Искушение Кассандры

Александр Андрюхин

Городок потрясает убийство сторожа в местном музее. Сигнализация не срабатывает, из музея ничего ценного не пропадает, если не считать какого-то невзрачного экспоната – пожелтевшего осколка горного хрусталя. Казалось бы, типичный «висяк», но оказалось, что за этим убийством стоит тысячелетняя тайна, которая берет свое начало из осажденной Трои. Этот невероятный клубок, связанный с преступлением в музее, помогает распутать следователю приезжий журналист, который хорошо знает античные мифы.

5

Через час вся эта нелепица начала раздражать Карасева. Никаких следов, никаких зацепок, никаких мотивов. Магнит исчез. Отпечатки пальцев на шкафу затерла уборщица. Не обнаружено никаких доказательств, что в музее находились посторонние. К тому же, ничего не пропало, кроме магнита. Однако если магнит утром был, а сейчас его нет, следовательно, его снял кто-то из сотрудников. «Оказывается, все не так просто», — задумчиво грыз ручку Карасев, сидя за столом в директорском кабинете.

Прежние расследования дались легко. Через минуту после осмотра трупа Карасев уже знал о мотивах убийства и четко представлял, где искать преступника, его сообщников и свидетелей. А сейчас он даже смутно не предполагал, в каком направлении двигаться дальше?

До разговора с Михайловой Карасев был уверен, что сегодня во что бы то ни стало он отыщет магнит. Но после получасовой беседы с научной сотрудницей, следователя одолели сомнения по поводу существования улики. Ведь кроме магнита Зоя Павловна еще видела улыбающегося Ивана Грозного, и слышала скрип его сапог. А потом через стеклянные двери лицезрела царский силуэт. Она явно намекала на то, что исчезновение магнита дело рук восковой фигуры.

«Ну да. А как же иначе? — усмехался про себя Карасев, разгрызая пополам ручку. — С такими свидетелями можно далеко пойти…»

Разумеется, это не означало, что магнита не существовало вообще. Он явно был. Им широко пользовались охранники. Тем более что, по словам эксперта, на датчике остался пластилин. Вполне возможно, что музейная работница его действительно видела, но не обязательно сегодня утром. Это бывает от страха, когда ум заходит за разум и память начинает вываливать наружу все подряд. Но если магнит действительно утром висел на датчике, то кто же мог его снять?

Карасев сорвал телефонную трубку и набрал номер вахтера.

— Скажите, кто сегодня из персонала выходил на улицу?

— Никто, — ответила вахтерша.

— В музее есть еще выход?

— Есть черный ход во двор. Но им не пользуются уже три года. Он ведет сразу на второй этаж.

— У кого ключи от черного хода?

— У Зои Павловны.

— Только у нее?

— Кажется, да.

— Спасибо! Сантехники еще не появлялись?

— Нет.

— Как появятся, дайте знать.

Карасев бросил изгрызенную ручку в корзину и отправился к криминалистам. Они уже завершили работу, осмотрев и обнюхав все залы и углы музея, не забыв также снять отпечатки пальцев у сотрудников музея.

— Есть что-нибудь интересное? — поинтересовался Тарас.

— В подвале обнаружены следы мужских резиновых сапог сорок третьего и сорок пятого размеров. Там текло из батареи, и от этого на полу образовалась ржавая лужа. Так что следы получились довольно четкие.

— Это ноги слесарей! — отмахнулся Тарас и отправился к милиционерам.

— Магнит нашли?

— Нет! С магнитом глухо, — развел руками милицейский следователь. — По логике, от него должны были избавиться сразу: либо бросить в мусор, либо смыть в унитаз. Мусорные корзины мы проверили, в унитазах полазали. Магнита нет. На данный момент пока все. Но мы еще ищем.

— Когда снимали отпечатки, заметили у кого-нибудь из сотрудников частички пластилина?

— Ничего мы не заметили. Честно говоря, на пластилине мы не сосредотачивались. Для того чтобы сорвать с датчика магнит не обязательно касаться пластилина.

— А чтобы прикрепить?

— А чтобы прикрепить, нужно как минимум скатать два шарика. У трупа никаких следов пластилина на пальцах мы не обнаружили. Так что магнит к датчику крепил не сторож.

— Если его вообще крепили, — вяло улыбнулся Тарас и отправился разыскивать директрису.

Аллы Григорьевну он нашел в кабинете Гончарова. Она стояла у раскрытого шкафа и листала какую-то полуистлевшую книгу. За столом сидела миловидная черноволосая девушка лет двадцати двух. Красавица была настолько погружена в свою писанину, что даже не подняла головы на приход следователя. Алла Григорьевна напротив — расплылась в очаровательной улыбке.

— Что-нибудь нашли?

— Ищем, — неопределенно ответил Карасев, задерживая долгий взгляд на девушке. Она была в его вкусе. «Допросить что ли?» — подумал он.

— Алла Григорьевна, я хочу задать вам несколько вопросов относительно Локридского, — строго произнес Карасев, не сводя глаз с красавицы.

— Нет проблем! — с готовностью отозвалась директриса и сунула книгу в шкаф. — Пойдемте ко мне в кабинет!

Она кинула взгляд на сотрудницу и приказала:

— Когда закончите с аннотацией, займитесь тургеневскими письмами!

— Хорошо, Алла Григорьевна, — ответила девушка, подняв красивые глаза на начальницу.

— Это наше племя — младое, незнакомое, — пояснила директриса, когда они вышли из кабинета. — Очень талантливая девушка. И не по годам скромная.

— В чем же ее талант? — заинтересовался Карасев.

— Во всем! — ответила директриса. — У нее всеобъемлющее мышление и прекрасно развито чувство синтеза. Это важно для исследовательской работы. И потом, она очень живо интересуется историей нашего края, хотя сама приезжая.

Когда пара зашла в кабинет и села за стол, Карасев строго кашлянул и придал своему голосу официальный тон:

— Если можно, Алла Григорьевна, в двух словах обрисуйте убитого? Что это был за человек?

— Человек, как человек, — пожала плечами директриса. — Тихий, непьющий, бесконфликтный. Другие сторожа — три месяца проработают, ну от силы — год, и поминай, как звали. А Александр Яковлевич работает у нас, дай Бог, уже десятый год. Точнее, работал.

— Мне показалась, его несколько недолюбливает Зоя Павловна.

— Ну… понимаете… — замялась директриса, — человек он… не очень приятный. Хотя о покойниках плохо не говорят… Да и сказать-то о нем практически ничего плохого нельзя… Ну, что-то было в нем отталкивающее… Я не могу объяснить.

— Алла Григорьевна, пожалуйста, поконкретнее, — заинтересовался следователь. — Что в нем было неприятного?

Директриса подняла глаза к потолку и застыла.

— Как бы это объяснить? — скривила рот женщина. — Человеком он был каким-то серым. Всегда ходил в одной и той же одежде: в этом черном невзрачном пиджачке и синей рубашке. Хотя, повторяю, он не был отрицательным: не пил, не курил, не куролесил. Но рядом с ним было как-то не по себе. Понимаете, говоришь с ним об одном, а думаешь о другом: скорее бы договорить и уйти. Словом, это не объяснишь.

— Друзья у него были?

— Вряд ли. Он из тех, которые все держат в себе. Очень закрытый человек. Но это, нужно полагать, от трудного детства. Его родителей репрессировали. Он воспитывался в интернате… Хотя, знаете, Яковлевич был заядлым болельщиком. Футболом просто болел. Еще книги читал. И, кстати, все больше классику.

— Понятно! Но все-таки кому-то он перешел дорогу, если его убили?

— Я даже ума не приложу! — пожала плечами директриса. — Он был человеком совершенно безобидным. Не только никогда не перечил, но даже голоса не повышал…

В это время в дверь кабинета постучали.

— Пришли из ЖЭУ, — доложила вахтерша, обведя глазами комнату. — Красавцы вчерашние!

— Прекрасно! Зовите их сюда, — воспрянул духом Тарас.

Через минуту в кабинет ввалились два подвыпивших бича в промасленных робах. У первого косил глаз, у второго дергалась щека. Карасев подумал, что эти двое весьма дополняют друг друга. Несмотря на растерянность в глазах, вид у обоих был весьма бравый.

— Присаживайтесь! — сказал им Карасев.

Мужички послушно сели на стулья и вопросительно уставились на следователя.

— Представьтесь!

— Я Петров Колян… Э-э, Николай, то есть. А это Андрюха Ушаков, — подал голос «косящий глаз», кивнув на своего товарища. — Э-э… ЖЭУ номер четырнадцать.

— Ясно! — сдвинул брови следователь. — Уже в курсе, что вчера произошло после вашего ухода?

— Рассказывали, — закивали они головами.

— Ну, теперь вы рассказывайте: сколько вчера выпили?

Друзья переглянулись. Тот, что косил, виновато втянул голову в плечи, а «дерганная щека» обреченно развела руками.

— Да почти ничего и не пили. По бутылочке «Анапы» засосали и пошли домой. Это, так сказать, для поддержания тонуса. А без этого нельзя! Без этого работа не идет!

— Не идет! — с серьезным видом подтвердил косой глаз. — Да еще сыро в подвале. Вот мы по стакану и тяпнули… чтобы не простыть…

— Чисто, для здоровья, — поддержала «дергающая щека».

— Инструмент, значит, бросили в коридоре, а сами в забегаловку? — сдвинул брови Тарас.

Работники ЖЭУ снова недоуменно переглянулись, и тот, что назвался Коляном, отрицательно покачал пальцем:

— Нет! Никаких забегаловок! Лично я сразу отправился домой. Не знаю, как Андрюха.

— А что я? Я тоже потопал домой, — зажестикулировал другой. — Да мы вместе же пошли по Карла Маркса. Забыл? По кружке пива вмазали в пельменной и по домам.

— Вмазали и по домам! — подтвердил слесарь с дергающейся щекой. — А то, что инструмент оставили в музее, так мы всегда его оставляем на объектах. Не тащить же его на участок. Контора уже закрылась. Она закрывается в шесть, а было уже восемь…

— Значит, вы ушли из музея последними?

— Почему последними? — возмутились мужики. — Зоя Павловна еще оставалась со сторожем. Они нас выпроводили и заперлись. Что между ними произошло, мы не знаем.

— И знать не хотим, — добавил слесарь с косящим глазом.

— Значит, знать не хотим, — выпятил челюсть Карасев. — И в котором же часу вы прибыли домой?

— Я лично в десять, — ответил Андрюха.

— И я в десять, — кивнул Колян.

— Кто это может подтвердить?

— Да кто угодно. Хоть жена! — захихикал «косящий глаз». — Я пришел домой, и как раз стали показывать «Вести». А после них в половине одиннадцатого начался футбол. Играл «Спартак» с «Динамо».

— И у меня может подтвердить его жена, — кивнула «дергающаяся щека». — Я имею в виду, моя жена, а не его. Хотя его — тоже может подтвердить. У нас жены — о-го-го!

— Наши жены… пушки заряжены…

— Хорошо! — перебил Тарас. — Допустим. Как я понял, вы живете рядом.

— Через дом. На улице Орлова.

— У нас там все орлы!

— Но отсюда до Орлова двадцать минут пешком, — сощурился Тарас. — А «Вести» начинаются в десять.

Мужики возмущенно переглянулись и нахмурились. От непонятливости следователя у Коляна закосил второй глаз.

— Так мы же заходили в пельменную засадить по кружке пива. Потом по пути завернули в подвальчик «Витязь». Еще по бутылочке взяли. Потом… куда мы еще заходили?

— На улицу Мира в рюмочную, — подсказал Андрюха.

— Точно! С миром шли! Побухивая! Никого не трогали.

— И так набухались, что решили вернуться в музей за инструментом? — сверкнул глазами Карасев.

— Э, не бери на понт, мусор! Не на тех наехал! Не возвращались мы за инструментом!

— На кой хрен нам сдались инструменты, когда мы и так опаздывали?

— Куда?

— На футбол.

Вопросы иссякли. Карасев задумался. Эти могли по-пьяни замочить сторожа. Но стереть отпечатки пальцев с ключа и не оставить ни единого следа от сапогов они, разумеется, не могли.

Тарас осмотрел их ноги и хотел спросить про размер сапог, но внезапно в кабинет без стука влетел милицейский следак. Он взглянул на слесарей и скорчил идиотскую физиономию.

«Что-то есть!» — встрепенулся Карасев и быстро выпроводил мужиков в коридор.

— Нашли магнит? — спросил Тарас.

— Если бы! — вытаращил глаза следователь. — Нашли кровь на пальцах у Берии…