Жизнь и судьба прапорщика русской армии

Александр Витальевич Лоза, 2023

Книга повествует о жизни и судьбе молодого человека Николая Игнатьевича Лозы, сначала рядового русской армии, затем прапорщика в войне с Турцией в 1915–1916 годах на Кавказском фронте; о кровавом революционном выборе 1917 года; о трагических событиях братоубийственной Гражданской войны в 1918 году.

Историческая справка

Что касается снарядов, согласно данным Н. Н. Яковлева: «…в 1914 году русская артиллерия израсходовала 2,3 млн снарядов и на 1 января 1915 года имела 4,5 млн снарядов. В 1915 году русская армия располагала 18 млн снарядов, в том числе на русских заводах было изготовлено свыше 10 млн 76-мм снарядов и 1,3 млн снарядов к орудиям среднего калибра. 4,5 млн являлись остатками 1914 года, 1,2 млн поступили из-за рубежа. При этом за пять месяцев отступления русская армия израсходовала не многим более 4 млн 76-мм снарядов». Снаряды были!

Н. Н. Яковлев пишет: «Нехватка снарядов в действующей армии при их изобилии в тыловых базах заключалась в головотяпстве и саботаже, а то и прямом предательстве, разваливании тыла на разных уровнях в российском обществе, от торгово-промышленной олигархии до либеральной интеллигенции».

(Яковлев Н. Н. 1 августа 1914. М.: Алгоритм, 2002)

В русском тылу вообще не существовало режима военного положения. Промышленность, транспорт, торговля, пресса функционировали так, будто никакой войны и не было.

Действительно, войны для населения словно не существовало. В столице, на Невском проспекте, дом 64 «Нотный магазин О. Вентцель» рекламировал широкий выбор музыкальных новинок и нот, магазин «Верблюжьей шерсти» господина Г. Дальберга предлагал господам теплые жилеты, свитера и рейтузы. В «Пассаже» швейцарский часовой завод «Омега» рекомендовал часы высочайшей точности хода и изящества.

Все как всегда. Но нет, не как всегда — было предложение, отвечающее повышенному спросу военного времени: «Дамский траур. Готовый и на заказ»…

Русский тыл жил будто не было войны, но и русское Военное ведомство, которое возглавлял военный министр В. А. Сухомлинов, не торопилось переходить на режим военного положения.

Как писал В. Е. Шамборов в своей работе «Пятая колонна» Российской империи»:

«…Пост военного министра занимал генерал Сухомлинов. Подрядчики и посредники давным-давно оплели его взятками. Нет, Сухомлинов не был изменником. Но пожилой генерал пылко любил свою молоденькую женушку, спешил удовлетворить все ее капризы, а капризы были солидными. Позже началось следствие и оценило — стоимость только нижнего белья мадам Сухомлиновой значительно превосходила министерские и генеральские оклады ее мужа. Таким положением отлично пользовались иностранные поставщики…

Военное министерство разместило в британской компании «Амстронг и Виккерс» заказ на 5 млн снарядов, 1 тыс. аэропланов, 250 тяжелых орудий, 27 тыс. пулеметов, 1 млн винтовок, 1 млрд патронов, 8 млн гранат и 200 тыс. тонн взрывчатки.

Сухомлинов заверил царя и Государственную Думу, что к летней кампании 1915 года все это будет. Отгрузка должна была начаться в марте 1915 года.

Но… на самом деле наша страна не получила ничего! Англия забрала этот заказ для нужд собственной армии.…Россию грубо и подло подставили!» (Шамборов В. Е. Пятая колонна Российской империи: от масонов до революционеров. М.: Алгоритм, 2016).

Подобные скандалы подрывали авторитет высшего руководства Военного министерства не только в глазах воюющих солдат и офицеров, а и среди граждан, обывателей, сотрясая общественное мнение и вызывая резко негативное отношение к власти вообще.

Но вернемся к событиям на Русско-Германском фронте.

Под деревней Горлицы, на участке прорыва немцы сосредоточили артиллерию, численно превосходившую русскую в шесть раз, а по тяжелым орудиям в сорок раз!!!

Положение русских армий усугубилось не только отсутствием снарядов, но и неправильной тактикой командования, которое вместо быстрого отвода частей на новые рубежи бросало их в безрезультатные и кровопролитные бои с превосходящими силами противника.

В результате немцы прорвали фронт, и русские войска были оттеснены на восток. Германцы отбили обратно Перемышль, а 22 июня 1915 года — Львов. Одновременно немцы перешли в наступление на Северном крыле Русского фронта, заняв морскую крепость Либаву.

На хуторе Базилевщина в это время шла страдная пора уборки сена и урожая хлебов. Работы было много, работа вся спешная. Большая семья, от мала до велика, трудилась очень тяжело и напряженно, от зари до позднего вечера. Уставали ужасно…

Как вспоминал позже Карп Игнатьевич: «Отец будил очень рано, когда было еще темно, и крайне тяжело было подниматься с постели: я не мог проснуться ото сна, а проснувшись, чувствовал во всем теле разбитость, усталость, боль в мышцах. Но, умывшись, поразмявшись, вдохнув свежий, бодрящий воздух, чувствовал живительную, приятную бодрость, силы восстанавливались, и я принимался за работу.

Работа до зари большей частью выражалась в том, что надо было накормить пораньше лошадей и волов для предстоящей их работы. До рассвета выводил их со двора, на лужок возле ставка, на хороший травостой. За какие-нибудь полтора-два часа лошади и волы наполняли свои желудки сочной, зеленой травой и к шести часам утра были уже готовы для работы.

Наставал день и начиналась работа: то возили и скирдовали сено, то косили жаткой рожь, озимую пшеницу и другие зерновые культуры, то пололи пропашные огородные культуры: картошку, свеклу, бахчу и прочее, пахали черные пары. Все нужно было выполнить в срок. Все спешно».

Старший брат Николай первый брался за работу, первый подставлял плечо младшему брату Карпу, когда тот очень уставал.

С раннего возраста Николай пас гусей, а став постарше — свиней. Николаше не хотелось их пасти, поэтому выгнав свиней в поле, он недолго их пас, а старался всякими способами припугнуть свиней, чтобы они бежали домой. Заканчивалось это тем, что мать выбегала из хаты, помогала Коленьке загнать свиней в хлев и говорила: «Пусть стервы стоят, коли не хотят пастись». Цель достигалась, Коленька был свободен.

Хуже было с рогатой скотиной, когда став старше, Николай пас скотину. Приходилось пасти сколько положено. Лишь в исключительные дни, когда стояла сильная жара, духота, можно было добиться того, чтобы коровы шли домой в хлев.

Но были дни, когда Николай Лоза с большой охотой шел пасти скотину. Это было после снятия сенокосов и уборки хлебов. На пастбище было настоящее раздолье.

Николай выводил волов и лошадей в поле еще затемно. Тихо в степи, тепло, все окутано мраком, звезды таинственно мигают с высоты. Но вот воздух свежел, начинал бледнеть на востоке горизонт, свод неба незаметно светлел, гасли звезды. Наступал рассвет. Занималась заря… Легкий утренний ветерок шелестел над степью.

С рассветом, все соседские пастухи собирались вместе, было много разговоров — Николаю страшно интересно было их слушать.

Живя на хуторе, работая от зари до зари на земле, Николай Лоза вплотную соприкасался с природой, с ее красотами и дарами.

Прохладное утро, жаркий, знойный полдень, благотворные вечера и чарующие ночи воспринимались Николаем с восхищением и радостью. Душа его наполнялась то утренней свежестью, то жаром солнца, звуками, запахами и каким-то острым, ощутимым упоением. Крепкому жилистому Николаю выполнявшаяся в поле работа не казалась утомительной. Легко было вязать снопы, а потом носить их в копны. Даже приятно было нести тугой, словно живой, сноп, шелестящий колосьями и потряхивающий ими.

В работе промелькнул июль…

…Как часто бывает, во второй половине летнего дня, незаметно с юга поднимались к небу облачка, с начала одно, потом другие, и как-то внезапно появлялось их целое стадо. Николаю и младшему брату Карпуше нравилось наблюдать эти бесконечно меняющиеся причудливые очертания облаков, тем более что с их появлением начинал навевать прохладный ветерок.

Николай Лоза в полной мере познал на себе изнурительный, тяжкий крестьянский труд, труд неблагодарный: во-первых, зависимый от капризов природы, во-вторых, продукция их крестьянского труда ценилась мало, ибо реализовав ее, семье едва хватало оплатить долги за землю и кое-что купить из обуви и одежды.

Действительно, если на рынке в Петербурге перед войной цена говядины составляла 58 копеек за килограмм, свинины — 51 копейку, десяток куриных яиц — 30 копеек, а буханка ржаного хлеба (800 грамм) стоила 6 копеек, то цены, по которым все это закупалось у крестьян, были существенно меньше. Поэтому о каких либо излишествах в семье Лозы и говорить не приходилось. Все время недостатки, нужда… Отсюда и пища в их семье была простая, однообразная, та которую можно быстро приготовить на целый день. Хлеб белый пшеничный ели только по воскресеньям и праздникам… Зато работы было в достатке: с досвита и до позднего вечера. Но как бы ни было тяжело, отец — Игнатий Лоза дал сыновьям городское образование, и старшему Николаю, и младшему Карпу.

В тяжелой работе быстро пролетал знойный день и наступал вечер…

Летние вечера особенно нравились Николаю Лозе. Теплые, тихие… Заходящее солнце освещало горизонт огненно-красным цветом. Розовые отсветы ложились на постройки усадьбы, верхушки деревьев и поля…

Николай любил наблюдать, как день таял в вечерних сумерках, а на востоке из-за деревьев показывалась луна — молчаливая, величавая. Словно от ее дыхания в воздухе начинало тянуть прохладой. Эта прохлада несла с собой волну теплого запаха трав и цветов… Голова Николая начинала кружиться от этих вечерних запахов…

Он часто спал во дворе на возу с сеном. Ему нравилось спать на открытом воздухе, в душистом сене, наслаждаясь ночной прохладой и чистым степным воздухом. Частенько он брал с собой и младшего Карпушу. Иногда они ночевали на сеновале.

Порой приходилось всю короткую ночь пасти лошадей. Лошади размеренно щипали траву, изредка пофыркивая, и по этим звукам Николай знал, где они находятся, а сам он любил лежать на пригорке, облокотившись головой на подставленную руку, и любоваться звездами, прислушиваясь к шорохам чудной, чарующей летней ночи…

Ночь окутывала степные просторы безмолвием, и словно большой черный полог нависал над полями, лугами, старыми вербами… Тишина…

Луна, постепенно светлея, поднималась все выше и выше, обливая землю серебристо-матовым светом. Николай и Карп во все глаза смотрели на небо, на Млечный Путь — «Казацкий шлях», как называли его в народе, но постепенно их глаза слипались, и они засыпали…

Коротка летняя ночь…

Вскоре становилось свежее, начинал тянуть ветерок и рассветало.

С рассветом, если не было росы, наступала пора косить жаткой самоскидкой рожь. Николаю нравилась эта работа. Солнце поднималось все выше. Неподвижное в безветрии, высокое, густое ржаное поле расстилалось перед ним, с поникшими от тяжести налитой ржи, колосьями. Приступали к работе. Ряд за рядом падали желтые, тяжелые стебли ржи, подталкиваемые крыльями жатки, а четвертое крыло, пригнувшись к площадке жатки, сбрасывало тучные снопы… Николай наблюдал, как младший брат Карпуша и сестры вязали эти снопы, откидывали их от поля ржи, освобождая место для прохождения жатки.

Но бывало налетал ветер, надвигалась туча… Начинали волноваться, шуметь колосья ржи, прижимаясь к земле. Николай понимал — будет гроза…

— Быстрее складывайте снопы в копны, — кричал он брату и сестрам.

Те бросались сносить и складывать в копны снопы ржи, чтобы их не промочил дождь. Работали спешно, бегом, чтобы успеть все скошенное сложить в копны.

Темная грозовая туча низко нависала над землей. Неожиданный порыв ветра поднимал пыль на дороге. Всем становилось очевидно — гроза не пройдет мимо!

Туча все ближе, ближе. Вот сверкнула молния, прогремел гром, и упали первые крупные капли, но Николай был доволен:

— Молодцы, успели уложить до дождя последние снопы!

Все, чертовски уставшие, бросались под копны, скрываясь от дождя. Шелестели по колосьям ржи капли, и шел дождь крапистый, редкий, потом все сгущеннее, и вот уж потоком полил ливень…

Николай крепко обнимал испуганного, вздрагивающего при сверкании молний и раскатах грома, брата Карпушу — сидя под копной ржи и любуясь сплошной стеной дождя.

…Гроза проходила. Радостно выглядывало солнце, небо вновь сияло синевой, воздух наполнялся запахом жнивы, земли и травы. Николай Лоза вдыхал его и не мог надышаться:

— Господи! Как хорошо жить!

Жатва прекращалась — мокро. Все шли домой. Дома тоже работы хватало каждому до позднего вечера. Перед вечером приходилось работать еще яростнее, стараясь успеть закончить порученное дело.

Не менее тяжелой и изнуряющей, чем работа в поле, была работа на ветряной мельнице. Тяжеленые мешки с мукой Николаю приходилось таскать на плечах и грузить на подводы. От такой работы жилы на его руках набухали, рубаха на груди и спине становилась мокрая. Пот, стекавший со лба, Николай стряхивал тыльной стороной ладони и продолжал работать. От напряжения на шее вздувалась и пульсировала синяя жилка…

Усталый, разбитый, после долгого трудового дня, шел Николай в хату. Но умывшись, вздохнув полной грудью благоухание свежей зелени и цветов, особенно ощутимые в вечерние часы, чувствовал себя легче и бодрее, и проделанная за день работа уже не казалась такой тяжкой.

В середине июля 1915 года наше командование приняло решение вывести армии из-под германского удара и войска отошли, оставив Польшу. Общий отход русской армии сопровождался исходом огромных масс населения — беженцев. Соратник Столыпина А. В. Кривошеин писал: «Из всех испытаний войны исход беженцев — самое серьезное и трудно лечимое. Болезни, печаль и нищета движутся вместе с беженцами на Россию. Они создают панику и уничтожают все, что осталось от порыва первых дней войны».

5 августа 1915 года на Восточном фронте германские войска взяли Варшаву. 26 августа оккупировали Брест-Литовск.

В этих ожесточенных боях особенно героическое сопротивление немцам оказали защитники маленькой крепости Осовец. Прикрывая проход из Прибалтики в Польшу, на стыке рек Нарев и Бобр, крепость Осовец не давала немцам начать окружение русских армий стягивавшихся к Висле.

Враг обрушил на крепость более 200 тысяч снарядов, в том числе и из гигантской пушки «Большая Берта».

Сверхтяжелое орудие — 420-мм мортиру назвали «Большая Берта» в честь тогдашней владелицы концерна «Крупп». Снаряд этого суперорудия весил 810 килограмм, а стреляло оно на 14 километров. Фугасный снаряд при взрыве давал воронку диаметром 10 метров и глубиной 4 метра. Осколочный снаряд разлетался на 15 тысяч кусков смертоносного металла, сохранявших убойную силу на расстоянии до двух километров. Самыми ужасными были бронебойные снаряды «Большой Берты», от которых не спасали даже двухметровые перекрытия из стали и бетона.

Но и «Большая Берта» не помогла перед стойкостью защитников Осовца. Чтобы уничтожить гарнизон крепости, немцы организовали газовую атаку. Темно-зеленый удушливый туман смеси хлора с бромом стлался по земле на наши позиции. Германцы, зная, что после газовой атаки все мертвы, начали свое наступление в полный рост. Но тут ужас застлал их глаза! Десятки полуживых русских солдат первой линии обороны, еле держась на ногах, поднялись в свою последнюю контратаку. Вид у них был ужасен: c химическими ожогами на лицах, обмотанные тряпками, харкающие кровью, буквально выплевывая куски легких на окровавленные гимнастерки, с жутким хрипом вместо «Ура!» они шли вперед. Немцы в панике отступили…

Эта контратака русских, отравленных газом, солдат — получила в истории название «атака мертвецов»!

Вот он бессмертный героизм русских солдат! Гарнизону крепости, состоявшему из полка пехоты и двух артиллерийских батарей, надо было продержаться двое суток, а они противостояли врагу шесть месяцев, с марта по август 1915 года, проявляя подлинное геройство и отвагу!

Недаром Бисмарк утверждал: «…русского солдата мало убить, его еще надо свалить…»

Современные военные исследователи и публицисты уверены, что выражение «Русские не сдаются!» появилось именно после обороны Осовца.

… Первый победный угар прошел. Раненые солдаты, выздоравливающие в Хорольском госпитале, рассказывали о лишениях, нужде, холоде и голоде на фронте, о нехватке снарядов и патронов, о дезертирстве солдат и бесчинствах офицеров. Братья — Николай и Карп понимали, что все это сильно отличается от того, о чем писали газеты.

Поступить в Землемерное училище в городе Курске Николаю Лозе не пришлось.

В августе 1915 года его призвали в армию.

Младший брат Карп Лоза вспоминал:

«В 1915 году в августе месяце был призван в армию 18-летний юноша, мой брат Николай. Чтобы Николая не отправили скоро на фронт, отец упросил (за взятку) воинского начальника, чтобы он направил его в воинскую часть, находящуюся долгое время в тылу. Воинский начальник направил его в автомобильную школу шоферов, находившуюся в Петрограде».

Отца Николая можно понять: когда на фронте поражение за поражением, когда фронт рушится, когда войска отступают, неся тяжелые потери, когда армия теряет в месяц по 200 тысяч человек убитыми и ранеными, рваться на передовую он считал не самым правильным.

Действительно, Николая Лозу призвали в армию в момент кошмара, который современники называли «Великим отступлением». Тяжелейший август 1915 года стал пиком военных поражений России.

Именно в августе, самом тяжелом для русской армии месяце, император Николай II принял решение приступить к призыву государственного ополчения второго разряда.

Высочайший Манифест

Божиею милостию,

МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРОЙ,

Император и Самодержец Всероссийский,

Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и Прочая, и Прочая, и Прочая.

Объявляем всем верным Нашим подданным: Вторжение неприятеля в пределы Отечества Нашего требует дальнейшего усиления молодыми силами доблестной Нашей армии, второй уже год несущей тяжесть ратной службы. Посему, в соответствии с одобренным Государственною Думою и Государственным Советом и утвержденным нами, в двадцать второй день сего августа, законом признали Мы ноне необходимым приступить к созыву государственного ополчения второго разряда.

Возрасты ратников, подлежащих призыву в каждый назначенный для сего срок, и местности, из коих они призываются, определяемы будут Указами Нашими Правительствующему Сенату.

Даны в Ставке в 31 день августа, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот пятнадцатое, царствования же Нашего в двадцать первое.

«НИКОЛАЙ»