Верные братству

Алексей Золотарев

Войны за веру всегда жестоки. Каждый, кто нашел в себе силы вступить в одно из братств Теоса, знает об этой истине. И он готов посвятить всю свою жизнь исполнению долга перед Создателем в непрекращающихся сражениях с иноверцами.Троих воинов Красных всадников, одного из славнейших братств Теоса, отправляют на помощь одинокому владычеству, что совсем скоро подвергнется нашествию неверных. Но у одного из них есть еще одна ничуть не менее важная миссия. Выполнит ли он ее? — Ведомо лишь Создателю.

Глава X

Предвестие Темени

Холодная утренняя роса каплями спадала с шелестящих стеблей травы и фонтанами брызг разлеталась от копыт лошадей. Ухабистая дорога, по которой двигались три всадника, разрезала еще не успевшие окраситься в багряно-желтый цвет густые леса. Впереди виднелись лишь перистые облака, возвышавшиеся над верхушками дубов и ясеней.

Как и предполагалась, путники покинули острог Радимора ранним утром и отправились на север. Путь до Среднестоля должен был занять еще не меньше дня, но если раньше братьям Красных всадников требовалось пересекать широкие просторы южных степей под лучами палящего солнца, то сейчас под тенью высоких деревьев путешествовать было гораздо приятней.

Зеленая лесная полоса зачастую сменялась волнистыми цветочными полями, в глубине которых прятались поросшие каштаном перелески. Маленькие ручейки то тут, то там растекались вдоль дороги, но нигде не смели прерывать протоптанную столетиями тропу.

Иногда перед взорами путников появлялись маленькие деревни, чаще всего из десятка, а то и меньше домов. Жители встречали одетых в доспехи воинов с опаской, и никто не горел желанием перемолвиться с всадниками хотя бы одним словом.

Но Дорстан не обращал на окружавшее его никакого внимания, все его мысли были сосредоточены совсем на другом. Сверкающий блеском золота перстень кастеляна Древнего оплота с вчерашней ночи не отпускал сержанта.

Воспроизводя в памяти каждую зазубрину на птице, что венчала своим изображением плоскую грань перстня, Дорстан искал ответ, как ему поступить. Продав вещицу Миттерихта, Красные всадники наверняка бы выручили нужную сумму, чтобы взойти на борт какого-нибудь златоградского корабля, идущего на Новый берег. Но, поступив так, Дорстан опорочил бы свою честь и свое слово. К тому же такое решение противоречит законам братства..

От сложных дум сержант не находил покоя. Если раньше Дорстан мог спокойно ожидать того часа, когда он преподнесёт перстень брату Аверу, и уже старый рыцарь решит судьбу золотого украшения, то сейчас грозила опасность, что без денег сержант и его спутники просто не доберутся до Нового берега. Но он не мог принять собственного решения — тяжкий груз ответственности был невыносим, а Создатель не торопился помочь своему воину освободиться от этого бремени.

Совета спросить было не у кого — рассказать обо всем Эдмунду — не лучшая идея, Дорстан это прекрасно понимал. Не терпящий отхождений от устава Красный всадник наверняка лишь пожурит своего товарища, а перстень заставит выбросить в бегущий подле дороги ручей.

Дорстан старался избавиться от размышлений, но все долгие часы путешествия по дороге ванов они никак не покидали его. Солнце уже прошло зенит, а сержант все еще нервничал и злился на свою нерешительность.

Его товарищи так же не слишком радовались прекрасной погоде и легкому ветру, трепетавшему волосы всадников. Тарвин с поникшей головой молча ехал позади более опытных братьев, а с лица Эдмунда не сходила хмурая ухмылка. Иногда, чувствуя напряжение, что нарастало в путниках, зрелый воин, чтобы отвлечься, заводил разговор, но ничего путного из этих попыток не получалось.

У Эдмунда в душе еще теплилась надежда, что иноверец Радимор всего лишь солгал Красным всадникам, желая, чтоб как можно быстрее простыл их след в ванских землях. Брат-рыцарь убеждал себя, что за Среднестолем никто не попробует воспрепятствовать их пути.

Но Дорстан не разделял ожиданий друга — еще брат Вихдор, принявший товарищей в Межпутье, сказывал им о нынешней враждебности ванов к правоверным. А уж слова старого Красного всадника ложью быть не могли.

Деревня за деревней мелькали на пути всадников. Земли ванов были плодородны, и потому почти через каждую милю можно было встретить новое поселение. Некоторые из них располагались в отдалении от дороги, среди пахотных полей или же на склонах безлесных холмов. В большинстве своем жители занимались сбором недавно поспевшего урожая, и поэтому, даже если среди них и были селяне, что знали имперский язык, никто из них не собирался отрываться от дела и беседовать с суровыми всадниками.

Солнце начинало клониться к земле, когда Дорстан услышал, как что-то упало на дорогу и со звоном ударилось о камень. Красный всадник насторожился и вдруг почувствовал нутром, что у него нет перстня Миттерихта. Судорожно Дорстан начал прощупывать маленькую суму, где ранее хранилась заветная вещица, и только потом осознал, что тот звон и был издан выскользнувшим из сумки кольцом. Сержант, волнительно дрожа, наклонился, надеясь, что дорожная пыль еще не осела и не скрыла под собой пропавшую вещь.

К радости воина Теоса перстень лежал на тропе прямо под лошадью, отражая солнечные лучи и блистая своей гладкой поверхностью. Незамедлительно Дорстан спрыгнул с коня, из-за чего сразу словил недоумевающие взгляды своих спутников. Не желая заявлять о своей тайне, сержант незаметно подобрал кольцо и спрятал его за длинное голенище своего ботинка.

Взобравшись обратно на коня, Дорстан не знал, что сказать товарищам, явно ждущим от него объяснений столь внезапной остановки. В мыслях Красного всадника впервые за долгие часы пути образовалась пустота — он не мог сказать ни слова, и отвернул голову от брата-рыцаря в сторону проехавшего немного вперед Тарвина.

Но в этот момент зоркий взгляд заметил в белеющей дали что-то странное. Прямо за оруженосцем струилось вверх извивающееся серое облако. Оно прорастало сквозь верхушки деревьев, постепенно темнея и набухая.

Дыхание прервалось, и Дорстан быстрым взмахом указал на густой дым, колыхающийся от порывов легкого ветра. Сомнений почти не было — скорее всего, там стояла ванская деревня.

Оба товарища тут же догадались, в чем дело. Не растерявшись, Эдмунд крикнул: «Вперед!», на скаку выхватив из рук оруженосца копье. Всю суровую задумчивость с рыцаря сразу сняло, как рукой, а заместо ей появилась непреклонная решимость. Дорстан и Тарвин помчались вслед за братом, готовясь к бою и освобождая свои копья от лямок. Если у Эдмунда сохранилось длинное, почти с полтора его роста, рыцарское оружие, то его спутникам после встречи с Высокими духами пришлось довольствоваться более короткими и легкими копьями, часто встречающимися у воинов автхаатов.

Забыв про все, всадники быстрым галопом рванулись в направлении дыма. Сейчас был их час исполнить обеты и защитить невинных, и не важно, верные ли это теосцы или заблудшие иноверцы.

По мере приближения они видели, как поднимавшийся дым все чернел и чернел, а средь него начали появляться желто-красные искры, взвивавшиеся вверх и исчезающие в темной пелене. До источника пепельно-серой завесы оставалось еще несколько фарлонгов, но впереди уже стали слышны истошные крики людей.

Красные всадники во всю прыть неслись им навстречу. Преодолев пологий подъем, братья оказались на вершине невысокого холма, с которого им открылся вид на весь ужас, что творился всего в трёхстах шагах от них. Деревенька из дюжины хижин была залита алым пламенем. Между домов беспорядочно метались объятые паникой жители. За ними гнались конные воины с остервенелыми лицами. Как только они настигали своих беззащитных жертв, ударами кнутов они обездвиживали и валили крестьян на землю, заставляя в корчах мучиться от невыносимой боли.

Злобно оскалившись, Эдмунд наклонил копье и ринулся к горящим руинам. Его товарищи не желали отставать и бросились в бой.

Нежданных врагов, на полном скаку несшихся с вершины окрестного холма, заметили, о чем возвестил протяжный звук асмалитского рога. Вне сомненья, это были неверные с востока, что отправились разорять ванские земли.

Один из них, рослый всадник, одетый в толстый желтый халат с кольчужным полотном на плечах с яростным криком поскакал навстречу братьям, пока большая часть асмалитов продолжала грабить.

Эдмунд, летевший прямо на врага, нацелил острие массивного копья на шлем посмевшего выйти против него асмалита и издал громкий клич, поддержанный собратьями. «Алая кровь для Создателя!» — грозные звуки их голосов разнеслись далеко по окрестности.

До первой сшибки оставалось мгновение. Восточный всадник перехватил свое короткое, длиной чуть больше дротика копье, намереваясь метнуть его в неприятеля. Брат-рыцарь в ответ прикрылся щитом, оставив видимыми лишь узкие смотровые щели шлема, и пришпорил жеребца. Издав дикое ржание, конь еще сильнее ускорился. Противники были всего в нескольких шагах, когда асмалит напрягся всем телом и замахнулся, но бросить копье ему не удалось — точный удар прямо в голову сбил всадника с коня. Безжизненное тело рухнуло оземь, подняв дорожную пыль.

Не останавливаясь, воины Создателя устремились в деревню, готовясь нанести сокрушительный удар по врагам. Но асмалиты, захватившие в плен почти всех жителей и вынесшие из рушащихся домов все ценное, уже завидели грозящую им опасность и начали собираться вместе.

Дорстан в горячке боя еще не мог определить, сколько врагов было вокруг, но несколько всадников, выстроившись в цепочку, уже направились к братьям. Их было больше, чем верных Теосу воинов, но их копья не могли остановить бешеный напор Красных всадников. Как только недруги соприкоснулись, вереница асмалитов разорвалась, трое дикарей оказалось на земле, а теосцы продолжили мчаться вперед.

Но с каждым мгновением Дорстан все лучше понимал, что эту битву им не выиграть. Варвары превосходили их числом во много раз. Некоторые из них взялись за изогнутые луки и готовились выпустить в мчащихся воинов Создателя множество стрел.

Однако Красные всадники не были намерены бежать с поля боя. С остервенением Эдмунд, словно огромный бык, сбивал с коня любого, кто пробовал сразиться с ним, обрушивая чудом еще не сломавшееся копье на нового и нового врага. Сержант и оруженосец наравне с братом-рыцарем отправляли гнить в растоптанной конями земле все больше и больше асмалитов.

Вдруг откуда-то сзади раздался звон спущенной тетивы и наводящий ужас свист. Дорстан ощутил, как ему в спину вонзилось что-то острое, отчего Красный всадник невольно со злостью вскрикнул. Кольчуга выдержала удар стрелы, но боль все равно пронзила все тело сержанта. Дорстан пожалел, что под кольчужным полотном у него была лишь плотная шерстяная рубаха, а не стеганый гамбезон.

Но гораздо большее отвращение и злость у воина Теоса вызвало то, что некоторые спешившиеся асмалиты выставили перед собой пленников, используя их как живой щит. Дорстана это повергло в негодование, но в то же время заставило встревожиться — он не мог жертвовать жизнями невинных, чтобы добраться до врагов.

Брат-сержант развернулся, чтобы нагнать того лучника, что выпустил в него стрелу. Краем глаза Дорстан заметил, как Эдмунд ринулся на воина, что держал перед собою немолодую худощавую женщину. Но это нисколько не отвлекло рыцаря, метившего прямо во врага. Несколько прыжков коня, и Красный всадник оказался прямо перед асмалитом и со всей силы вонзил копье. К несчастью для ванки, она в этот миг оказалась между сражающимися: перед тем как пронзить сердце варвара, острие оружия прошло сквозь её шею. Два обмягших тела замертво пали на землю в предсмертных судорогах.

Но вслед за этим свой жалобный крик издал конь Эдмунда. Десяток стрел вонзился в него, заставив жеребца встать на дыбы и опрокинуться навзничь. Рыцарь успел высвободить ноги из стремян, но огромная туша скакуна обрушилась на воина, приковав того к земле. Тут же к Красному всаднику подбежали несколько асмалитов, несколькими ударами оглушившие обездвиженного воина. Только надёжные доспехи спасли Эдмунда от немедленной гибели.

Тем временем Дорстан нагнал бегущего от него лучника, не успевшего скрыться за щитами соратников. Вместо уже сломавшегося копья, Дорстан на полном скаку мечом ссек не прикрытую бармицей голову асмалита. Избавившись от затуманившей разум злости, сержант оглянулся. Рядом с Эдмундом на земле без сознания валялся и его оруженосец, с которых уже стягивали трофейные доспехи торжествующие асмалиты.

Дорстан остался один против двух десятков иноверцев. Безудержная ярость поглотила теосца, и, собрав силы, он рванулся на толпу врагов, не замечая ничего на своем пути. Жажда мести за братьев заставляла кровь в его жилах кипеть, а сердце молило лишь о жестоком возмездии. Лицо Красного всадника исказилось в гримасе неистового бешенства, а рука с крепко сжатым в ней мечом была готова нещадно рубить.

Воину Создателя оставалось промчаться совсем чуть-чуть, чтобы покарать неверных, когда позади него послышались конский топот и ржание. Молниеносно в прикрытый шлемом затылок сержанта что-то ударило с неимоверной силой, заставив забыть обо всем происходящем. Взор Красного всадника расплылся, разум погас, и он перестал что-либо чувствовать. Руки и ноги ослабели, а бешено колотящиеся сердце почти замерло. Брат-сержант накренился вбок и, увлекаемый собственным весом и тяжестью доспехов, свалился с все еще несущегося коня. Земная твердь встретила бесчувственное тело воина Теоса.

***

Утренний бриз раздувал полосатые паруса, несшие торговое судно к возникшему на горизонте зеленому берегу. От сильного ветра черные, как смоль, волосы Эрвина взлохмачивались, так что ему, оставившему свой темно-синий капюшон в каюте, приходилось постоянно рукой убирать назад оседавшие на лбу копны. Брат Красных всадников прошелся вдоль широкого, но не очень длинного борта и остановился на носу корабля, смотрящего ровно на две высящиеся над землей белые башни. Сердце священника радостно заколотилось, хоть для постороннего взгляда он ничем не выдавал своего трепетного волнения.

Для того чтобы попасть к тому величественному городу, что постепенно появлялся впереди, Эрвину пришлось пожертвовать парой дней на пути к Сердцу Грифа. Но он был уверен — это время не пропадет даром.

Прошло шесть дней, как Эрвин распрощался с братьями в Межпутье. С тех пор он уже добрался до Верноключа, стоявшего на северном побережье Кровавого залива, откуда на нефе¹⁵ одного знакомого торговца отправился на запад, к Имперскому материку. Но, доплыв до Кары Создателя¹⁶, корабль сменил курс, дабы войти в гавань главной твердыни теосской веры во всей Теонии, если не во всем Кровавом заливе.

Тонкие высокие башни, что первыми показались из-за низко осевших облаков, венчали длинную гряду, разрезавшую воды Великого моря. Чем дальше гребень отдалялся от суши в морскую гладь, тем сильнее он возвышался, из-за чего башни, и так высотой в половину фарлонга, нависали над идущими в гавань кораблями на полтысячи футов. Как неимоверно длинная мантия, стелющаяся за королевой, за двумя могучими каменными строениями уходили вниз по вытянутой скале белоснежные дома. Ходят предания, что те неверные, перед чьим взором оказывается этот сверкающий великолепием белого блеска город, названный Небесным подъемом, сразу же принимают истинную веру. А еще, как гласят легенды, взобравшись на крышу одной из башен, можно высмотреть в лазоревой дали Небесный Край, где блаженствуют в покое души всех верных теосцев.

Но Эрвину, бывавшему на вершинах обоих башен Небесного Подъема далеко не единожды, так и не удалось разглядеть с высоты жилище Создателя, сколько бы он ни старался.

Корабль слегка повернул, чтобы войти в просторную бухту, примыкающую к началу гряды. Узкой каймой гавань обрамляли улочки нижнего города, за которыми, отделяя Небесный подъем от распростертой на восток низменной долины, стояли белокаменные тонкие стены.

Неф подошел к одному из множества пирсов, тянувшихся по всему побережью бухты. Еще заранее Эрвин отправился в каюту к своим скромным пожиткам. Накинув капюшон поверх темной шерстяной рясы, и запрятав вещи в мешок, священник снова поднялся на палубу. Там, в небольшом углублении около центральной мачты тревожно бил копытом молоденький бурый конь, привязанный толстыми веревками к месту на время морского путешествия. Подойдя поближе и успокоив взволнованного жеребца, Эрвин чуть отошел, чтобы предоставить возможность опытным морякам спустить лошадь на берег. Несколько крепких молодцов легко справились с этой задачей. Уже очень скоро священник, взгромоздившись на коня, покинул многолюдный причал и направился к возвышающимся над нижним городом башням.

Миновав тесные портовые улочки, Эрвин выбрался на широкую дорогу, идущую вдоль городской стены. В отличие от гавани, здесь почти не было прохожих, лишь стражники малыми отрядами передвигались между разделяющими стену круглыми башнями. При виде одетого в священническую рясу брата Красных всадников воины почтительно приветствовали его поклоном, да и простой люд, редко попадавшийся на пути, также отдавал почести служителю Теоса. С таким отношением к ревнителям веры Эрвин до сих пор нигде так и не встречался.

Мощеная дорога привела священника к могучим двухбашенным воротам города, от которых к вершине гряды тянулся еще один путь, настолько широкий, что по нему в ряд могли проехать пятнадцать конников. Но по мере приближения к пику, на котором красовались две красавицы-башни, дорога сужалась чуть ли не до размера тропы.

Сверкающие белизной двухэтажные дома расположились по краям вымощенного известняковыми плитами пути. Между некоторыми из них были натянуты белесые навесы, создававшие узкие полоски тени, из-за чего дорога казалось черно-белой. Живущие здесь богатые торговцы и землевладельцы презрительно относились к жителям нижнего города, но продвигавшегося вдоль их украшенных белой лепниной особняков священника эти дельцы и толстосумы одаривали таким же уважительным поклоном, как люди с берега бухты. Небесный Подъем был оплотом веры в Создателя, и даже богатейшие купцы не могли не оказывать должное почтение его служителям.

Миновав квартал роскошный домов, брат Красных всадников оказался перед еще одними воротами, разделяющими длинную, выкрашенную в белый цвет, стену, что огибала всю гряду вплоть до отвесных утесов. Эта черта отделяла светский и духовный миры города — через открывшиеся для Эрвина врата, священник увидел сияющие серебряными куполами храмы, что раскинулись на выдолбленных в камне площадках. Между ними, улетая высоко вверх к двум башням на вершине кряжа, стелилась извилистая тропа.

Как только Эрвин спустился с лошади, чтобы, как и должно ревнителю веры, пешком пройти по вымощенному камнем пути, к нему подошло несколько стражей в белых плащах и переливающихся серебром доспехах. Их предводитель, которого можно было отличить по накидке пепельного цвета, вышел вперед и учтиво поклонился священнику.

— Мы рады видеть тебя на Вершине небес, брат Эрвин, — с достоинством медленно проговорил страж, — первосвященник уже ждет тебя в Башне Истоков. Позволь Белым братьям¹⁷ сопроводить тебя до нее.

Эдмунд молча кивнул, и тут же четыре воина окружили его: двое встали впереди него, двое — позади. Священник, скрестив ладони и приложив их к груди, опустил голову и почти неслышно направился вперед. Предводитель Белых братьев отошел в сторону, чтобы уступить дорогу шествующим, и взглядом проводил их до первой каменной ступени на тропе, текущей с высоты.

Эрвин последний раз ступал по этим ступеням очень давно, но его ноги превосходно помнили каждую. Все маленькие впадины и выступы они обходили с детской легкостью, так что священнику не приходилось отвлекаться от внутреннего созерцания. На долгом пути священник не проронил ни слова, оставаясь полностью погруженным в свои думы.

От тропы иногда отходили ответвления, ведущие то к потрясающим своими размерами и величием храмам, то к скромным часовенкам. Но шествовавшие вместе с братом-священником не отклонялись от главного пути. Их цель была гораздо выше.

Лестница закончилась на выдолбленной в камне небольшой площадке, распростершейся перед двумя исполинскими белыми башнями. Здесь ветер поднимал вверх плащи спутников Эрвина, и лишь теплое солнце спасало людей от несущегося вместе с морским бризом холода.

Две башни соединялись общей белокаменной пристройкой, только через которую можно было пройти в священные покои. Ведущую в залы пепельную дверь открыл стоявший на посту Белый брат. Перед тем как войти, Эрвин обернулся к сопровождавшим его воинам и сдержанным поклоном поблагодарил их.

Оставив Белых братьев снаружи, Эрвин углубился в здание. Сразу за дверью брат Красных всадников повернул налево, в один из множества коридоров. Легкие шаги священника отдавались эхом в пустынном переходе, освещенном лишь пробивающимися сквозь цветные витражи солнечными лучами. Но гул быстро пропал — пройдя коридор, Эрвин оказался перед сводчатой белой аркой, что была в несколько раз выше него. В ее створе служитель веры увидел огромную круглую комнату, у которой, казалось, не было потолка.

У противоположной от арки стены стоял массивный, едва обработанный камень, на котором покоилась очень толстая, пережившая многое и многих книга. Резвый огонек от стоявшей на камне свечи перебегал по пожелтевшим от времени страницам, высвечивая иссохшие краски рисунков, обрамлявших давно написанные слова.

Перед постаментом на коленях стоял сгорбленный старец, чью голову закрывал темно-синий капюшон. Хоть он находился спиной к Эрвину, священник был уверен: старик знает о том, кто вошел в его залу. Брат Красных всадников сделал еще несколько неслышных шагов и оказался под высокими сводами нижнего яруса белой башни.

Любой другой наверняка бы первым делом посмотрел вверх, чтобы увидеть, как усеянный узорами потолок комнаты нагромождался над смертными своей величавостью. От пола до него было больше пятидесяти футов. Но сейчас Эрвина это совсем не занимало. Когда-то он каждый день разглядывал все эти причудливые завихрения, складывавшиеся в единый рисунок. Каждая линия, каждый узор были им давно изучены так, что даже сейчас он мог по памяти воспроизвести весь дивный орнамент. Но вместо этого Эрвин остановился, вглядываясь в силуэт старого теосца одновременно с радостью и с удивлением.

— Ты знал, что я приду к тебе, — слова священника были больше похожи на утверждение, чем на вопрос.

— А как же иначе, друг мой? — не став подниматься с колен, старик откинул капюшон назад, обнажив глубокие залысины.

— Я к тебе не присылал голубей. Как? — бесстрастным голосом спросил Эрвин.

— Когда Создатель одаривает снами своего преданного слугу, я предпочитаю верить им, — ответил старец.

— И о чем, кроме моего прибытия поведали тебе видения?

— А разве велено тебе знать то, что положено ведать лишь первосвященнику? — с легкой ухмылкой произнес старец, после чего неожиданно ловко для своих лет поднялся на ноги и повернулся к своему ученику. Усеянное морщинами лицо окаймлялось тонкой серой бородой. Длинные обесцветившиеся волосы спускались от висков к плечам, скрывая по-старчески дряблую шею. Наставник Эрвина сильно постарел со времени последней их встречи на Красной реке, но его ярко-зеленые глаза продолжали гореть все тем же изумрудным блеском.

— Или ты все же хочешь принять тот дар, что я тебе предлагал шесть лет назад? — заметив молчание брата, спросил старец.

В этот момент Эрвина обуревали разные чувства. В глубине души он, как маленький мальчишка, готов был броситься в объятья наставника, с другой — перед ним стоял первосвященник Теонийский, требующий к себе отношения, достойного его звания. К тому же вопрос, что был им задан, все еще терзал брата-священника.

Но ответ оставался неизменным.

— Я не сойду со своего пути, — твердо сказал Эрвин.

Старческое лицо на миг расплылось в одобрительной улыбке, но вновь стало собранным и спокойным.

— Таков твой выбор. Но всегда помни, что место второсвященника¹⁸ Теонии всегда будет твоим, — молвил наставник.

— Такому первосвященнику, как Ниорану, не нужны помощники.

— Не забывай, что Ниоран, как и любой другой смертный, не вечен, — как будто бы пожурил старец, — к тому же, хоть милость Создателя скрывает все мои язвы и позволяет ступать как здоровому мужу, моему телу уже девяносто лет.

— Я молюсь Создателю, чтобы твои дух и тело продолжали оставаться такими же крепкими, — с ноткой бойкости, едва различимой в бесстрастной речи священника, сказал Эрвин.

Старик вновь чуть улыбнулся.

— Но ты отправился на Вершину небес не для того, чтобы проведать старого учителя. Ты хочешь знать, что идет с востока, — пристально вглядываясь в глаза ученика, молвил Ниоран, будто прочитав его мысли.

Брат Красных всадников кивнул.

— Ты знаешь, что настоящий ответ можно найти лишь в Небесном храме… но не для этой вести ты здесь, — Эрвин повторно кивнул. Первосвященник внезапно повернулся к нему спиной и направился к алтарю. — Если бы ты стал второсвященником, то мне не пришлось бы напрягать свой глас, но так… придется, — посетовал старец, начав аккуратно листать страницы священной книги.

— Разве в письменах Создатель уже даровал ключ к победе над тенью востока? — удивился Эрвин, когда Ниоран стал что-то внимательно искать в писании.

— Нет, только Великосвященнику Создатель может передать эти сокровенные знания, — ответил старик, переворачивая слегка трясущимися руками очередной лист потрескавшегося пергамента. — Но вчера мне было видение: всадник на белом коне с холодных краев спешит на окутанный пеленою тьмы юг. Проносясь словно ветер, рыцарь ведет воинство в алых плащах. От топота лошадей тьма отступает, отступает в земли, откуда ни один верный Теосу не возвращался, не вернется и она…

— И в святых книгах ты хочешь узнать имя всадника?

— Нет, — сохранив бесстрастие, отрезал первосвященник, — мне надобно найти лишь одно…

— Разве один человек остановит напасть тьмы? Разве кому-либо из теосцев это по силам? — продолжал спрашивать Эрвин.

Как только слова брата Красных всадников отозвались эхом, Ниоран остановился, рукой указав на сильно потрепанную страницу.

— Страшен мрак, но воля непреклонней! — решительным голосом провозгласил старец.

Эрвин подошел к наставнику и вгляделся в строки, на которые указывал палец первосвященника. Среди расплывшихся от времени букв в неизменном виде сохранилась лишь фраза, сказанная Ниораном.

— Надеюсь, ветер Северного пути не разметал твое знание. Мы стоим в Башне истоков, что были переданы нам Создателем, какова же вторая опора Теоса? — голос старца потвердел.

— Башня людей… — медленно проговорил Эрвин, — Создатель говорит тебе про волю смертных?

— Нет. Про волю смертного.

Примечания

15

Неф — одно — или двух-мачтовое парусное судно, чаще использующееся в южных владычествах Империи и Митридиатии.

16

Кара Создателя — мыс, завершающий Теонийский полуостров. Известен тем, что ввергается отвесной скалой в небесную пустоту на семь сотен футов.

17

Белые братья — особое братство Теоса, чья единственная задача — охранять главные святыни теосцев.

18

Крайне редкая, но все же существующая в некоторых теосских государствах и владычествах должность второго духовного лица в области.