Древо прошлой жизни. Том II. Часть 2. Призрак легенды

Александр Гельманов

Герою приключенческого романа, молодому историку Александру предстоит составить необычное генеалогическое дерево своей семьи.Длинная цепь загадочных событий приводит его к обнаружению доказательств прежнего воплощения на Земле, встрече с возлюбленной по прошлой жизни и обретению огромных сокровищ.

* * *

Проснулся я от птичьего гомона, сразу же высунул заспанную голову наружу и увидел дивный оживший лес под первыми лучами солнца. Я прислушался. Где-то рядом тихонько журчала вода. В нескольких метрах действительно обнаружился родник, который вчера мной не был замечен. Вода текла со склона вниз и падала на камешки небольшим ручейком, заполняя выемку в твёрдой породе. Её было достаточно, чтобы не только наполнить фляжку, но и помыться. Я наклонился к водной поверхности и обмакнул лицо, а затем разделся догола и вымылся холодной водой с головы до ног. «Ух, и здорово!» — крикнул я самому себе и вспомнил поговорку: такое больше никогда не повторится, но то, что увидел, останется навсегда твоим. Теперь можно позавтракать, выпить обжигающего кофе и собраться. Глядя на разложенную карту, я вычислил дальнейший путь и взял азимут. Идти оставалось километров тридцать, и я знал, что сегодня обязательно пройду их. Наступившее утро вселило в меня бодрость, энтузиазм и веру в это.

После остановки у Мирабо местность изменилась. Впереди показались очертания невысоких пологих горных хребтов, поросших зеленью, между которыми проступала красноватая порода. Вероятно, они являлись началом массива «Montagnes du Liberon», имевшим наивысшую точку в 1125 метров над уровнем моря. Ориентируясь по солнцу, с помощью компаса и карты, я решил идти на северо-запад, избегая, чтобы не терять время, населённых пунктов, которых, впрочем, здесь было мало. Правда, на склонах кое-где прятались в деревьях отдельные селения или виллы, но мне вряд ли понадобится заходить в них и общаться с людьми. Пока же я шёл по усыпанной щебнем дороге, справа от которой простирались виноградники, а слева раскинулась долина, на которой аккуратными рядами стояли фруктовые деревья с развесистой приземистой кроной.

Через несколько километров я добрался до холмистой местности и начал карабкаться на первый перевал по каменистой тропинке. Достигнув манящей снизу красотой горной вершины, укутанной зеленью, я разглядел вблизи жёсткую сочную листву кустарников, растущих на голых камнях и покрывавших почти всё вокруг. Поверхность из осыпающихся камней была столь неровной, что я то и дело запинался и терял равновесие, опираясь на импровизированный альпеншток. Я присел на отполированный ветром красно-розовый камень и осмотрелся вокруг. На обрывистом краю горы росли причудливые и пышные сосны, с другой стороны имелся спуск по крутой и жёсткой как наждак тропе. Внизу, там, где она кончалась, можно было пробраться между склонами ближайших гор по каменистой дороге, видимой за деревьями. После этого мне предстояло снова вскарабкаться на очередную вершину, немного передохнуть и опять спуститься вниз. На горизонте высились одни лишь гряды хребтов разной высоты, и иного пути теперь у меня не было. Каждый миллиметр карты означал восемьсот метров по земле вверх или вниз, и большая часть трудного участка ещё была впереди. Правильно сказала Марина, что главное не растеряться, не плюнуть на всё. Надо быть самодостаточным и целеустремлённым, и чтобы подбодрить себя, я включил плеер с самой знаменитой песней Эдит Пиаф «Браво, милорд», знакомой нам по эпизоду фильма, в котором Штирлиц вёз пастора Шлага к швейцарской границе.

Я давно заметил, что дома во Франции обычно окрашены в светлые тона, соответствующие оттенкам местной горной породы. На Лазурном берегу встречаются горы и разломы почвы красноватого цвета, а в окрестностях Марселя, как я видел в кино, — беловато-серого. Есть и желтоватые горы. В обрамлении южных ярко-зелёных деревьев с красивыми листочками и длинноигольчатых средиземноморских сосен они выглядят изумительно. Архитектура домов, усадеб и вилл здесь различна, но в ней имеется нечто сходное, французское. Возможно, это характерные ставни, расположение необычных окон или форма красных черепичных крыш. Однако все дома выкрашивались преимущественно в абрикосовый, лимонный и светло-серый цвета, что на фоне постоянно голубого неба под яркими солнечными лучами выглядело сказочно. А красота сельских пейзажей, изображённых на средневековых полотнах художников эпохи Возрождения? Не зря же бытует известное всем выражение «прекрасная Франция». Может быть, оно и возникло, потому что национальная идея тоже была сформулирована давно и коротко: «Величие Франции». Тогда какая национальная идея у нас в стране, где ежедневно говорят о «Великой России», и в чём же эта разница? В том, что воровство простирается до того, что даже цепи памятника национальному поэту на Тверской стащили вместе со станками заводов на металлолом, а вывоз денег за рубеж достиг того, что десятки миллионов соотечественников, отдавших здоровье за державу, ложатся спать голодными? Как говорилось в школьные годы, «у лукоморья дуб спилили, кота на мясо изрубили, русалку в море утопили, златую цепь в утиль снесли». Или эта идея заключается в национальных проектах окончательно сделать платными образование, медицину и коммунальные услуги, на что побоялся решиться даже Борис Ельцин?

Я поднялся и начал спускаться с горы, захватив на память обломок красноватого камня.

Нашу национальную идею формулирует глянцевая гламурная нечисть, мастурбирующая с телеэкрана на всё, что в стране ещё живёт и дышит. Это она культивирует ген жадности, сеет агрессивность и зависть вместе с правящей элитой, в очередной раз предавшей свой народ. И это она придумала цинично-тупую фразу — дремучий афоризм насаждаемой тусовочно-клубной культурой: «Если ты такой умный, почему ты такой бедный»? Потому что для личного обогащения, бесконечного приобретения благ, проведения времени в дорогих ресторанах, ночных клубах и казино требуются лишь хитрость, бесчестие и наглость. Именно они, эти люди придумали и всячески — через рекламу и СМИ, внедрили в нашу жизнь и наше сознание этот афоризм. И поэтому теперь у нас на слуху везде только одно слово «деньги». «Нельзя высказываться так категорично. Среди них тоже немало трезвомыслящих и вполне вменяемых людей», — возразил однажды мой коллега, побывав на моей открытой лекции. Ну что тут скажешь? «Маньяков перед расстрелом психиатры в обязательном порядке признавали вменяемыми», — отрезал я. Там и сям только и слышишь оптимистичные заверения, что среди представителей олигархов, депутатов, чиновников и культуры есть «немало» вменяемых трезвенников. Взгляните на улыбку с обложки любого глянцевого журнала, — отражается в ней всеобщее народное благоденствие или сытая удовлетворённость одних и тех же «телезвёздных» лиц? Зачем их назойливо представлять нам как «лучшую часть» народа «великой» страны, по-прежнему живущего своей и абсолютно «неглянцевой» жизнью? Это что, «цвет, гордость и достояние нации» только потому, что в отличие от большинства «успешны» и могут позволить себе Канары на уикенд? Нет, это всего лишь шоумены от разных сфер новой жизни, которой вымирающее поколение стариков, а вместе с ним его опыт и память совести уже не нужны. Глядя на нас с экрана или обложки, они всей блестящей мишурой своего облика подразумевают под нами завистливых неудачников, не научившихся торговать даже тряпками и пивом. Те, кто купается в гламуре, словно в ванне шампанского как на фотографии из одного модного журнала или только примеряются в неё залезть, никогда этого не поймут. Впрочем, «богатые тоже плачут», хотя суть проблемы это, конечно, не меняет.

Наша жизнь была устроена по принципу казино с игровыми автоматами, — одних делала здоровыми и богатыми, других — бедными и больными. «Однорукие бандиты» как ненасосавшиеся клопы заползли во все щели городов и сёл. И больных от игрового беспредела становилось всё больше, по скромным подсчётам в стране их было более миллиона, число это непрерывно росло, и лечили их психиатры. Но если от пьянства и наркомании излечить человека можно, от игровой зависимости — нет. Ни методик, ни средств избавления от игромании не существует, — люди становились психически неполноценными. Больным даже инвалидность можно давать, — утверждают врачи, — только без толку всё это. О самоубийствах и говорить не приходится. О них уже давно поёт Добрынин в зажигательной песне, приглашающей глотнуть свеженького адреналина. А игровой бизнес пел один и тот же нудный мотив об уплате налогов государству, однако при этом умалчивал, что в отличие от развитых стран это были крохи, издевательство. И государство, признавая дефицит трудоспособного населения, зарабатывало на неизлечимо больных, поскольку жизнь наших граждан ценится не совсем так, как в других цивилизованных странах. Но на эту тему стоит порассуждать отдельно и в другой раз, поскольку сейчас любое неловкое движение грозило мне падением на острые камни с высоты в четыре-пять метров.

Сегодня в Москве казино и игровые автоматы на каждом шагу, а в Париже они запрещены самим Наполеоном, и этот закон действует до сих пор. Во Франции в зонах отдыха казино, конечно, есть, но не так много. В Ницце и Сен-Рафаеле, например, мне попалось всего одно, хотя было немало стран, где подобные заведения совсем запрещены либо ограничены. Вы пойдёте туда с получки? Вот и я нет. И знакомых, которые туда ходят, у меня, как и у вас, тоже нет. И правильно, потому что инкубационный период этой болезни короче, чем у гонореи. И не всякое место, где на каждом углу можно расстаться с кровными и не очень кровными деньгами, называется Монте-Карло. Вы хотели бы насовсем переехать в Лас-Вегас или вам больше по душе свой город? Пусть и такой, в каком жители, приспосабливаясь к новым «правилам игры», превращались в рейдеров, рэкетиров, сутенёров, киллеров, хакеров, чёрных и серых брокеров, букмекеров, промоутеров, дилеров, риэлторов, хэд-хантеров и, разумеется, крупье и прочих завсегдатаев злачного дна?

А ведь есть шанс, чёрт возьми, обзавестись чужим золотишком и разбогатеть. Всякое бывает. И соблазн возникнуть может. Как и у каждого, а чем я хуже? Только я к этим цацкам не прикоснусь. Во-первых, мне наградой служит эта «большая прогулка», а, во-вторых, я историк и провожу некое исследование из любви к истории, в данном случае, семейной. Не нужно мне золота из сундуков, отданных за Эльзу! — думал я, поднимаясь вверх и цепляясь за жёсткие заросли, торчащие из расселины. В своём последнем интервью ясновидящая Ванга сказала корреспонденту, что богатство — это ничто, и оно не делает самого человека лучше. Как историку, мне было хорошо известно, что во всемирной истории почти не было случаев, когда найденные сокровища сделали лучше чью-то жизнь. Даже если ты честно заработал деньги без ущерба для других, предстоит ещё правильно распорядиться ими согласно твоему предназначению и предназначению денег в жизни вообще. А уж если говорить о вдруг свалившемся на тебя богатстве, тут и вовсе другое дело. После этого у «счастливчика» часто возникали жадность и ненависть к себе подобным, портились отношения с близкими, и жизнь менялась так, что он страдал от этого сам. Вокруг сокровищ начинались возня и дрязги, появлялись предатели, враги и негодяи, и нередко разбогатевший человек становился их жертвой. Говорят, «тёмное» происхождение драгоценностей, например, пиратских кладов, никому не может принести счастья.

Стоя на огромном камне самой высокой горной вершины, которую сегодня мне нужно было преодолеть, я посмотрел вдаль и увидел большую птицу, похожую на орла. Она, неподвижно расправив крылья, парила почти наравне со мной. И снова я нажал кнопку плеера, и во всю ширь голубого неба, залитого полуденным солнцем, осветившим горный обрыв напротив меня, словно каньон из «Золота Маккенны», раздался пронзительный голос Валерия Ободзинского.

Птицы не люди, и не понять им,

Что нас в даль влечёт.

Только стервятник, старый гриф-стервятник

Знает в мире, что почём.

Видел стервятник много раз,

Как легко находит гибель нас,

Находит каждого в свой час.

Не зная, что нас ждёт вдали,

Мы зря сжигаем сердца свои.

А грифу кажется, что это

Ползут по склонам муравьи.

Вновь, вновь золото манит нас,

Вновь, вновь золото, как всегда, манит нас.

Вновь обещает радостный праздник

Нам Бог или чёрт.

Только стервятник, старый гриф-стервятник

Знает в мире, что почём.

Видит стервятник день за днём,

Как людьми мы быть перестаём,

Друзей ближайших предаём.

Прикажет жёлтый идол нам

И мчим навстречу безумным дням.

А грифу кажется, что крысы

Бегут куда-то по камням.

Вновь, вновь золото манит нас,

Вновь, вновь золото, как всегда, манит нас.

За нами гриф следит с небес,

Чтоб вновь найти добычу здесь.

И тот его добычей станет,

В чьём сердце пляшет жёлтый бес.

Вновь, вновь золото манит нас,

Вновь, вновь золото, как всегда, манит нас.

Историки, психологи, биоэнергетики доказали, что страсти и пороки человека не изменились: он чувствует, думает и действует так же, как и две тысячи лет назад. Объяснение этому было простым, — душа оставалась вечной, а ограниченное земное сознание привыкло диктовать телу извращённые потребности, игнорируя заботу о самой душе и отвергая идею о цикличности вечной жизни. Если бы нам удалось избавиться от страха смерти (церковная догма о рае малоутешительна), мы бы стали неимоверно счастливее и перестали тешить своё «я» воплощением телевизионного обжиралова и сумасбродства в повседневной жизни и не теряли зря время, отведённое на Земле. В ходе гипноза человеку нередко задавали вопрос, сколько раз он уже жил здесь. Одна пациентка, находясь в трансе, ответила: «Восемьдесят шесть», хотя рассказала доктору всего о 12 воплощениях. Оказалось, в эту дюжину входили только те из них, которым требовалось какое-либо завершение, остальные не влияли на её настоящую жизнь. Говоря иначе, некоторые из отпущенных нам земных сроков проживаются впустую, создают долги и проблемы в сегодняшней жизни, а то и отбрасывают нас далеко назад, чтобы мы преодолевали свои заблуждения, ошибки и даже последствия преступлений новыми испытаниями и искуплением, ибо альтернативы короткого пути у человечества никогда не было. Вы когда-нибудь видели рожи рекламных лобби, доказывающих жизненную необходимость рекламы пива, казино и табачных изделий и прочих «свобод»? Они почему-то все на одно лицо. Это они и подобные им рьянее других отрицают жизнь за порогом физической смерти, потому что таким кроме прибыли ничего от нас не нужно. Это они выступают за легализацию порнографии, наркотиков, проституции и оружия, умудряясь пролезать в государственные комитеты по борьбе со злом и обвиняя здравомыслящих людей во лжи и галлюцинациях, потому что им мешают подсчитывать свои барыши. Но если пресловутый «свет в конце тоннеля» не более, чем галлюцинация и шутка, почему пережившие клиническую смерть неоднократно сообщали о «парении под потолком» и содержании этикеток, наклеенных на верхней части ламп над операционным столом, куда и руку-то не просунешь, и о том, что происходило в то же время в иных помещениях клиник?

По статистике современной России половина населения не чувствует себя в безопасности и триста её граждан ежедневно попадают в разные виды рабства. А на полках следственных органов лежат сотни уголовных дел, сданных в архив вследствие того, что их фигуранты обладают блатной мазой, или, выражаясь цивилизованно, — депутатской неприкосновенностью. Может, и впрямь у нас правит бал сатана? И почему у последнего при голосовании всегда единогласный кворум, а у народных избранников по любым «национальным особенностям» — абсолютный плюрализм?

Допустим, учёные-материалисты и теперь добросовестно полагают, что строго научных аргументов в пользу реинкарнации не существует, и ожидают от оппонентов-идеалистов изобретения карманного переговорного устройства для связи с невидимым миром. Оценка доказательств в отличие от их возникновения, собирания и исследования — вещь субъективная. Но какие доказательства, к примеру, требуются депутатам, что реклама, в которой сопляки высасывают баррель «продвинутого» пива до посадки в электричку, вредит не столько мочевому пузырю оболтусов, сколько душевному здоровью целой нации? Или мы выбираем тех, кто ещё не разобрался, что такое хорошо и что такое плохо? А может быть, в Думе больше половины стульев занимают заведующие пивоварен, не компетентные отличать ядовитые лекарства, продукты и пойла от нормальных? Или различающие, поскольку тоже руководят их производством? Тогда как могут выполнять наказы избирателей «безлошадные» депутаты, не усматривающие особой разницы между театральной и нормативной лексикой, фашизмом и злостным хулиганством, педофилией и педагогикой или эротикой и порнографией? Куда не плюнь, — положение хуже губернаторского. Боятся «расколоть» народ? Вон в доброй наивной Индии, на родине Камасутры в кинематографе поцелуи запрещены, и ни один олигарх или депутат от такого разгула нравственности по миру с кейсом не пошёл. Если помните, до того, как «основной инстинкт» превратили в «важнейшее из искусств», перед сеансом индийского фильма ещё свет в зале не успевал погаснуть и под песни линейками по матам синхронно мордобитию не захлестали, а у некоторых наших барышней уже вся тушь по лицу была размазана, — без всякой порноэротики настоящей любви алкали и от того, что «у нас в стране секса нет», под поезда не бросались. Или «безлошадные избранники» после революции 90-х закончились благодаря платным депутатским запросам, и в депутатском корпусе окончательно удалось победить бедность? Разве с такими способностями при удручающем расслоении общества можно додуматься до общей национальной идеи? Это какие законы надо напринимать, чтобы при провинциальной голытьбе деньги из страны контейнерами отсылались, а в страдающем от ожирения мегаполисе плодились кодлы бритоголовых? И почему бы мифическому Законодателю вместо невнятного бурчания об экстремизме не взяться за метлу или открыто не обратиться к ветеранам войны с заупокойной речью о том, что стилизованная свастика на фоне двух обрезков арматуры никакой угрозы для них пока не несёт? Мы когда-нибудь слышали, чтобы в апреле-мае на телевидение допустили хотя бы одного участника войны с тем, что он думает по этому поводу? И о том, кому, сколько и кто платит за такие законы? Кто поверит, что они пишутся или не пишутся бесплатно, когда все вокруг зарабатывают тем, что подвернётся под руку? А под руку подворачиваются даже известные тарифы на замещение «хлебных» мест и наша жизнь, зависящая от тех, кто заполняет своей тушей эти места и утверждает собственный прайс-лист — длинный список услуг по распродаже в розницу того, что осталось от их Родины. Думаете, закон о коррупции так и не напишут? Напишут, не сомневайтесь. И зачитают его сами себе перед вступлением в силу, сделав нечто вроде контрольного выстрела у подъезда. И гуляй, Вася.

На самом деле ответы на эти элементарные вопросы, правомерно волнующие население державы, так же просты и для верующих, и для закоренелых атеистов. Теория реинкарнации заставляет отказаться каждого от многого из того, что принимается за кровные личные и часто корыстные интересы. Она одинаково неудобна и опасна и для лидеров страны, отдавших приоритет потугам увеличения валового продукта без поддержания морали в обществе, и тех депутатов, что превратили государственный орган в свою кормушку, и армии прожорливых крупных и малокалиберных чиновников-пираний. И даже для дяди Пети — любителя надрызгаться, поматериться и распустить руки. Почему? Потому что данная теория не похожа на пересаживание проворовавшегося должностного лица в вышестоящее кресло в обход тюремных нар, — кому придутся по душе грёзы о том, что ты когда-то за свои грешки «…родишься баобабом, и будешь баобабам тыщу лет, пока помрёшь»? Да ещё родишься лишённым нажитого непосильным трудом неотвратимо, а не так, как в сформулированном буржуазным юристом Чезаре Беккариа принципе о неотвратимости наказания, приписанном коммунистическому юристу Ленину. И тыщу лет будешь одиноким баобабом неотвратимо глотать пыль из-под колёс «Хаммеров» и «Роверов», прикативших под твою тень, но без тебя, оттянуться на сафари. Бр-р, одним словом.

Однако ни вор, ни убийца, ни прелюбодей, нарушившие земные и небесные заповеди, не боятся вечного адского пламени, чего уж говорить о расплате через десятки, сотни, тысячи лет в чужом теле? Вероятно, этот сказочный огонь, придуманный крепнущей католической церковью взамен учения Христа, не может никого всерьёз устрашить, так как для обыденного ума ни баобаб в саванне и ни что другое не является вечным. Вечность аллегорического огня предполагает, что пока одни вечно горят в аду, а другие так же вечно балуются наливкой из райских яблочек, третьих без устали штампуют вроде гаек на конвейере, чтобы было кому заселять грешную Землю-пересылку, освобождённую ранее съехавшими с жилплощади. Такой вот бездонный, но малоубедительный оборот душ в природе без всякой надежды на лучшее. Но в природе, как известно со школы, ничто не исчезает бесследно, не прекращается и даже вода имеет свой кругооборот; население планеты растёт, и один учёный, побеседовавший за десять с лишним лет с тысячами душ во время гипноза, пришёл к выводу, что рост количества землян обусловливает увеличение частоты воплощений. Если раньше люди в среднем воплощались примерно раз в столетие, то теперь наши души возвращаются сюда дважды. Ну, и куда махнём в следующий раз, чтобы сберечь и развить душу, — в столичный шоу-бизнес, где на тусовке суперстар негде упасть, или в какую-нибудь таёжную глушь? Но вечно только колесо Сансары, о котором не понаслышке знают лишь посвящённые. А истинно посвящённые во все века никогда не думали, не чувствовали и не действовали так, как привыкли мы. Их не много, гораздо меньше, чем суперзвёзд или жаждущих получить в истории титул «Великий», но они есть. Мне стало понятно, почему мы так долго не можем определить свою национальную идею, — наш народ устал и больше не мог терпеть и верить в полуправду, исходящую сверху от кого бы то ни было. И ещё я подумал, что документы Вселенских Соборов, на которых «депутатские кворумы» выхолащивали учение Христа о переселении душ, мне не добыть, потому что везде придётся натыкаться на неправду и заговор молчания. «Ну и не надо, — решил я стаскивая рюкзак и осматривая место для привала. — Мне хватит и своих доказательств. А всё-таки было бы занятно почитать, как голосовали „слуги господа“ кардиналы против того, за что потом их паству сотни лет жгли на кострах. И узнать, что думают о предмете и последствиях того голосования нынешние верховные слуги».

Завтра я увижу дом своих предков. Если найду…