

— Герой! Теперь попробуй меня упрекнуть, что долго перед зеркалом стою! — девушка шутливо нахмурилась и погрозила пальцем.

— Не буду, — лейтенант наклонился и поцеловал жену в светлую макушку. — Все, пошел!

— Зонт возьми…

Укрывшись «под цветочками», новоиспеченный лейтенант добежал до работы, взлетел по высоким каменным ступеням и впервые открыл тяжелую железную дверь.

— Лейтенант Звонарев, назначен в первый отдел.

Служащий на проходной лениво мазнул глазами удостоверение, кивнул:

— Второй этаж, двадцать восьмой кабинет.

Перед нужной дверью Саня еще раз оправил форму, быстро вытер ботинки платком и постучал:

— Можно?

— Входи. Звонарев? — подтянутый человек за столом, в гражданской одежде, приветливо махнул рукой.

— Так точно! Назначен…

— Да знаю я, кем назначен… Садись. — Мужчина встал и протянул руку: — Подполковник Ермолаев, командир первого отдела по борьбе с оргпреступностью.

Звонарев передал ему бумаги, сам устроился на простом деревянном стуле.

Некоторое время подполковник молчал. Молодой лейтенант огляделся.

Никаких изысков — стандартный кабинет с простым, заметно потертым столом буквой «Т» и шкафом, заставленным книгами в красных переплетах. На столе два дисковых аппарата, на окне занавеска в желтых никотиновых разводах. Некоторый интерес вызвал пистолет за стеклом шкафа — обычный «ТТ», — видно, хозяин ценил оружие, раз убрал…

Ермолаев проследил за взглядом новичка:

— Наградной. Ничего особенного, память…

— Понятно.

— Ну, что… — подполковник снова уселся за стол, просверлив Саню карими глазами. — Отдел наш, как ты, наверное, понял, давит всю эту криминально-организованную мразь, что развелась в невиданных количествах… Пока не трогали, они выросли до размеров катастрофических, а нам теперь воевать. Не буду скрывать — работа опасная, слишком привыкли к безнаказанности. Оружие постоянно держи при себе — чуть что, пали не раздумывая. Пока все, иди в двадцать третий, с ребятами познакомься — обживайся, чувствуй себя как дома, потому что ты дома, — он хмыкнул. — Жена есть?

— Да.

— Молодая?

— Двадцать два, Светой зовут.

— Понятно… — Звонареву показалось, что в голосе подполковника мелькнуло сожаление или сочувствие. — Ладно, шагай. Если что, заходи без обиняков — все свои, какая помощь или еще что…

— Понял. Разрешите идти?

Вместо ответа Ермолаев улыбнулся и махнул рукой.

Из кабинета лейтенант вышел с твердым убеждением, что с командиром можно идти в разведку.

Из воспоминаний капитана вырвал звонок мобильного. Звонарев потряс головой, отгоняя последние образы:

— Да?

— Здорово, спишь? — Юрков. Кажется, слегка поддатый.

— Работаю. Что у тебя?

— Есть кое-что интересное по Ермолаеву. Я запросил в архиве личное дело, так вот… Помнишь Елену, архивную? Ну, я еще с ней…

— Да помню, давай дальше!

— Ну, так вот — она мне нарыла аж два личных дела!

— Это как? — Звонарев быстро схватил ручку и приготовился записывать.

— А так! Одно — когда он впервые поступал на службу, восемьдесят пятого года; второе — когда получил назначение в первый отдел.

— И что? Может, обновляли.

— Если обновляли, то очень странно. — Юрков сделал паузу. — В первом деле значится мать, некая Лыбина Полина Карповна, сорок пятого года рождения. Адрес, все как положено…

— Ну?

— А во втором значится «сирота», с указанием детского дома и даже фамилией тогдашнего директора.

— Н-да… — Капитан думал. — Интересно.

— И мне, — судя по звуку, Юрков закурил. — Как тебе новости?

— Занятные. Что думаешь?

— Ехать надо, копать. Может, завтра с утречка?

— Давай. Заезжай к восьми.

— Буду.

Не прощаясь, Юрков отключился. Звонарев плюхнулся на диван и глубоко задумался — он прекрасно помнил, как Ермолаев всегда подчеркивал, что рос в детдоме и родных никогда не видел.