Венхра. Книга первая. О плохих людях и странных обстоятельствах

Александр Михайлович Кротов, 2018

Здесь нет главных героев. Есть только главные злодеи – обычные люди, попавшие в мистические обстоятельства, ломающие привычную реальность. Несколько сюжетных линий упрямо переплетаются в одну и закрепляются в узле, способном выдавить в привычный мир непривычное зло. События, далёкие от справедливости, начинающиеся с робкой попытки заглянуть в бездну потустороннего и заканчивающиеся беспорядочным ужасом. Где есть цена за самые роковые ошибки, где во снах и зазеркалье прячутся настоящие монстры, где твоим соседом может быть кровожадное существо человеческого рода или из далёких миров, навязывающих свои законы выживания.

Часть 1

Глава 1

Длинный, узкий коридор. Обшарпанные стены с отваливающейся грязно-синей краской. Несколько дверей квартир. Закопчённый потолок с узорами паутин. На одном конце коридора массивная железная дверь, на другом — окно. Над окном тускло горит лампочка, являясь единственным источником света. Ещё несколько лампочек, бессмысленно свисающих с потолка, давно перегорели, но никто не торопился их заменить.

За окном некомфортная осень роняла в сумерки раннего утра остатки рыжих листьев. В грязь.

Тишина.

У окна стоял человек. Голубоглазый блондин с не запоминающимися чертами лица. Очень худой, бледный, с выпирающими скулами и тёмными кругами под глазами. И погасшим взглядом. В своей застывшей неподвижности он легко вписывался в окружающую мрачность и безмолвие. Зажатая меж двух пальцев сигарета медленно тлела, приближая свой жар к пожелтевшей коже. Пришлось стряхнуть пепел в железную банку, чтобы не обжечься.

В который раз в своей жизни он смотрел сквозь грязное стекло окна, и не видел там абсолютно ничего. Как и не видел в планах своего будущего. Ему было немного холодно, но он знал, что дальше будет хуже — день только начался, впереди предстоял долгий путь.

Самым главным для него сейчас было лишь то, что ему не грустно. Не одиноко, не тошно от самого себя и всей той обречённости, поселившейся в его душе давно, и, вероятно, навсегда. Ему даже не плохо. Неплохо. Очень даже.

Его взгляд сегодня цеплялся за множество деталей, и парню нравилось замечать всяческие нюансы этого мира вроде вязкого заоконного сумрака, перед которым в междурамном пространстве застыли рваные паутины, мёртвые мухи, несколько слоёв пыли…

Трещина на стекле. Совсем скоро поползут роскошные зимние узоры…

Одной затяжкой он докурил почти истлевшую сигарету, закурил вторую. И мысли вновь начали потоком кружить в его недавно проснувшемся разуме, и, помимо наблюдений за окружающей обстановкой, он начал возвращаться в свою реальность. В реальность, когда и паутины, и мухи также останутся между стёклами окна, а ему снова придётся уйти.

Внутри себя он говорил с собой, и ему это было очень интересно.

— Человек состоит из одиночества, — вёл он привычную беседу в мире своего одурманенного разума. — Значительно чаще человек говорит сам с собой в своих внутренних диалогах. Больше, чем с кем-либо другим. Сам себя спрашивает, сам себе и отвечает. Наверное, это правильно. Держать ответ за всё в первую очередь перед самим же собой. Своей же совестью…

Он тяжело вздохнул.

— Сколько всего передумано, перепланировано. Мечты и реальность. Хуже, когда мечтать совершенно не о чем. Когда все цели остались в юности, а в душе поселилась старость. Это как заочно, раньше времени, уйти на пенсию. Остаёшься один со своими мыслями, которые понятны только тебе. И не мысли это, а так, фиксация в уме всего того, что ты видишь. На подоконнике консервная банка с окурками. Чьи-то спички. Кто-то из соседей оставил. Кто-то из них также стоял здесь и курил, думал о чём-то своём. Такие же были у него мысли? Кто знает?

Парень курил медленно. Его настроение начинало становиться хуже. Он медленно «вплывал» в знакомую до боли жизнь.

— Холодно. Всё так же холодно… для чего живёт человек? Чтобы найти своё счастье, свою зону комфорта? Место, где тепло?

Он не заметил, как вслух начал бубнить свои интересные только ему мысли.

— Глупость какая-то. Жизнь дана, а инструкция к ней — нет. Каждый сам для себя что-нибудь да придумает. Кто во что горазд. Это всё только потому, что ради себя жить неинтересно. Наверное.

Он достал устаревший, но ещё исправно работающий кнопочный телефон «Нокия», посмотрел на время. Без пятнадцати пять. Тщательно затушив сигарету, он направился к выходу.

— Но каждый также боится опоздать. Что-то не успеть. Пожить, по-нормальному, например…

Преимущество одиночества и разговоров с самим собой в том, что никто не заткнёт твой поток мыслесложений и не укажет, что твоя дешёвая философия всего лишь бред, который ты сам себе выдумал, и в который непоколебимо веришь…

В такие моменты этот жалкий парень пытался возомнить себя героем какого-нибудь арт-хаусного гениального фильма. Но жизнь… эта чёртова реальность…

Жизнь не так художественно симпатична и слажена, как то, что пытаются показать «продвинутые» в своей восприимчивости искусства режиссёры. Лишь отравленный мозг на какое-то время рисует стильные картины времяпрепровождения в одиночестве. Это будто помогает не слиться с общей серостью воедино. А суть остаётся прежней.

До вокзала парень дошёл уже в менее философском состоянии, с привычной пустотой в мыслях. Сел на зелёную электричку с деревянными сиденьями. Доехал в полудрёме, ёжась от холода, до своей станции. Почти два часа пути. Село Гороховецкое.

Парень надеялся, что он успеет приехать ещё до того, как дед проснётся — чем дольше он проспит, тем лучше. Не хотелось лишний раз слушать старческое ворчание…

И вот очередным утром хмурый молодой человек отворил ключом дверь большого деревянного дома. Сбил с ботинок комья грязи, тщательно вытер подошвы. Зашёл в прихожую, разулся, снял куртку. В нос ударил неприятный запах человеческих испражнений.

— Вань, это ты? — послышался немощный голос деда.

— Кто же ещё… — после недолгой паузы дал ответ молодой человек человеку пожилому.

Парень прошёл в комнату, где на кровати у старой печи лежал старик. В большой комнате было два окна, стол, два стула и большое зеркало.

День начинался обыденно. Так же обыденно и по плану, как начинается жизнь.

Давно парень не спрашивал себя — где же я свернул не туда? Ведь этих самых поворотов «не туда» в жизни было очень много. Иногда он своими же ногами брёл не в ту степь, а иногда и сама судьба вела его этими «нетудашными» поворотами.

Но начало вышло скверным не по его воле: детский дом, смех и слёзы, дружба на век, драки за незначительные привилегии, первая любовь — своя жизнь в своих условиях. Потом резко наступившая взрослость. Безболезненная потеря всех друзей из-за отсутствия интереса к ним. Оставался лишь один друг… но основные попытки самореализации прошли без чьего-либо участия.

Семья и карьера. Ничего не задалось. Но стабильность есть: не престижную работу ещё можно считать относительным успехом, когда нет никаких навыков. Особенно, если в перспективе эта деятельность чревата кое-какими дивидендами.

— Я живой? — спрашивал он иногда сам у себя, и сам же себе отвечал, — живой, и это уже хорошо… наверное.

Оставалось только издалека наблюдать, как твои бывшие друзья погибают, спиваются, садятся в тюрьмы. А кто нашёл место потеплее, тот обрывает все свои прежние связи. И скрывается подальше от некогда знакомых глаз, чтобы хоть на полметра стать ближе к своему яркому солнцу счастья и уюта…

Вот и его единственный друг стал ненадолго ближе к этому солнцу. У него появились деньги. Очень немало денег. Благодаря им и хорошим связям он смог отыскать свою семью. Но он не отвернулся от бедолаги, от старого друга, и… подкинул ему работу. Теперь, каждое раннее утро, вдали от своей уютной комнатушки, выданной государством, приходится убирать говно за дедом. Такая работа.

— И это, наверное, моя жизнь? — иногда парень приходил в себя и задавал себе же этот вопрос, отмывая деда от фекалий.

Но часто воздерживался от ответа.

И этот день уже начинал бесить своей обыденностью из-за размышлений и из-за деда, который не дотерпел до утра.

— Что, дед, опять ночью бродил? — спросил парень, включив свет и увидев два перевёрнутых табурета.

— Да, сегодня были неплохие сны!

— Эротические что ли? — парень ещё пытался шутить.

Он набрал в ведро тёплой воды, налил туда дешёвого шампуня, достал туалетную бумагу, полотенце. Снял с деда одеяло, аккуратно повернул старика на бок. Начал снимать с него специальные подгузники для лежачих больных, подстелив пелёнку.

— Чегось? — не расслышал ехидства дед.

— Да так, ничего…

Дед был слепой и частично парализованный. Уже много лет он не мог самостоятельно передвигаться, но ночью, поразительным образом он иногда ходил во сне! Вот такой вот необычный лунатизм. Парень знал, как с этим бороться: вычитал где-то, что если положить мокрый коврик у кровати лунатика, то когда тот встанет на него ногами, то ощутит сырость и проснётся без каких-либо нервных потрясений. Но не помогало. Ещё дед видел яркие сны. Но в реальности слепота обрушилась на него тогда же, когда случилась парализация после инсульта. Осталась полностью рабочей только одна рука.

Здесь, в его доме, оставаться на ночь дед категорически не велел, да и не больно-то и хотелось. Никому не понравится эта мрачная атмосфера большого пустого строения с медленно умирающим и сошедшим с ума пожилым человеком. Комнат насчитывалось четыре, а обитаемыми помещениями была лишь маленькая кухня да спальня деда.

Дед поделился впечатлениями:

— Сегодня я ходил по осеннему лесу! Собирал грибы, правда, их что-то не было нихрена… нигде…

После прошлых его подобных сновидений в лесу, на ступнях старика было замечено много хвойных иголок, каких-то сухих листьев, травы, ну и мелких порезов. Тогда ему был дан в шутку совет: обувать в такие походы резиновые сапоги. Но, порой, было не до шуток вовсе. Парень не быстро привык ко всем необычностям. Поначалу было жутко, но теперь стало привычнее.

— Там сегодня холодно что-то, — пожаловался дед. — Солнца не было. И деревья такие уже, знаешь, такие неприветливые, жёсткие… не пойду туда больше. По полю бродить лучше. Значительно. И теплее. Так… а солнца там, вроде, никогда и не было…

Дед нёс свою ахинею, а парень поддерживал разговор:

— Конечно, холодно! На улице-то снег скоро выпадет! А твоими жёсткими деревьями оказались две табуретки и чуть не опрокинутый стол!

Парень всё пытался шутить, но ему давно было невесело. И слишком часто ему было попросту страшно. Но он гнал от себя страх своими методами. Видно, с таким же успехом он прогнал из своей жизни и удачу.

— Снег? — искренне удивился дед. — Не было там никакого снега…

На ступнях деда опять была грязь. Немного, но всё же. Сухая земля, одна высохшая травинка. Дом был закрыт, а вокруг дома сырость, лужи. Вот где его черти носили?

Парень одел деда теплее, открыл форточку, побрызгал освежителем воздуха.

Дед сказал:

— Какой неестественный запах у этого дихлофоса! А вот в лесу такой приятный, пряный запах… там хвоей пахнет, прелой листвой…

— Ладно, в следующий раз куплю хвойный освежитель, — сказал молодой человек. — Что есть-то будем?

Есть ему расхотелось, как только он переступил порог этого дома. Но деда надо накормить. Должна придти сельская врачиха, чтобы проведать пенсионера, выписать ещё лекарств и уйти, ничего толкового не сказав. Как всегда. Сколько ещё дед протянет? Лет-то ему уже много, а он чувствует себя очень даже хорошо. Вот, гуляет…

— Почитай мне сначала газеты! — велел дед.

Парень открыл свою сумку, достал несколько газет, купленных вчера на вокзале, и стал читать.

Дед не всегда хотел слушать радио, а телевизор он разбил ещё позапрошлым летом во время своих ночных странствий. Потом как-то поведал о том, что ему неприятно знать, что есть такие вещи, которых он не может увидеть. Что-то злой он был в то время, и слишком часто бродил во сне. А теперь вновь осеннее обострение, новые ночные путешествия, перемена настроения и всё такое — как констатировала это врачиха.

Она здесь не так давно, до неё тут один мужик ходил, опойного вида, ему вообще всё до фонаря было. А эта только удивляется, какой у старика заботливый внук, что может так с ним нянчиться. Феномен ночных хождений парализованного деда её удивлял не меньше, поэтому она достаточно часто приходила навестить уникального пациента. Но по манерам она так и сформировалась в сознании парня врачихой, хотя это была единственная девушка, с которой он общался последние пару лет.

Но вообще, дед иногда бывал прикольным! Рассказывал о своей молодости, путался, привирал, но очень редко повторялся в своих историях.

Ещё дед много спал. Но в дневное время во сне не ходил. А молодой человек развлекал себя, как мог.

Так проходила мимо его молодость, уже три с половиной года, с редкими выходными. Своё двадцатишестилетие он не так давно встретил в компании деда и своей мрачной философии.

Глава 2

Ирина, без сочувствия, немногословно, в своей манере, ответила на длительный монолог своей подруги:

— Что я тебе на это могу сказать? Сейчас и осень перестала быть комфортной, такое время. Чего уж говорить про людей. Холодает…

Вот уже полтора часа они вели разговор за жизнь посредством сотовой связи. Впрочем, помимо личных встреч, подруги занимались этим достаточно регулярно. На сегодня Ирине уже наскучило общение, и она хотела закончить беседу о муже своей словоохотливой подруги. Больше хотелось спать, чем тихонечко злорадствовать чужим семейным неурядицам. Тем более, за хронологией этих неурядиц она наблюдает не первый год. На этот раз Вера, её подруга, жаловалась на то, что муж к ней охладел и давно не проявляет никаких знаков внимания. Как всегда.

— Вот похудею, посмотрим! — сделала свои выводы Вера Кукушкина. — А ты, такая красивая стройняшка, ну чего вы с Алексеем так разошлись-то? Может, позвонишь ему, поговорите по-нормальному? Не красиво очень.

Вера вновь неделикатно затронула неприятную тему личной жизни Ирины, на ходу сменив предмет разговора. На то они и давние подруги, что бы избегать деликатностей и лишнего лицемерия в общении.

Но Ира не была готова в очередной раз тормошить свои эмоции. Она ответила буднично, с наигранной усталостью:

— Вера, ну это уже давно закрытая для меня тема. И возвращаться к ней не интересно. Давай спать уже, сегодня был тяжёлый день. Покормлю котов и в кроватку.

— Да? — Вера как бы удивилась быстроте течения времени. — Ладно, давай, спокойной ночи! Звони, пиши! Пока-пока!

— Пока, — сказала Ирина и завершила разговор.

Коты были уже накормлены и даже самые прожорливые мирно спали, кто где. Три кошки и два кота. Все стерилизованы и ухожены. Сытые и довольные.

А Ира сидела одна на диване в полумраке своей большой квартиры в самом центре города. Совершенно одинокая. Но не несчастная, как когда-то, а скорее уставшая и разочарованная. Разочарованная в очередной раз. Скучающая по тем временам, когда более сильные и значимые события заставляли трепетать её сердце. Но сейчас положительные эмоции если и случались, то носили оттенок лёгкой заинтересованности, не более. Вся яркость осталась в прошлом. Чаще посещали её душевный быт меланхолия, скука и равнодушие. Ну вот, ещё и разочарование. Тоже вполне знакомое чувство.

Она просидела на диване ещё несколько минут в своём особенном трансе, смотря перед собой в сторону не включаемого уже несколько недель, после ухода Алексея, телевизора. Ненадолго вгляделась в черноту плазменного экрана.

К ней на колени запрыгнул старый кот Тимофей, заставив девушку немного напугаться. Она скинула с колен кота и пошла в ванную комнату умываться и подготавливаться ко сну. Сегодня она хотела увидеть какой-нибудь особенный сон. Мысли об этом немного будоражили её сознание, но опять-таки незначительно. Всё в её жизни было незначительно.

* * *

Ирина познакомилась с Алексеем весной, когда в одиночестве гуляла по парку во время обеденного перерыва на работе. Она просто шла, наслаждалась тёплым днём, улыбалась своим воспоминаниям, связанным с этим парком. Всё то плохое, что было в прошлом и имело в своё время более яркий негативный оттенок, перемешалось в памяти с хорошими событиями тех же времён, и в итоге получившийся коктейль, именуемый ностальгией, стал приносить приятное послевкусие от прожитых когда-то мгновений.

Ирине было тридцать лет, и выглядела она великолепно. Густые, длинные, волнистые, каштановые волосы. Привлекательные черты лица. Стройная фигура — особый предмет зависти её подруги Веры Кукушкиной, которая была её ровесницей, но потеряла всё своё обаяние и эффектную внешность за десятилетие семейных неурядиц.

Все прохожие мужчины обращали на Ирину внимание. Она давно привыкла к похотливым взглядам и попыткам познакомиться. На некоторые попытки даже отвечала взаимностью, как и в тот раз.

Алексей шёл ей навстречу и задолго до того момента, как она заметила его пристальный взгляд, он почувствовал, что просто обязан познакомиться с ней в этот прекрасный день. Раньше он никогда не знакомился с девушками таким образом, но её очарование ослепило его настолько, что в сознании мужчины за короткое время случайной встречи успело укорениться то чувство, которое не позволило ему пройти мимо. Он преградил Ире дорогу и предложил познакомиться.

Его голос дрожал, и мужчина выглядел очень взволнованно. Ирина сразу поняла, что для него это знакомство было настоящим поступком, хоть Алексей, в общем-то, и не выглядел робким молодым человеком. Наоборот, был хорошо сложен, имел решительные черты лица. Его интеллигентность выдавали только очки. Но это было не страшно.

Интерес Ирины к Алексею усилился ещё и после того, когда с её согласия на знакомство, он поведал ей о сегодняшнем самом важном дне в его жизни — сегодня он получил какую-то благодарность за какой-то проект на работе, и тогда это показалось большим событием. Показалось, что парень не дурак. Вторым фактором, влияющим на значимость того тёплого дня на жизнь Алексея, он назвал знакомство с ней.

Они немного прогулялись, Ира опоздала на работу. Они договорились встретиться вечером в этом же парке.

В общем итоге, они и провстречались до осени, пока Алексей не уличил девушку в измене, которой, фактически, не было. Так же, как и при первой встрече, волнуясь и запинаясь, он говорил ей слова. Только на этот раз это были не слова восхищения, а грязные ругательства, которые он как будто никогда в своей жизни и не произносил до этого случая.

За несколько месяцев отношений их души не нашли родственных связей друг с другом. Впрочем, никто по-настоящему близким человеком для Ирины так и не стал. Даже Верка Кукушкина, единственная подруга ещё со школьных времён, не знала всех подробностей её жизни. А родителям давно было не до неё — после развода они оставили девушке хорошую квартиру, после чего устремились обустраивать личное счастье, каждый в своих новых семьях.

Некоторое время они сожительствовали с Алексеем у неё дома. Уютно вместе им не было, но это было вполне не плохое для обоих время. Мужчина выглядел счастливым, но не переставал упрекать Иру в чёрствости по отношению к нему, ведь сам он был достаточно эмоциональным человеком, а девушка любила тишину.

Упрекал он её часто и не всегда по делу. То, по его мнению, коты прокакали всю квартиру, то готовит она редко и плохо, то с подругой часто видится и вообще не понятно где пропадает, пока он работает.

Последней каплей его не ангельского терпения стал дурацкий случай, когда она с соседом по этажу застряла в лифте, где они просидели немногим более часа. До этого случая они даже не здоровались. Вернее, Ирина его не замечала, ведь не в её поле зрения были женатые мужчины.

В лифте они коротали время за непринуждённым разговором. Вместе поругались на превратности жизненных обстоятельств, заставших их врасплох в доме с современными лифтами. Посетовали друг другу на производственные трудности, каждый в своей профессиональной деятельности. Даже немного обсудили спортивные события последнего времени. А на разговоре о политике их уже начали вызволять из лифта. Алексей, узнав об этом случае от неё же, сильно заревновал и сбежал после того, как стал свидетелем их соседской беседы в супермаркете.

Вот такая у Алексея была логика. Ирина никогда его не осуждала и даже пыталась понять. На любую его претензию она реагировала адекватно, принимая к сведению любой укор, но… ничего не делала, чтобы устранить этот негатив. Теплее по отношению к нему она не становилась, готовить чаще и больше она не любила. Количество котов в её доме не убавилось, а наоборот: после ссоры она принесла домой ещё одного котёнка…

В общем, Алексей сказал ей много лишнего, завершив свою тираду словами о том, что он уходит навсегда. На что она спокойно, в своей манере, ответила:

— Уходи.

Мужчин очень раздражало её спокойствие. Им не нравилось быть более эмоциональными на фоне женщины, которая просто не любила шума.

Глава 3

Тамара подошла к мужу и захотела его обнять. Но что-то помешало ей, она почувствовала себя очень неловко. Она уже забыла, когда в последний раз была ласкова с Владимиром. Им обоим это было совершенно не нужно. По крайней мере, так иногда им казалось.

Если раньше Вова всегда был молчаливым, спокойным, беспристрастным, и это являлось нормальным мужским поведением, то теперь его спокойствие выглядело отсутствием полноценного интереса к жизни. И это начинало сильно раздражать. Помимо привычного нежелания дотрагиваться до этой каменной статуи, у Тамары возникло ещё и отвращение. И даже презрение. Ей казалось, что этот родной, по документам, мужчина, терпел, заставлял себя быть сильным, а сам готов был расплакаться коровьими слезами. Эта игра в мужественность ей не нравилась.

Владимир действительно терпел. Терпел её тяжёлый взгляд. Такой, от которого становилось невыносимо. Но он не мог просто взять и попросить сменить этот взор на какой-нибудь другой. Как это вообще, сменить взгляд? Можно сменить интонации голоса, можно изменить причёску, но взгляд. Взгляды на жизнь, обычно, меняются только благодаря какой-нибудь серьёзной неожиданности, какому-нибудь случаю. Это Владимир знал по себе. Ведь когда-то он был совершенно другим человеком. Но что может случиться с Томой, чтобы она сменила этот оценивающий взор?

Она смотрела так, как смотрят на какую-нибудь вещь, которой пользовался очень долго, но потом решил взглянуть на неё по-новому, с совершенно другой стороны, и вот, после этого появилось чувство: а не обманули ли меня? Стоила ли вообще эта вещь моего внимания? Куда можно отправить свои претензии, сдать её или обменять? Что я получу взамен этой вещи, ведь без неё, вроде бы, никак. Но и с ней уже не так хорошо.

Вова дал такую характеристику её взгляду после того, как увидел этот же самый взгляд в глазах их дочери.

Дочка, Кристина, хорошая девочка двенадцати лет. Учится нормально, но, видимо, и в ней однажды что-то безвозвратно поломалось. Она никогда ни о чём не просила и, тем более, не требовала. Жили они не бедно, но и не купались в роскоши. И вот она начала аккуратно, но с постоянной периодичностью, намекать на то, что её мобильный телефон уже старый, не модный, у девочек в классе уже давно другие телефоны, и так далее…

После того, как Владимира неожиданно сократили на хорошей работе, на прежний уровень жизни они выйти так и не смогли. Мужчине не удалось устроиться на аналогичную по уровню должность. И Кристина это понимала, но всё равно невзначай начинала эти разговоры о телефоне.

Модель была не такая уж и старая, но прогресс не стоял на месте, и фирма, выпускающая телефонные аппараты, радовала своих поклонников новыми моделями с более совершенным функционалом, но… это было фактически то же самое, только более актуальное на данный период времени. Пройдёт ещё год, или меньше, и снова новинка превратится в предмет вчерашнего дня.

И так будет всегда. Сейчас не выгодно вкладывать деньги в развитие науки, в освоение космоса. Значительно больший спрос на развлечения, которые так необходимы людям здесь и сейчас. Не какая-нибудь перспектива открытия новых, пригодных для исследования или жизни планет влечёт среднестатистического обывателя. Ему нужен комфорт и развлечения сегодня. Он живёт один раз, и ему надо сегодня проживать свою жизнь максимально приятно в окружении передовых технологий. И производителям очень не выгодно делать вещи, что называется, на века. Искусственно созданная, постоянно меняющаяся мода, ограниченный по сроку служения технический потенциал и неимоверная потребность в постоянном потоке покупателей делает этот мир слишком занятым для того, чтобы создавать и исследовать что-то выходящее за пределы зоны комфорта обычного человека. Зачем нам далёкие звёзды, если сейчас человеку скучно на Земле без нового девайса?

Не изобретение какого-нибудь телепорта, а новые предметы, подчёркивающие статус и уникальную индивидуальность человека необходимы обществу. Эта агрессивная манера потребления и придуманной статусности заняло разум маленькой девочки, которая мечтает о новом телефоне, в то время, когда старый стал ей ненавистен. Нет, он не сломался. Может, стал немного «подвисать», но не перестал звонить, не перестал делать и воспроизводить на своём не обесцветившемся экране фото — и видеоматериалы.

Телефон не перестал быть многофункциональным гаджетом, но он стал ненавистен. Он стал лишним в её жизни, но без него никак. Социальные сети и прочие развлечения не должны оставаться без её внимания. Ведь это так важно тратить своё время на нереальную жизнь, отображённую на бесконечных широтах интерактивного пространства.

Интерактивные пространства бесконечны, жизнь — нет.

Владимир заметил, что даже смена ярких чехлов не сможет поменять суть аппарата, который стал слишком привычным в своём безобразии. И благополучные перемены к лучшему в жизни Кристины были связаны только с получением нового мобильного телефона. Хорошо хоть девочка спокойная, вся в отца, не требует, и не закатывает истерик, а всего лишь иногда мечтает вслух о новинке.

А Тома вслух не мечтает. Может быть, она даже ещё не сформулировала причину своего недовольства. Но этот её взгляд был совершенно понятен Владимиру, и мужчина старался его не замечать, ведь исправить сбой в системе мышления некогда любящей его женщины он не мог. Пытался что-то делать, но не знал, какие методы смогут повлиять на эти процессы. А женщина хотела понять себя и свои чувства, ничего не делая с причиной изменения жизненных взглядов, которые крылись глубоко в её собственном сознании. Логика в размышлениях Владимира была основана на материальных аспектах существования, а Тамара опиралась только на собственные чувства. Просто жизнь семейной пары наполнилась дополнительными раздражающими факторами.

— Может, спать пойдём, ты так рано встаёшь, — Тамара попыталась придать голосу оттенок заботливости.

— Да, сейчас иду, — ответил Владимир.

Он, как всегда по вечерам, долго сидел на кухне и что-нибудь читал. Или просто думал о своём. Ложился поздно, вставал рано. Работа на стройке после карьеры в должности ведущего инженера не отразилась на его режиме дня. Разве что только дома он стал находиться реже.

Тома ушла в спальню, а Владимир ещё выпил чаю. Он не грустил, не тосковал, он просто всегда любил посидеть в тишине. Это было его своеобразным развлечением.

Осенние месяцы в этом году проходили спокойно для Владимира, в отличие от прошлогодних, когда он потерял из-за сокращения хорошую работу. Ему казалось, да и не безосновательно, что он всегда был на хорошем счету — но этого недостаточно. Помимо профессиональных качеств, успешный карьерист должен обладать и человеческими, позволяющими иметь более тесный контакт с руководством. Но общаться на неинтересные темы Владимир не умел, и его молчаливость нередко принимали за грубость. Вежливость принимают за слабость, а молчание — за незаинтересованность. Плохо быть слабым незаинтересованным грубияном в глазах окружения.

К сожалению, хорошее знание дела не сыграло решающей роли в нелёгком выборе кандидатов на сокращение. Казалось, с таким опытом у Владимира не будет проблем в поиске работы, но что-то пошло не так, и вот уже год он работал на стройке. Но ему нравилась эта работа, ведь немало приходилось трудиться руками, несмотря на не последнюю должность на строительстве объекта.

Он привёл себя в отличную форму, однако это не прибавило страсти в глазах его супруги Тамары. Вове было тридцать шесть лет, жена была младше на три года, и ещё одним её душевным переживанием были мысли о том, а туда ли уходит её молодость?

В своей мнимо уходящей молодости, она была достаточно эффектной девушкой. Заморочки супруги Владимир стойко терпел. Он не представлял себе жизни без её, хоть часто и недовольного, но очень симпатичного личика…

* * *

У Владимира был личный помощник, заодно служащий переводчиком в общении с рабочими из соседней солнечной республики — его имя было Толибжон. Многие его звали просто Толик, но Владимир называл его только настоящим именем и уважительно относился к нему, как к человеку и как к работнику. Мужчина, немногим за сорок лет, с густыми усами и волевыми чертами лица, этим утром выглядел напуганным. Он тараторил, переходя на родную речь:

— Там Джонни, конструкция, рухнул!

Только после последних, понятых Владимиром, слов, они побежали к месту происшествия.

Утро начиналось ужасно. Причём, с самого начала.

Вове пришлось опоздать на работу из-за дорожно-транспортного происшествия, когда в него врезался на перекрёстке «Мицубиси Лансер» десятой модели с очень агрессивным молодым человеком за рулём. Парень явно был не прав, но винил во всём Владимира, старый, но надёжный джип которого почти не пострадал, не считая разбитой фары. Долгое составление протокола и прочие прелести разбора ситуации отсрочили приезд Владимира на работу. Когда тот только переоделся, к нему и прибежал испуганный Толибжон.

Суть происшествия была в том, что часть металлоконструкции, по неведомым причинам, рухнула, и Джонни, молодой парень, имя которого было упрощено с родного языка среднеазиатской страны, оказался под завалом, который быстро разобрали.

Но парень не приходил в себя. Вызвали «Скорую».

Молодой человек умер до прибытия бригады врачей. Пришлось привлечь и полицию. Поскольку ответственным за всё был именно Владимир, то инцидент приобретал крайне неприятный для него оттенок. Да и парня было жалко. Ещё совершенно не понятно было то, в чём именно крылась ошибка, которая привела к трагедии.

Поздно вечером Владимир подъехал к дому в крайне подавленном состоянии. Особенно ему не понравилась короткая беседа со следователем, фамилия которого была Жилов. Тот слишком грубо себя вёл.

Владимир припарковал свой джип рядом с «Тойотой Камри», автомобилем броского красного цвета, который они купили Тамаре на её тридцатилетие. Тогда Вова ещё надеялся такой покупкой изменить уже ухудшающиеся отношения.

Он долго сидел в своём автомобиле, слушая чьи-то плоские шутки по радио, собираясь с мыслями о том, как рассказать обо всех неприятностях жене. Ведь не рассказать он не мог, это было бы неправильно. Ещё он думал, как бы от всего отдохнуть, надолго не выпадая из общего течения жизни, догнать которое с каждым годом становилось всё сложнее.

Он поднялся на свой этаж. В соседней квартире снова что-то громко отмечали молодые жильцы. Слышались пьяные крики и громкая музыка. Владимир зашёл в свою квартиру, разделся. Осень становилась холодной, и он уже носил зимнюю куртку. Мужчина сам разогрел себе еду.

Первой к нему всегда подходит дочь, чтобы просто поздороваться, но сегодня она даже не зашла на кухню. Может, чем-то занята.

Зато на кухню зашла жена. Не поздоровалась, и это нормально. Он тоже чувствовал себя неловко, когда в такие моменты говорил мантру «привет, как дела». Её дела ему действительно были неинтересны, если не случалось что-то более неординарное, чем сплетни её коллег и претензии хамовитого начальства. Но, в таком случае, супруга бы сразу обо всём поведала.

Жена начала мыть посуду, а Владимир молча пил чай с пряниками.

Тома сказала:

— Завтра надо съездить к моей маме, у неё опять что-то с краном. Можешь заскочить к ней в обед ненадолго?

— Я не смогу… у меня неприятности, — сухо ответил Вова. Надо было сразу начать обо всём рассказ, но он мешкался.

— Неприятности у него! Там до неё две минуты доехать-то. У тебя вечно какие-то неприятности, — заворчала жена, ей очень не понравился отказ мужа.

— У меня ЧП на объекте, завтра в обед я должен опять непонятно зачем ехать к следователю, а вечером опять на «ковёр» к руководству! — Повышая тон, сказал Владимир. Чётко и твёрдо.

Редко он позволял себе повышать голос. Обычно это происходило только на работе. Но после этого его обычно сразу «отпускало».

Жена молчала, но в её движениях появилась резкость, звон посуды стал сильнее. Владимир решил сбавить возникшее напряжение:

— На следующий день, в обед, поеду в страховую. У меня была авария. А вечером могу заехать к твоей маме.

Тома продолжала молчать. Домыла посуду и, собираясь уходить в спальню, она вдруг захотела ненадолго приобнять своего мужа, почувствовав, что ему и ей это необходимо. Но сдержалась, тихо сказала:

— Ладно, не надо. Кристина опять заболела.

Она ушла, не проявив никаких тёплых чувств, а Владимир остался сидеть в одиночестве, проклиная сегодняшний день. Кристина часто простужалась. Он не решился пойти в её комнату, чтобы не мешать своим нелепым участием в процессе её выздоровления от очередного ОРЗ.

Глава 4

Тихон всё ещё не мог отвыкнуть от того, как за многие годы его тюремного срока в нём чётко засело ощущение замкнутого пространства. Узкий переулок для него казался нескончаемо длинным, а улица так вообще. Открытое море. И люди. Люди другие. Их взгляды. Они такие лёгкие. В них нет агрессии, тоски, хитрости и хмурости. Будто жизни они не видели, а так, лишь весёлые картинки рассматривали. Не тыкала их судьба лицом в грех. И не нужно жаловаться на то, что у тебя есть. У кого-то нет вообще ничего, и нет жалоб. Совсем.

Не хотелось Тихону жаловаться. Не умел он. Хотелось только немного побольше тепла.

Он отвык от такой осени. Осени в открытом пространстве. Там, где он провёл тринадцать лет из пятнадцати, обещанных судом, было почти всегда жарко. Жарко и душно, воздуха не хватало. А здесь воздуха было много, но он был неприветливым, холодным, колючим. Зато это был воздух свободы. Огромной, необъятной свободы. В которой так чётко чувствовалась беспомощность. Не от того, что прошлое не перепишешь, не изменишь, а от того, что настоящее без фундамента прошлого — это босая бедность. Чем больше лет в жизни проходят в бездействии, тем меньше в будущем удобств.

Холодные дни октября встретили новую жизнь Тихона Сидорова. И как бы сейчас не было грустно остаться без тепла в пасмурный день, эта новая жизнь бывшему узнику нравилась значительно больше жизни прежней. Хоть и идти ему было ровным счётом некуда. Вернее, имелся один адресок.

На выходе из тёплого подъезда некогда родного дома, Тихон достал сигарету «Прима» без фильтра. Зажёг спичку, закурил. Он захлопнул дверь, понимая, что сам её не откроет из-за нового устройства на ней, именуемого домофоном. И тот человек, к которому он приходил, тоже не откроет ему эту самую дверь. А так хотелось остаться хотя бы в подъезде. На ночь. Но до ночи ещё очень далеко, было позднее утро.

Впрочем, это не важно.

Не станет он позорить сестру ночёвкой в этом подъезде. Не пустила она его на порог. После того, как он сел в тюрьму, отреклась она от него. Как и мать, ныне покойная, которая и оставила эту квартиру в наследство дочери, не считаясь с сыном-убийцей. Так и остался Тихон без родных и без жилья. Впрочем, он был благодарен сестре за то, что она смогла дать ему немного денег.

Он ни на что особо не рассчитывал. Разве, на милосердие. Но не приехать сюда не мог. Потому что некуда больше. Да и скучал.

Ещё ему очень хотелось выпить. Хоть и дал он себе когда-то слово не пить алкоголь, но залить горячее чувство отчаяния всё равно хотелось. Свобода, как-никак. Он докурил, бросил окурок в урну, медленно пошёл мимо знакомых, но так сильно выросших тополей.

— Тихий! — раздался хриплый голос за спиной.

Мужчина обернулся. Так его называли только на зоне.

Перед ним стоял грязный, но довольный жизнью Борзой. Тот освободился раньше Тихона. Но вот и снова их свела судьба.

— Чего? — смог ответить, оборачиваясь, Тихон.

Ему не понравилось то, что на свободе ему напомнили его имя, данное в тех местах, где жизнь становится горькой в сигаретном дыме, черноте чифира и ограниченности холодных стен.

— Не узнал что ли? — подошёл к нему человек, очень похожий на бомжа. — Это я! Борзой!

Тихон его, конечно же, узнал ещё по голосу и честно признался:

— Не ожидал тебя увидеть.

— А я тебя, Тихий, увидеть-то как раз таки ожидал. Всё утро здесь торчу. Заранее прознал, что откинешься ты. Заранее знал, что сюда приедешь. И знал, что сестрица твоя тебя на порог не пустит.

— К чему такое внимание к моей жизни? — Тихон спросил, но понимал, каким будет ответ.

— Ты не смотри, как я сейчас выгляжу. Это для конспирации, — начал издалека Борзой. — У меня дело к тебе выгодное. Собираем мы с надёжными людьми команду. Дела серьёзные предстоят. Нужны нам кадры, способные подсобить. Думаю, выбор у тебя небольшой. На улице сгнить или подняться. Много времени на раздумье не дам. В этом городе я проездом. Сегодня тут, завтра там. Подробностей, разумеется, сразу не расскажу, не обессудь.

— Нет. Не хочу я в это впутываться. Жить хочу по-другому, — Тихон был твёрд в своих словах, Борзой даже не смог ему возразить.

— Возьми, — сунул неопрятный мужчина смятый листок в руку Тихона. — Это номер мобильного телефона. Как тяжело станет, позвони, примем тебя, как своего.

— Хорошо, — ответил Тихон.

Он попытался уйти, как Борзой снова его остановил. На этот раз с просьбой в голосе:

— Может, у тебя есть чем подогреть? Мы ещё только в начале пути, не всегда хватает…

Тихон отдал ему пятьсот рублей, не засвечивая остальные деньги. Сослался на то, что больше нет, и ему не на что жить. Сидорову казалось, что Борзой может и убить за такую сумму. Впрочем, тот лишь отблагодарил и они разошлись. Каждый своей дорогой.

Глава 5

Максим Чижов сидел перед экраном телевизора и пил пиво. Это была уже четвёртая, или, всё-таки, пятая бутылка за вечер. Он не помнил. Но, судя по его ощущениям, бутылка вполне могла быть и шестой. В общем, не важно. Важно то, что она была последней, и больше пива в большом и пустом холодильнике Макса не было. Чипсы закончились ещё на второй бутылочке «Пражечки».

За окном заморосил холодный дождь, там было темно и жутко. В квартире тоже царила темнота, как и в душе пару месяцев назад отпраздновавшего своё тридцатидвухлетие мужчины. Терзала его тоска несусветная, слишком много всего выпало на его жизнь, которую он проводил совершенно не так, как хотел. В жизни чувствовался кризис, а алкоголь помогал лучше пережить эти периоды безрадостности.

Расфокусированным взглядом мужчина наблюдал за футбольными баталиями в рамках группового этапа Лиги Чемпионов, где Леверкузенский «Байер» принимал на своём поле Санкт-Петербургский «Зенит». Близился к завершению первый тайм, а забитых голов так и не было. Впрочем, Макс уже не следил за тем, что творилось на поле. Он лишь изредка переводил туда взгляд, когда комментатор повышал голос, переживая за какой-нибудь острый момент. Но всё равно было скучно, и запасы пива, как нарочно, были на исходе.

Зато не заканчивались мысли о том, насколько бестолково проходит жизнь, что со стороны чужого человека может показаться вполне успешной: своя жилплощадь, хороший автомобиль, удачно развивающаяся карьера, красивая внешность, атлетическое телосложение. Конечно, успех у женщин. Что ещё нужно мужику? Все бывшие друзья и сослуживцы погрязли в зависти и нищете, остались копошиться в своём болоте. Да даже нынешние коллеги смотрели на него с завистью.

Но не особые умственные способности позволяли занимать более удачную и выгодную позицию в коллективе, а необычный вид блата, благодаря которому нужно всего лишь успешно создавать иллюзию трудовой занятости. У Макса есть свой, правда не очень большой, кабинет, в котором он обычно играет в компьютерные игры, изредка делая лёгкие отчёты на основе уже имеющейся информации. Его трудовой быт разбавляют нечастые командировки, в которых он может развеяться от просиживания штанов в офисе. И, наверное, скоро ему выделят кабинет побольше. Чтобы коллеги вновь лишний раз задались вопросом: какого чёрта у этого лентяя условия лучше, чем у них? Вот будет места побольше, тогда, наверное, Максим совсем обнаглеет, и станет водить в свой кабинет проституток. Последняя мысль его насмешила, но идущая за ней вернула в прежнюю меланхолию: но тогда Лены ему точно никогда не добиться.

Да, «бегал» он за этой неожиданно смышлёной блондинкой уже около года, но её внимания во внерабочее время он добиться не мог. Лена была младше мужчины на семь лет. Без семьи и серьёзных отношений, она целиком и полностью посвящала себя карьерному росту, и являлась одним из немногих прямых начальников Максима. В отличие от него свою высокую должность она завоевала своим упорным профессиональным трудом и ничем больше.

Раньше, только вступив в свои полномочия при переводе в центральное управление, где уже вовсю «работал» Чижов Максим, она попыталась загрузить своего подчинённого работой, которую он должен выполнять, находясь на такой, достаточно высокой, должности. Но более высокое руководство, которое было в курсе про особый статус молодого человека, решило Лену тут же уволить. От греха подальше. Но Максим вступился за неё и помог избежать трагедии в её карьере. Причём со стороны это всё выглядело достаточно элегантно, и, благодаря этому эпизоду, придираться к молодому человеку она перестала, оставив его выполнять тот ежемесячный план, который любой сотрудник низшего звена выполнял бы максимум за неделю.

Появились новые командировки, которые Максу очень понравились. Было прикольно ездить куда-нибудь с Леной и техническим директором, тихим и интеллигентным мужчиной, который лишний раз предпочитал ни в чём не утруждать Максима. В таких поездках на троих Леонид Павлович обычно никак не участвовал в общении с подчинёнными, а те, в свою очередь, болтали на абсолютно любые приличные, а иногда и не очень, темы. Это стало зачатком приятельских отношений, которым Макс был рад. Но каждая положительная эмоция Лены завоёвывалась им с большим трудом.

Но какие-либо знаки личного внимания Елена от Максима не принимала. Да и он уже очень давно не пытался как-то возобновить свои нелепые ухаживания. Ему не хотелось лишнего внимания других сотрудников управления к его персоне, да и ещё ему было ужасно стыдно за то, что Елена никак не отвечает ему взаимностью. Иногда он сам удивлялся: почему эта девушка смогла так надолго поселиться в его сердце? Маленького роста, без выдающейся фигуры. Но целый год это много.

Макса Чижова она сильно зацепила, но он считал себя сильным человеком, поэтому смог заглушить в себе симпатии к девушке. Получив внятные отрицательные ответы на свои ухаживания, он оставил свои чувства и амбиции в прошлом. Молодые люди стали просто хорошими приятелями. Его чувства стали спокойнее, он научился по-дружески шутить над ней, на что девушка не обижалась, если, конечно, это не было откровенной грубостью. Но и на это она долго дуться не могла. Других друзей у парня сейчас не было. Так, пару коллег-злопыхателей, над которыми он неистово подшучивал на «водопое» у кофемашины. Ещё было несколько собеседников, разделяющих его взгляды на хобби в спортзале и в тире. Что же касается серьёзных отношений, то их уже достаточно давно не было. Хотя вряд ли эти отношения можно было назвать отношениями, тем более серьёзными. Так, развлекуха на несколько ночей.

Да и одна его самая важная занятость не располагала к тому, чтобы заводить семью и закадычных друзей.

Тоскливо было Максиму в его одиночестве.

Прозвучал свисток, оповещающий об окончании первого тайма. Голов забито не было, а выпить ещё хотелось. Максим надел куртку, потом резко снял, кинул на пол, после чего бросился в комнату.

Куда же без этого, не стильно!

Через мгновение он небрежно повесил на себя удобную кобуру с двумя пистолетами «Глок 26», после чего опять надел куртку. Конечно, в подпитом состоянии брать с собой два компактных пистолета было не нужно, но Макс любил своё оружие, и нередко носил его с собой, как крутой американский коп, коим он, собственно говоря, и не являлся.

Хоть два ствола и были явным перебором, Максим был уверен в том, что когда-нибудь они спасут ему жизнь, и думал он так совсем небезосновательно.

Запихав в карман несколько тысячных купюр, обув хорошие осенние ботинки и надев дорогие кожаные перчатки, Максим вывалился из дома. Его мучила отрыжка от выпитого пива.

Перед самым его носом закрылся ближайший и самый любимый магазинчик. Ему пришлось идти до круглосуточного, который находился значительно дальше. Накрапывал дождь, и на улице не было никого. Молодой человек слегка замерз и немного протрезвел. Начал ругать себя за то, что не надел куртку теплее. Наконец, зайдя в супермаркет самообслуживания, он прямиком направился в алкогольный отдел. Он решил купить виски.

Проигнорировав выставленные вокруг алко-отдела тележки, он схватил бутылку «Блэк Лэйбл» и направился к кассе, где с помощью матерного лексикона позвал кассира, когда того не оказалось на месте. Девушка подошла в течение двух минут, после чего была обругана ещё раз, когда не продала ему виски, ссылаясь на федеральный закон о запрете продажи алкогольных напитков в ночное время. Обычно Максим был приятным в общении с девушками, но в этот день что-то на него нашло, и он был максимально агрессивен и груб. Может быть, сказалось плохое самочувствие — парня начало знобить. Ах да, ещё этот кризис. На каждого ведь находит плохое настроение, в этом нет ничего страшного.

Порядочно, но не продолжительно, выругавшись, Максим пошёл в круглосуточный магазинчик подвального типа, известный на всю округу тем, что там продавали алкоголь даже ночью, вопреки закону.

У магазинчика крутилась небольшая компания алконавтов. Там всегда кто-то торчал быдловатого вида. Это место было своеобразным сборищем местной «элиты». Также рядом с магазинчиком стояла «девятка», её двери были открыты, из салона доносилась очень плохая музыка. Из таких машин никогда не доносится хорошая музыка. Макс был готов к конфликту на все сто, но никто ничего ему не сказал.

Выбирать было не из чего, пришлось взять единственную бутылку «Вайт хорс» практически по той же самой цене, по которой продавался «Джек Дэниелс» в нормальном супермаркете. Ещё мужчина купил шесть бутылок «Хугардена» и полторашку «Кока Колы». С двумя пакетами чёрного цвета он вышел из магазина и направился в сторону дома самой короткой дорогой. Никто из алконавтов и молодёжи из «девятки» снова не обратил на него внимания, Макс даже расстроился.

Не дойдя до конечной цели несколько десятков метров, он решил справить малую нужду у гаражей и сараев, в соседнем дворе. Место было укромное, да и время уже позднее, поэтому вряд ли кто-то мог застать здесь парня врасплох. Удивительно, в этом дворе не было новостроек и элитного жилья, но территория была уютно облагорожена и везде царила чистота. Но намерения Максима были непоколебимы — он положил пакеты рядом с собой на тщательно подметённую землю, и принялся справлять нужду на старый и ржавый, похоже от аналогичных дел, гараж.

Да, этот гараж существенно портил окружающую картину благоустроенности. Коренастого мужчину немного мотало — может подступающая болезнь сказывалась, а может, всё-таки, было выпито более семи бутылок пива. Но пока он свято верил, что дойдя до дома и выпив вискаря, он сможет вылечить подступивший недуг.

Вновь начался дождь, который быстро усилился. Макс закончил свои дела, и, застёгивая ремень, почувствовал неприятный запах. В одно мгновение источник неприятного запаха приставил нетвёрдой, но решительной рукой что-то железное к горлу мужчины, и прохрипел грубым голосом ему на ухо:

— Деньги давай!

— В левом кармане куртки, — спокойно ответил Максим.

Там действительно лежали остатки денег, которые он взял с собой.

Незнакомец полез в его застёгнутый на молнию карман, ослабив нажатие железного предмета на горло.

Этого было достаточно, чтобы молодой человек крепко схватил руку грабителя, в которой тот держал небольшой нож, рукоятка которого была обмотана синей изолентой. Резким движением Макс дёрнул в сторону захваченную руку и нанёс несколько ударов локтём наотмашь. Все удары достигли цели. Потом Максим резко повернулся к нападавшему, не выпуская его правое запястье из своей очень цепкой хватки, и вывернул сопернику зафиксированную конечность так, чтобы тот не сумел оказать сопротивление.

Потом в одно мгновение мужчина нанёс удар левой ногой в область коленного сустава напавшего на него бомжа. Тот свалился на колени. Его правая рука, держащая нож, всё ещё была вывернута до болевого предела. Боец из бездомного был так себе. Он сипло гаркнул, будто даже приказывая:

— Отпусти!

Максим осмотрелся по сторонам — вокруг не было ни одной живой души. Тогда мужчина лёгким движением одной руки выхватил нож у бродяги. Выхватил, и очень точным, хлёстким жестом, не касаясь подушечками пальцев поверхности ножа, всадил неаккуратное, но острое оружие мужчине неопределённого возраста прямо под его грязную, хилую бороду. Тот тихо захрипел, выпучил глаза.

Макс поднял свои пакеты, отошёл на несколько шагов от завалившегося на землю грабителя-неудачника, ещё раз осмотрелся по сторонам. Дождь усиливался. Бомжа должны найти утром, и к тому времени дождь размоет и так уже практически не заметные следы ботинок Максима.

Пока парень думал над тем, какие ещё могут быть последствия, Борзой, который ещё утром пытался уговорить Тихона Сидорова вступить в его несуществующую банду, вытащил из своего горла нож. Это было последнее осознанное действие в его жизни — кровь хлынула фонтаном на землю, смешиваясь с водой, обильно падающей с неба. Спившийся и оставшийся на улице после второй отсидки мужчина тихо умирал в конвульсиях, а Максим наблюдал за этим, быстро трезвея, и уже жалея о том, что просто не избил бедолагу.

Когда бомж перестал дёргаться и поливать всё вокруг своей кровью, Максим ушёл домой, усложнив оставшийся маршрут. Нельзя было допускать ни одной ошибки даже тогда, когда лишаешь жизни такого не нужного для общества человека. Хорошо ещё, что в пылу борьбы Макс не выхватил пистолет и не застрелил бездомного, тогда проблем было бы больше. А так, придраться не к чему — на одежде и обуви не осталось никаких следов. Ботинки от грязи он отмоет сегодня же, а куртку и перчатки он хотел отдать в химчистку, но позже передумал.

Сделав несколько первых глотков виски, Макс успокоил себя тем, что просто в очередной раз убрал мусор из этого мира. Правда, сегодня он сделал это безвозмездно. Он обдумал своей поступок и пришёл к выводу, что это убийство не было ошибкой.

Включённый телевизор передавал завершение прямой трансляции футбольного матча из Германии, в котором местный клуб «Байер» обыграл российский «Зенит» со счётом 2:0.

Время за полночь. За окном не прекращал идти холодный дождь…

А за дверью уютного холостяцкого жилища Максима стоял Шарик и курил. Мужчина сорока пяти лет от роду, с небрежной щетиной, одетый во всё выцветшее чёрное, немного промокший, но счастливый.

Свою дурацкую кличку он получил ещё в раннем возрасте, и его давно уже никто так не называл, но мужчина нередко называл так сам себя. Просто потому, что это единственное, что осталось ему на память от счастливого детства, в котором всё было значительно проще и лучше. Но и на данный момент Шарик был счастлив. Счастлив от того, что наблюдал очень интересные и завораживающие вещи.

Он докурил, потушил пальцами сигарету и положил её в карман куртки, потом вышел из подъезда. На его счастье именно сегодня домофон не работал, иначе он вряд ли бы узнал, где именно живёт предмет его восхищения. Хотя его феноменальное чутьё могло бы выручить и на этот раз, но хорошо, что его пришлось приберечь для другого случая.

Шарик прогулочной походкой прошёлся мимо мёртвого бомжа, за которым он следил несколько часов. Тот лежал в луже собственной крови, и для Шарика это было прекрасно, несмотря на ту грязь, которую он после себя оставил. Впрочем, кровь — это единственное средство от грязи, что оставляет человечество на этой прекрасной, злобной планете.

А дождь и не думал прекращаться. Шарик, поправив капюшон, медленно направился в сторону своего дома. Его будоражил вихрь мыслей, не давая ему покоя.

Хотя этот день начинался вполне обычно — встав очень рано, он направился на работу. А работал он дворником, и уже много лет убирал несколько участков, получая дополнительную плату, работая больше нормы. У начальства он был на хорошем счету, его дворы всегда были в образцовом порядке. Лишь зимой, в сильные снегопады, ему в подчинение давали несколько помощников для уборки такой большой территории. Да и в вынужденные запои Шарик уходил редко — все его прогулы были непродолжительны и сильно на общем порядке не отражались.

В тот очередной хмурый осенний день он собрал немногочисленные остатки опавшей листвы, убрал мусор и просто бродил по своей территории, когда ближе к вечеру заметил бездомного, которого он раньше никогда не видел. Тот ковырялся в мусорных баках и весьма агрессивно общался с местным добродушным пьяницей, чуть не надавав тому тумаков за случайно брошенный в его сторону взгляд. Бездомный был пьян и постоянно поддерживал своё состояние, доставая из кармана небольшой флакон дешёвого спиртосодержащего вещества. Делая небольшие глотки, он продолжал своё путешествие по территории Шарика. За вечер он обошёл все мусорные баки ближайших к парку дворов, попутно нагло требуя у прохожих мелочи. Как ни странно, ему достаточно охотно подавали. Особенно, когда он жаловался на жизнь, рассказывая о том, что недавно вышел из тюрьмы. А в баках ничего интересного он так и не нашёл.

Свою судьбу в глазах Шарика незнакомец предрешил, нарушив чистоту одного из дворов, принадлежащих незаметному, молчаливому, но ответственному к своей работе дворнику. Наглец бросил на тротуар пустой флакон, в котором закончилось его изысканное пойло, после чего опорожнил кишечник в достаточно людном месте. Именно тогда Шарик достал из сапога складной нож и переложил его в карман, преследуя ничего не подозревающего, некогда уважаемого в узких кругах Борзого. Для алкоголика со стажем тот был достаточно активным и, возможно, мог оказать сопротивление или привлечь ненужное внимание.

Слежка затягивалась, на улице становилось холодно и сыро. Быстро стемнело. Бомж подошёл к ребятам, которые общались около круглосуточного магазинчика и пили пиво. Он попросил у них пару сигарет и мелочи. Ему не было отказано. После этого тот пошёл за хорошо одетым молодым человеком, вышедшим с большими, звенящими пакетами из подвального помещения небольшого магазинчика.

Бомж сначала грамотно держал дистанцию, но стал её стремительно сокращать, когда они вместе зашли в гаражно-сарайную зону, где случайных свидетелей в такую пору быть не должно, и их не было. Кроме Шарика.

Тот, спрятавшись в темноте подворотни, наблюдал, как парень остановился у одного из гаражей для того чтобы справить малую нужду. Дождь усилился, и бомж, осторожной, но кривой походкой незаметно подкрался к молодому человеку. Сначала он просто хотел ударить его холодным оружием, но видно понял, что хорошего удара у него не получится, поэтому просто приложил нож к горлу мужчины, который был его на пол головы выше.

Дальше произошло то, что произошло.

Потенциальная жертва оказалась не жертвой вовсе, а хладнокровным убийцей, каких Шарик никогда не видел. Резкими и точными движениями он заставил бездомного душегуба опуститься на колени молить о пощаде. Но бомж даже не успел полноценно воспользоваться случаем для слёзной мольбы о помиловании — элегантным и лёгким движением молодой человек всадил в его горло нож. По самую рукоятку.

После этого, Шарик, вместе с молодым человеком, наслаждались волшебным процессом угасания чужой никчёмной жизни. Молодой убийца не заметил его. Дальше Шарик максимально осторожно проводил своего героя до самой его квартиры — тот достаточно быстро потерял бдительность, что непростительно для такого мастера, каким он показался. Кто знает, вдруг в следующий раз на месте немощного, больного бомжа, окажется более крепкий профессиональный душегуб?

* * *

Максим несколько часов сидел перед телевизором, бесцельно переключая каналы. Его мысли были далеко, а крепкий алкогольный напиток потреблялся с достаточно высокой скоростью. Так он и уснул в кресле, когда Шарик уже давно храпел в своей маленькой однокомнатной конуре.

Прошло чуть более трёх часов, у Максима зазвенел будильник в телефоне. Парень с трудом выключил сигнал. Надо было собираться на работу.

Будильник был выключен, а в голове продолжало звенеть.

В это же самое время дворник Шарик уже подметал вверенную ему территорию от немногочисленного мусора. Дождь закончился лишь десять минут назад, и вокруг были одни лужи. Пасмурная погода предвещала новый приступ дождливости, и Шарик, в своей бодрости, спешил навести порядок до начала выпадения новых осадков. Было ещё темно и холодно, но небо уже готовилось к просветлению. Дворник находился в хорошем настроении. Теперь он знал, что на его территории живёт человек с уникальными способностями, достойный стать хорошим соперником.

Полицию Шарику пришлось вызывать самому. Раньше него никому не удалось наткнуться на труп бездомного мужчины. Полицейские приехали в течение получаса, взяли с Шарика показания, и, бегло осмотрев место происшествия, уехали, чертыхаясь на очередного «глухаря». Труп тоже достаточно быстро забрали с территории бдительного дворника. Вскоре снова начавшийся дождь окончательно перемешал всю оставшуюся кровь с грязью, и через пару часов уже ничего не напоминало о событиях, случившихся здесь прошлым поздним вечером.

* * *

Утро Максима было тяжёлым. Он налил себе в стакан немного вискаря, некоторое время смотрел на него, потом выпил. Сморщился. Выдохнул. Потом пошёл умываться.

После кратковременных водных процедур он съел упаковку активированного угля и запил всё это тёплым пивом.

Приняв холодный душ и одевшись в свежую одежду, Макс понял, что всё равно чувствует себя очень неважно и отражение в зеркале это подтверждало.

Он вызвал такси. Машина приехала быстро. На выходе из дома он прихватил с собой бутылку «Хугардена» в дорогу.

На работу он приехал почти вовремя. Спешно поздоровался с коллегами, которые обсуждали вчерашний матч у кофемашины. Лишний раз не делая выдохов, чтобы не создавать негатив за своей спиной, он добрался до своего кабинета. Максим включил компьютер, открыл первый попавшийся документ, устроился поудобнее в кресле и закрыл глаза. Вчерашний вечер серьёзно подпортил ему настроение на ближайшее время. Ещё он чувствовал, что простыл: его знобило. Постучавшись и не дождавшись приглашения, в кабинет зашла Лена. Максим смог только открыть глаза.

— О, я вижу, работа кипит, — её сарказм был, как всегда, безобидным.

— У меня болит голова, — с трудом ответил Макс.

— Отговорка не принимается, — Лена была в бодром, приподнятом настроении. — Я тебе принесла документы, в которых ты напортачил. Надо переделать, я отметила ошибки.

Она протянула ему несколько листов с его недавним отчётом, с которым он, откровенно говоря, не справился. Не было в тот день настроения. Он взял бумаги, взглянул на объём работы и страдальчески вздохнул.

А Лена продолжила активничать:

— Так, половину ошибок я исправила, а самое очевидное давай уж сам, с меня руководство будет завтра всё это требовать. Тут работы на полчаса, если ты черновики не удалил.

— Да не удалил я ничего, — с раздражением сказал Максим и кратковременно закашлял.

Лена сжалилась над ним:

— Как дело сделаешь, иди домой, но мне всё покажи сначала. Дома только лечись, пожалуйста, а в понедельник выходи.

— Спасибо, ты очень добра.

— Ну, работай! — Лена вышла из кабинета.

Макс не мог её подвести и принялся медленно, но сосредоточенно переделывать свою работу.

Глава 6

— Чё какой грустный? — спросил Василий у Владислава.

Влад не знал, что ответить незнакомому мужчине на такой вопрос.

Пока он думал, сосед, ухмыляясь, уже вышел из лифта на седьмом этаже. Влад Бекетов покинул узкую кабинку лифта на последнем, девятом.

Мужчина действительно растерялся. Он не знал, что можно дожить до сорока пяти лет и услышать такой неуместный вопрос в свой адрес. Вопрос от человека, с которым они никогда не общались, даже почти не здоровались, хоть и изредка виделись — всё-таки в одном подъезде живут много лет. Неудобный вопрос.

Заперев дверь своей квартиры, Влад продолжал думать об этом, и даже начал переживать.

Ему всегда было крайне неприятно, когда ему задают необязательные вопросы. Стоит ли на них вообще что-то отвечать? Например, вопрос «как дела?» уже не вводит в ступор, но также неуместен от людей, которых твои дела совершенно не касаются. Не касаются и не интересуют, но они всё равно спрашивают. Самое плохое в ситуации, что спрашивают так, по ходу дела, не планируя услышать развёрнутый ответ. Но если спросил, то уж будь добр — слушай! Ведь не всегда можно дать однозначную и содержательную оценку своих дел, поэтому не будет лишним и рассуждение о том, где какая неприятность тревожит, а что можно занести в актив из того, что случилось в последнее время. Но отвечать приходиться так, чтобы было коротко, ясно. И не обременительно для того, кто задал вопрос. То есть ответить одним словом «плохо» нельзя.

Сам Влад Бекетов таких вопросов не задавал, только если кому-нибудь из давних знакомых. Правда, один раз он поинтересовался у коллеги положением его дел, когда воцарилось неприятное молчание, после того как они поздоровались и стояли друг напротив друга у кабинетов начальников. Только потом Владислав заметил, что вопрос вывел его коллегу из состояния задумчивости, и тот кратко, как и подобает ситуации, ответил: «лучше всех». После этого вновь погрузился в раздумья. А Влад поспешил незаметно покинуть общество хмурого товарища, чувствуя дискомфорт. Но он был удовлетворён ответом, ведь коллега отсутствовал две недели, видимо, был в отпуске. Разумеется, ему на тот момент было немного грустно, что отпуск закончился, но провёл-то он его на должном уровне, отдыхать — не работать! Больше он этого человека в своей жизни не видел, узнав несколько позже о том, что тот ходил не в отпуск, а в запой, и на работу он тогда вышел лишь для того, чтобы получить расчёт и забрать трудовую книжку при официальном увольнении за прогулы. Вот такая получилась ситуация в полной мере показывающая неуместность вопроса и статичность ответа.

Что же касается фразы, сказанной соседом в лифте, то здесь имеет место лишь некультурное воспитание того, кто задал такой вопрос. Его ведь также не заботил полноценный ответ и совершенно не волновало то, что у Влада такое выражение лица на протяжении всей сознательной жизни. Вопрос-издёвка для акцентирования внимания на собственном позитиве и мнимом остроумии. Поэтому Бекетов не знал, что ответить.

Дела у него были действительно плохими. И ему было очень паршиво.

* * *

А Василию Кошкину было весело, он возвращался с работы с чувством собственного восхищения. В последние годы его это чувство посещало нередко. Он умел радоваться тому, что имеет. Вернее, он научился радоваться тому, что имеет. По крайней мере, со стороны именно так и казалось. И из любого малейшего обстоятельства, что имело и имеет место в его жизни, он (с должными манипуляциями с самовнушением и фантазией) мог сделать предмет для гордости. Даже его чувство юмора, которое привыкли игнорировать коллеги Василия Кошкина по работе, вполне устраивало мужчину: самого себя он видел образцом блестящего интеллекта, остроумия и находчивости. Он часто смеялся над своими шутками во весь голос, не видя хмурых лиц своих сослуживцев. В моменты таких приступов личного неудержимого веселья, он даже не замечал, что никто, кроме него, и не смеётся.

Работал Василий в полиции, числился оперуполномоченным в местном РУВД. Разумеется, данный статус являлся особым предметом гордости сорокадвухлетнего мужчины. Служба ему нравилась, хотя не сразу он нашёл себя на этом поприще и часто задумывался о том, что выбрал не свою профессию — слишком сложно ему давались служебные обязанности и очень медленно он шёл по карьерной лестнице. Но года шли, близилась пенсия, к работе он приспособился и мог наслаждаться тем, что его умений было достаточно для того, чтобы занимать приемлемую должность.

Ещё его не могла не радовать его полноценная, во всех отношениях, семья. Женился он рано, на девушке, которая была его немного старше, и которая украсила его жизнь двумя сыновьями. Особенно он гордился старшим, Ромкой, который учился на юридическом и хотел пойти по стопам своего отца. А младший, Антон, решил стать врачом. Но оно и к лучшему, ведь парень был более застенчивым и скромным, нежели его старший брат.

Парням было двадцать один и девятнадцать лет соответственно. А жена Василия, Людмила, была директором сетевого продуктового супермаркета: женщина строгая, но уверенно ведущая своё хозяйство, как дома, так и на работе.

Всё в жизни мужчины шло по плану ещё и потому, что он не умел завидовать так же, как и не умел шутить. Жизненная философия Василия Кошкина была твёрдой, и логически сформированной — если не умеешь радоваться тому, что у тебя есть, то прилагай усилия к совершенствованию своей жизни в плане позитива. Ведь значительно меньше усилий требуется на то, чтобы всё-таки стать фальшиво счастливым сейчас, чем бороться за неизвестное, призрачное завтра, которое, как известно, не наступает никогда.

Другие оперативные работники относились к нему со снисхождением и не особо уважали его, как опытного сотрудника. Они были злые и упёртые, не такие, как Василий.

Зато Вася много лет дружил со следователями, Кириллом и Михаилом, которые более охотно общались и сотрудничали с ним. Таким образом, мужчина не давал себе отчёта в том, насколько его реальность соответствовала действительности, ведь в его мироощущении всё было хорошо. И очень бы ещё хотелось, чтобы это самое «хорошо» видели все вокруг и завидовали бы такому успешному, несколько располневшему за последние годы Василию Кошкину.

Позитивный настрой Васи сменился полным недоумением, когда на входной двери своей квартиры он увидел нарисованный мелом узорчатый крест, обведённый в три неровных круга. К странным рисункам была прикреплена записка. Она торчала из двери около ручки.

Мужчина долго разглядывал эту инсталляцию и не решался что-либо с ней сделать. Весь рисунок был начерчен неровно, будто дрожащей рукой. Но крест получился убедительным — на нём даже была обозначена косая перекладина, находящаяся ниже прямой. Такая же, как и на крестах, что водружались на церковные купола. Либо на могилы.

Как ни странно, никаких мыслей и догадок у мужчины не было, когда он рассматривал это творение. Тщательно исследовав каждую линию рисунка, он вытащил записку. Это оказалось непросто, пришлось её немного надорвать и серьёзно помять. С какой же силой её запихнули в узкую щель проёма! Но Вася Кошкин справился. Прочитав записку, он озадачился её сильнее. Помятый клочок бумаги вмещал в себя чьи-то стихи. Не сразу он узнал почерк своего младшего сына.

* * *

Семейный вечер в этот раз удался на славу: смеялись все, даже сам виновник веселья, хоть ему и было сильно неловко. Хотя, чего греха таить, Антон Кошкин хотел просто провалиться под землю от переполняющего его стыда и необъяснимого дискомфорта. Он искренне желал, чтобы это всё поскорее закончилось и никак не отразилось на его дальнейшем существовании в виде постоянных шуток и напоминаний о том, в чём он сам, по сути, и виноват.

А получилась такая ситуация: ещё вчера он прибирал свой бардак на столе. Выбросил ненужные бумажки в мусорной пакет, что был практично вложен в ведро, которое стояло на кухне для соответствующих нужд. На следующий день ведро оказалось переполнено и мать, выходя утром на работу, попросила домочадцев вынести мусор. Разумеется, Роман эту просьбу проигнорировал, а отцу тем более было не до мусора. Вернувшись раньше всех домой, Антон также не поторопился убрать из квартиры чёрный пакет. Парень долго собирался с силами, чтобы это сделать, но выйти из дома ему мешала лень и компьютерная игра, что увлекла своим сюжетом. Студент просто вынес пакет за пределы квартиры. Он, без каких-либо задних мыслей, положил его на пол у входной двери, чтобы тот не разносил зловония по квартире, а наполнял соответствующим запахом лестничную площадку этажа, где проживало семейство Кошкиных. Молодой человек надеялся на то, что вскоре он закончит играть и донесёт пакет до мусорного контейнера, который стоял во дворе дома. Либо кто-нибудь из домочадцев вернётся и сделает это за него, немного пожурив неряху.

Но случилось целое представление.

По всей видимости, древняя бабушка, что жила этажом выше в компании со своим старческим сумасшествием, каким-то образом заприметила это безобразие. И указала грешникам на их грехи. Что она делала на их этаже — неизвестно, но кроме неё подумать было не на кого. Все соседи были спокойными, в своём уме, тем более знали, что глава семейства работает в полиции.

Поэтому все в семье Кошкиных пришли к выводу, что бабушка-колдунья (как иногда её звали) поковырялась в мусоре и нашла бумажку со стихами, которые когда-то написал Антон, будучи под впечатлением от творчества какой-то мрачной рок-группы. Вообще, парень сам давно хотел заняться музыкальным творчеством, но для того, чтобы сколотить группу у него не хватало лидерских и организаторских качеств (да, вероятнее всего, и таланта), поэтому дальше написания плохих стихов и бренчания на гитаре в полном одиночестве дело не доходило. И именно это стихотворение, не ставшее песней, зато ставшее, на время, мусором, внезапно приобрело популярность, ведь с ним ознакомилось такое большое число людей.

Обычно, никто, кроме Антона, да периодически смеявшегося над братом, Ромки, не знал о самобытном рифмоплётстве молчаливого паренька. А сегодня та самая бабушка, разум которой собрал чемоданы и свалил от неё лет двадцать-тридцать назад, наткнулась на самое плохое, по мнению Антона, стихотворение его авторства. Престарелая женщина не оценила красоты словообразований и разгневалась не на шутку, призвав своим убедительном художеством… непонятно к чему. Может быть, к тому, что не следует оставлять мусор в подъезде. Или писать плохие стихи.

А бабушка, помимо своего странного поведения, ещё славилась тем, что снимала порчи, творила любовные привороты и вообще давала ценную информацию о грядущем будущем посредством профессиональной дружбы с чёрной магией и, возможно, с самим чёртом. Люди к ней ходили нечасто и никому не мешали. Но об этом знали все жильцы дома. Соседи относились к данной деятельности скептически, кроме, конечно, постоянных её клиентов: нескольких женщин лет сорока-пятидесяти. Знал об этом и Василий, но уголовный кодекс не запрещал ни белую, ни чёрную магию, а за свои услуги бабушка денег не брала и никаких жалоб на неё не поступало. Своеобразный кружок по интересам несколько лет функционировал в этом многоэтажном доме, не принося никаких неприятностей местным жителям.

О том, кто нарисовал крест, приложив записку со знакомым почерком, Василий догадался не сразу, но, приложив свои способности в области логики и дедукции, пришёл к надлежащему выводу. Автора стихотворения разоблачили по медицинскому почерку и направленности творчества — Антон всегда увлекался всякой ерундой, связанной с музыкальными направлениями, превозносящими несчастную любовь, страдания и смерть. Одно время Вася хотел отвести сына на приём к психологу, но лень (похоже, передающаяся по наследству особенность) и предположения о том, что это всего лишь пережитки подросткового возраста, оставили его мысли в разделе нереализованных планов, которых и так было немало.

И вот теперь, собрав вечером всю семью за кухонным столом, Вася Кошкин во второй раз, но с большей наигранностью, перечитывал вслух стихотворение сына под названием «Мёртвые чувства»:

«Ты больше не дышишь

И высохли слёзы.

Мы были не ближе,

Чем яркие звёзды

Своего небосклона —

Проклятая высь.

Твоего последнего стона,

Отпустившего жизнь!

На моих руках

Ты, как ветер, легка.

Заблудилась во снах

Мёртвая красота.

Твоё холодное тело,

Погасшая душа —

Полюбить меня не успела,

Жаль, что ты умерла…

Я несу тебя в лес,

Что б дыханьем согреть!

Твоей судьбы крест

Моей любви — смерть!

Целомудренный взгляд

Нетронутой чести.

Наш последний закат

Мы проведём вместе.

Я постелю тебе одеяло

Из мёртвых цветов.

Этой жизни было так мало,

Что б сохранить любовь!

Я ласкаю твои волосы,

Целую твои губы…

Не услышать мне твоего голоса,

Несчастны наши судьбы!

Оставлю в молчанье

Тебя среди мрака,

Убьюсь своей печалью

И своим страхом…»

— Сынок, в лес-то зачем?! — смеялась мама Антона.

— Это уже некрофилия, Антошка! — вторил отец.

— Это диагноз! — заливался смехом Рома.

Парень ничего не отвечал, только глупо улыбался. Он понимал, что будет выглядеть ещё глупее, если выхватит листок из рук отца и убежит в комнату сжигать остатки своего постыдного творчества. С этого момента он твёрдо решил больше не марать бумагу стихами. Осталось только подождать, когда все забудут про этот конфуз. Но пока на это надеяться не приходилось.

— Сынок, у тебя есть какое-нибудь позитивное стихотворение? — спросила мама.

Антон поспешил оправдаться:

— Мам, я это написал лет в пятнадцать! Просто нашёл и решил выбросить!

На самом деле стихотворению было чуть больше года.

— Надо будет Инне рассказать, она оценит! — Рома поделился планами ввести в курс дела свою девушку.

Озвучил свои мысли и Вася, глотнув пивка:

— Ну, тут дело даже не в том, что творчество плохое, а в том, чтобы ты впредь выбрасывал мусор вовремя, и в нужное место. Сейчас поешь и вытри дверь по-нормальному, а то у меня всё стереть не получилось.

Вроде бы все успокоились. Принялись за вечернюю трапезу. Клочок бумаги с «Мёртвыми чувствами», только уже в разорванном виде, снова отправился в мусорный пакет.

— По ночам в тиши, я пишу стихи, пусть твердят, что пишет каждый, в девятнадцать лееет! — пропел Роман.

Все снова рассмеялись. Антон тоже смеялся и надеялся на то, что его не сдадут в психушку и не оставят в роли семейного посмешища навечно.

* * *

Пока в квартире Кошкиных шло веселье, в одинокой берлоге Владислава Бекетова была тишина. Мужчину весь день мучили неприятные ощущения в желудке, а вечером начались приступы боли. Он съел таблетку и просто сидел на кухне, думая о своей усталости и о том, чтобы отложить своё кулинарное шоу на завтра.

Готовить Влад любил и умел. Жаль, что сейчас некого кормить, кроме себя самого. Но он старательно гнал подальше плохие мысли. Сконцентрировался на том, какой суп он завтра сварит, из каких ингредиентов. Стал вспоминать содержимое своего холодильника, хватит ли продуктов на очередной кулинарный шедевр. Боль отпустила, и он шаркающими шагами направился в спальню. Он всегда очень рано ложился спать, в районе восьми часов вечера. Зато просыпался утром бодрым и отдохнувшим. Насколько это было возможно для него.

Проходя мимо комнаты дочери он, как всегда, тяжело вздохнул. Но на этот раз заглянул внутрь. Включил свет, но дальше порога не зашёл. Ему не хотелось нарушать своим частым вниманием то ощущение присутствия, которое ещё оставалось в уютном интерьере маленькой комнаты площадью восемь квадратных метров.

Заправленная кровать, неприхотливые растения в горшочках на окне. Большой письменный стол, на котором всегда царила аккуратная чистота. Тетрадки, книги, письменные принадлежности — всё лежало на своих местах, в правильном, заведомо обозначенном владелицей, порядке.

У стола на стене висел большой прошлогодний календарь, на котором был изображён смешной толстый кот. А на стуле сидел большой плюшевый заяц розового цвета. Остальные мягкие игрушки своими пустыми взглядами взирали на Влада с невысокого шкафчика. Мужчина не знал, почему в тот день, перед отъездом на дачу, дочь посадила на стул именно зайца, которого они с женой подарили ей, когда девочке было лет десять или одиннадцать. Другие игрушки ей нравились не меньше, но именно заяц остался сидеть на стуле и ждать свою хозяйку…

Ждать до тех пор, пока Влад ещё в силах волочить своё существование в этом дурацком мире.

Он никогда не решится убрать игрушку с её законного места, никогда не поменяет местами остальных плюшевых жильцов комнаты, никогда не снимет со стены неактуальный календарь с фотографией забавного котика. И никогда не увидит свою дочь.

В этой маленькой комнате жила его самая страшная боль. Боль потери своего ребёнка. Потери горькой, в том самом случае, когда до последнего не веришь, что человека больше нет.

Агата пропала без вести летом прошлого года, и вот уже почти пятнадцать месяцев Влад жил один. Девушка, которой совсем недавно должно было исполниться двадцать лет, пропала жарким июльским днём, когда они отдыхали на даче, в самой глуши области.

Отец и дочь всегда жили в мире и согласии. Девочка хорошо закончила первый курс в институте, занималась художественной гимнастикой, всё остальное время сидела дома. В тот проклятый день они сытно позавтракали, и дочь захотела съездить на велосипеде в другую деревню на могилу к матери. Она часто туда ездила, поэтому мужчина отпустил её со спокойной душой. Ну как со спокойной… конечно, он переживал, он всегда переживал, но Агата была очень осторожной девочкой. Ей хотелось вновь съездить в те живописные края. Что могло случиться в самый разгар дня? Дочь обещала вернуться через пару часов. Но ни через два, ни через три часа она не вернулась.

Не вернулась и позднее.

Поиски ни к чему не привели. Казалось, что Влад искал её больше, чем отряд спасателей и местные органы полиции. Но вдруг это всего лишь иллюзорный взгляд со стороны, и профессионалы в поисково-спасательных мероприятиях знают своё дело… но никаких следов найдено не было. Влад думал, что не переживёт этого.

Пережил.

Уставшим взглядом он оглядел интерьер комнаты. Около недели он не вытирал здесь пыль и не мыл полы. Он дал себе слово в ближайший выходной заняться этим. И он обязательно сдержит своё слово. Он всегда знал цену своим словам и поступкам. Но каким правильным человеком ты бы не был, это ещё не значит, что ты застрахован от бед и несчастий.

Первый раз Влад это понял, когда умерла его жена, мать Агаты. Она умирала от тяжёлой болезни долго и мучительно, на протяжении целого года. Влад с дочерью ухаживали за ней так, чтобы она ни на миг не почувствовала себя несчастной. Хотя заранее всё было предрешено, никто в их семье не говорил о смерти. Ни одного слова об этом печальном, но обязательном для жизни, обстоятельстве не было сказано ни до, ни после смерти Снежаны. Родные морально готовились, но не разговаривали о том, что обязательно случится. Целый год мучений и горечь утраты. Четыре года назад ушла из жизни жена Влада. И больше года он живёт без дочери. Совсем один.

Влад даже пробовал начать пить, но больной желудок и сердце тут же откликнулись на его спонтанное решение. Иногда мужчина жалел о том, что он тогда не умер. Зато теперь он точно знал как покончить с собой, не взяв очевидного греха на душу. Тогда, когда совсем станет невмоготу. А пока он ещё нужен на своей работе.

И вот, неизвестно по какой причине, Влад понадобился своему соседу, чтобы тот смог задать свой шуточный вопрос, ответ на который его не интересовал.

«Чё какой грустный?» — крутилось в голове у Владислава, когда он разделся и сел на самый краешек кровати, готовясь отойти ко сну.

Он всегда так осторожно садился на кровать, чтобы не разбудить жену, если она легла спать раньше его. Но жены нет уже несколько лет, а привычка есть до сих пор. И дочки нет. Даже кот, которого они взяли с собой на дачу, убежал после исчезновения хозяйки. Тоже пропал без вести. Все покинули Влада. Он горько плакал, стараясь не издавать никаких звуков.

Глава 7

Первые сутки на свободе у Тихона прошли в поисках ночлега. Нормально поспать в тепле удалось только следующим днём, когда получилось проскользнуть незамеченным в один не запертый подъезд. Вечером оттуда выгнали жильцы. Пришлось идти на железнодорожный вокзал, больше никаких идей не было.

Там Тихон купил себе два пирога и чекушку водки. Ночь не за горами и о ночлеге нужно было подумать сейчас. Представители полиции и так уже косо на него смотрели, один раз даже проверили документы. Поэтому ночевать на вокзале ему уже не хотелось.

Куда податься? Была одна мысль. Тоже из разряда «милосердие».

Он поел, сделал несколько глотков из бутылки. Было горько. Мимо прошёл полицейский с собакой. Пришлось быстро спрятать чекушку за пазухой.

Тринадцать лет назад у него были и родня, и друзья. Всё шло по плану. Сходил в армию, поступил в техникум, окончил его, устроился на работу.

Особенно крепко он дружил со своим бывшим сослуживцем. Сыном попа. Звали его Захар, и жил он в деревне. Не раз Тихон приезжал к нему погостить: на рыбалку, на шашлыки, в поход. В его же деревне он познакомился с девушкой, в которую влюбился до беспамятства.

Но в одну ночь его жизнь резко сломалась. Он тогда в очередной раз приехал в гости к Захару, заодно с девушкой повидаться. Ей было только семнадцать лет, и её родители строго следили за тем, с кем она гуляет. Не нравился им Тихон. Городской гуляка. И запретили они ей ехать с ним, Захаром, и его друзьями на речку с ночевой. Тихон поехал без неё. Стояло жаркое лето.

А в то время характер у него весёлый был, не то, что сейчас. Молодой, наглый. Он совершенно не оправдывал свою погремуху, данную ему после, на зоне. В общем, напились они там. Спать легли: кто в палатке, кто в машине. А Тихону не спалось. Его душу терзала обида на родителей его девушки. Ещё настроение портило то, что успел он с другими туристами поругаться. С теми, что по соседству отдыхали. Они не понравились ему, он не понравился им. Не помнил Тихон из-за чего конфликт начался. Но не остыл, горячим был парнем, глупым.

Решил пойти с ними разбираться. Точнее, лишь поговорить хотел.

И не помнил он, как двоих людей топором-то зарубил.

Помнил, что защищаться пришлось, и что их было очень много. Помнил уродов страшных.

А как людей рубил — не помнил.

Итого два трупа, ещё одного парня и вовсе не нашли. Долгим было дело, но вердикт оказался достаточно мягким, как посчитали родственники убитых и пропавшего без вести.

Дали ему срок, а он и не помнил ничего. За что столько отсидел. Помнил только, как в ту роковую ночь после всего случившегося к друзьям побежал испуганный. Уроды страшные ему везде мерещились…

Не любил Тихон вспоминать эту историю. Но кроме воспоминаний у него ничего не осталось. Теперь и крыши над головой нет, даже неба в клеточку.

Он сделал ещё несколько глотков из бутылки. На мгновение стало очень хорошо. Но совсем ненадолго. Похолодало. Ещё и дождь пошёл, стуча в стекло большого окна вокзала.

Сидоров посмотрел расписание пригородных поездов. И ещё раз пристально рассмотрел бумажку с номером телефона из одиннадцати цифр — ту самую, что сунул ему Борзой.

Нет, не хотелось ему больше в тюрьму. Тихой жизни ему хотелось. Теперь он другой человек и знает цену любому благу, любому поступку.

Положив бумажку в карман, Тихон захотел закурить, но вовремя понял, что находится в помещении. Вышел на улицу. Закурил под дождём. За пару минут промок, вернулся опять к кассам.

Он прекрасно помнил, как добраться до того места, где жил Захар. И пусть они прекратили любое общение после того инцидента тринадцатилетней давности, больше ему не к кому было обратиться. А та девушка, с которой у него не сложились отношения, вряд ли хоть когда-нибудь вспоминала его добрым словом.

Вся надежда была на бывшего сослуживца. Захар всегда был добрым человеком, несмотря на то, что не пошёл по стопам своего отца — не стал священником. Да и велика вероятность, что переехал он из деревни в город. Даже в те времена это была глушь.

Но Тихон купил себе билет. До деревни Ближняя Топь. Он надеялся, что местность не вымерла. Всё-таки это конечная остановка.

Он сел в почти пустую электричку и задремал.

* * *

Было уже темно, когда Тихон приехал на конечную остановку. Вышел на пустой перрон. Никто никого не встречал. Да и вообще он ехал всю дорогу практически в пустом вагоне и до конечной доехал в одиночестве. Дождь перестал лить, но теплее не стало. Дул холодный ветер. Тихон решил переночевать здесь на маленьком вокзале, если не сможет договориться о ночлеге с Захаром. Если вообще Захар с семьёй остался тут жить.

Тихон шёл по грязи мимо старых, покосившихся домов. Мало где горел свет. Один или два. Новых или аккуратно отремонтированных домов здесь почти не было. Видимо, не в почёте была эта местность у дачников.

Дом Захара был в самом конце деревни. На отшибе. Ещё рядом располагалось старинное кладбище с руинами когда-то сгоревшей церкви. Судя по смутным очертаниям погоста, новую церковь тут так и не построили. Может, и построили, но чуть подальше. Отсюда не видно.

В доме Захара горел свет. Строение выглядело опрятно, лучше многих домов в округе. Хороший, большой, уютный дом. О таком можно даже мечтать.

И зачем только Тихон сюда приехал? Кому он тут нужен?

Сидоров долго стоял в темноте, подальше от уличного фонаря, не рискуя приблизиться к дому. Курил. В конце концов, он решился. Даже если Захар прогонит его, то ничего он от этого не потеряет.

Территория до крыльца не была огорожена забором, злых собак поблизости не предвиделось. Тихон уверенно поднялся по ступенькам к входной двери, нашёл звонок и позвонил. Два раза. Вскоре дверь открыли. На пороге стоял крепкий мужчина, с небольшой, но густой бородой и ясным взглядом. По сравнению с Тихоном мужчина выглядел свежо и опрятно, но его трудно было сразу узнать. Зато у того с памятью всё было отлично.

— Тихон? Ты? — без радости и особого удивления спросил крепкий мужчина.

— Я тебя не узнал сначала, по глазам только, — сказал Сидоров.

— Ты в бегах или тебя раньше времени выпустили? — напрямую спросил хозяин дома, не пуская гостя на порог.

— Выпустили, второй день на воле, я не от хорошей жизни к тебе приехал, — начал было Тихон, но Захар его перебил.

— От плохой что ли? — но в его голосе не было злобы. Была усмешка, был упрёк. Но не злость.

— Дай работу, если сможешь. Не сможешь — прогони. Только не надо нравоучений. Оставь для проповедей.

— Я не священнослужитель, — сказал Захар Петров. — Я кузнец. Говорить не привык. Работу найду, если работать умеешь. На порог не пущу. И к семье моей не подходи. Узнаю — не убью, но плохо тебе будет точно.

— Я сюда не со злым умыслом приехал, — попытался оправдаться Тихон. — Я новую жизнь начать хочу. Некуда мне пойти. Не хочешь помочь — не помогай, бог не обидится.

Захар посмотрел на него своим грозным взглядом и немного смягчился. Но повёл его в сторону кладбища. В дороге рассказал:

— Здесь остался старый дом моего деда. Он батюшкой был, как и мой отец. Дом небольшой, старый, но в нормальном состоянии. Изба. И пить тут не вздумай — выгоню.

Они подошли вплотную к кладбищу, немного прошли вдоль его ограды и направились к лесу. Перешли через небольшую реку по бревенчатому мосту, прошли ещё немного вглубь и вышли на опушку, где стояла небольшая изба.

Было холодно, Тихон в своей куртке весь продрог, а Захар шёл в рубашке с длинным рукавом и лишь слегка ёжился от холода. Несмотря на сумрак, он очень хорошо ориентировался, а где-то Сидоров чиркал зажигалкой, чтобы лучше рассмотреть тропу.

Тихон поблагодарил:

— Спасибо тебе, Захар…

— Рано благодаришь. Посмотрим ещё на тебя. Не забоишься жить рядом с лесом дремучим, да покойниками, значит, поживёшь ещё под крышей. Мать, сестра не пустили тебя чей?

— Мать умерла. Давно. Она бы пустила. Думаю. А сестра прогнала. Знать меня не хочет. Денег немного дала и на том спасибо.

— Вот как бывает, — подытожил Захар. — В этом доме иногда охотники останавливались, знакомые мои. Нечасто. Уголь остался. На дрова можешь взять хоть табурет. Воды, если надо, в колодце у моего дома возьмёшь. Вёдра есть. Чашки, ложки тоже есть. Электричества, газа — нет. Удобства во дворе. Керосинка была, если не найдёшь, то в столе свечи лежат. Много их в доме должно быть. Зажигалка у тебя есть. Голодный?

Захар открыл большой висячий замок ключом, который нащупал под ступенькой крыльца. Они зашли в помещение.

— С огнём не пропаду, — сказал Тихон и зажёг свою дешёвую зажигалку.

Захар сразу же приставил к её пламени фитиль толстой восковой свечи, которую сумел найти ещё в полной темноте. Стало светлее.

По короткому коридору они вошли через дверь в комнату. А комната в избе была одна, зато с русской печью и столом, на котором стояла треснувшая керосиновая лампа. У стола располагались две лавочки. На печи лежали звериные шкуры и пахло сыростью. У самой печки стоял табурет, а возле него несколько вёдер: в одном из них лежал уголь, старые газеты и несколько коробков спичек. Ещё Захар показал, что находится в другом конце коридора. Там были сени, в которых стояла большая, но отсыревшая кровать, и небольшой двор, в котором было отхожее место. Здесь же располагалась лестница на чердак.

— Нравятся апартаменты? — шутливо спросил Захар. Послышался звук снова начавшегося дождя.

— Нравятся. Я тебе честно говорю, — сказал Тихон.

— Есть-то будешь?

— Нет, благодарю от души, — Тихону не хотелось напрягать Захара своим голодом. Утро вечера мудренее, чёрт бы побрал весь этот фольклор.

— Я пошёл. Утром зайду, — сказал Захар, сунув ему в руки массивную белую свечу.

Хлопнул дверью. Послышались удаляющиеся шаги и писк мобильного телефона. Захар ответил на звонок: кто-то из близких забеспокоился его отсутствием. Шаги стихли, а дождь становился всё сильнее.

Тихон снял навесной замок с двери, перевесил вовнутрь и запер его на ключ, который Петров в этом замке и оставил. Незваных гостей ждать не приходилось, но так было спокойнее. Он ещё раз осмотрел свою комнату, нашёл нож с погнутым лезвием. Нож был достаточно острым и им раньше часто пользовались в быту. Эта находка Тихона порадовала. Ещё он был благодарен Захару за то, что тот подсказал, как растопить печь. С одним углём у него этого точно бы не получилось, а сломав сухой, не прочный табурет и сложив его в печь, вместе с подожжённой газетой, он получил хороший источник тепла. Потом сел на лавочку и закурил. За окном была абсолютная тьма. Так он и просидел некоторое время. Докурил, зевнул, немного проветрил избу и опять сел на лавочку.

Вдруг кто-то сильно начал дёргать за дверь. Тихон схватил нож и осторожно подошёл к запертой им двери.

— Ты чего заперся-то, покойников боишься? — закричал за дверью Захар.

Тихон спокойно выдохнул, спрятал нож и открыл замок, впустив товарища в жилище. Тот уже был в куртке, с небольшим пакетом в руках.

— Мне так спокойнее просто, — Тихону стало неловко.

— Ну, дело твоё. Закрывайся. Тут и звери дикие бывают. И ещё… кое-что… бывает… фу, накурил уже, не продохнуть!

— Теперь буду на улице курить.

— Если надумаешь спалить дом, то гори лучше вместе с ним, — шутливо, но грозно сказал Захар. — Я тебе поесть принёс.

Он раскрыл пакет, а там была литровая банка молока и половина батона. Тихон поблагодарил и принялся с жадностью есть.

— Я хочу, чтобы ты знал, — жевал и говорил Тихон. — Та история…

— А я хочу, чтобы ты заткнулся, и эту тему больше никогда не поднимал. Всем местным расскажу, что ты просто бомж, который попросил работы. Никому про своё прошлое не рассказывай. И семью мою этими баснями не докучай. Сейчас уже неважно, что там было. Важно, чтобы ты сейчас тварью не оказался.

— Я тебя услышал, — угрюмо сказал Тихон и продолжил трапезу.

— Дров не будет хватать, бери у меня из поленницы. У меня много заготовлено. Но это завтра. Сегодня уж переживёшь. Вижу, с огнём ты справился, а вот заслон сверху отодвигать надо, а то задохнёшься, сволочь такая, а я виноват буду! И с поддона не забывай мусор выгребать, но это утром, когда всё остынет.

Захар отодвинул на себя заслон, находящийся вверху конструкции печи, и направился к выходу.

— От души, — в очередной раз поблагодарил Тихон.

— Ну, иди, запирайся.

Захар ушёл, Тихон вновь закрылся на замок. Подбросил угля и залез на печь. Та уже была тёплой. Не раздеваясь и не разуваясь, он задремал, укутавшись в вонючие звериные шкуры.

Ночью он вставал в туалет, очень болел живот после молока, и он еле добежал до отхожего места. По крыше барабанил дождь, а вокруг дома кто-то ходил, хлюпая ногами по лужам. Было жутко, но Тихон успокоил себя тем, что даже несмотря на то, что он обрёл временное пристанище, терять ему было абсолютно нечего. Что такое жизнь? Он знал, как легко многие убийцы, с которыми он сидел, назначают ей цену. И она была невысокой.

Утром в избе стало очень холодно. Тихон проснулся и сразу начал разжигать остывшую печь. Каким-то чудом у него это очень быстро получилось. В комнате чувствовалась сильная сырость. За окном уже было светло, но узнать сколько сейчас времени не представлялось возможным.

Прошло ещё немного времени. Небольшая комната наполнилась теплом и сигаретным дымом: Тихон курил и думал о том, что сегодня он купит себе чай и займёт немного керосина у Захара, потому что свечи быстро плавились и не давали такого яркого освещения, как керосиновая горелка.

В дверь постучали. Пришёл Захар.

— Не спишь? Ну, как ночь прошла? — спросил он.

— На воле любая ночь в радость, — ответил Тихон. По голосу чувствовалось, что он немного простыл.

Захар принёс ему старый чайник, в котором плескалась ещё горячей кипячёная вода. Ещё он принёс поесть: бутерброды из белого хлеба и докторской колбасы. В небольшом пакетике у него с собой был чай. Железную кружку Тихон нашёл ещё вчера. Он позавтракал, поблагодарив в очередной раз своего спасителя.

Потом они пошли на кузницу, хозяином и единственным главным мастером которой был Захар. Иногда ему помогал местный мужичёк по имени Клим — небольшого роста, крепкий, старше бывших сослуживцев лет на шесть-восемь.

Клим с недоверием отнёсся к новому помощнику Захара, но обрадовался тому, что ему меньше придётся выполнять грязной работы. Он работал в кузнице не на постоянной основе, у него были и другие источники доходов. А Захар целиком и полностью владел этой ремесленной мастерской, где проводили сварные работы и изготавливали изделия из металла. Для Тихона должность подсобного рабочего была в радость и не вызывала особого физического дискомфорта, несмотря на то, что здоровье его оставляло желать лучшего, чего не скажешь про Захара. В свои тридцать восемь с небольшим лет он выглядел ещё крепче, чем раньше.

В этот же день они принялись за работу. Работали они втроём с утра до четырёх часов дня: нужно было по заказу доделать ограду для могилы, вечером уже должны были приехать заказчики. Захар не преминул похвастаться тем, что к нему поступают заказы со всего района. На что Клим посетовал, что денег всё равно не хватает на нормальную жизнь, и что численность населения за пределами больших городов стремительно сокращается, и существование здесь совсем не сахар. Но Тихон понимал, что ему очень повезло оказаться здесь, и ему было неприятно, если своим появлением он отнимал у кого-то лишний заработок. Об этом позже он сказал Захару, на что тот ответил, что всё будет хорошо, если Тихон будет честно трудиться. И пообещал ему ещё одну работу в скором времени. Тихон Сидоров был доволен таким развитием событий.

Закончив работу, Клим ушёл домой, а Захар повёл Тихона к себе, знакомить с семьёй. В очередной раз он пригрозил не рассказывать о своём прошлом. Однако Марта, жена Захара, его узнала. Тихон был на их свадьбе много лет назад, в прошлой счастливой жизни. Она была немного взволнована и даже напугана, но муж смог её успокоить, да и сам Тихон вёл себя очень скромно, даже пытался стесняться, долго и искренне благодарил хозяйку за вкусный ужин, которым семейство Захара поделилось с ним.

За все те годы, что прошли с момента их последней встречи, Марта практически не изменилась. Она была на пару лет младше мужа, всё такая же стройная, со строгими, но привлекательными чертами лица. Очень сдержанная на эмоции. Но по-русски она научилась говорить значительно лучше, даже вела занятия в районной школе, преподавала математику, геометрию и физику.

Они с Захаром познакомились в столице, когда простой деревенский парень поехал туда на экскурсию в первый раз в жизни, а девушка, родом из Германии, приезжала в Москву на какой-то семинар. Два совершенно разных человека связали свою жизнь узами брака и родили на свет двух милых детей. Хоть Тихон и не стал никому из них крёстным отцом, но он прекрасно помнил, как у его друга сначала родилась дочь, которую назвали Евой, а потом сын, Артур. Буквально через год после рождения Артура Тихон сел в тюрьму. Сейчас парню было четырнадцать лет, а девушке в конце года должно исполниться восемнадцать.

Семья Петровых визуально выглядела прекрасно, как с обложки какого-нибудь журнала про здоровье. Тихон завидовал, но по-доброму. Не было в нём злости и агрессии. Ему тоже хотелось начать жить по-настоящему.

* * *

Тихон быстро привык к новой жизни за работой в кузнице Захара. Клим там появлялся редко, зато часто ездил на своём отечественном внедорожнике по району и в областной центр по своим делам — в деревне он держал небольшой магазинчик и самостоятельно возил небольшие партии продуктов.

Семья Захара тоже начала постепенно привыкать к Тихону, и к тому, что он нередко помогал главе семейства по хозяйству. Марта иногда кормила Сидорова обедом, и ни разу не спросила у него про его прошлое. Была вежлива с ним, но держалась в стороне. Она хорошо делала вид, что раньше они были незнакомы. Артур никакого интереса к гостю не проявлял и всячески пытался не обращать на него внимания. Ева, наоборот, иногда задавала Тихону неудобные вопросы, на которые он, в большинстве своём, отмалчивался, либо их диалог прекращался после строгого взгляда Захара или Марты.

В один из ранних вечеров, когда работы практически не было, Захар пришёл в дом Тихона. Тот сидел на лавочке, грелся у печи и читал старый журнал, найденный им на чердаке. Захар спросил:

— Готов к ещё одной работе, или тут устаёшь?

— Конечно, готов, гражданин начальник! Если это не криминал какой! — у Тихона было хорошее настроение.

Захар сердито посмотрел на него и продолжил:

— Эта работа и будет для тебя основной. Так уж обстоятельства складываются. На кузнице работа сезонная, скоро заказы прекратятся почти до весны. Новая работа совсем не пыльная. Зато зарплата у тебя будет официальная. У местной епархии специально для тебя выделю. Пойдём, расскажу, что тебе делать нужно будет. Надеюсь, к соседству с покойниками ты привык. Одевайся.

Тихон натянул на себя бушлат и шапку. На ноги обул валенки с галошами. Такую тёплую и практичную одежду подарил ему Захар. В этом одеянии было комфортно в холодную осеннюю пору. Да и зиму этот наряд точно выдержит.

Они вышли из избы в прохладный ноябрьский воздух. Падали мягкие снежинки, которые моментально таяли. Смеркалось, совсем скоро должна наступить темнота. В этих местах она особая, беспроглядная, угольно-чёрная.

Пройдя вдоль высокого ограждения кладбища, они дошли до главных ворот, которые были заперты на огромный встроенный замок. Захар открыл его ключом, и они прошли на территорию захоронений, заперев за собой ворота.

Пройдя через большую аллею, на которой были очень старые могилы, датированные семнадцатым, восемнадцатым веками, они вышли на территорию более свежих захоронений, откуда на них выпрыгнул дед с ружьём.

— Что-то ты Сан Саныч поздно реагируешь, мы уже почти всё кладбище прошли! — радостно укорил старика Захар.

Они поздоровались за руку. Тихон тоже пожал старческую, но крепкую ладонь.

Старик ответил:

— Так, я видел, что ты идёшь, поэтому следил за вами, ведь ты чужака привёл!

— Привёл я его тебе на замену, Сан Саныч. Нечего тебе на старость-то лет по кладбищам бегать ночами. Дома отдыхай, телевизор смотри! — нарочито громко говорил Захар.

— Нашёл замену, эх ты! Я незаменимый же! Да и привыкать к местности надо, скоро я тут насовсем обоснуюсь! — кривлялся дед.

— А то ты за столько лет не привык как будто! — в шутку сердился Захар. — Дольше всех тут работаешь, и всё никак не наработаешься!

— Это разве работа, сторож? Это курорт, а не работа! В охрану всегда идут лентяи. Вот и я тут лодырничаю.

— Зато нас усмотрел, молодец. Я думал ты тут и правда уже только спишь! — похвалил Захар. — Знаешь что? Я тебя тут начальником сделаю, будешь ходить с проверками по ночам, сторожей будить, да ругать их!

— Ругать-то я могу! Если зарплату сохранишь, то пойду, конечно, и в начальники. А если оклад больше станет, так не пойду, а побегу!

Они шли по мрачной аллее в сторону обгоревших руин, где когда-то стояла церковь.

Захар перестал улыбаться, сказал:

— Если серьёзно, не могу, конечно, обещать, Сан Саныч, не могу. Сам понимаешь, лишнюю копейку никто платить не будет. И не могу я тебя больше тут оставлять, возраст у тебя уже такой, что вдруг что случится, так мне как потом отвечать?

— Зато у меня есть ружьё! — привёл аргумент Сан Саныч.

— Я тебе не про это, — вздохнул Петров. — А про то, что ввиду твоего возраста не могу я больше так рисковать тобой. Сиди дома. Можешь к остальным в гости ходить сюда. Вот, Тихон будет вместо тебя. Ноябрь закончится, деньги получишь, и всё, хватит. Сиди дома. Зима холодной обещает быть.

— Жопа! — сказал Сан Саныч.

— Она самая, — согласился Захар. — Ну, что поделать…

— Ты сам-то когда сваливать надумал? — спросил Сан Саныч.

— Это тебе Клим уже растрепал? — Захару не понравился этот вопрос. — Не знаю. Как дела в порядок приведу. Короче, отстань!

Тихон насторожился: неужели Захар собирается отсюда уехать?

— Дело твоё, — с укором сказал Сан Саныч, то ли в шутку, то ли всерьёз. — Если твой товарищ хорошо себя проявит, то можешь хоть сейчас валить. Предатель.

Захар ответил серьёзно:

— Весной Ева свой аттестат с тройками получит, тогда всё и решим.

— Тогда всё твоя фрау и решит, — пошутил Саныч.

Они подошли вплотную к сгоревшей церкви. Здесь не было ничего примечательного: сырые, обгоревшие дочерна брёвна, остатки каменного фундамента. Обычное пепелище, которому уже немало лет.

Захар начал нервно оборачиваться по сторонам, но вскоре успокоился.

Развернувшись, они прошли другой дорогой, к небольшой, практически незаметной, сторожке, около которой стояла большая поленница дров. Из трубы маленькой избушки валил чёрный дым. Они зашли внутрь и втроём еле поместились в маленьком комнате. В углу располагалась печка-буржуйка, а также стоял в выключенном состоянии электрический обогреватель. Ещё в помещении был стол и скамейка. На столе лежал кнопочный мобильный телефон, электрический чайник и настольная лампа.

В сторожке было три окна, через которые просматривалась основная часть кладбища: от самых ворот до руин старой церкви. В некоторых местах удачно горели уличные фонари, в свете которых можно было рассмотреть и обугленный фундамент церкви, и некоторые могилы.

Позже Захар объяснил, что сторож здесь необходим для того, чтобы вандалы или грабители не уничтожали и не расхищали древние памятники, могилы и склепы, которые представляют собой некоторую культурную ценность. И сторожить нужно особенно тщательно, даже неприкосновенные руины церкви, ведь за всё приходилось нести большую материальную ответственность в случае пропажи, либо порчи чего-либо.

Ни ответственность, ни мрачность места не пугали Тихона. А вполне реальная зарплата и крыша над головой очень радовали недавнего заключённого.

Дед поинтересовался:

— А как там Корягины, не решились, кто на постоянную встанет?

— Корягины пока на замене, — сказал Захар. — Кто-нибудь, думаю, встанет в смену, если я уеду. Если что, Клим решит, он за главного останется. Рано пока про это говорить.

— Ладно, — согласился Сан Саныч. — Если что, то и я подсоблю.

— Не сомневаюсь, — сказал Захар. — Тебе, Саныч, ещё и выговор! Вышел из коморки, а телефон с собой не взял!

— Виноват, — сознался Саныч. — Я ещё очки дома забыл, но тебя-то разглядел, когда близко подошёл…

— У меня нет слов! — развёл руками Петров. — А ещё оставить тебя просишь! Ноябрь дорабатываешь и давай, на пенсию. Сам понимаешь, здесь всё строго. Иди за очками, мы тут посидим. Я расскажу Тихону про работу.

Санычу никуда идти не хотелось:

— Может, поработаю ночь без них?

— Иди, иди. Я всё Тихону пока объясню.

— Скотобаза, — отреагировал старик.

Ещё немного поворчав, Саныч всё-таки пошёл домой за очками.

Тогда-то Захар вновь поведал Тихону про ценность здешних руин и могил, и про строгость выполнения обязательств. Рассказал он, что график работы сутки через трое. И за время работы можно открывать ворота на кладбище лишь в определённые часы, и постоянно следить за тем, чтобы посетители не лазили на руины церкви и не оскверняли старые, да и новые могилы. Сторож должен держать в чистоте местное хозяйство: зимой чистить снег у входа и у центральной аллеи, выбрасывать мусор и старые, пришедшие в негодность, венки. Ещё бывает калым в виде копания могил, установки памятников и оград. На случай ЧП с собой всегда должен быть под рукой служебный мобильный телефон, с его помощью можно было экстренно вызвать Захара, либо Клима, а также оповестить остальных коллег по дежурствам. Ближайший опорный пункт полиции находился достаточно далеко отсюда, поэтому в любой ситуации нужно рассчитывать только на свои силы. На данный момент, помимо Сан Саныча, самого Захара и Клима, штатным сторожем тут был ещё и Витя, который работает меньше других, буквально пару лет. Были ещё два человека, которые могли выйти на подработку в случае невозможности выхода на смену основного сторожа — это Корягины, отец и сын. Ещё Захар уточнил, что пить алкоголь здесь никому не разрешено и правило это следует строго чтить. Помимо мобильного телефона, в пользование сторожа давался мощный фонарь. Эти два предмета следовало всегда носить с собой. Оружие было только у тех, у кого имелось разрешение на него: у Саныча и Клима. Впрочем, уточнил Захар, чрезвычайных происшествий здесь было мало, но службу свою следовало нести бдительно, иначе уголовная ответственность, большие штрафы и увольнение. Перед началом каждого месяца все штатные сотрудники подписывали акт о коллективной ответственности. Ну а в целом работа была вполне выполнимой.

Тихон согласился на все условия. После того, как Саныч вернулся с очками, мужчины вышли из сторожки и обошли почти всю территорию кладбища, которое было достаточно большим.

После тщательного обхода все разошлись: Саныч вернулся в сторожку разгадывать кроссворды, Захар ушёл к семье, а Тихон поспешил в свою мрачную берлогу, где, растопив печь, лёг на неё не раздевшись, сняв только обувь. Наконец-то жизнь налаживается — думалось ему перед сном.

Глава 8

В очередной понедельник Максим вышел на работу здоровым и энергичным. В воскресенье он посетил спортивный зал, и приятная ломота в мышцах говорила о том, что занятия прошли успешно. Он старался не пропускать тренировки и держал себя в тонусе. После случая с бомжом он на некоторое время решил прекратить излишние возлияния.

В глубине души он оправдывал свой поступок, ведь в очередной раз смыл с лица Земли небольшой комок грязи, которых осталось ещё много, но уже хорошо, что на одну смердящую единицу меньше. Вполне возможно, в ближайшем будущем придётся устранить ещё какую-нибудь опухоль на теле планеты, но всё зависело от спроса, а спроса пока не было. В осведомлённых кругах ходили разговоры о том, что компания «Импера» переживает не лучшие времена, поэтому затишье могло быть вынужденным, дабы не привлекать лишнего внимания. Но эти проблемы Максима пока не касались.

Несмотря на общее бодрое настроение, Чижов не знал чем занять себя на работе. Компьютерные игры ему ужасно надоели, а ничего нового в убийстве времени он придумать не мог. Поэтому просто сидел и разбирал дорогую, ещё исправную ручку на детали. Её ему подарили коллеги на день рождения. Он думал о том, чем ещё можно заняться сегодня на работе и вечером дома. Причём заняться дома чем-то, что в итоге не привело бы к распитию спиртных напитков.

С планомерным течением времени тяжкие думы завели Максима в область неприятных размышлений не только о ближайшем времени, а о будущем вообще. Он вспомнил вчерашний телефонный разговор с матерью, её требования продолжения рода и прочую стариковскую ерунду. Обычно, весельчака и балагура, коим Максим по своей сути являлся в лучшие времена своей жизни, не задевали такие еженедельные разговоры, но в эту осень видно что-то в мужчине сломалось, и он перестал отшучиваться, а начал прислушиваться к словам мамы.

К сожалению, его нередко стало настигать понимание того, что внутри него действительно что-то сломалось так же, как только что сломалась хорошая перьевая ручка в его неумелых руках. Он пытался её собрать заново в рабочее состояние, но у него ничего не получалось.

За этим занятием его застала Лена. Она спросила:

— Привет. Что-то ты снова хмурной. Как себя чувствуешь?

— Привет. Не всего, — Макс продолжал внешне выглядеть хмуро, но как же его радовало внимание начальницы!

— Что значит «не всего»?

— Не всего себя чувствую.

Лена, памятуя о том, что Макс в прошлом месяце уже брал несколько дней больничного, немного забеспокоилась:

— Ты опять заболеть решил? Или что-то с настроением? Осенняя хандра?

— Знаешь, Лена, у тебя было когда-нибудь такое состояние, когда кажется, что счастье это то, чего на самом деле не существует? Как бога или деда мороза, например. Его можно выдумать, поверить в него, внушить его себе, но на самом деле его ведь нет. Не было и не будет. Ведь что такое счастье? Это отсутствие проблем и полная удовлетворённость тем, что тебя окружает. В результате человек счастлив эпизодически в раннем детстве, когда искренне чему-то радуется, даже сам не понимая чему. И в глубокой старости, когда окончательно добьёт слабоумие. Значит, получается, что счастье это расстройство психики, её неполноценное функционирование?

Лену данная тема чем-то задела, или, по крайней мере, показалась забавной. Она уже успела устроиться на удобном кресле и выслушала слова Максима с полным вниманием и участием. Она это умела. После чего спросила:

— В понедельник с утра тебя потянуло на философию? — сарказм не покидал её.

— Дело не в том, что сейчас утро понедельника. А в том, что у каждого человека, рано или поздно, жизнь переходит из состояния радостных надежд в состояние горестных разочарований.

— Горестный ты наш, у нас скоро предстоит много работы. Я тебе на электронку пришлю документы, распечатаешь их, подошьёшь аккуратно в папочку, и лично передашь Леониду Павловичу…

— Я чего тебе, секретарша что ли? — Максим негодовал. — Почему ты её не можешь попросить это сделать? Это разве работа для меня?

Лена встала с кресла. Довольная собой она медленно направилась к выходу из кабинета, не скрывая лёгкую улыбку. Напоследок сказала:

— Вот, зато путём правильной расстановки нумерации страниц в документе, к тебе, возможно, придёт понимание того, что в жизни всё последовательно. Также и ощущение счастья, возможно, когда-нибудь посетит твою нелёгкую жизнь. Лишний раз не следует ничего усложнять.

Максим в этот момент окончательно и бесповоротно доломал ручку.

— Пошли в кино сходим? — сказал он, выбрасывая письменную принадлежность в мусорное ведро.

Спросил без надежды, но девушка остановилась у двери, обернулась и сказала:

— А пошли! Знаешь, хочется чего-нибудь такого бабского, слезливого. Какую-нибудь мелодраму. Ты сможешь осилить? Не против такого предложения?

— Отлично! — Максим обрадовался. — Я тогда посмотрю, что идёт в кинотеатрах, и скину тебе на почту. В конце дня загляну к тебе в кабинет.

— Не забудь про документы, — улыбнулась Лена и вышла, а Максим полез в интернет выбирать интересные фильмы.

* * *

За тридцать минут до окончания рабочего дня Максим уже сидел на краю стола в чуть более просторном кабинете Елены. Девушка недолго смотрела киноафишу, предложив на месте выбрать кино по душе, всё также настаивая на жанре мелодрамы. Макс был не против и терпеливо ждал, когда Лена закончит что-то печатать на компьютере. Со своей работой на сегодня он с блеском справился, теперь оставалось дождаться, когда трудоголик Лена исполнит обещание составить компанию при просмотре фильма в кинотеатре.

— Лен, пошли, Лен, — терпение мужчины подошло к концу, когда официальный рабочий день уже закончился, а девушка всё также торопливо работала с информацией.

— Сейчас-сейчас…

Она привыкла задерживаться на работе, и ей было немного неловко, что её ждут. Макс, помимо того, что стоял над душой, взял со стола жёлтый карандаш с розовым ластиком и стал тыкать этим самым ластиком в ухо начальницы. Та посмотрела на него, как на дурака:

— Этого делать было совсем необязательно, — сказала она.

Но вскоре девушка оставила работу, и они вместе вышли из кабинета. Несмотря на хорошую должность, Елена ещё не успела обзавестись водительским удостоверением и личным автомобилем, поэтому в кино они поехали на машине Максима. «Кадиллак ATS» чёрного цвета являлся предметом гордости и трепетной любви Макса. На нём они благополучно и с комфортом доехали до кинотеатра, что находился в центре города.

Что же касается самого фильма, то парню выбор Лены очень не понравился, но он всё равно просмотрел картину от начала и до конца, пытаясь вникнуть в логику сюжета. Экранизированное повествование его не зацепило, и по окончании фильма в его памяти не осталось каких-либо моментов из американской мелодрамы. Он даже не помнил точного названия — то ли «С любовью, Роззи», то ли «С любовью, Лиззи». В общем, даже имени главной героини он не запомнил.

Разумеется, молодой человек проводил девушку после киносеанса домой. Небольшое расстояние они решили преодолеть пешком, тем самым немного прогуляться, несмотря на то, что поздняя осень не лучшее время для прогулок. Девушка заметила, что парню фильм не понравился, и она предложила в следующий раз выбрать картину на его вкус. Такое развитие событий было приятно Максиму. Они шли, много шутили и громко смеялись. Им было легко и хорошо. Во время прощания Лена лёгким прикосновение губ поцеловала парня в щёку и поблагодарила за приятный вечер.

Домой Макс возвращался в хорошем настроении и по пути прикупил несколько бутылок пива. Дома он поел пельменей, потом долго сидел на краю ванны. Курил оставшуюся с какого-то праздника сигариллу, пил пиво и смотрел на себя в зеркало. Дома был полумрак и тишина, а Макс пристально пялился на своё отражение и ему становилось жутко.

Жутко ему было нечасто, но такие приступы всё-таки бывали. Парень легко с ними справлялся, не доводил себя до паники. На этот раз ему казалось, что души тех, кого он когда-либо убил, смотрят на него из зеркала, как из окна потустороннего мира, и молчаливо ждут, когда он окажется на их стороне, там, в зазеркалье. Но он совсем не торопился к ним и искренне надеялся на то, что в реальной жизни его эти демоны не тронут. Иногда он слышал чьи-то голоса в своей пустой квартире, когда ложился спать. Разумеется, сон как рукой снимало после таких мороков. Он лежал и прислушивался к любому шороху, но приходил к выводу, что это всего лишь игра воображения или соседи шумят.

Максим нередко забывал о том, что он наёмный убийца. И старался никогда не вспоминать, как он им оказался. Но сегодня он проверил свою память на наличие белых пятен и убедился в том, что их снова нет.

Он вспомнил, как несколько лет служил в спецназе, но из-за проблем с дисциплиной карьера у него там не сложилась. Как только его выперли оттуда, он пошёл работать охранником в магазин, стал много пить дешёвого пойла и вести разгульный образ жизни, насколько позволяла невысокая зарплата. Но душа требовала красивой жизни. И вот однажды он дошёл до того, что проиграл в карты одному местному криминальному авторитету. Проиграл желание. Тот пожелал убить своего конкурента.

Макс всё исполнил — на кону стояла не честь карточного долга, а его жизнь и жизни его близких. Здесь уже не до шуток. И с тех пор парень больше не играл в азартные игры, но играл в двойную жизнь.

Один из влиятельных людей, владельцев «Имперы», узнал о профессионально выполненном заказе. И сделал Максиму предложение, от которого тот не смог отказаться по тем же причинам, что и в случае с карточным долгом.

Молодой человек уже несколько лет выполнял заказы по устранению неугодных чужому бизнесу и чужим жизненным взглядам людей. В основном, жертвами были криминальные деятели местного масштаба, поэтому Максим не очень переживал в плане нравственности. Да и не настолько часто выпадали подобные заказы. Ну а для прикрытия своей незаконной трудовой деятельности он каждый день ходил на работу в центральный офис, где занимал хорошую, но незаметную должность.

Так и шла своим чередом его жизнь, в которой всё меньше оставалось места для романтики. Правда, сегодняшний вечер вселил в него приятный оптимизм и, одновременно, страх перед возможными проблемами в будущем. Но он научился жить одним днём, и этот день удался на славу! И, чёрт возьми, его отражение в зеркале ему очень даже нравилось!